Пророк Исаия предсказал о Евангелии, говоря, что «Слово сокращено сотворит Господь по всей вселенней» (Ис. 10:23). Сокращенное же это слово в немногих словах охватывает великий смысл. Итак, рассмотрим снова прежде рассмотренные сегодня Евангельские слова, и прибавим к ним остальные, дабы нам насытиться еще заключающимися в них чистым смыслом и всецело стать причастниками божественного вдохновения.
«Во время оно, поят Иисус Петра и Иакова и Иоанна, и возведе их на гору высоку едины. И преобразися пред ними, и просветися лице Его, яко солнце» (Мф. 17:1). — Се ныне время благоприятное; се ныне день спасения, братие: день божественный и новый и вечный, не разделяемый на промежутки времени, не возрастающий и не убывающий, ни обрываемый ночью. Ибо это — день Солнца Правды, у Которого нет изменения и ни тени перемены, Который с того дня благоволением Отца и содействием Святого Духа человеколюбиво воссияв на нас, вывел нас из тьмы в чудесный Свой Свет и продолжает все время сиять над головой нашей, будучи незаходимым Солнцем. Будучи же Солнцем Правды и Истины, Он не перестает светить и предоставлять ведать Его также и для любящих ложь и неправду на высоту глаголющих, или же своими (злыми) делами являющих себя таковыми; но делателям Правды и поклонникам Истины Он являет Себя и вверяется им и Своим озарениями радует их. И это — то, что Писание говорит: «Свет возсия праведнику и сожитель его — веселие» (Пс. 96:11) [160]. Посему и Псалмопевец Пророк воспевает Богу: «Фавор и Ермон о имени Твоем возрадуетася» (Пс. 88:13), преднаписуя оную радость для видевших, которая позднее сбылась па горе. Исаия же говорит: «Разреши всяк соуз неправды, разрушь обдолжения насильных писаний, всякое писание неправедное раздери» (Ис. 58:6). Что же следует за тем? — «Тогда разверзется рано свет твой, и исцеления твоя скоро возсияют: и предъидет пред тобою правда твоя, и слава Божия объимет тя» (ст. 8). И еще: — «Аще отъимеши от себе соуз, и рукобиения, и глагол роптания, и даси алчущему хлеб от души твоея, и душу смиренную насытиши, тогда возсияет во тме свет твой, и тма твоя будет яко полудне» (ст. 9–10); ибо тех, которых Солнце сие явно озарит, Оно делает и их самих иными «солнцами»: потому что «праведницы просветятся яко солнце, в царствии Отца их» (Мф. 13:43).
Итак, отложим, братие, дела темная, и. станем делать дела света, чтобы не только в этом дне нам честно ходить, но и стать «сынами дня»; и приидите и взойдем на гору, где Христос просиял, дабы увидеть сбывающееся там; лучше же сказать, — нас, таковых сущих и ставших достойными такового дня, Само Слово Божие возведет в свое время. А теперь напрягите и возвысьте ваши душевные очи к свету Евангельской проповеди, чтобы тем временем преобразиться обновлением ума вашего, и таким образом привлекши свыше божественное озарение, стать вам сообразными подобию славы Господней, Которого лице на горе просветилось сегодня, как солнце. Каким образом: «как солнце»? — Было некогда время, когда этот солнечный свет не был как бы заключенным в некоем сосуде, в форме диска, потому что свет был раньше формы; Производящий же все, произвел солнечный диск в четвертый день, сочетав с ним свет, и таким образом установил светило, которое делает день [161]и бывает видимо днем. Так, вот, и Свет Божества был некогда не как бы заключенным в сосуде, в теле Христовом: потому что Свет является предвечным, а тело является восприятием, которое приял от нас Сын Божий, затем ради нас созданное, заключающее в себе полноту Божества; и таким образом оно явилось обожествленным и богосиянным светом. Вот таким образом просветилось лицо Христово, как солнце, «ризы же Его быша белы яко свет». Марк же говорит: «Ризы Его быша блещащася, белы зело яко снег, яцех же не может белильник убелити на земли» (Мк. 9:3). Итак, следовательно, тем Светом просияли и покланяемое (божественное) тело Христово и одежды, но не в равной силе света: потому что лице Его просветилось, как солнце, одежды же стали светлыми, как прилегающие к Его телу, и чрез них Он показал: каково — одеяние славы, в которое в будущем веке облекутся приближенные к Богу, и — каковы одеяния безгрешности, которых, вследствие преступления, Адам совлекшись, увидел себя нагим и устыдился.
Божественный же Лука говорит: «Бысть видение лица Его ино, и одеяние Его бело блистаяся» (Лк. 9:29); тем самым все совершаемое там он ни с чем не сравнивает. Марк же прибегает к образу относительно одежд, говоря, что они «быша блещащася, белы зело, яко снег»; но и он показал, что образы и подобия относительно вида оных одежд уступают и не достаточны: потому что снег, хотя и бел, но не сияет, потому что всегда он имеет неровную поверхность, весь будучи составлен как бы из каких–то мелких пузыриков, вследствие смешения с содержащимся внутри воздухом: потому что он уже отнюдь и не облако и не в силах выдавить заключающийся внутри воздух, и силою мороза уплотняется, и таким образом бывает носим воздухом и похож — на пену по белизне и вместе по неровности. Следовательно, поскольку белизна снега не довлеет для передачи приятности оного видения (блистающих одежд Христовых во время Преображения), то к сему понятию присовокуплено понятие блеска; кроме того, и этим Евангелист показывает, что оный Свет, силою которого одежды Христовы стали сияющими и белыми, был паче естественным: потому что не является свойством чувственного света делать белым и сияющим то, на что он падает, но он показывает тот цвет, каков есть на самом деле; а этот Свет, как представляется, покрыл, или лучше сказать — изменил их, что не является свойством чувственного света. А что еще более удивительно, так это то, что и изменив, сохранил их тогда неизменными, как скоро затем явствовало. Разве нечто такое является свойством известного нам света? Поэтому Евангелист представляя не только сияние и превосходящую прекрасность лица Господня, но и сверхъестественную красоту Его одежд, тем, что с белизной снега сочетал и понятие сияния, отвел от мысли, что эта красота была естественной. Поскольку же и искусство, как известно, привносит естеству некую красоту, и поскольку оную красоту он ставит выше украшений, делаемых мастерами, он говорить: «яцех же белильник на земли не может убелити».
Поскольку же предвечное Слово, нас ради воплотившееся, воипостасная Мудрость Отчая, конечно, в Самом Себе носит и слово Евангельской проповеди, и как бы одеждами Его являются буква (облекающее слово), белая, воистину, и ясная будучи, а вместе — и сияющая и просвещающая и как бы подобная жемчужине, лучше же сказать — приличествующая Богу и боговдохновенная для зрящих в духе то, что принадлежит Духу, и богоугодно толкующих тексты Писания, то поэтому и слова Евангельской проповеди Евангелист определил таковыми, «какия белилыцик», — т. е. мудрец века сего, — не может растолковать. И что говорю: растолковать? — Когда и понять он не может, когда и другой растолковывает; потому что, как говорит Апостол: «Душевен человек не приемлет яже Духа Божия, и не может разумети» (1 Кор. 2:14); посему, сводя на уровень чувственных явлений это превышающее ум и божественное и духовное сияние, заблуждается, безрассудно надмеваясь плотским своим умом, вступая в область того, о чем и понятия не имеет.
Но Петр, блаженнейшим этим видением озарен душою и увлечен к еще большей любви и желанию, не желая уже разлучаться с оным Светом, — «добро есть нам зде быти», сказал Господу, — «аще хощеши, сотворим зде три сени, Тебе едину, и Моисеови едину, и едину Илии», поскольку время восстановления (всего) еще не наступило, а когда это время придет, тогда мы не будем нуждаться в рукотворенных кущах. Но тем, что распределяет им равные кущи, не следовало ему равнять Владыку с рабами; потому что Христос, как сущий Сын Божий находится в недрах Отчих; Пророки же, надлежащим образом, как подлинные сыны Авраама обитают в недрах Авраама. Итак, когда Петр, не зная (что говорит) говорил так, — «се облак светел осени их», прерывая слова Петровы и показывая — каковая отвечает Христу куща.
Но что такое сам этот облак и каким образом, будучи светлым, он осенил их? Не быль ли тот облак тем неприступным Светом, в котором Бог обитает, и тем Светом, в который Он облачается, как в одежды; ибо говорится: «Полагаяй облаки на восхождение Свое» (Пс. 103:3); и: — «Положи тму за кров Свой, окрест Его селение Его» (Пс. 17:12)? Хотя, как говорит Апостол: «Един имеяй безсмертие, во свете живый неприступнем» (1 Тим. 5:16); так что здесь свет и тьма являются то же самое, по причине неприступного блеска сего сияния. Но и относительно самого того Света, который сначала был видим для глаз Апостолов, священные Богословы свидетельствуют, что он — неприступен. — «Ибо сегодня», как говорит один из них, — «бездна неприступнаго Света; сегодня на Фаворской горе зримо бывает Апостолам безпредельное излитие божественнаго сияния». И великий Дионисий, говоря, что оный неприступный Свет есть мрак, в котором, говорится, обитает Бог, утверждает, что «в нем бывает всякий удостоенный знать и видеть Бога».
Итак, это был тот же Свет, который сначала видели Апостолы, как сияющий от лица Господня, а после сего — как осеняющий светлый облак; но тогда, вот, он представил для взора более слабое озарение, а затем явившись в гораздо более полной степени, он, вследствие чрезмерности света, стал неприступен для их зрения, и таким образом он осенил Источник божественного и приснотекущего Света — Солнце Правды Христа. Да и в чувственном солнце тот же свет дает себя видеть взору, когда проливается в виде лучей, и опять же бывает недоступен для взора, когда кто–нибудь устремит свой взгляд (непосредственно) на солнце: потому что свет его превышает меру возможностей наших глаз. Но чувственное солнце светит не по своему желанию, а по природе, и светит не только для тех, кому бы пожелало; Солнце же Истины и Правды Христос, обладая не только естеством и естественным сиянием и славою, но, в равной мере, и волею, промыслительно и спасительно озаряет тех только, кому пожелало бы, и — то в той степени, как Ему это было бы угодно. Посему, пожелав, как солнце, Он озарил и был зрим для глаз Апостолов, и то — не на долгое время, а затем еще сильнее просияв, как Ему это было угодно, Он, вследствие превосходящего сияния, стал недоступен для очей Апостолов, как бы вшед в светлый облак. Но и голос раздался из облака: «Сей есть Сын Мой Возлюбленный, о Немже благоволих: Того послушайте» (Мф. 17:5). На Иордане, когда Господь крестился, разверзлись небеса, и был тот же глас, исходящий от оной, конечно, славы, — которую Стефан затем, когда раскрылись для него небеса, быв исполнен Духа Святого, устремив взор увидел, ныне же исходящий из оного облака, осенившего Иисуса. Итак, этот облак тождественен с сверхнебесной славой Божией. Ужели же чувственный свет будет — сверхнебесным? — Голос же Отца из облака показал, что все бывшее до пришествия Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, как то: жертвы, законоположения, усыновления, были несовершенными, и не были и не совершались на основании первичной воли Божией, но были (лишь) допущены ввиду сего имеющего быть пришествия и явления Господня. И Он есть Тот, о Котором, как о Сыне Возлюбленном, благоволит и совершенно довольствуется и в Котором почивает Отец; посему и повелевает Его слушать и Ему повиноваться. И хотя бы Он сказал: «Внидите узкими враты: яко пространная врата и широкий путь вводяй в пагубу; узкая же врата и тесный путь вводяй в живот», — слушайте Его; и если бы Он сказал, что этот Свет есть царство Божие, — слушайте Его и веруйте Ему, и делайте себя достойными этого Света.
Но когда воссиял светлый облак, и возгремел Отеческий голос из облака, «падоша», говорит (Евангелист), «ницы ученицы»; пали же они ниц не по причине голоса, поскольку и в других случаях неоднократно он бывал: не только на Иордане, но и в Иерусалиме, при приближении спасительной Страсти, когда Господь говорит: «Отче, прослави имя Твое», тогда — «прииде же глас с небесе: и прославих, и паки прославлю» (Ин. 12:28); и весь народ слышал это, и, однако, никто из них не упал. Здесь же не только голос, но вместе с голосом осиял их и невыносимый Свет. Поэтому богоносные Отцы справедливо признают, что Ученики пали ниц, не по причине голоса, но по причине превосходящего и паче естественного Света; потому что и прежде чем прозвучал голос, они «были в страхе», как говорит Марк (9:5), конечно, вследствие сего Богоявления.
Но когда, на основании всего этого, является очевидным, что этот Свет есть божественный и сверхъестественный и несотворенный, что хотят опять эти нахватавшиеся сверх должного светских и недуховных наук, и не могущие познать то, что от Духа?! Но они впадают и в иную бездну: потому что они не признают, что этот Свет является божественной славой, ни Божиим царством, ни красотою, ни благодатью, ни сиянием, — как это утверждаем мы, наученные Господом и Богословием, — но в то же время они решительно утверждают, что тот Свет, который они раньше называли чувственным и сотворенным, есть существо Божие. Господь же в Евангелии называет этот Свет не только общей славой для Себя и Отца, но — и для святых Ангелов, как пишет божественный Лука: «Иже бо аще постыдится», говорит, «Мене и Моих словес, сего Сын Человеческий постыдится, егда приидет во славе Своей в Отчей и святых Ангел» (Лк. 9:26). Так что, утверждающие, что сия слава, есть существо, сим признают, что оно тождественно у Бога и у Ангелов, а это верх нечестия! [162]Не только Ангелы, но и святые человецы являются причастниками сей славы и царствия, но Отец и Сын с Божественным Духом по природе Своей обладают этой славой и царством, Святые же Ангелы и человецы по благодати являются участниками ее, оттуда получал озарение. И это нам подтвердили Моисей и Илия, быв видимы в сей славе с Ним (Лк. 9:31). Моисей же просиял не только на Фаворе, будучи общником божественной славы, но и некогда лицо его настолько было прославлено, что сыны Израилевы не могли взирать на него. И сие подтвердил говорящий, что «безсмертную славу Отца Моисей восприял на своем смертном лице»; и отвечающий Евномию, отрицавшему, что Сын является участником славы Вседержителя, так пишет: «И даже если бы слово было о Моисее, я бы не допустил такого мнения».
Итак, у Бога и Святых Его — общая и единая слава и царство и оный Свет; посему и Псалмопевец Пророк воспевает: «Светлость Господа Бога нашего на нас» (Пс. 89:17); но никто еще до сих пор не дерзал говорить, что у Бога и Святых — общее и единое существо.
И утверждать, что теперь на горе впервые обнаружилось общее божественное сияние Божества Слова и плоти, значило бы говорить в духе Евтиха и Диоскора, а не — претендующих сохранять Православие. И эту славу и сияния увидят все, когда Господь явится, сияя от востока до запада; узрели же ее и сегодня совозшедшие с Иисусом Ученики Его; но никто не пребывал в самой жизни и существе Божием, и никто не видел и не возвестил естество Божие. И сей божественный Свет мерою дается и способен увеличиваться и уменьшаться, согласно достоинству принимающих его неделимо–разделяемого; и вот подтверждение сказанному: лицо Господа просияло паче солнца, одежды же Его стали светлыми и белыми, как снег. И Моисей и Илия были видимы в той же славе, но ни один из них не просиял тогда так, как солнце; и сами Ученики то созерцали этот Свет, то не были в силах взирать на него. Итак, размеривается таким образом и неделимо–разделяется и способен увеличиваться и уменьшаться оный Свет, и частично ныне, а частично позднее познается; посему и божественный Павел говорит: «От части разумеваем, и от части пророчествуем» (1 Кор. 13:9). Существо же Божие совершенно неделимо и неприступно, и никакое из существ не способно увеличиваться и уменьшаться; впрочем же, это проклятым Мессалианам [163]свойственно полагать, что для достойных, по их понятию, возможно видеть существо Божие. Мы же отвращаясь и от древних и от новых еретиков, веруя, как были научены: что Святые созерцают и как причастники разделяют царство и славу и сияние и свет неизреченный и благодать божественную, но не — существо Божие, — идем к сиянию благодатного Света, дабы познать и поклониться Трисиянному Божеству, во единице сияющему, неизреченному Сиянию из единой триипостасной природы; и очи помысла устремим на Слово, Которое с плотию ныне восседает превыше небесных сводов, Которое, как это подобает Богу, седя одесную Величия, как бы издали так обращается к нам: «Если кто желает примкнуть к сей славе, пусть, насколько эго возможно, подражает Мне и шествует тем путем, которым Я шел на земле и представил в пример как образ жизни».
Итак, будем созерцать внутренними очами сие великое зрелище: наше естество, навсегда соединившееся в своей жизни с невещественным огнем Божества; и сняв с себя кожаные одежды, в которые мы оделись вследствие преступления [164], — т. е. отвергнув земные и плотские заботы, станем на святой земле: каждый создав свою личную святую землю, достигнув сего путем добродетели и тяготения к Богу, чтобы нам возыметь дерзновение, когда Бог приидет во свете и, притекши к Нему, воссиять и вечно пребывать с Ним, озаренные во славу Трисолнечного и единственнейшего Сияния ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Омилия XXXVI [165]
На 11–е воскресение Евангельских чтений по Матфею, имея темой чтомую притчу: «Уподобися царствие небесное человеку царю, иже восхоте стязатися о словеси (с рабы своими)»; в ней же говорится и о долготерпении и сострадании
Бог, творя человека наделенным свободой воли, удостоил его великой заботы, так чтобы, прекрасно пользуясь сей свободой, он имел склонность не на зло, но на добро. Так, творя его, он вместе с тем творит его по образу Своему и подобию, чтобы и он, взирая на благой Прототип, не отпал бы от доброго состояния, и Бог опять в отношении него, как в отношении Своего образа более, чем в отношении всего иного, созданного Им, оказал бы ему и впоследствии, как это и справедливо, Свою богатую милость. И опять же, на основании сего, путем подражания, привлек бы его к соразмерному ему и соответствующему добру; ибо и человек может быть благим, по образу Сотворшего его, на основании подражания Ему; но что бы какой человек был настолько же и неизменно благ, как — Бог, это — совершенно невозможно. Обдумайте, вот, множество Божиих милостей к нам и величие их и как Он Самого Себя представил нам в пример доброделания. И я не буду говорить теперь о тех присущих нашей природе благодеяниях, которыми Он даровал нам обладать, на которые и единые взирая, Давид сказал Ему: «Удивися разум Твой от Мене: утвердися, не возмогу к нему» (Пс. 138:6) [166]; но я теперь вкратце скажу о том, что — вне и вокруг нас. Потому что все видимое и невидимое Он соделал ради человека: ибо не только небо и землю, и воду, и воздух, и огонь и все заключающееся в этих элементах, и всевозможные виды животных и растений, которых поединично и перечислить нам не под силу, но и самое многовидное и многочисленное множество Ангелов Он сделал ради человека: одних, как чины, управляющие миром и князей народов, как Божии Пророки, наученные Им, учат нас: других же, как служителей имеющим наследовать спасение, как великий Павел, и сам наученный Богом, открыл нам. И что говорю: все созданное Им? Ибо и Самого Себя ради нас Он соделал Человеком. И какое слово выразит те слова, который ради нас Он произносил Своими устами, образ жительства, добродетели, которые на Своем примере Он нам показал, величие чудес, которые ради нас Он Сам совершил? Но о чудо, превышающее все чудеса! — И Самого Себя дал на смерть ради нас, и воскрес и ради нас вознесся Он, всегда живый, как Бог и сущий на небе, лучше же сказать — сущий везде и над всем, пребывающий прежде веков и во веки и еще.
Все совершенное Им ради нас исполнено — милосердия; да и что иное было движущим началом для таковых и толиких благодеяний, как ни человеколюбие и любовь и милосердие? Но это милосердие обнаруживается двояко: с одной стороны — прежде чем мы согрешили в отношение Его, которое выразилось в тех величайших благодеяниях, которыми, по милости, Он пополнил недостаток нашего естества; после же того, как мы согрешили в отношение Него, Он, по милости, оставался великодушным, и не только это, но и движимый великим состраданием, и всегда на лучшее возращивая дарования и приводя их к приросту, не только не воздавая злом за зло, но и не просто отвечая добром за зло, но и оказал наивысшее максимальное добро, выше которого или лучше которого нет ничего, ибо затем Он Самого Себя дал за нас, — Который есть Первое и величайшее и максимальное из всех благ, лучше же сказать — единое и ни с чем несравнимое Благо. Итак, поелику благодеяние милосердия — двояко, то одно проявляется в оказании помощи нуждающимся в крове, еде и оказании защиты в нуждах; другое же — в великодушии и незлопамятстве и сострадании к согрешающим. Сын Божий, став ради нас Человеком и удостоив нас быть нашим Учителем, побуждая нас к сему виду милосердия, которое заключается в давании (нуждающимся) общения в имуществе нашем, говорит: «Всякому просящему у тебя дай; и хотящаго от тебе заяти не отврати» (Мф. 5:42); и: «Скрывайте себе сокровище на небеси, идеже ни червь ни тля тлит, и идеже татие не подкопывают ни крадут» (Мф. 6:20). И опять же в ином месте: «От сущих (у вас) дадите милостыню: и ее вся чиста вам будут» (Лк. 11:41). Но не только этими словами, но и притчами побуждая нас к оказанию милосердия, Он как бы пред наши очи представляет оное будущее страшное Пришествие, и являет Себя Царем, восседающим на троне славы: и оказывающих добро поставляет одесную Себя, как делателей правых дел; а не таковых, как те, — ошуюю, порицая их, как не дававших нуждающимся общения в своем имуществе, и как показавших бездушие в отношении Его Самого в том, что не оказали помощи нуждающимся, отсылает их в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его; весьма же восхвалив благих дателей и показав, что благодеяние, совершаемое нуждающимся, бывает благодеянием в отношении Его Самого, Он свидетельствует, что они — благословенные Отцем Его, и делает их наследниками царства, уготованного для них от сложения мира. Вот, это Господь говорит в Евангелиях, увещевая и побуждая нас к оному первому виду милосердия, выражающегося в давании нуждающимся участия в своем имуществе.
Относительно же второго вида оказания милосердия, которое выражается в беззлобии и милостивом отношении к обидевшим нас, что говорится? — «Не воздаси зла за зло, но побеждай благим злое» (Рим. 12:17, 21); и: «Не судите, и не судят вам» (Лк. 6:37). И: «Аще отпушаете человеком согрешения их, отпустит и вам Отец ваш Небесный. Аще ли не отпущаете человеком согрешения их, ни Отец ваш отпустит вам согрешений ваших» (Мф. 6:14, 15). И как в отношении оного первого вида милосердия, Он в целях увещевания пользовался словами и самыми предметами побуждал, представляя Себя в виде Пастыря и Царя, так и в отношении беззлобия и милостивого отношения к обидчикам, не только Он изрек те слова, которые мы выше представили, но и присовокупил и предложил притчу, которая сегодня читалась вам в Евангелии: — «Уподобися», говоря, «царство небесное человеку царю, иже восхоте стязатися о словеси с раби своими. Наченшу же ему стязатися, приведоша ему единаго должника тмою талант» (Мф. 18:23) [167]. Здесь «Царем Человеком» Он называет Своего Отца, как бы этими словами включая и Себя в число должников. Если же и говорит, что «уподобися» Он «человеку», но это говорится в форме притчи. Сам же Он (Господь наш Иисус Христос) «уподобися человеку не в образе притчи, но истинно так Он стал Человеком, таким как — мы. Единый, воистину, престол и единое царство у Сына и Отца, но так как, увещевая к благодеянию в отношении ближнего, Он в тех словах говорил: «Я голоден был», «Я жаждал» и проч., и нуждающихся назвал «братьями», и иное к тому же представил, что свойственно Его Воплощению, то посему там говорит, что воссядет как Царь. И там, вот, поелику помянул об «овцах» и «козлищах», представил Себя в виде Царя и Пастыря, а здесь, поелику помянул о рабах и отчете и деньгах, как бы присущих царской сокровищнице, говорит, что Отец Его восседает, как Царь, призывал к отчету и требуя долгов. Почему же там говорит Он: «возсядет» и «соберутся» и «отделит» и «скажет Царь», да и все в значении будущего; а здесь: «уподобилось» и «захотел сосчитаться» и «был приведен должник» и «велел Господин», да и все сказано в значении прошлого времени? — Потому, что все сказанное в первом случае принадлежит будущему времени; в то время как большая часть сказанного в ныне предложенной нам притче главным образом совершается здесь (в нынешней нашей жизни). Ибо когда был приведен, говорится, должник, долженствовавший 10.000 талантов, и как он не имел чем заплатить, «повеле Господь его продати, и жену его и чада, и вся, елика имеяше, и отдати (долг)» (25); когда же тот припав к его ногам, просил потерпеть и обещал уплатить, то Господин, умилосердившись, отпустил его и долг простил ему; ничто из всего этого не относится к будущему веку: ни откладывания выплаты долга, ни обещание со стороны должника уплатить, ни разрешение, ни отпущение долга каким–либо образом со стороны Давшего все и Требующего тогда сосчитаться относительно всего.
Да и то, чтоб был приведен должник, долженствовавший 10.000 талантов, когда царь начал сосчитываться, не относятся к будущему веку; потому что там конец всему тому, что здесь именно имеет свое начало. Да и дальнейшее в притче принадлежит настоящему веку. Ибо, «изшед», говорится, «раб той обрете единаго от клеврет своих, иже бе должен ему стом пенязь, и емь его давляше глаголя, отдаждь ми имже ми еси должен» (28). И припадавшего к его ногам и умолявшего и обещавшего (уплатить долг) он отнюдь не помиловал, но, пойдя, бросил его в тюрьму, пока не отдаст ему всего долга. Какой поступок, когда наступила (и для него) ответственная пора! Какой долг тогда (был бы и для него) по отношению к со–рабу! Какое (жестокое) требование (уплаты долга)! Какая агрессивность! Но и «пад», говорится, «клеврет его на нозе его, моляще его глаголя, потерпи на мне, и вся воздам ти, Он же не хотяше, но вед всади его в темницу, дондеже воздаст должное» (29–30). Но в будущем веке мы не будем терпеть насилия друг от друга, ни припадать к ногам друг друга и умолять: ибо Единый будет тогда Тот, пред Которым склонится тогда всякое колено небесных и земных и преисподних. — Но по причине таковой жестокости к со–рабу, очень огорчились, говорится, иные со–рабы, и возвестили Господину все случившееся; Он же, разгневавшись и отвергнув бессердечного раба, отдал его истязателям, пока не отдаст всего долга.
Последнее, можно было бы сказать, и в настоящем веке совершается, но особенно относится к будущему [168]; потому что там — и явное испытание и немилосердный приговор и нескончаемое мучение. «Дондеже», говорится, «воздаст весь долг свой» (34). Но это невозможное дело, чтобы мы были в силах отдать Богу воздаяние равное нашей задолженности Ему; так что выражение: «Пока не отдаст всего долга», обозначает вечную муку. Но каким образом все сказанное в притче (как мы сказали, и) здесь имеет свое исполнение, как то: царский суд, допрос должников, просьба, следующая за испытанием, и все прочее? — Стоит сей Божий храм, как бы иное небо, за священной завесой, как бы в поднебесных скиниях, имея Владычний трон, на котором Царь вселенной восседая, невидимо сосчитывается с рабами Своими, — со всеми нами, предстоящими здесь и молящимися. Многие же, в том числе и сам я, бывают постыждаемы и обличаемы теми словами, которые здесь священным образом в слух поются и читаются, как люди, которые не по Богу употребляют те 10.000 талантов, т. е. множество, благ, из которых каждое является талантом, как несущее с собою тяжкую и многочисленную ответственность; потому что так и Каин, который представляется, что совершил лишь один грех — братоубийство, однако заключал в себе семь, т. е. множество, причин для наказания, как это написано. Не только же мы бываем обличаемы за долги и из божественных слов узнаем о мучениях, предназначенных для провинившихся; и научаясь доколе пребываем в храме, мы каемся, припадаем, умоляем, даем обеты затем уже жить богоугодным образом жизни, но и, пребывая здесь до конца и тепло молясь, получаем прощение; ибо говорится: «Обратитесь ко Мне, глаголет Господь, и обращусь к вам, и беззаконий ваших не имам помянути ктому» (Зах. 1:3 и Мф. 8:12; 10:17). Затем, вышедши из храма и встречаясь с теми, которые провинились в отношении нас, даже если они и припадают и молят, мы бываем тяжки и немилостивы и неумолимы к ним, хотя их прегрешения в отношении нас не имеют ни ценности динария в сравнении с нашим талантным, а лучше оказать — многоталантным долгом в отношении Бога. Посему Бог, сострадавший нам, когда мы каялись и отпустивший нам таковой великий долг, видя наше бессердечие и черствость по отношению к соплеменникам, праведно гневается на нас и предает нас нестерпимым мукам, нынешним искушениям и будущим нескончаемым мучениям, по читанному сегодня слову Самой Истины: «Тако», говорит, «и Отец Мой Небесный сотворит вам, аще не отпустите кийждо брату своему от сердец ваших прегрешения их» (Мф. 18:35). И что еще страшнее, это — то, что и истинных рабов Божиих, т. е. святых Ангелов и святых человеков, которых прося здесь, мы надеемся иметь там молитвенниками за нас к Богу, против нас, увы, мы обретаем подвигающими против нас Бога, если не показываем здесь милостивого отношения к провинившимися в отношении нас; потому что они, как мы выше узнали, те, которые с великой печалью возвещают Богу о суровости и черствости нашего душевного расположения. Итак, справедливо в начале мы сказали, что здесь в притчи Господь представил Своего Отца в образе Царя и Судьи; потому что Он не сказал здесь: неумолимого Я предам истязателям, но — «Отец Мой Небесный».
Итак, устрашимся, братие, такового негодования на нас Святых; вострепещем пред божественным приговором; почтим предшествующее сему великодушие Божие к нам; примем во ум величину нашего долга пред Богом и то, как он велик в сравнении с теми долгами, которые иные имеют в отношении нас. «Колькраты», вопрошая Петр сказал Господу, «аще согрешит в мя брат мой, и отпущу ему до седмь крат?» И услышал: «Не глаголю тебе до седмь крат, но до седмьдесят крат седмерицею» (Мф. 18:21, 22); хотя почти и не возможно, чтобы брат столько раз провинился в отношении нас. Грехи же каждого из нас в отношении Бога даже и это число превышают; и если взвесишь тяжесть каждого греха, и представишь себе в отношении Кого (!) он бывает, найдешь, что он несравним со всеми теми провинностями, которые люди совершают по отношению к нам, хотя бы это и случилось 70 раз 7. Итак, если долженствуя Богу таковые и толикие таланты и умоляя Его о самом великодушии к тебе, ты, вот, восприял от Него и полное прощение долга, то неужели же затем относительно маленького долга сребренников, — потому что это те динарии, которые долженствует тебе со–раб, просящий твоего великодушия, ты радушно не окажешь ему сие? Итак, тогда справедливо от тебя будет требоваться весь долг; потому что не справедливо ли было бы и тебе лишиться всего? и подвергнуться приговору неумолимости? Посему один из Пророков говорит: «Якоже сотворил еси, сице будет ти, воздаяние твое воздастся на главу твою» (Авд. 15). Но не порицания, не гнева, не приговора станем ожидать, братие, но облечемся, как Апостол говорит, в милосердие, и оказывая сострадание и в словах и в мыслях и в делах, будем друг к другу, как опять же он учит, — милосерды, благостны, снисходя друг к другу, если кто на кого имеет жалобу, как и Христос простил нас (Кол. 3:12, 13); потому что таким образом и сама благодать Христова тесно будет сопряжена с нами; скажу же — что она будет вместо залога для нас будущих неизреченных обетований. Вот, виновником таковых благ, бывает для нас, если пожелаем, наш обидчик; я его представляю себе на подобие торгового корабля, нагруженного несметным богатством, на основании которого мы легко можем отдать наш долг 10.000 талантов и приобрести залог богатства будущих благ, и этот корабль я мысленно представляю себе в отношении души, как недавно такой корабль был глазами видим по отношению к сему городу. Напали варвары, осадили сей город, преградили нам доставку средств к жизни (съестных продуктов), доставляемых со стороны земли, угрожали нам величайшей опасностью, чтобы, вследствие недостатка в необходимых продуктах, принудить город к сдаче; но, вот, появившийся и причаливший к нашим берегам торговый корабль, нагруженный 1000 медимнами [169]зерна, свел на нет вред, причиненный варварами, предоставил по дешевой цене необходимые продукты и далее поставляет нам необходимые для жизни средства.
Так и духовный и более свирепый всяких варваров враг невидимо нападает на весь Христианский род, преграждает душе какой–либо доступ к спасению, подвергает ее голоду добродетелей, и как не производящую никакого добра приводит в отчаяние, чтобы путем сего захватить ее и покорить; но Явившийся, по промыслу Того, Который всячески желает спасения грешников, и Желающий, чтобы провинившийся в отношении нас, пользовался нашей милостью, и находя ее у нас, делает бездейственным всякое диавольское зло, направленное против нас; делает Божество милостивым к нам; подает нам обильные поводы для стяжания милости (Божией к нам) и спасения и обручает нас с вечной жизнью, которую да будет всем нам получить благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому подобает всякая слава, держава, честь и поклонение, со Безначальным Его Отцем, и Пресвятым и Благим и Животворящим Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Омилия XXXVII [170]
На всечестное Успение Всепречистыя Владычицы нашея Богородицы и Приснодевы Марии [171]
И любовь и нужда понуждают меня сегодня обратиться с речью к вашей любви, не только потому, что я и желаю по моей любви к вам и долженствует мне согласно священным законам, вложить в ваш боголюбивый слух спасительное слово и этим напитать ваши души, но и потому, что если что долженствует и любимо мне, так это вместе с похвалою от Церкви поведать величие Приснодевы и Богоматери. И, таким образом, эта любовь, будучи не единичной, а — двойной, побуждает, призывает и принуждает и непреклонно требует должного, хотя она и не в силах постичь то, что — выше слова, как ни глаз не может прямо взирать на солнце; поскольку же, в равной степени, с одной стороны — не возможно выразить словами то, что — выше слов, с другой же стороны — возможно, по человеколюбию восхваляемых, приносить им восхваления, то если отнюдь невозможно постичь непостижимое и словами воздать долг, то, по крайней мере, будет возможно любовь к Богоматери выразить в посильных восхвалениях. Если же честна смерть и преподобных, и память праведника (совершается) с похвалами, то не насколько ли более — Святой святых и благодаря Которой — всякое освящение святым, хочу сказать — память Приснодевы и Богоматери подобает нам совершать с величайшими восхвалениями? [172]Так это мы и делаем, празднуя сегодня Ее святое Успение или преставление, которым Она малым чем отстояла от Ангелов [173], и всех Ангелов и Архангелов и над ними сущие сверхмирные силы без сравнения превзошла Своею близостью к Богу, сущему над всем, и от века написанными и совершаемыми относительно Нее чудесными вещами: потому что ради Нее — божественные пророчества боговдохновенных Пророков; чудеса, предъявляющие будущее великое чудо вселенной — Сию Приснодевственную Богоматерь; смены народов и положений, прокладывающие путь к совершению нового (необыкновенного) Таинства в отношении Нее; установления Духа, различным образом предъизображающие будущую Истину; конец, а лучше сказать — начало и корень бывших раннее чудес, — исполнение обещания Божиего, данного Иоакиму и Анне, тогда сущим старцам, исполненным крайней добродетели: что они, бывшие бесплодными от юности, имеют родить в глубокой старости, и то родить Ту, Которая безсеменно родит Сына, безначально рожденного от Бога Отца прежде всех веков; затем, обет родивших так чудесно Ту, Которая имеет еще чудеснее родить, обет заключающийся в том, чтобы отдать Данную Давшему Ее; в силу сего достойнейшего обета необыкновенное переведение Богоматери еще от детского возраста из отеческого дома в Дом Божий и чудесное пребывание в самых Святая Святых в течение длительных периодов, где под наблюдением Ангелов была питаема неизреченной пищею, от которой Адам не успел вкусить, иначе бы он