Что касается грехов, то Августин выделял грехи крайне тяжкие, которые, впрочем, называл больше <преступлениями)> (crimina, facinora, flagitia, scelera), ведущими совершающих их прямо в ад, и грехи небольшого значения, которые он называл <легкими>, <мелкими>, <маленькими> и, по преимуществу, <повседневными> (/evia, minutely mmutissima, minora, minima, modica, parva, brevia, quotidiana), - такие, например, как слишком сильная привязанность к семье или неумеренная супружеская любовь (<О граде божием>, XXI, XXVI). Йозеф Нтеди-ка отметил, что Августин не упоминает ни в общем, ни детально грехов <промежуточных>, в частности, таких, которые должны исчезнуть в очистительном огне, и выдвинул гипотезу, что святой боялся, как бы его мыслью не воспользовались <милосердные> примиренцы. Возможно. Но не следует забывать, что Августин был более чуток к целостности духовной жизни, к характеру людской общности, нежели к описи элементов моральной жизни, материализующей жизнь души. <Преступления)> являются скорее преступными привычками, чем собственно злодеяниями. Здесь можно называть только грехи <повседневные>, ибо они являются разменной монетой бытия. Упоминание о них малозначительно для качества духовной жизни, это оплошности, пена, пустяки, которые легко списать при условии, что они не накапливаются и не подавляют дух.
Противостояние Августина <милосердным> и эволюция его мысли о судьбе мертвых проявились в его трактате 413 года <О вере и деяниях> (De fide et operibus), но особенно четко они выражены в его <Энхиридионе> (421 год) и XXI книге трактата <О граде божием> (426-427 годы).
Между делом Августин вносил уточнения по настоянию друзей. В <Послании Дарданусу> (417 год) он набросал географию потустороннего мира, в которой не было места для чистилища. Возвращаясь к истории бедного Лазаря и скверного богача, он, по сути, различал область мучений и область отдохновения, но не помещал их, как это делали некоторые, в преисподней, ибо Писание говорит, что Иисус спускался в преисподнюю, но не упоминает о том, что он побывал в лоне Авраамовом.
Последнее есть не что иное, как рай - общее название, не означающее земного рая, куда Бог поместил Адама до грехопадения1.
В 419 году некий Винсентиус Виктор из Цезарей Мавританской задал Августину вопрос, необходимо ли быть крещенным, чтобы обрести спасение. В трактате <О характере и происхождении души>, которым Августин ответил ему, использовав пример с Динократом из <Страстей Перпетуи и Фелицаты>, епископ Гиппона утверждал, что некрещеные дети не могут оказаться в рай, ни даже пойти, как полагали пелагианцы, в промежуточное место отдохновения и блаженства (таким образом, Августин отрицал само понятие того, что в XII веке станет лимбом младенцев). Чтобы попасть в рай, нужно быть крещенным: Динократ был таковым, но затем ему довелось согрешить и стать отступником под влиянием отца, но в конечном счете он был спасен заступничеством сестры.
Вот пространные выдержки из <Энхиридиона>2 и XXI книги трактата <О граде божием>.
Если верно, что человек, отягощенный преступлениями, будет спасен через огонь во имя единственно веры своей, и если так должно пониматься слово святого Павла: <Он спасется, но так, как бы через огонь> (1 Кор. 3:15), то из этого следует, что вера может спасти без деяний и что ложно будет то, что сказал Иаков своему апостольскому товарищу. Ложно равно и то, что говорил сам святой Павел: <Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители> ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложнпки, ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники -
1 <Рогго si utraque regio et dolentium el requiesccntium, id est et ubi dives ille torquebatur et ubi pauper ille laet aba tin, in inferno esse credenda est, quil audeat ducere dominum Iesum ad poenales inferni partes venisse tantum modo пес raisse apud eos qui in Abrahae sinum requiescunt? ubi si fuit, ipse est intellcgendus paradisus, quem latronis animae illo die dignatus est polliceri. Quae si ita sunt, generate paradiii nomen est, obi feiiciter vivitur. Neque enim quia paradisus est appellatus, ubi Adam fuit ante peccatum, propterea scripture prohilita est etiam ecclesiam vocare paradisum cum fructu pomorum>.
2 Греческое слово, означающее <руководство>, термин, который с XVI в., как известно, будет пользоваться успехом.
Царства Божия не наследуют> (1 Кор. 6:9-11). Если, действительно, даже те, кто упорствуют в преступлениях, будут все-таки спасены во имя веры во Христа, то как бы они не были в Царстве Божием!
Но, поскольку столь ясные и столь очевидные апостолические свидетельства не могут быть ложными, то темное место, где идет речь о тех, кто строит на основании, которое есть Христос, не из золота, серебра или драгоценных камней, но из дерева, сена или соломы - ибо именно о них сказано, что они будут спасены через огонь, поскольку не погибнут, благодаря основанию - должно трактоваться так, чтобы не оказаться в противоречии с этими ясными текстами.
Дерево, сено и солома действительно могут трактоваться как некая привязанность к самым законным благам сего мира, которую невозможно потерять без боли. Когда этой боли предстоит сжечь [кого-либо], то, если Христос играет в его сердце роль основания, то есть ничто не может быть предпочтительнее его, и если, претерпевая жгущую его боль, человек предпочитает лишиться самых дорогих его сердцу благ, но не Христа, то он спасен через огонь. Но если в момент искушения ему случится предпочесть обладание этими мирскими и профанными благами Христу, это значит, что он не имел его основанием, поскольку придает им большее значение: ибо в строении нет ничего важнее основания.
Действительно, огонь, о котором говорил в этом месте апостол, должен пониматься так, что оба должны через него пройти, и <тот, кто строит на этом основании из золота, серебра, драгоценных камней, и тот, кто строит из дерева, сена, соломы>. В сущности, так говорит Павел, добавляя: <Огонь испытает дело каждого, каково оно есть. У кого дело, которое он строил, устоит, тот получит награду. А у кого дело сгорит, тот потерпит урон; впрочем сам спасется, но так, как бы через огонь> (1 Кор. 3:13-15). Значит, не одного только из них, но и того и другого дело будет испытано огнем.
Эти выдержки из 67-й и 68-й главы <Энхиридиона> свидетельствуют о многих аспектах августинской мысли. Прежде всего о его экзегетическом методе. Тексту святого Павла (1 Кор. 3:13-15), признавая его темный характер, Августин противопоставляет прозрачные тексты того же святого Павла. Трудный текст должен быть интерпретирован в свете текстов ясных. С другой стороны, он четко отделяет людей, совершивших преступления (homo sceleratus, crimina), от тех, которые повинны лишь в легких грехах - для Августина ориентиром здесь является все та же чрезмерная привязанность к земным, но легитимным благам. Те и другие в судный день претерпят испытание огнем, но одни будут сожжены, тогда как другие спасутся.
То, что подобное равно совершится после жизни сей, не является невероятным. Но так ли оно на деле? Вольно стремиться к этому, буде оно откроется или нет. Некоторые верующие [в таком случае] могли бы через очистительный огонь и, сообразно степени своей любви к благам преходящим, быть рано или поздно спасенными. Никогда, однако же, не спасутся те, о ком сказано, что они <Царства Божия не наследуют> (1 Кор. 6:11), если надлежащим покаянием они не обретут отпущения грехов (crimina). Я сказал: <надлежащим>, [это значит:] да не будут они скудны в даяниях, ибо Святое Писание придает последним достоинство, соответствующее возглашенному Господом (Мат. 25:34-35) долгу довольствоваться единственно этой жатвой, чтобы поставить [людей] по правую свою сторону, и отсутствием ее, чтобы поместить их по левую, когда он скажет одним: <Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство>, а другим: <Идите в огонь вечный>.
Тем не менее следует весьма остерегаться мысли, будто гнусные преступления, о коих писано, что повинные в них <Царства Божия не наследуют>, можно совершать всякий день и всякий день искупать их подаянием. Одно потребно - изменять к лучшему жизнь свою и, посредством подаяний, угождать Господу относительно прежних прегрешений, но не то, чтобы искупать их ради так сказать возможности и далее совершать их безнаказанно. <Никому, в сущности, не давал Бог вольности грешить> (Екк. 15:21), хотя по милосердию своему он отпускает уже совершенные грехи, когда не пренебрегают надлежащей епитимией.
В предыдущем отрывке Августин подчеркивал, что ради спасения через огонь надо соединять в земной жизни веру и деяния. Здесь же (<Энхиридион>, 69-70) он еще более точен. Следует не только раздавать подаяния - необходимо, чтобы <изменялась к лучшему жизнь> (in melius quipped est vita mutanda), в частности, необходимо приносить надлежащее покаянней состоять на епитимий, иначе говоря, совершать каноническое покаяние. В этом случае отпущение грехов может состояться после этой жизни (post hanc vitam) благодаря <некоему очистительному огню> (per ignem quemdam purgatorium), которому Августин не уделял большого внимания, но отличал его от вечного огня, огня ада. Он вернется к различию между двумя огнями, огнем вечной муки и огнем очищения и спасения в 26-й главе XXI книги трактата <О граде божием>. Покаяние, во всяком случае, может быть столь действенным, что, за исключением гнусных преступлений, оно может даже искупить те грехи, которые, не будучи гнусными (infanda) все-таки именуются <преступлениями> (crimina). Очистительный огонь предназначен либо для верующих, не подвергавшихся каноническому покаянию, либо для тех, которые были ему подвергнуты, но не исполнили его. Зато те, кто подлежал, но не подвергся покаянию, не могут быть очищены огнем.
В главах 109 и ПО <Энхиридиона> Августин упоминает об обителях, принимающих души между индивидуальной смертью и конечным воскресением. Есть места отдохновения (лоно Авраамово, хотя оно и не названо) и места мучений (тоже неназванная геенна) - как в Четвертой книге Ездры, недвусмысленно цитируемой святым Амброзием. Душам покойных может помочь заступничество живых: евхаристийная жертва, подаяния. Здесь Августин лучше всего изложил свою концепцию четырех людских категорий. Добродетельные не нуждаются в заступничестве. А для порочных оно бесполезно. Остаются те, кто не является совершенно добродетельным, и те, кто не является совершенно порочным. Они нуждаются в заступничестве. Почти совершенно добродетельные воспользуются им. Что касается почти совершенно порочных, то, по-видимому, лучшее, на что они могут надеяться, состоит в <более терпимом проклятии> (tolerabilio damnatio). Сверх этого Августин не дает пояснений. Можно предполагать, что он имел в виду либо короткий отпуск в аду, либо что мучения там будут менее жестокими. Идея смягчения кар здесь явно превалирует над <очищением>.
В промежутке между смертью человека и высшим воскресением души будут содержаться в сокровенных вместилищах, где они познают либо отдохновение, либо же кару, заслуженную, сообразно жребию, приуготовленному при жизни во плоти.
Однако же нет оснований отрицать, что души покойных могут получить облегчение благодаря молитвам их живых близких, ибо за них принес жертву Заступник, а в Церкви розданы подаяния. Но деяния сии служат единственно тем, кто при жизни заслужил возможность воспользоваться этим позднее.
Действительно, есть люди, жизнь которых не является ни достаточно добродетельной, чтобы не иметь нужды в посмертном заступничестве, ни достаточно дурной, чтобы не иметь преимущества им воспользоваться. Напротив, есть такие, кто жил достаточно порядочно, чтобы обойтись без оного, а иные- достаточно скверно, чтобы не надеяться на пользу от заступничества после смерти. Следовательно, только на этом свете приобретаются достоинства, способные обеспечить каждому после жизни сей облегчение или несчастье. То, чем пренебрегал на этом свете, да не надеется никто обрести от Бога после смерти своей.
Таким образом, обряды, предусмотренные Церковью дабы препоручить Богу души покойных, не противоречат учению апостола, который сказал: <Все мы предстанем на суд Христов> (Рим. 14:10), чтобы получить <каждому соответственно тому, что он делал, живя в теле, доброе или худое> (2 Кор. 5:10). Ибо в течение земной жизни каждый обретал заслугу возможной пользы от молитв, о которых речь. Отнюдь не всем помогают молитвы, и не потому ли польза не одинакова для всех, поскольку разную жизнь они вели на этом свете?
Тогда же как жертвы у алтаря или подаяния принесены ради всех крещенных покойных, то для тех, кто был совершенно добродетельным, это будут дела благодарения; для тех, кто не был совершенно порочным, - средство заступничества; для тех же, чья зловредность была полной, они, не давая облегчения мертвым, послужат так или иначе утешению живых. Достойным они обеспечивают либо полное избавление, либо, по крайней мере, более терпимую форму проклятия*.
XXI книга трактата <О граде божием> (426-427 годы) посвящена фактически аду и его карам. Главная цель Августина состояла в том, чтобы подчеркнуть их вечность. Помимо главы 24, которую я уже цитировал, говоря о той категории покойных, для которых заступничество может быть полезным, я остановлюсь на главе 13 и большей части главы 26.
В 13-й: главе Августин ополчается против тех, кто полагает, что все кары на этом и том свете являются очистительными, а стало быть, преходящими. Он возвращается к различию между карами вечными и карами очистительными, или временными, но на сей раз он более определенно признает существование очистительных кар и останавливается на них более подробно.
Diaea XIII. Между тем платоники, хотя и полагают, что никакие проступки не должны оставаться безнаказанными, но думают, что все мучения, определяемые как человеческими, так и божественными законами, своею целью имеют исправление или в настоящей жизни, или же после смерти, если в настоящей жизни кто-либо или совсем не наказывается, или наказывается так, что не исправляется. Отсюда известная сентенция Марона, который, сказав о земных делах и смертных членах, прибавляет о душах:
Отсюда и страхи у них, и желанья, страданья и радость; И звук не доходит до них, заключенных в их мрачной темнице,
А вслед за этим говорит:
Чтоб жизнь за границей заката осталася с ними;
Вергилий <Энеида>.
то есть чтобы их не покинула жизнь и в последний день.
Но ало и тогда не прейдет, и не все до конца Телесные язвы минуют несчастных: глубоко Врастает в нас многое, с чем мы сживались так долго; Мучения терпят они, за грехи свои прежние -Несут наказанья: иные, простертые в воздухе. Висят в нем; злодейства других в пучинах глубоких Смываются черные; кто-то в огне очищается'. Придерживающиеся этого мнения не признают после смерти никаких мучений, кроме очистительных; и так как высшими на земле стихиями служат вода, воздух и огонь, то, полагают, все, зараженное земным осквернением, очищается одной из этих стихий. Так, у Вергилия указывается на воздух в словах: <Простертые в воздухе висят>, на воду в словах <В пучинах глубоких>, на огонь в словах: <Кто-то в огне очищается>. Признаем и мы, что существуют в настоящей смертной жизни некоторые очистительные мучения, не такие, каким подвергаются люди, жизнь которых от того не делается лучше, а, напротив, даже хуже, но мучения действительно очистительные, от которых подвергнутые им исправляются. Все же другие мучения, как временные, так и вечные, божественным промыслом - как и должен каждый смотреть на них - ниспосылаются или за грехи, как прошлые, так и те, в которых еще живет наказуемый, или же для упражнения и обнаружения добродетелей, - ниспосылаются при посредстве людей и ангелов, как добрых, так и злых. Ибо если кто-нибудь терпит нечто злое по непотребству или по ошибке другого, грешит в этом случае человек, который по невежеству или по несправедливости учиняет кому-нибудь что-нибудь злое, а не Бог, который по справедливому, хотя и сокровенному определению это попускает. Но временные мучения претерпевают одни только в настоящей жизни, другие после смерти, а некоторые - теперь и тогда, но, во всяком случае, раньше оного строжайшего и последнего суда. И те, которые претерпевают временные муки после смерти, не все идут в вечные
мучения, имеющие быть после этого суда. Ибо, как я сказал выше, некоторым прощается в будущем веке то, что не прощается в настоящем (Мат. 12:32), то есть они не будут подвергнуты нескончаемым мучениям будущего века.
Здесь имелись в виду не христиане, но языческие авторы, которых Августин называет <платониками>, причисляя к ним и Вергилия и признавая тем самым в стихах первой песни <Энеиды>, уже цитированных мною, предвосхищение христианского загробного мира. Он настаивает на существовании очистительных кар, которые именует также искупительными. Он допускает, что они могут быть претерпеваемы либо на этой земле, либо после смерти. Они преходящи, ибо прекратятся в день последнего судилища, и в тот самый момент претерпевшие их отправятся в рай. Это последнее утверждение весьма важно: оно образует главный элемент в системе средневекового чистилища. Наконец, Августин повторяет, что воспользоваться этими очистительными карами сможет только тот, кто сам исправится за время своей земной жизни.
В 26-й главе книги XXI трактата <О граде божием> Августин снова дает толкование Первого послания Павла коринфянам (3:13-15), на этот раз более глубокое и тонкое.
Вот, по словам апостола, человек, строящий на основании из золота, серебра, драгоценных камней: <Неженатый заботится о Господнем, как угодить Господу> (1 Кор. 7:32). А вот другой, строящий из дерева, сена, соломы: <А женатый заботится о мирском, как угодить жене> (1 Кор. 7:33). <Каждого дело обнаружится; ибо день покажет, потому что в огне открывается> (1 Кор. 3:13). Это самое бедствие апостол и называет огнем, как читается то в другом месте: <Сосуды скудельные искушает печь, а мужей праведных - испытание бедствия> (Сир. 27:6). <Огонь испытывает дело каждого, каково оно есть. У кого дело, которое он строил, устоит (ибо то, чем каждый озабочен о Господнем, как угодить Господу, остается), тот получит награду (то есть получит то, о чем заботился); а у кого дело сгорит, тот потерпит
урон (так как не будет уже обладать тем, что любил); впрочем сам спасется (ибо никакое бедствие не могло сдвинуть его с основания), но так, как бы из огня> (1 Кор. 3:11-15). Ибо чем обладал он не без обольстительной любви, с тем расстается не без жгучей скорби. Так, по моему мнению, объясняется тот огонь, который никому из них не будет в осуждение, но одного обогатит, другому причинит ущерб, а испытает - обоих.
Он достаточно четко различает две категории спасенных через огонь, который является общим испытанием для тех, чье дело устоит, и для тех, чье дело сгорит. Первые получат награду, то есть пойдут прямо в рай; вторые потерпят урон, то есть примут искупление, но и они бу дут в конечном счете спасены.
Наконец, в конце 26-й главы Августин возвращается к интерпретации того же текста святого Павла и вносит два уточнения. Во-первых, он категорически подтверждает, что очистительный огонь осуществится между телесной смертью и телесным воскрешением, <в этом интервале времен> (hoc temporis intervallo). Во-вторых, определяет человеческие поступки, которые ведут либо к проклятию, либо к спасению через очистительный огонь. Критерием выступает основание, на котором человек строил свою жизнь. Единственно спасительное основание есть Христос. Если некто в качестве основания предпочел Христу плотские наслаждения, то он обречен на проклятие. Если же кто-то и предавался неумеренно этим наслаждениям, но не замещал ими Христа в качестве основания, тот будет спасен <этим родом огня>.
Но если скажут, что этого рода огонь претерпевают души умерших в промежуток времени после смерти сего тела до тех пор, пока не наступит день, который по воскресении тел будет последним днем осуждения и воздаяния; что его Не испытывают те, которые не имеют нравов и привязанностей такого рода, чтобы нужно было сжечь их дрова, сено и солому, а испытывают те, которые приносят с собою такого рода постройки; что, наконец> испытывают они его или только там, или здесь и там, или же здесь, потому что там нет огня преходящих бедствий, сжигающего все временное и заслуживающее извинения; такого мнения я отрицать не стану, потому что оно, может быть, и верно. Действительно, сама уже смерть тела, получившая начало от совершения первого греха, может относиться к такому бедствию; так что следующее за нею время каждый чувствует себя сообразно со своею постройкой. И точно так же венчающие мучеников и испытываемые некоторыми христианами гонения, подобно огню, испытывают постройки того и другого рода, и одни из этих построек сжигают вместе с самими строителями, если основанием в них оказывается не Христос, другие - без строителей, если основанием им служитХристос, потому что сами строители спасутся, хотя и с ущербом; наконец, третьих совсем не касаются, потому что находят их такими, что они остаются навеки.
Затем, и в конце века, во время Антихриста, наступит такое бедствие, какого раньше никогда не было. К тому времени на наилучшем основании, которым служит Христос Иисус, возведено будет и из золота, и из сена весьма много построек, чтобы огонь испытал те и другие и из-за одних был причиною радости, из-за других- причиною осуждения; хотя тех самих, у кого окажутся эти постройки, он не коснется незыблемого основания. А кто по человеческому обычаю, по плотской любви предпочитает Христу не только жену, плотским соитием с которой пользуются для плотского удовольствия, но и другие родственные связи, чуждые этого рода удовольствий, такой в основании имеет не Христа, и потому огнем не будет спасен, а будет осужден, потому что не может быть со Спасителем, Который весьма ясно говорит: <Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня> (Мат. 10:37). Но кто к этого рода узам привязан плотски так, что не ставит их выше Господа Христа, а, скорее, готов бывает лишиться их, чем Христа, если к этому принуждает его какое-либо испытание, тот посредством огня будет спасен, потому что насколько снедает его скорбь, необходимо проистекающая от утраты этих предметов, настолько сохраняет любовь. И действительно, кто любит отца, мать, сыновей, дочерей во Христе, заботясь о том, чтобы они наследовали царство
Христа и соединились с Ним; иначе-если любит в них то, что они суть члены Христовы; в таком случае невозможно, чтобы любовь его подлежала истреблению вместе с дровами, -сеном и содомой; напротив, она должна считаться золотой, серебряной и драгоценной постройкой. Да и как он может любить больше Христа тех, кого любит именно ради Христа?
mm Августин и привидения
Говоря о столь важных для генезиса чистилища концепциях Августина, невозможно не упомянуть о двух связанных с ними проблемах. Первая обнаруживается в небольшом сочинении <О заботах, подобающих ради мертвых> (421-423), обращенном к Павлину Нолан-скому. Августин здесь возвращается к одной из своих излюбленных тем, которую уже затрагивал в молитве за мать Монику в IX книге <Исповеди>. Он решительно ополчается против погребальной роскоши, которой предавались некоторые христиане, подражая обычаям богатых язычников. Мертвым достаточно минимума забот, и если Августин допускает отдавать определенную дань внешним приличиям при погребении и на кладбищах, то лишь из простого человеческого уважения. Семья находит в этом определенное утешение, которое вполне можно простить. Во второй части этого сочинения (De cura pro mortuis gerenda) Августин затрагивает проблему привидений. Прежде всего, он подтверждает их реальность, приводя отдельные примеры.
Рассказывают о достоверных явлениях, которые, как мне кажется, придают спору достойную внимания сложность. Говорят, что какие-то мертвые появляются либо во время сна, либо всяким иным способом персонам живущим. Персоны оные не знали места, где искомый труп упокоился без гроба. Они, указывая место, молили обеспечить им должное погребение. Ответствовать, что сии видения ложны, значит проявить бесстыдное противоречие письменным свидетельствам христианских авторов и убеждениям людей, утверждающих* что с ними такое было. Истинный ответ таков. Не следует думать, что мертвые действуют как существа сознательные и действительные> когда они ка- 1 жутся говорящими, указующими или просящими во сне, как нам сообщают. Ибо живые тоже, не зная того, являются во сне живым. Они узнают через видевших их во сне персон, что они говорили и делали во время видения. Кто-то таким образом может увидеть меня во сне, свидетель ствующем ему о прошлом событии или предсказывающем событие будущее. И тем не менее я совершенно не знаю этого и мне нет дела не только до сна, который он видит, но бодрствует ли он, когда я сплю, спит ли он, когда я бодрствую, бодрствуем мы или спим оба одновременно, когда он видит сон, в котором видит меня. Что же тогда удивительного в том, что мертвые, ничего не зная и не чувствуя, бывают видимы во сне живыми и говорят такое, в чем, по пробуждении, узнают истину?'
Я был бы склонен верить в связи с подобными явлениями, во вмешательство ангелов, которые с позволения или по велению Божьему дают знать видящему сон, что такие- В то умершие должны быть похоронены, причем без ведома самих мертвых. Время от времени случается также, что ложные виде ния ввергают в тяжелые ошибки людей, заслуживающих, впрочем, впадения в них* Например, некто видит во сне то, что Эней видел в преисподней, как рассказывает нам поэти ческий и обманчивый вымысел (Энеида, VI), то есть образ человека, лишенного погребения. Этот человек обращается к нему с речью, которую поэт вложил в уста Пал и мура. И вот по пробуждении он находит тело умершего в том самом месте, указанном ему во сне вместе с просьбой похоронить. Поскольку действительность соответствует сну, он будет склонен верить, что мертвых надо предать земле, чтобы дать душам возможность добраться до тех обителей, куда, как он воображал, законы ада их не пускают, поскольку тела не получили гроба. Однако если таково его верование, то не слишком ли далеко он ушел с пути истины?
Такова, однако, слабость человеческая, что, увидев умершего во сне, верят, что видели его душу, тогда как если приснится живой, то вполне понимают, что видели не
его тело или его душу, но только образ. Как будто мертвые не могут являться подобно живым, не в виде души, но в облике, воспроизводящем их черты.
Вот случай, за который я ручаюсь. Будучи в Милане, я слышал рассказы о том, как некий заимодавец, чтобы добиться уплаты долга, пришел с долговой распиской за подписью недавно умершего должника к сыну последнего. Долг же был уплачен ранее. Но сыну это было неведомо, и впал он в большую печаль, удивляясь, что, умирая, отец, оставивший все-таки завещание, ничего не сказал ему о долге.
Но вот в крайнем расстройстве он видит явившегося к нему во сне отца, который указывает ему местонахождение грамоты, аннулирующей долговую расписку. Он находит ее, предъявляет заимодавцу и не только опровергает его лживые возражения, но и вступает в обладание сдачей, которая не была возвращена отцу в момент уплаты долга. Таким образом, налицо случай, когда душа покойного может прослыть беспокоящейся за сына и явившейся ему во сне, чтобы открыть ему то, чего он не знал, и вывести его из великого расстройства.
Почти одновременно со слухами об этом происшествии, когда я был еще в Милане, в Евлогии случилось другое. Мне по возвращении в Африку рассказал об этом учитель элоквенции из Карфагена, мой ученик в этом искусстве, как он сам мне напомнил. В ходе занятий по риторике Цицерона и подготовки к предстоящему на следующий день уроку он наткнулся на темное место, которое не мог понять. Озабоченный, он претерпел все муки мира, пытаясь уснуть. И вот я ему явился во время сна и объяснил фразы, которые не поддавались его разумению. Это, бесспорно, был не я, но, без моего ведома, мой образ. Я был тогда весьма далеко, по другую сторону моря, занят другими делами и, видя другие сны, не имел ни малейшего понятия о мире его забот.
Как произошли эти два события? Я того не ведаю. Но как бы они ни случились, почему мы не можем поверить, что мертвые являются нам в сновидениях наших в виде образа, точно так же как живые? Кто их видит, где и когда? Ни те, ни другие этого не знают и не беспокоятся об этом.
Рассуждения о видениях, которые бывают в бредовом или летаргическом состоянии, Августин заключает советом не доискиваться сих тайн:
Если бы кто-нибудь мне ответил- случайно словами Писания: <Не ищи вовсе того, что слишком высоко для тебя, не доискивайся того, что слишком неприступно для тебя, довольствуйся беспрестанным размышлением' о заповедях Господних> (Екк. 3:22), я с признательностью принял бы этот совет. В сущности, это немалая выгода, когда речь идет о темных и неопределенных местах., ускользающих от нашего понимания, иметь по крайней мере ясную уверенность, что их не надо изучать и, когда есть желание учиться с намерением- узнать нечто полезное, что не вредно оставаться в неведении.
Общее заключение этого сочинения повторяет мысль о действенности заступничества за мертвых с оговоркой, что только заслужившие спасение могут им воспользоваться. Но при той неуверенности, какая существует в отношении уготованной Богом судьбе, здесь лучше перестараться, чем сделать меньше. Таково еще одно подтверждение тройственной помощи умершим, новообре-таемой с чистилищем: месса, молитва, подаяние: