Формирование национального самосознания казахов определялось рядом факторов внутриэтнического характера и объективными условиями развития казахского общества. Особенно активно этот процесс происходил в XX в. Хотя, как показала в своих исследованиях Н.Е. Бекмаханова, уже в XVIII и особенно в XIX вв. вследствие все более активного втягивания региона в общероссийскую экономику, участия казахов в важнейших военно-политических событиях Российской империи, а также усложнения форм социальной организации, медленного, но неуклонного перехода от кочевых к полукочевым и оседлым формам жизнедеятельности, интенсивного общения казахской элиты и ссыльных представителей русской демократической интеллигенции и др. обстоятельств казахский этнос обретал новое качество развития в рамках мирового сообщества [1].
Анализируя складывание исторического самосознания казахской интеллигенции с середины XIX в., П. Ротиер, вслед за О.А. Сегизбаевым и другими авторами, отмечает важную роль русской колонизации как ускорителя кристаллизации национального сознания среди казахской интеллигенции. Он, в частности, выделяет две тенденции в этом процессе. Традиционно настроенные акыны критиковали современное им состояние казахского общества и настаивали на возвращении к кочевым корням казахов. Интеллигенция же (достаточно сослаться на выдающихся представителей - ученого Ч. Валиханова (1835-1865), педагога и просветителя И. Алтынсарина (1841-1889), мыслителя и поэта Абая (1845-1904) – Д.А.) считала современное образование по российской модели способом улучшения жизни казахов. Часть ее разделяла взгляды российских интеллектуалов на кочевые народы как отсталые. Именно в начале ХХ в. второе поколение казахской интеллигенции, под влиянием распространенного интереса к самоопределению национальностей, провозгласило историческое право казахской нации на свою территорию. В отличие от среднеазиатских джадидов, казахская интеллигенция не ограничивалась культурными требованиями, в ходе революционных потрясений в стране политизируя процесс нациестроительства [2].
Следует уточнить, что внутри самой интеллигенции в начале XX в. имелись расхождения – часть ее стояла за сохранение самобытности казахов на путях укрепления мусульманской культуры, другая через русскую культуру стремилась «вестернизировать» свой народ. С дальнейшим развитием социально-политических событий в Российской империи-РСФСР-СССР дифференциация настроений и идейно-политических ориентиров казахской этнополитической элиты усложняется. В последние годы появилось немало публикаций, так или иначе отражающих указанные проблемы, причем особенно подробно освещаются биографии представителей национального движения – участников конструирования этноидентификации массового сознания [3]. Они нередко имеют популярный характер и в духе идеалистической романтики вносят свой вклад в формирование новой исторической мифологии, укрепление национальной исторической памяти о славном и трагическом прошлом, цементирующем молодую современную государственность Казахстана. В то же время в ряде работ содержатся новые документально подкрепленные аргументы, сведения и наблюдения, позволяющие уточнить и расширить научные представления о сложной эволюции и противоречивой трансформации этнической идентичности, становлении политико-правовой культуры и доктрины национальной государственности у казахов в XIX - XX в. [4]
Первые десятилетия ХХ в. были временем бурного роста национального самосознания казахского и других тюркских народов Российской империи, что выражалось в активизации общественно-политической жизни, культурном прогрессе, становлении и развитии национальных языков, литературы и прессы, распространении новых идеологических концепций (пантюркизм, панисламизм, пантуранизм), реформистских движений (джадидизм) и т. д. На складывание этнического самосознания, культурную и социально-политическую консолидацию казахов в начале XX в. решающее влияние оказали усиливающиеся процессы централизации, унификация системы управления по общероссийской схеме, складывание относительно значимого образованного слоя казахской элиты и ухудшение положения народных масс вследствие интенсивной переселенческой политики, нарушения традиционной системы землепользования, изъятия земельных угодий у коренного населения. В то же время, интеграционная политика государства способствовала не только внедрению общероссийских органов управления, но и социально-культурных норм. Это ускорило осознание мыслящей частью общества нетерпимого состояния в области экономических, политических, культурных, в т.ч. религиозных, прав человека. Забитость и нищета, крайне низкий уровень просвещения, антинародный характер властных структур и судопроизводства вызывали растущее недовольство масс и нашли выражение в общественно-политической деятельности наиболее подготовленного к ней социального слоя.
Для идейно-политического становления лидеров национального движения как инициаторов и проводников этнической мобилизации казахов решающее значение имело развитие в крае системы образования, даже весьма ограниченной, в т.ч. русско-туземных учебных заведений, и учеба в вузах России, знакомство с европейской и русской культурой в самом широком смысле. Формирование мировоззрения казахской интеллигенции происходило также под влиянием крупных событий общественной и государственной жизни империи, рождения политических партий и организаций. Многие из них пришли к этнополитическим приоритетам через участие в мусульманских (В. Таначев (1888 или 1882 -?), М. Чокаев (1891-1941)), эсеровских (М. Тынышпаев (1879-1937(), кадетских (А. Букейханов (1870-1937), Х. Досмухамедов (1883-1839), Ж. Сейдалин) организациях. Для этой группы деятелей наиболее характерной чертой было стремление сохранить национальную самобытность в условиях объективно необходимой модернизации, соединить традиционные духовные ценности с началами европейской демократии, достижениями общечеловеческой цивилизации.
Нельзя также не учитывать определяющее для казахского общества значение традиционной культуры, в рамках которой даже его самая прозападно настроенная часть должна была выстраивать свои действия. Социально-психологическая атмосфера и структура общества складывалась под сильным влиянием регионального (жузового) и родового принципов идентификации. Феодально-родовая община с характерными для нее отношениями строгой иерархии, экономической зависимости между имущими слоями и беднотой, переплетавшимися со сложной системой родственных уз и предпочтений, устойчивый авторитет представителей аристократии и тех, кто имел мусульманское или светское образование, - все это пронизывало повседневную жизнь и мировосприятие людей. Специфику этнической идентификации казахов и причины устойчивости у них родовых связей на более позднем этапе проанализировал Э. Шац, который правомерно подчеркивает значение колониальной экспансии России и политики царизма как в ускорении формирования этнического самосознания, так и в усилении родоплеменной борьбы. В то же время в начале XX в. все еще низкий уровень грамотности и огромные пространства, лишенные современных коммуникаций, тормозили консолидацию этнического сознания [5].
Роль пускового механизма в ее ускорении играли общероссийские события. Серьезные национальные проблемы, ставшие особо чувствительной частью жизни России в начале ХХ в., ярко обозначились во время революции 1905 - 1907 гг., хотя и не были устранены даже после ее поражения. Однако сами новые условия общественной жизни вызвали оживление в казахском обществе. «Вся степь была вовлечена в сферу политики и захвачена потоком освободительного движения. Весной на летних стоянках кочевий - джайляу - состоялись съезды, обсуждавшие насущные проблемы края. Традиционные ярмарки стали ареной киргизских политических съездов, где киргизы обсуждали и подписывали поданные потом на Высочайшее имя петиции». При этом «религиозные и земельные вопросы стояли у киргиз впереди вопросов политической свободы» [6]. Это, в частности, было предопределено уровнем и спецификой политико-правовой культуры казахов, для которых при двойственной идентичности решающую роль в повседневной жизни играли традиционные институты родовых объединений с их естественной общностью социальных интересов.
Лидер казахского национального движения А.Н. Букейханов, использовавший работу в экспедициях переселенческих контор для агитационных поездок по краю, а после ее закрытия организовавший интенсивную переписку со степными районами, явился главным организатором, составителем и переводчиком всех основных петиций и телеграмм, направлявшихся в столицу. По его воспоминаниям, «в составлении петиции принимали участие, с одной стороны, интеллигенция, воспитанная на русской литературе, верующая в европейскую культуру, видящая счастье родины в здоровом претворении плодов западной культуры и считавшая религиозные вопросы второстепенными, при наличности обещанной 17 апреля свободы веротерпимости. С другой стороны, выступала и интеллигенция, воспитавшаяся в духе восточной ортодоксии и национально-религиозной исключительности. Эта последняя выдвигала религию на первый план... Первую группу киргизской интеллигенции можно было назвать западниками, а вторую тюркофилами и поборниками панисламизма. Как показали киргизские съезды,... широкие массы, как везде, были нейтральны к вопросам политическим и обнаруживали только некоторый интерес к вопросам религиозным... Но даже в наиболее активных слоях киргизского народа тюркофилы были в большинстве. Благодаря обрусительной политике, до сих пор царящей в киргизской степи, последняя с подозрением относится к западному просвещению и культуре» [6. С. 596-597].
Таким образом, уже в период пробуждения политической активности казахского общества в среде его интеллигенции выделились два основных направления, отражавшие реальные умонастроения образованных слоев. При этом, несмотря на малочисленность первой группы во главе с Букейхановым и традиционное недоверие масс ко всему исходящему с Запада, они вскоре сумели приобрести широкое влияние в крае и стали признанными лидерами национального движения.