На основе этого текста - по правде говоря, единственного в своем роде дошедшего, насколько мне известно,
до нас - я охотно сформулировал бы две гипотезы. Первая касается роли нищенствующих братьев, распространителей новых позиций по отношению к смерти, в популяризации чистилища. Вторая - относиельно интереса к чистилищу, проявляемого одной из подозрительных, презираемых профессий (брадобреями-хирургами, состоящими в контакте с плотью и кровью)> которая числилась среди непристойных занятий (inhonesta тегато-nia). Как мы уже видели применительно к ростовщикам, брадобреи, возможно, считали чистилище лучшим шансом избежать ада? Не являлись ли следствием утверждения чистилища реабилитация в перспективе спасения духовно хрупких социопрофессиональных категории, религиозное закрепление их социального подъема?
Чистилище
на простонародном языке:
французский случай
Особое исследование следовало бы провести по литературе на местных наречиях. Оно могло бы просветить нас относительно распространения нового потустороннего мира в литературных произведениях> <потребляемых> мирянами непосредственно. Разумеется, чистилище встречается в сборниках exempla на народных языках или в хрониках-*мешанинах>, наподобие <Реимского менестреля>. Но литературная продукция на французском, например, стала в XIII веке столь обильной, что можно осуществить только выборку. Мне кажется, что, судя по примерам из некоторых трудов1, чистилище становится чем-то второстепенным в разных литературных жанрах. Как сообщает <Словарь еврофранцузского языка> То* бле-Ломматча, вопрос о чистилище никогда не поднимался в эпопее (жанре, предшествовавшем чистилищу, даже если эпопеи составлялись из жестов в XIII веке),
1 Примеры взяты me Toblcr-Loatzch, Altfrazdsisches WSrtcrbuch VH 1*8>, eol. 2096-2097; J.-Ch. Paycn, he motif du repemir dam la Iature francaise mddidvalc (des origincs a §230), Geneve, 1968.
а первое французское литературное произведение, говорящее о чистилище^ это <Чистилище святого Патрика> Марии Французской.
Итальянский рыцарь Филипп да Новара, юрист, писатель, втянутый в деловые отношения Святой Земли и Кипра, в возрасте шестидесяти лет, после 1260 года, написал в своем уединении на французском языке, литературном языке христианского мира, трактат, где резюмировал свой опыт: <Четыре возраста мужчины>. Молодые, согласно Филиппу, совершают много безрассудств и даже глупостей. Они приносят мало покаяния на этом свете, поэтому им придется принести большое и долгое покаяние в чистилище1.
В <Романе о Бодуэне де Себурке> можно увидеть отсылку к промежуточной роли, к ситуации прохождения через чистилище:
В рай ступай.,. Миновав чистилище2.
Готье де Куанси, каноник из Суассона, автор наиболее богатой и известной коллекции <Чудес Нотр-Дам> в стихах (1223) говорит о чистилище как о месте наказания:
В чистилище подводится итог, Что предначертан был за злодеянья. Которые при жизни совершил3.
Жан де Журни, пикардийский сеньор, писал в своей (Покаянной десятине>, сочиненной на Кипре в 1288 году:
Да будет мудрый муж устойчив в воздержанье, Насколько хватит твердости и силы. Да будет щедр при жизни на даянъе. Чтобы по смерти это пособило В чистилище вступить
И очищеньем сподобиться грядущего блаженства...
Philippe dc Novarc, IV &gcs d'omcz. Pan я. 1888, p, 32. См.: Tnblcr-Loatzch, VII, 2097.
La Dome de penitence, 2885 (цит. no: Toblcr-Loatzch, VII, 2097).
Но самым интересным из всех литературных текс тов является, несомненно, пассаж из фаблио <Рикш двор>:
День Душ, вы говорите, для того
День Всех Святых сменяет неизменно,
Чтоб всем одну уверенность внушать;
И нам она поведала, что там,
В чистилище, где души терпят муки,
Два этих дня дается перерыв;
Но тем, кому прощения не знать,
Кто по грехам достоин лишь проклятья,
Да будет всем известно без изъятья,
Покоя и отдышки не видать.
Связь между праздником Всех Святых и Поминовением душ (1 и 2 ноября) отмечена твердо, и связь обоих торжеств с чистилищем подчеркнута отчетливо. Оригинальность этих стихов составляет прежде всего тот факт, что инфернальный шабаш, еженедельная передышка проклятых в аду отрицается, зато возникает идея двухдневной передышки в чистилище вместо встречавшейся у Жака де Витри идеи воскресного отдыха. Чистилище решительно инфернализировалось, чтобы перенять тему отдыха, придуманного для геенны.
Великое событие на самом стыке XIII и XIV столетий способствовало продвижению чистилища навстречу намерениям Церкви и чаяниям верующих. Это был юбилей 1300 года1.
?ш Индульгенции ради чистилища: юбилей 1300 года
В том самом году папа Бонифаций VIII, втянутый в борьбу с королем Франции Филиппом Красивым и через него с христианским светским обществом, которое все хуже
1 A. Prugoni in Bollcttina delVlstituto Storico Italiano per U Mediocvo с Arcliivio Maratoriano, 1950, p. I-121; воспроизведено: Jncontri fief Medio Evo, Bologna, 1979, p. 73-177.
переносило папский гнет, впервые созвал всех верующих в Рим для празднования юбилея, в память о Моисеевом законе, выраженном в главе XXV Книги Левит. Речь шла о чем-то вроде субботнего супергода, года искупления и отдыха, освобождения и возвращения к началам, который должен повторяться по истечении семижды семи лет, то есть каждые пятьдесят лет. Символический год-юбиляр, который, несомненно, никогда не был по-настоящему реализован во всей полноте. Христианство здесь еще раз приняло эстафету от иудаизма, и Евангелие объявило <лето Господне благоприятное> (Лук. 4:19). С раннего Средневековья юбилейный год, не практикуемый Церковью, был интегрирован некоторыми церковными авторами в новые христианские концепции покаяния и прощения. Таким образом, было нормально, что восстановленный юбилей встретился с новорожденным^чистилищем, тоже исторически и теоретически связанным с покаянием.
Исидор Севильский в своей <Книге этимологии> определил юбилей как год помилования (remissionis an-пи$)\ как год отпущения грехов; организаторы 1300 года отмечали к тому же, что он был началом нового столетия. Покаянное завершение давало верующим нечто вроде замещения миллениума плотно контролируемого Церковью и Святым престолом.
Папа по такому случаю жаловал паломникам в Рим полную индульгенцию (plenissima venia peccatorum), полное отпущение грехов, которое дотоле давалось только крестоносцам, и распространил действие индульгенции на умерших, то есть на души в чистилище. Это неслыханное расширение индульгенций осуществилось позднее, в некоторой степени косвенно.
Рождественским решением 1300 года Бонифаций VIII дал полную индульгенцию всем паломникам, которые умерли во время паломничества по дороге в Рим, а также всем, кто, имея твердое намерение совершить паломничество, не смог этого сделать из-за какого-либо препятствия2. Тем не менее эта мера была главной.
1 PL, 72,222.
2 BuUariUm SanetU Rome, 1949, p. 35.
Папа проявил решимость <мгновенно освободить от всякой кары некоторые души чистилища>1. Конечно теория папской власти в этих материях уже была создд! на, как мы видели, святым Бонавентурой и святым Фо* мой Аквинским. Но по-видимому, она еще никогда не применялась. Возможность освободить мертвых из чис* 1 тилища до тех пор осуществлялась живыми только per 1 modum suffragii, через передачу умершим заслуг, которые приобретались живыми за добрые дела. I
По-видимому, папская власть в области освобождения душ из чистилища после этой вспышки оставалась теоретической вплоть до XV века. Канонист Алессандро Ломбардо, умерший в 1314 году, твердил, например, что папа может приходить на помощь тем, кто в чистилище, косвенно, посредством индульгенций или <по случаю>, что он может давать индульгенции всем, <кто молится или делает благо ради умерших, пребывающих в чистилище>, но его преемники в XIV веке не осмеливались, насколько известно, воспользоваться властью, простирающейся на тот свет. Но инициатива, пусть ограниченная, была предпринята. Включением индульгенций в систему чистилища был взят определенный рубеж.
шш Стойкая враждебность к чистилищу
Решение Бонифация VIII по случаю юбилея 1300 года, имевшее большой успех, стало в некотором роде ферматой триумфа чистилища в XIII столетии. Однако не следует забывать, что в этот поворотный момент у чистилища в христианском мире были не только сторонники.
Прежде всего, существовал и еретики.
Еще в начале XIV века, в 1335 году, в Джиавено, в Пьемонте, многие вальденсы заявляли доминиканскому инквизитору: <В иной жизни есть только рай И ад, а чистилище существует только на этом свете>1.
1 A. Frugoni, tncontri Mi-/ Medlo9VOt p, 106.
ft G. G, Merlo, Vtrtki e itiqulsitbH nclh tocietnpinuscdtl ttrtrnm v 1977, p. 167, 176, 178, 185, 192, 196, 198. ' Umn>
Однако в других случаях явно подозреваемые еретики или похожие на них, по-видимому, приспосабливались к чистилищу, либо интегрируя его в основы фольклорных верований о том свете, либо оказываясь восприимчивыми к воображаемому о чистилище.
Таков случай женщины по имени Риксанда, которую допрашивала инквизиция в Нарбонне в 1288 году. По-видимому, она принадлежала к среде бегинок, связанных с францисканцами- спиритуалами. Она заявила, что уже восемь лет назад в Сен-Матье <она была взята на небо и видела там стоящего Иисуса, его мать Марию и рядом с ними святого Франциска>. Она добавила, что <видела в чистилище своих отца и мать, близких к искуплению грехов, и они сказали ей, что для их спасения... [здесь в рукописи лакуна] и они говорили, что благодаря ее молитвам многие души извлечены из чистилища, и прежде всего отец и мать, а также двоюродная сестра Окради. Она сказала также, что по вознесении она видела женщину по имени Феральгиер из Безье, обремененную карами в чистилище, которую били и трепали в течение трех дней... Она видела отца и мать у дверей рая, и немного спустя они были приняты в свою обитель>. На другой день она уточнила, что выходящие из чистилища души не сразу идут в рай, но немного ждут в своей обители. Так, ее отцу и матери, которых она освободила из чистилища своими молитвами и возвращением взятого ими в долг зерна, пришлось ждать день и ночь у ворот рая...1
Это относится и к некоторым крестьянам-катарам из Монтайю. Мне кажется, здесь следует привести мнение ЭМманюэля Ле Руа Ладюри: <Во всех этих историях кое-что отсутствует, а именно- чистилище>*. В процессе Part мона Вессьера из Акса свидетельствующий под присягой Жан Барра заявил: <Когда мы оба были в Анкас-теле, он предложил мне вступить в огненную секту Пьера Отье, еретика, поскольку, если я сделаю это, то душа
1 I. von Dollinger, Beitrtge tur Sektemgeschlchte des Mittehlters, Munich, 1890 t II, P< 706-711.
Ле Руа Ладюри Э. Монтаяю, окситанская деревня (1294-1324). Екатеринбург: Иад-во Уральского ун-та, 2001, с 475.
моя, покинув тело, пропадет тотчас или выйдет в рай и не увидит ни ада, ни пропасти, ни чистилища>1.
В более показательном случае, который привлек внимание Эмманюэля Ле Руа Ладюри, в случае Арно Желиса, сиречь Чашника, из Мас-Сент-Антонен мы наблюдаем сосуществование и смешение привидений и чистилища. Огненной душе Пьера Дюрана, каноника из Памье, явившейся ему в церкви Сент-Антонена, он фамильярно задает классический вопрос: <Я спросил его, как он себя чувствует, и он мне сказал: "Сейчас довольно хорошо, но я знавал злое место". Я спросил его, какое. Он ответил: "Я прошел через огонь чистилища, который был жгучим и злым. Но мне надо было только пройти". Он просил меня также молиться за него. Я видел его еще раз в монастырской галерее, и больше уже не видал, ибо, думаю, он обрел покой>2. I
Арно Желис отмечает отступление ада перед чистилищем: <Все предыдущие мне говорили, что не надо бояться вечного проклятия, ибо достаточно одного верного христианина для исповеди и покаяния, чтобы не быть проклятым...>
Пьер Дюран, однако же, исключение. Согласно откровениям, которые получил Арно Желис, нормальное состояние душ покойных есть блуждание и тяга к посещению церквей: <Они совершают покаяние, приходя в разные церкви. Одни ходят быстрее, другие - медленнее: те, у которых покаяние побольше, ходят побыстрее. Так что ростовщики носятся как ветер; но те, у кого покаяние поменьше, ходят медленно. Я ни от кого не слышал, что они претерпевают иное покаяние, помимо скитания, кроме упомянутого Пьера Дюрана, который прошел через огонь чистилища. Когда они перестают, таким образом, ходить по церквям, то идут в место покоя, где остаются до дня Страшного суда, как мне говорили сами
1 J. Duvernoy, Le Registre d'Inquisition de Jacques Fournier, Paris - La Haye, 1978,1,354.
2 Ibid., p. 160.
3 Ibid., p. 163.
А когда Арно Желис отрекается, ему приходится снова возвращаться к осторожности относительно чистилища: <По первому вопросу, отрекаясь от содержащейся там ошибки, что бы там ни считали сказанным, я теперь верю твердо, что души усопших мужчин и женщин идут в чистилище, где совершают свое покаяние, которое не принесли в миру. По завершении они идут в небесный рай, где находятся Господь Христос, Святая Дева, ангелы и святые>1.
Другая форма сопротивления чистилищу особенно характерна для некоторых духовных лиц и поэтов, в частности, в Италии.
Одни, консерваторы, традиционалисты желают придерживаться старой оппозиции ад - рай и закрывают глаза на новое, третье место, творение теологов интеллектуалов.
Бонвесин далла Рива2, миланец, живший во второй половине XIII века, член третьего ордена гумилиатов, сочинил, где между писанием <черным> о двенадцати казнях ада и писанием <золотым> о двенадцати блаженствах рая присутствует не то чтобы чистилище, но Воплощение, страсти Искупителя, которые составляют писание <красное>, сделанное кровью Христа.
В ту же эпоху поэт-францисканец Джакомино да Верона взял из <писаний> Бонвесина только черное и золотое в поэму <О небесном Иерусалиме и инфернальном Вавилоне>, где между райскими радостями и адскими карами тоже нет места промежуточному очищению. Аллюзия на <ухищрения> теологов (v. 19), четкая оппозиция между добром и злом:
Зло ведет на смерть с падшим ангелом Добро дает жизнь с добрым Иисусом>
{стихи 331-332) -
1 Ibid., р. 167.
2 Bonvesin dalla Riva, Le opere volgari, I. Rome, 1941; L Biadene, // libit) delia Trc Scritture di Bonvesin dalla Riva, Pisa, 1902.
1 Giacomino da Verona, La Gerusalee celeste e la Babibnia infernale, Ve-rone, 1921. Я использовал издание Броджини-Контини, см.: Fbetidel DuecentOy I, Naples, 1960, p. 627-652.
2 Jacopo Passavanti, Lo Specchio dx vera pemtenza, ed. M. Lenardon, p. 387- 391.
направлены, по-видимому, на исключение промежуточного характера чистилища1. Для других враждебность если не к чистилищу, то, по крайней мере, к некоторым благоговейным излишествам относительно чистилища, кажется, проистекала от страха столкнуться там с пережитками язычества. Так, в одном из пассажей своего знаменитого, где опровергаются <ложные мнения и суетные остатки язычества или вкрапления ложного учения демона>, доминиканец Джакопо Пассаванти ополчался на <суетность и алчность смертных, которые хотят распоряжаться правосудием Божиим и своими делами, словами и пожертвованиями претендуют извлечь до срока души из чистилища. Сие есть великое самомнение и опасное заблуждение>2. I
I Бон веси н дал л а Рива и Джакомино да Верона считаются предшественниками Данте. Гений и дерзость автора <Божественной комедии> могут считаться их продолжением разве что по контрасту. I
Глава 10
Поэтический триумф: <Божественная комедия>
Спустя немногим более сотни лет с момента своего рождения чистилище получило исключительный шанс: поэтический гений рожденного во Флоренции в 1265 году Данте Алигьери навсегда придал ему особое место в памяти людей. Между изгнанием из Флоренции (1302) и смертью в Равенне (1321) Данте сочинил <-Божественную комедию>, две первые части которой, <Ад> и <Чистилище>, были завершены в 1319 году, что подтверждается посланием болонского ученого Джиованни дель Вирги-лио.
Я завершаю свое исследование <Божественной комедией> не только для того, чтобы лишний раз показать историческую роль чистилища. Не только, чтобы дать чистилищу в конце книги вершинное место, определенное Данте. А, главным образом, потому, что Данте исключительным трудом гармонично соединил большинство разрозненных тем, которые я здесь прослеживал. Дантово <Чистилище> стало неподражаемым завершением долгого генезиса чистилища. Кроме того, из всех возможных, иной раз несовместимых образов чистилища, которые Церковь, утверждая догматическую основу, оставляла на выбор чувствам и воображению христиан, этот - самое выдающееся воплощение чистилища.
Через заросли комментариев дантологов, к числу которых мне было бы смешно себя причислять, я следовал простым путем наивного читателя поэмы> а моим
гидом выступала память о многочисленных текстах, предварявших <Божественную комедию> в поисках чис тилища1.
В первую очередь, обрисую этот путь.
Дантова система чистилища
Данте немало сообщает о ней уже в последнем стихе <Ада>. Поэт и его проводник Вергилий вышли, чтобы <вновь узреть светила>. Значит, чистилище расположен
1 Я пользовался двуязычным изданием, выпущенным по случаю 700-летия Данте (Libmirts assocics, Paris, 1965) с итальянским текстом, соответствующим последнему изданию Итальянского дантовсхого общества, фр. переводом Л. Эпииас-Монжене под ред. Луизы Коэн и Клода Амбруаза и предисловием Поля Ренуччи. Кроме того, я привлекая перевод и оригинальные комментарии Андре Пезара (Bibbotheque de к PWadc, 1965). Четкая картина структуры <Чистилища> приводится в Edizionc des Centenario* in ТИПЕ LE ОРЕТЕ di Dante, a euro di Fredi Clmpclli. Milan, U. Marsia, 1965. Краткая статья <Чистилище> в Dante Dktionury полезна для характеристики Дантова <Чистилища> с точки зрения как топографической, так и идеологической* Интересные сведения касательно локализации и описания чистилища можно найти в старой работе: Е. CoJi, Jlpamdiso terrestre ddntesco, Florence, 1897. Следует выделить комментарий Дж. А. Скартацциии, воспроизведенный под редакцией Джуаеппе Ванделли в критическом втором издании Итальянского дан-товского общества (Milan, 1960). Андре Пезар отмечает работу. G. Тгос* coli, It Purgatorio dantcsco. См. также: С S. Singleton, Dante Alighieri the Divine COMEDY, Purgatorio, 2: COENTARY, Princeton, 1973 И примечания К изданию Наталино Сапеньо (Florence, 1956). С точки зрения, важной для моей концепции, с точки зрения теологии, не утратил значения классический труд: Mandonnet, Dante, \Е thiologien, Paris, 1935, который дополняет работа: Е. Gilson, Dante et la philosophic, Paris, 1939. О предшественниках Данте в видении и описании потустороннего мира мне многое дали: H.R. Patch, THE OTHER WORLD according to descripTIONS in medieval literature, 1950; A. d'Ancona, / preeunori di Dante, Florence, 1874; M. Dodi, Forerunners of Dante, Edimbourg, 1903; Dicls in Studi Storici IN ONORE di Ottorino BcrtoUni, 11, 1972, p. 497-524. Я обязан дружбе Джи-роламо Арнальди возможностью поработать в великолепных условиях с самыми давними комментариями к <Божественной комедии>, опубликованными Дж. Бьяджи, Дж. Л. Пасссрини, Э. Ростаньо: LA DMna COEDIA NCLLA FIGURAZIONC artistica e net sccolarc COENTO, Turin, 1931. Самые ранние комментарии (комментарии XIV века, единственные', которыми я дорожу) являются в основном филологическими.
|"онеподземлей. Его уровень - это уровень земли, под звездным небом. Некий старец, античный мудрец Катан Утический, встречает их как страж чистилища. Последнее представляет собой гору, подножие которой есть преддверие, место ожидания, где в надежде пребывают умершие, не удостоенные пока вступления в собственно чистилище. Гора возвышается в южном полушарии, занятом, согласно Птоломею, которому следовал Данте, пустынным, непреодолимым для живых людей океаном> Она вздымается там как антипод Иерусалима (II, 3> IV, 68 sqq). В собственно чистилище путники вступают в девятой песни, когда Вергилий объявляет своему спутнику:
Мы, наконец, чистилище узрели Вот и кругом идущая скала, А вот и самый вход, подобный щели
(IX, 49-51).
Чистилище образовано семью кругами, или семью этажами карнизов (cerchi, cerchie, cinghi, сотки giri, giro-nth окружность которых уменьшается по мере движения к вершине. Души последовательно очищаются там от семи смертных грехов: гордыни, зависти, гневливости, уныния, корыстолюбия, чревоугодия, сладострастия. На вершине горы Вергилий и Данте входят в земной рай, где разворачивается действие шести последних песней <Чистилища> (XXVIII-XXXIII). Вергилий на пороге земного рая, оставляя свою обязанность проводника, говорит тому, кого до сих пор сопровождал:
Отныне уст я больше не открою;
Свободен, прям и здрав твой дух; во всем
Судья ты сам; я над самим тобою
Тебя венчаю митрой и венцом (XXVII, 139-142).
ем царстве, в раю. |
Никто лучше Данте не выразил связи системы Творения на этом свете и в мире потустороннем. Из ада совершается восхождение на уровень промежуточного и временного мира> мира земли, откуда вздымается к небу гора чистилища, увенчанная земным раем, который находится уже не в затерянном уголке вселенной, но на своем идеологическом уровне, уровне невинности, между вершиной очищения в чистилище и началом прославления на Небесах. Здесь система жертвует лимбом, о котором в XIII веке профессиональные теологи говорили много, хотя, скорее всего, это не соответствовало глубине укоренения столь второстепенного места в верованиях и практиках. Подлинная система потустороннего мира, принятая массой верующих, была системой не пяти, но трех мест. Однако лимб тоже представлен в <Божественной комедии>. Даже два лимба; лимб для древнейших мудрецов и патриархов и лимб для младенцев христианского мира. Чувствуется, что Данте разрывается здесь между восхищением, признательностью, привязанностью к великим языческим умам - выбор Вергилия в качестве проводника наполнен особым смыслом,-и своей жалостью и нежностью к умершим в раннем возрасте младенцам, с одной стороны, и своей строгой христианской ортодоксией - с другой. Никто не сможет спастись на небесах, не приняв крещения. Но двойное население лимбов не перестает преследовать Данте на всем протяжении его путешествия. Для мудрых и праведных, живших в дохристианские времена, там существуют две различные судьбы. Те, кто жил по древним законам, были спасены Христом, совершившим схождение в эту часть ада, образующую лимб патриархов (<И первыми блаженны стали эти>, Ад, Щ61), а затем навсегда закрывшим ее. Как язычники, они должны были остаться на этом уровне преисподней, но Бог даровал им на самом верху подземного царства, на уровне первого круга, величественный замок [nobile castello), где они обитают на <зеленом лугу>, окружающем <холм, который рядом, в открытом месте, светел, величав> (Ад, IV, 106--115). Античные мудрецы, память и образы которых сопровождают Данте в течение всего путешествия, отчетливо присутствуют и в <Чистилище>: это Аристотель, Платон и многие другие, он напоминает об их <жажде тщетной> истинного Бога
(HI, 40-45); это Ювенал, о схождении которого <в адский лимб> упоминает Вергилий (XXII, 14); это Стаций, беспокойно вопрошающий своего наставника Вергилия> <были ли прокляты великие римские писатели>, и получающий ответ, что они вместе с ним в <первом круге тюрьмы неоза-ренной>, где они нередко ведут речь о горе - имеется в виду чистилище, - где обитают их кормилицы музы (XXII, 97-103). Впрочем, одного из них, Катона Утического, Бог поставил в качестве стража горы чистилища. Некоторые удивлялись, что эта роль доверена язычнику, тем более самоубийце. Но Данте испытывал самое живое преклонение перед тем, кто стал ценой собственной жизни поборником свободы (Чистилище, 1,70-75). Вергилий в <Пире> сделал Катона символом гражданина, героя гражданской жизни, считающего себя рожденным <не для себя -самого, но для отечества и всего мира>1.
Что касается младенцев, умерших прежде крещения и отмеченных лишь первородным грехом, то они находятся вместе с языческими мудрецами в том же самом замке первого круга ада. Вергилий открывает это трубадуру Сорделло, встреченному в предчистилище:
Есть край внизу, где скорбь - от темноты,'
А не от мук, и в сумраках бездонных
Не возгласы, а вздохи разлиты.
Там я - среди младенцев, уязвленных
Зубами смерти в свете их зари,
Но от людской вины не отрешенных
(ЧИСТИЛИЩЕ, VII28-33).
В <Рае> Данте еще раз вспомнит о младенцах, остающихся в лимбе ада:
Когда же милость миру снизошла, То, не крестясь крещением Христовым, Невинность вверх подняться не могла (PAU>XXXIL82-84).
1 Цицерона] di Catone che поп a se, ma a la patria e a tutto lo mortdo nato esser credea> (Convivio* IV, XXVII, 3).
Если Данте прекрасно сумел придать чистилищу в его измерения > то потому, что понял его активную промежуточную роль и показал ее через пространственное воплощение и наглядное изображение духовной логики, составной частью которой оно является. Данте сумел установить связь между своей космологией и своей теологией. Некоторые комментаторы утверждали, что он ввел в <Божественную комедию> - едва ли не в нагрузку -познания, полученные от посещения, по его собственному выражению, <религиозных школ и философских диспутов>, куда он окунулся душой и телом после смерти Беатриче в 1290 году. Однако очевидно, что его космогония, его философия и его теология составляют саму материю - материю и дух - его поэмы.
Чистилище, конечно же, - <второе царство> между адом и раем. Но Данте имеет об этом промежуточном загробном мире вполне динамичную и духовную идею. Чистилище отнюдь не нейтральное промежуточное место, оно целенаправленно. Оно восходит от земли, где будущие избранные умирают, до неба, где находится их вечное обиталище. По мере восхождения они очищаются, становятся все более чистыми, все больше приближаются к вершине, к высотам, которым они предназначены.
Из всех географических образов, которые воображаемое потустороннего мира за столько веков предложило Данте, он выбрал единственный, выражающий подлинную логику чистилища, логику восхождения, - гору. Данте, осуществляющий синтез между новейшим (чистилище) и самым традиционным (страх ада и стремление к небу), не сосредотачивается на чувствах вокруг смерти. Он довольствуется многозначительным напоминанием о ней во второй песни <Чистилища>, где на судне, ведомом ангелом-кормчим души, <сливаясь в хоре>, поют псалом 114: <Когда вышел Израиль из Египта>, который пели в Средние века в момент переноса умерших из дома в церковь и далее на кладбище (II, 46-48).
IVлавное состоит в вознесении этой горы, без конца упоминаемой (Я monte) на всем протяжении гимна и даже именуемой <священная гора> (/7 sacro monte* XIX, 38), <святая гора> (ilsanto monte, XXVIII, 12). Эту гору в двух стихах, созданных ради оживления нескольких смыслов одновременно, Данте назвал сопкой, как бы напоминая о вулканизме и устремленности к небу, к которому она должна вести: И я глаза возвел перед горой* От моря к небу взнёсшейся громадно № 14-15). Гора очень высокая, очень крутая, трудная для подъема. Вергилий буквально тащит туда Данте, они карабкаются на четвереньках:
Путь шел в утесе, тяжкий и нескорый; Мы подымались между сжатых скал, Для ног и рук ища себе опоры. Когда мы вышли, как на плоский вал, На верхний край стремнины оголенной: <Куда идти, учитель?> - я сказал. И он: <Иди стезею неуклонной Все в гору вслед за мной...> (IV, 31-38)
К вершине было не взнестись очам (IV, 40).
Это <второе царство>, представлявшее собой целый мир, было в свою очередь поделено на области, которые Данте тоже называет царствами: Это те <семь царств>, через которые Вергилий просил привратника Катона позволить пройти им, Данте и ему:
Дай нам войти в твои семь царств... (Л 82)
1 I 10841 60 12^; Ш, 46; IV. 38, 39; VI. 48; VII, 4; 65? VIII. 57; X. IS; XII, 4 XIV 1 XVTXIX. 117; XX. 114. 128; XXI. 35. 71; XXII> 123; XXV. 105; XXW174- XXVIII. 101; XXX. 74. а также-; XV. 93; XVII. 113 137.
* Впереводс M. Лозинского - <стеной*, точнее было бы сопкой, -coil уч ей горой>.
От одного из этих царств до следующего, с одного уровня на тот, что выше, путешественники поднимаются по лестнице, по крутым ступеням (scale, scaglioni, scallo, gradi и т.д.). Вот, например, подъем с четвертого на пятый уровень;
Туда, где в камне лестница вела (XIX, 48). В
Hi Гора очищения 1
Но это не просто гора, это гора очищения - таков главный акт, который совершается здесь. Эта тема ставилась Данте от самого входа: I
И я второе царство воспою,
Где души обретают очищенье I
И к вечному восходят бытию (1,4-6).
Вергилий, обращаясь к Катону, напоминает, что цель этой части их путешествия - показать Данте очищение:
И души показать ему желаю, Врученные надзору твоему (I, 65-66).
В массовом очищении Данте выделяет индивидуальные моменты. Таков, например, случай поэта Гвидо Гви-ницелли в седьмом круге, отведенном для сластолюбцев:
Что до меня, я - Гвидо Гвиницелли; I
Уже свой грех я начал искупать (XXVI, 91- 92). 1