Здесь представлен отрывок, который необходимо изучить для реализации тренировки навыка «Познание»
Отрывок из произведения:
«Лук Александр Наумович О ЧУВСТВЕ ЮМОРА И ОСТРОУМИИ».
Полностью произведение можно найти в рекомендуемой литературе.
/311_О чувстве юмора, автор Лук Александр Наумович/
***
Известно, что все нормальные дети, не изучая специально грамматики, к 6 годам уже владеют правильной речью, умело пользуются склонениями, родовыми окончаниями, спрягают глаголы, применяют суффиксы, меняя тончайшие смысловые оттенки слов.
Но как это достигается? Не отдавая себе в этом отчета, подсознательно, ребенок, прислушиваясь к речи окружающих и активно воспроизводя ее, выделяет правила морфологии и синтаксиса.
Вероятно, так же подсознательно некоторые люди выделяют и тот своеобразный “синтаксис остроумия”, 12 “правил” которого мы изложим далее. Но в отличие от правил речи алгоритмы остроумия не всем доступны. Так как у всех матери разные и что, как говорится, смогла мать перенести своему чаду, то у него и осталось. То есть если во время беременности и впоследствии плод и ребенок находился под давлением алгоритмик остроумия, то он таки задатки и получит, сродни математическим или музыкальным способностям.
Сам по себе юмор и смех это соотношение неких остроумных практик и некое эмоциональное расположение в коллективе, в котором начинают шутить. В нашем случае нам интересны исключительно приёмы поиска новых и ещё не «засвеченных» логических цепочек.
Что же содержится в остроумной шутке, кроме формального приема? Трудный вопрос. Попытаемся, однако, в нем разобраться. Мы уже вскользь упоминали, что, прежде всего, необходимо определенное эмоциональное отношение к объекту остроумия.
Причем само это отношение формируется под влиянием условий внешней среды, прежде всего — социальных. В одном из фильмов Ч. Чаплина есть такая сцена: молодая влюбленная пара на галерке театра ест мороженое, не обращая внимания на актеров. Затем молодые люди целуются, и, разомлев в сладостных объятиях возлюбленного, девица роняет мороженое. Оно падает в партер, прямо на замысловатую прическу какой-то нарядной дамы. В этом месте публика смеется. Почему же? Если бы мороженое попало на платье бедной девушки, работницы, то, вероятнее всего, лишь немногие рассмеялись бы. Но расфуфыренная и увешанная бриллиантами Дама не вызывает сочувствия публики. Напротив, она вызывает чувство недоброжелательства, даже враждебности. (Не забудем, что речь идет о кино, аудитория которого наиболее демократична.) Классовое чувство является здесь необходимым условием восприятия шутки. Многочисленные и остроумные фольклорные шутки, в которых высмеивался помещик, поп, чиновник, имеют ту же классовую подоплеку. Взяточник не смеется на “Ревизоре”. Бюрократа не смешит “Волга-Волга”. Значит, один из источников остроумия — чувство негодования, ненависти, презрения, которые носят классовый характер. Такое остроумие может быть едким, колким, содержать в себе злую насмешку (саркастичность). Движущие мотивы остроумия Дж. Свифта или М. Салтыкова-Щедрина, в конечном счете, — чувства высокой гражданственности и гуманизма, но лишь “в конечном счете”, так как его прямые источники — чувства гнева и ненависти.
Во всех описанных приемах остроумия важную роль играет неожиданность. Остроумная мысль возникает как внезапное сопоставление двух (или нескольких) явлений, объектов или идей, далеко отстоящих друг от друга, так что сопоставление вначале вовсе и не напрашивается.
Внезапное сопоставление может и не вызвать смеха. Надо учитывать еще эмоциональный фон и эмоциональный аккомпанемент, которые делают остроумие комическим. Существует и не комическое остроумие. Творческое решение научной задачи тоже бывает связано с неожиданным, внезапным сопоставлением отдаленных предметов и явлений, внешне ничем не связанных.
Творчество не является чисто осознанным действием это симбиоз сознания и подсознания. В нем можно схематически выделить несколько этапов. Первый этап — предварительное накопление материала, и заключительный этап — критическая оценка результата — осуществляются под контролем сознания. Это те 99% видимого потения, о которых писал Эдисон. Но между первым и третьим этапами лежит период подсознательно-интуитивного поиска нужных ассоциативных связей. Это ощущаемый как бы 1%, но который по сути всё и делает. Это типа – вдохновение, согласно тому же крылатому высказыванию Эдисона. Но весь секрет как раз в этом единственном проценте.
Чтобы понять это, нужно проследить за развитием сознания. У животных сознания нет: они не могут выделить себя из окружающей среды. Сознанием обладает лишь человек: он может отделить себя от окружающего мира, может направить внимание на собственные мысли и чувства. Осознание своих инстинктов и своей психики — это главное отличие человека от животного. Но сознание не возникает из ничего; оно развивалось постепенно. За развитием основных этапов сознания можно проследить на детях.
На определённой ступени развития сознания ребёнок оказывается в состоянии представить себя на месте другого, силой воображения “перенести” чужую боль на себя. Именно в этот период у детей могут формироваться такие чувства, как жалость и сострадание.
Но этого мало. Ребёнок, оказывается, способен выполнить и в известном смысле противоположную операцию, более трудную — представить себя со стороны, как бы чужими глазами увидеть себя и свои поступки. Именно эта способность служит одной из предпосылок формирования чувства юмора, чувства, которое позволяет отыскать смешное в себе самом.
Таким образом, психическая структура чувства юмора и чувства сострадания если не одна и та же, то очень близка и связана с высоким развитием сознания — сложнейшей психологической функции.
Конечно, экспериментально, на животных, этого утверждения не докажешь. Педагогических исследований на эту тему нам тоже встречать не приходилось. Но воспитатели детских яслей и садов, с которыми мы говорили, в один голос подтверждают, что чувство юмора и чувство сострадания у детей развиваются параллельно. И даже указывают возраст, когда это развитие начинается: третий, четвёртый и пятый год жизни. Это лишь косвенное подтверждение, оно не имеет силы научно установленного факта. Понадобятся детальные наблюдения педагогов и психологов. Но нам кажется, что отнюдь не случайно те писатели, которые в большой мере обладали чувством юмора, были и великими гуманистами. Диккенс, Марк Твен, Чехов — это звёзды первой величины, но список можно бы и продолжить.
Чувство юмора — душевное качество (психическое свойство), имеющее сложную структуру, и разложить его на элементы нелегко. Чувство юмора обеспечивает “душевный комфорт” в тяжёлой ситуации. Но каким образом?
Человек “отчуждается” от самого себя, смотрит на себя как бы со стороны, находит смешное в себе самом, и эта вначале чисто интеллектуальная операция отчуждения (одно из высших проявлений сознания) смещает его “эмоциональную равнодействующую” в положительную сторону. Если же человек к тому же и остроумен, то в этой ситуации он может создать словесную остроту.
Как Бернард Шоу, сбитый с ног велосипедистом.
Однажды престарелый драматург Бернард Шоу был сбит с ног на дороге лихим велосипедистом. К счастью, оба отделались легким испугом. Когда смущенный виновник столкновения стал сконфуженно извиняться, Б. Шоу прервал его словами:
«Да, вам не повезло. Прояви вы чуть больше энергии — и вы бы заработали себе бессмертие, лишив меня жизни»
Чувство юмора и остроумие кажутся в этом случае слитыми воедино.
Разумеется, способность к отчуждению, способность увидеть себя как бы со стороны — это ещё недостаточное условие для формирования чувства юмора; но оно представляется нам необходимым. Да и люди, обладающие чувством сострадания, не всегда наделены чувством юмора. Ведь чувство юмора — сложный комплекс душевных качеств. Оно сочетается также с уверенностью в себе, с оптимистическим взглядом на жизнь
И чувство юмора, и остроумие, они оба связаны как с мышлением, так и с чувственной сферой. Но в остроумии эмоциональный компонент — это лишь фон и побуждающий мотив; само “психическое действие” происходит в интеллектуальной сфере. А в структуре чувства юмора отношения обратные: “психическое действие” развёртывается в эмоциональной сфере (реверсирование, переход отрицательных чувств в положительные), а мыслительные реакции играют роль пусковой пружины этой реакции.
Любопытно, что общечеловеческий эмпиризм давно отметил это различие и запечатлел его в языке, в соответствующей терминологии: чувство юмора и остро умие.
В остроумии можно выделить два основных компонента — способность к избирательным ассоциациям и способность к мгновенной критической оценке собственной речевой продукции. Однако остроумие проявляется не только в создании остроты, но и в её восприятии, оценке. Рассмотри элементарную и весьма распространённую ситуацию — восприятие анекдота.
Анекдот — короткий рассказ, устный или письменный. После краткой экспозиции излагается заключительная мысль, для уяснения которой требуется некоторое усилие, умственная работа. Если мысль эта станет сразу же ясна или, напротив, понадобится слишком долго доискиваться до неё, то эффект остроумия в значительной мере ослабеет, а иногда и вовсе улетучится. Впрочем, случаи, когда острота “доходит” до слушателей спустя несколько дней, и вызывает смех, не так уж редки. Но всё же существует некоторое оптимальное время “уяснения”. Можно возразить на это, что время реакции (или время уяснения остроты) зависит от способностей и подготовки слушателя. Верно. Оценить остроту, воспринять её соль — это не пассивный процесс, а активная работа мышления. Чтобы оценить шутку, — для этого тоже нужно быть остроумным. Но это остроумие уже другого рода, если можно так выразиться, остроумие восприятия, и отличается от творческого остроумия, которое требуется, чтобы шутку создать. И это “остроумие восприятия” неодинаково у разных людей. Поэтому одна и та же шутка одному кажется пределом остроумия, а другого заставляет недоумённо пожимать плечами.
В чём состоит активная работа мышления при восприятии остроумия? Нас, прежде всего, интересует психологическая и физиологическая сторона вопроса. Можно предположить, что мысль читателя, направляемая текстом, движется не хаотически, а по определённой “программе”. И именно это, обусловливает именно ту, мозаику возбуждения и торможения в мозге, которое служит пусковым сигналом для реакции смеха.
Марк Твен в очерке “Публичные чтения” рассказал, как, путешествуя по Европе и выступая с чтением юмористических рассказов, заметил любопытную вещь: один из рассказов иногда вызывал гомерический хохот, изредка — недружелюбный смех, а иной раз реакции вовсе не было, не удавалось вызвать даже подобие улыбки.
Оказалось, что всё зависело от того, какую паузу он выдерживал перед последней фразой рассказа. Если он угадывал паузу точно — все оглушительно смеялись. Если чуть-чуть не додерживал — то смех был не столь громким. А если пауза оказывалась хоть немного длиннее — никто не смеялся, эффект пропадал.
Свидетельство великого юмориста чрезвычайно интересно для нас, потому что подтверждает: безусловно-рефлекторная реакция смеха может быть “включена” сверху, из коры, из второй сигнальной системы. Для этого включения необходимо последовательное движение нервных процессов, смена возбуждения и торможения по определённой программе, по чёткому алгоритму. При этом временные интервалы тоже должны строго соблюдаться — иногда имеют значение даже доли секунды.
Отметим ещё один любопытный нюанс, связанный с восприятием остроумия.
В мировой литературе много вспыхивало блистательных острот, настоящих жемчужин. Но когда их сводят воедино, издавая сборники, то, как правило, такие коллекции острот не очень привлекательны, читаются с трудом и быстро надоедают.
Для объяснения этого феномена обратимся к Павловским “Лекциям о работе больших полушарий”. В четырнадцатой лекции речь идёт об опытах с длительно подкрепляемыми условными раздражителями. Как это ни кажется парадоксально, но при постоянном и длительном подкреплении реакция на раздражитель угасает: “... исчезновение условного рефлекса, несмотря на подкрепление, есть выражение... тормозного состояния*.
* И. П. Павлов, Полное собрание сочинений, т. IV, М. — Л., Изд-во АН СССР, 1951, стр. 248.
Восстанавливается угасшая реакция лишь после некоторой паузы, то есть отдыха. Но отдых не должен быть пассивным: нужно “не применять старые условные раздражителями, заменить их новыми агентами”*.
* Там же, стр. 251.
И. П. Павлов даже поставил вопрос о количественной мере действия раздражителя, которая предотвратила бы тормозное состояние клеток: “Есть ли такой минимальный срок действия изолированного условного раздражителя, который не влечёт за собой... нарастающей тенденции к тормозному состоянию?”*.
* Там же, стр. 259.
По-видимому, найденные закономерности могут быть перенесены и на второсигнальные раздражители. Тогда становится ясным, почему так угнетающе действуют на людей присяжные острословы. Непрерывное продуцирование острот вместо смеха начинает вызывать скуку, утомляет, а иной раз даже вызывает досаду.
Вполне последовательное различие между чувством юмора и остроумием проводил австрийский психоневролог З. Фрейд.
Фрейд выводит это различие из представлений об экономии психической энергии. Остроумие экономит психическую энергию за счёт того, что уменьшается необходимость тормозить свои побуждения и импульсы; остроумия — это отдушина для чувства враждебности, которое не может быть удовлетворено другим способом. Комическое — по Фрейду — отличается от остроумия тем, что оно неумышленно. Неловкое движение может быть комично, но неостроумно. Восприятие комического Фрейд сводит к такой последовательности:
он поступает так — я поступаю по-другому — он поступает так, как я поступал ранее. Комизм экономит психическую энергию за счёт “экономии мышления”.
Наконец, чувство юмора, позволяя увидеть смешную сторону неприятного явления, преобразует боль и гнев в улыбку и смех.
Таким образом, Фрейд отличал юмор, остроумие и комизм. Общее здесь — смех и экономия психической энергии: остроумие экономит торможение, комизм экономит мышление, юмор экономит чувства.
К сожалению, будучи современником И. П. Павлова, Фрейд игнорировал достижения Павловской школы в изучении высшей нервной деятельности. Он предпочитал пользоваться аморфным понятием “экономия психической энергии”, не наполняя его реальным физиологическим содержанием. Но наблюдательность Фрейда, позволили ему многое подметить и высказать интересные и во многом верные соображения о природе чувства юмора и остроумия.
Алгоритмы Смеха
№ 1