Эгоизм - основа аристократической души?
Бедность и «умышленный » город …………………. 14
Заключение ………..……………….……………….. 15
Список литературы…………………………………. 17
Мировоззрение подпольного человека
"…в нашей совести существует безусловное требование нравственного закона, который не творим мы сами и который не происходит
из взаимного соглашения людей".
И. Кант «Бог »
«Я скажу Вам про себя, что я - дитя века, дитя неверия и сомнения
до сих пор и даже (я знаю это) до гробовой крышки.
Каких страшных мучений стоила и стоит мне теперь эта жажда верить,
которая тем сильнее в душе моей, чем более во мне доводов противных.
И, однако же, Бог посылает мне иногда минуты, в которые я совершенно
спокоен; в эти минуты я люблю и нахожу, что другими любим,
и в такие-то минуты я сложил в себе символ веры,
в котором все для меня ясно и свято. Этот символ очень прост, вот он:
верить, что нет ничего прекраснее, глубже, симпатичнее, разумнее,
мужественнее и совершеннее Христа, и не только нет, но и с ревнивою любовью
говорю себе, что и не может быть. Мало того, если бы кто мне доказал,
что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа,
то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной».
(Из письма Ф.М. Достоевского Наталье Дмитриевне Фонвизиной. 1854 г.)
Введение
Творчество Ф.М.Достоевского сосредоточено вокруг вопросов философии духа,—это темы антропологии, философии истории, этики, философии религии. В этой области обилие и глубина идей у Достоевского поразительны, — он принадлежит к тем творческим умам, которые страдают от изобилия, а не от недостатка идей. В основе всей идейной жизни, всех исканий и построений Достоевского были его религиозные искания, писатель всю жизнь оставался религиозной натурой, всю жизнь «мучился», по его выражению, мыслью о Боге. В «записной книжке» Достоевского читаем: «Не как мальчик же я верую во Христа и Его исповедую, а через большое горнило сомнений моя осанна прошла». Эти сомнения связаны с одной и той же темой— о взаимоотношении и связи Бога и мира.
У Достоевского никогда не было сомнений в бытии Бога, но перед ним всегда вставал (и в разные периоды по-разному решался) вопрос о том, что следует из бытия Божия для мира, для человека. Зло в человеке, зло в истории, мировые страдания могут ли быть религиозно оправданы и приняты? В довольно позднем отрывке (Дневник за 1877-ой год) Достоевский писал: «величайшая красота человека… величайшая чистота его… обращаются ни во что, проходят без пользы человечеству… единственно потому, что всем этим дарам не хватило гения, чтобы управить этим богатством». Мысль его не удержалась на позиции христианского натурализма и приблизилась к противоположному тезису о внутренней двусмысленности человеческого естества, даже двусмысленности красоты, к учению о трагизме «естественной» свободы, уводящей человека к преступлению. «Осуждая искания самовольной отвлеченной правды, порождающие только преступления, Достоевский противопоставляет им народный религиозный идеал, основанный на вере Христовой. »(В.С.Соловьев "Три речи в память Достоевского" (1881 - 1883).
Когда Достоевский увлекся социализмом, то он «страстно» принял его, но и тогда он не отделял этой «страстной» веры в осуществление правды на земле от веры во Христа. Он потому и ушел вскоре от Белинского, что Белинский «ругал» Христа. Можно предположить, что увлечение социализмом было связано у Достоевского с его поисками истины, которые, как это часто бывает в России, привели его в тюрьму и затем в Сибирь.
Напомним, что Достоевский провел на каторге и в ссылке почти 10 лет. За это время в литературе и общественной жизни России произошло многое. Появились новые таланты. Предстояло опять завоевывать литературную репутацию, выразить в художественной форме пережитое и понятое на каторге и в Сибири. В обществе шли жаркие споры о том, как и когда отменять крепостное право, какими путями должна развиваться страна. В революционно настроенных кругах - тон в них задавали Чернышевский и Добролюбов - считалось возможным и необходимым насильственно изменить общественный строй. В одной из листовок Русь звали «к топору ». Сторонники решительных действий не сомневались, что «новые люди », вооруженные «передовыми теориями », - подобные героям знаменитого романа Н.Г.Чернышевского «Что делать? » вправе и обязаны вести массы к светлому будущему, распоряжаться чужими жизнями. А передовые теории рождает наука, способная вычислить и рассчитать все желания и поступки человека, а в итоге - максимально полезную и выгодную систему организции общества.
Достоевский увидел весь «мрак и ужас», который эти идеи принесут России и всему миру, раньше и явственнее остальных. В повести «Записки из подполья»(1864) он показал, что человек, отвернувшийся от Бога, «освободившийся» от веры и любви, ведомый лишь собственным эгоизмом, нигогда не станет поступать и по расчисленной наукой «табличке». «Записки из подполья » В.В.Розанов считал «краеугольным камнем в литературной деятельности» Достоевского; исповедь подпольного парадоксалиста, человека трагически разорванного сознания, его споры с воображаемым оппонентом, так же как и нравственная победа героини, противостоящей болезненному индивидуализму «антигероя », все это нашло развитие в последующих романах, лишь после появления которых повесть получила высокую оценку и глубокое истолкование в критике. В «Записках из подполья» высказана независимость духа человеческого от природы,—и там же провозглашается, что подлинная суть человека — в его свободе. «Все-то дело человеческое, кажется, действительно в том только и состоит, чтобы человек поминутно доказывал себе, что он—человек, а не штифтик». В «Записках из подполья» мы находим такой апофеоз человека, который превращает его если не в центр мира, то в важнейшее явление.
Н.А. Бердяев в книге «Миросозерцание Достоевского » утверждает, что «Записки из подполья » и «Легенда о Великом Инквизиторе » представляют необъятные умственные богатства. «Достоевский был даже слишком умен для художника, ум его мешал достижению художественного катарсиса… Мистик Достоевский, враг и изобличитель рационализма и интеллектуализма, обожал мысль, был влюблен в диалектику. Достоевский представляет необычайное явление оргийности, экстатичности самой мысли, он опьянен силой своего ума. Мысль его всегда вихревая, оргийно-исступленная, но от этого она не теряет в силе и остроте. На примере своего творчества Достоевский показал, что преодоление рационализма и раскрытие иррациональности жизни не есть непременно умаление ума, что сама острота ума способствует раскрытию иррациональности. Эта оригинальная особенность Достоевского связана с тем, что у него человек раскрывается до конца, никогда не растворяется в безликом единстве».
Попытаемся понять мировоззрение подпольного человека и самого Достоевского, на примере таких важных понятий, которые исследует писатель на протяжении всей своей жизни, как свобода, истина, личность, любовь, страдание, вера, эгоизм, бедность.
Достоевский и «подпольный человек »
«Я человек больной…. Я злой человек. Непривлекательный я человек…» так начинаются эти эпатажные записки. Подпольный человек, автор-герой этой исповеди, был когда-то чиновником, но уже давно бросил службу, забился в свою конуру, в свое подполье и, переварив и обмыслив все свои обиды на окружающий мир, создал вот эти «Записки», которые отнюдь им не предназначались для печати. Состоят они из двух частей: «Подполье» и «По поводу мокрого снега». Достоевским к первой части дана разъяснительная сноска, где сказано: «И автор записок и самые «Записки», разумеется, вымышлены… В этом отрывке, озаглавленном «Подполье», это лицо рекомендует самого себя, свой взгдяд и как бы хочет выяснить те причины, по которым оно явилось и должно было явиться в нашей среде. В следующем отрывке придут уже настоящие «записки» этого лица о некоторых событиях его жизни». Итак, в первой части - философия подполья, во второй - реалии подпольной жизни. Главный тезис подпольной философии выражен, может быть, определеннее всего, в следующем пассаже героя: «Да я за то, чтоб меня не беспокоили, весь свет сейчас же за копейку продам. Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить …» И это сказано «подпольным человеком» уже во второй - «практической» - части, где он описывает, как, выбравшись из своего подполья в мир, он претерпел массу унижений от бывших сотоварищей по школе, после чего пригласил домой проститутку с улицы, приголубил, вызвал на доверчивую откровененность и тут же оскорбил ее, унизил, выгнал, выместив все накопившиеся обиды на этом несчастном существе…
Г.В.Флоровский в статье «Религиозные темы Достоевского» замечает: «Достоевский описывал и изображал не душевную, но духовную реальность. Он изображал первореальность человеческого духа, его хтонические глубины, в которых Бог с дьяволом борется, в которых решается человеческая судьба. Неверно говорить, что Достоевский объективировал или воплощал в своих творческих образах свои переживания, свои идеи. Достоевский совсем не замыкался в своих уединенных думах. Правда, в молодости он был «мечтателем». Но этот соблазн «мечтательства» он очень рано творчески преодолел в себе. Его душа открылась всем впечатлениям бытия. Достоевский был до болезненности наблюдателен. Он был взволнованно заинтересован всем происходившим вокруг. Он скорее страдал любопытством, нежели невниманием к жизни. Это было не простое любопытство, но метафизическая любознательность. Достоевский был созерцателем, не визионером. И ему дано было видеть таинственность первоосновы эмпирических событий. Он видел то, о чем рассказывал, - он описывал, что видел. В этом основа его реализма. Его творчество есть не истолкование, но изображение человеческой судьбы».
B cвoeй aнтpoпoлoгии Дocтoeвcкий oткpывaeт, чтo чeлoвeчecкaя пpиpoдa в выcшeй cтeпeни динaмичнa, в глyбинe ee oгнeннoe движeниe. Пoкoй, cтaтичнocть cyщecтвyют лишь в вepxнeм, в caмoм пoвepxнocтнoм плacтe чeлoвeкa. Зa ycтoйчивым бытoм, зa дyшeвным блaгooбpaзиeм cкpыты бypи, paзвepзaются тeмныe бeздны. Дocтoeвcкий интepecyeтcя чeлoвeкoм, кoгдa oн yжe пpишeл в cocтояниe бypнoгo движeния. Oн oпycкaeтcя в эти тeмныe бeздны и тaм дoбывaeт cвeт. Дocтoeвcкий нe coзepцaeт пoкoя вeчнocти в глyбинe. B этoм coзepцaниe Дocтoeвcкoгo oчeнь oтличнo oт coзepцaния Плaтонa, oт coзepцaния мнoгиx миcтикoв. He тoлькo в тeлecнoм и дyшeвнoм плaнe пpoиcxoдят бypныe cтoлкновeния поляpныx пpoтивoпoлoжнocтeй, нo и в плaнe дyxoвнoм. Движeниeм зaxвaтывaeтcя нe толькo пoвepxнocть бытия, нo и caмa глyбинa бытия.
«Бoг и дьявoл бopютcя в caмыx глyбинax чeлoвeчecкoгo дyxa. Злo имeeт глyбиннyю, дyxoвнyю пpиpoдy. Пoлe битвы Бoгa и дьявoлa oчeнь глyбoкo зaлoжeнo в чeлoвeчecкoй пpиpoдe. Дocтoeвcкoмy oткpывaлocь тpaгичecкoe пpoтивopeчиe нe в тoй пcиxичecкoй cфepe, в кoтоpoй вce eгo видят, a в бытийcтвeннoй бeзднe. Tpaгeдия пoляpнocти yxoдит кaк бы в caмyю глyбь бoжecтвeннoй жизни. И paзличиe мeждy «бoжecким» и «дьявoльcким» нe coвпaдaeт y Дocтоeвcкoгo c oбычным paзличиeм мeждy «дoбpым» и «злым» — paзличиeм пepифepичecким. Чeлoвeчecкoe cepдцe пoляpнo в caмoй cвoeй пepвoocнoвe, нo cepдцe чeлoвeчecкoe зaлoжeнo в бeздoннoй глyбинe бытия… Дocтoeвcкoмy пpинaдлeжaт cлoвa, чтo «кpacoтa cпaceт миp». Для нeгo нe былo ничeгo вышe кpacoты. Kpacoтa — бoжecтвeннa, нo и кpacoтa, выcший oбpaз oнтoлoгичecкoгo coвepшeнcтвa,— пpeдстaвляeтcя Дocтoeвcкoмy пoляpнoй, двoящeйcя, пpoтивopeчивoй, cтpaшнoй, yжacной. Oн нe coзepцaeт бoжeствeнный пoкoй кpacoты, ee плaтoничecкyю идeю, oн в нeй видит oгнeннoe движeниe, тpaгичecкoe cтoлкнoвeниe. Kpacoтa pacкpывaлacь eмy чepeз чeлoвeкa. Mы yвидим, чтo oн нaxoдил тeмнoe, злoe нaчaлo и в любви к людям. Taк глyбoкo шлo y нeгo coзepцaниe пoляpнocти чeлoвeчecкoй пpиpoды ».(Н.А. Бердяев)
В «Записках из подполья» беспощадно высмеян натурализм в антропологии; для писателя аморализм, скрытый в глубине человека, есть тоже апофеоз человека,— этот аморализм — явление духовного порядка, а не связан с биологическими процессами в человеке. Основная тайна человека в том и состоит, по Достоевскому, что он неизменно стоит всегда перед дилеммой добра и зла, от которой он не может никуда уйти: кто не идет путем добра, тот становится на путь зла. С исключительной едкостью Достоевский высмеивает и тот поверхностный интеллектуализм в понимании человека, который достиг наиболее плоского своего выражения в построениях утилитаризма. Герой «Записок из подполья» говорит о том, что «человек есть существо легкомысленное», действующее менее всего для собственной выгоды: «когда, во все тысячелетия бывало, чтобы человек действовал из одной своей выгоды?» Представление о человеке, как существе рассудочном, а потому и благоразумном, есть чистая фикция, — «так как натура человеческая действует вся целиком,— всем, что в ней есть—сознательно и бессознательно». «Хотенье может, конечно, сходиться с рассудком., но очень часто и даже большей частью совершенно и упрямо разногласит с рассудком».
«Я хочу жить,—продолжает свои замечания человек из подполья,—для того, чтобы удовлетворить всей моей способности жить, — а не для того, чтобы удовлетворить одной только моей рассудочной способности. Рассудок удовлетворяет только рассудочной способности человека, а хотение есть проявление всей человеческой жизни». Самое дорогое для человека — «свое собственное, вольное и свободное хотение, свой собственный, хотя бы и дикий, каприз»; самое дорогое и важное для человека — «по своей глупой воле пожить», и потому «человек всегда и везде, где бы он ни был, любит действовать так, как он хочет, а вовсе не так, как повелевает ему разум и совесть». Психологический волюнтаризм переходит у Достоевского незаметно в иррационализм, в признание, что ключ к пониманию человека лежит глубже его сознания, его совести и разума, — в том «подполье», где он «сам». «Ядро» человека, его подлинная суть даны в его свободе, в его жажде и возможности его индивидуального самоутверждения («по своей глупой воле пожить»). Онтология человека определяется этой жаждой свободы, жаждой быть «самим собой»,—но именно потому, что Достоевский видит в свободе сокровенную суть человека, никто глубже его не заглядывал в тайну свободы, никто ярче его не вскрывал всю ее проблематику, ее «неустроенность».
Бердяев справедливо подметил, что для Достоевского «в свободе подпольного человека заложено семя смерти». Если свобода дороже всего человеку, если в ней последняя его «суть», то она же оказывается бременем, снести которое слишком трудно. А, с другой стороны, в нашем подполье,—а «подпольный» человек и есть как раз «естественный» человек, освободившийся от всякой традиции и условности,— в подполье нашем, по выражению Достоевского, ощущается смрад, обнажается внутренний хаос, злые, даже преступные, во всяком случае постыдные, ничтожные движения.
Путь к добру не определяется одной свободой; он, конечно, иррационален, но только в том смысле, что не разум движет к добру, а воля, сила духа. Оттого-то в свободе, оторванной от живых движений любви, и есть семя смерти. Почему? Да потому, что человек не может по существу отойти от Добра,—и если, отдаваясь свободной игре страстей, он отходит от добра, то у него начинается мучительная болезнь души.
В «Записках из подполья » человек был признан существом, полным противоречий, наделенным жаждой произвола и потребностью в страдании. «Этo paздвoeниe и пoляpизaция чeлoвeчecкoй пpиpoды, этo тpaгичecкoe движeниe, идyщee в caмyю дyxoвнyю глyбинy, в caмыe пocлeдниe плaсты, нe cвязaнo ли y Дocтoeвcкoгo c тeм, чтo oн пpизвaн был в кoнцe нoвoй иcтоpии, y пopoгa кaкoй-тo нoвoй миpoвoй эпoxи pacкpыть в чeлoвeкe бopьбy нaчaл бoгoчeлoвeчecкиx и чeлoвeкoбoжecкиx, Xpиcтoвыx и aнтиxpиcтoвыx, нeвeдoмyю пpeжним эпoxaм, в кoтopыx злo являлocь в бoлee элeмeнтapнoй и пpocтой фopмe? Дyшa чeлoвeкa нaшeй эпoxи paзpыxлeнa, вce cтaлo зыбкo, вce двoитcя для чeлoвeкa, oн живeт в пpeльщeнияx и coблaзнax, вeчнoй oпacнocти пoдмeны. Злo являeтcя в oбличьe дoбpa и пpeльщaeт. Oбpaз Xpиcтa и aнтиxpиcтa, Бoгoчeлoвeкa и чeлoвeкoбoгa двoитcя...Mнoгo в нaшe вpeмя пoявилocь людeй c «двoящимиcя мыcлями», y кoтopыx ocлaбeли внyтpeнниe кpитepии paзличeния. Этo — чeлoвeчecкaя пopoдa, oткpытaя Дocтoeвcким». (Н.А.Бердяев)