Гейбрил сидел на широком белом бортике фонтана, вокруг него толпились лорды и леди. Моргейз узнала много меньше половины из них. Смуглый, с квадратным лицом Джарид из Дома Саранд и его сварливая жена Эления с волосами цвета меда. Вот эта — жеманница Аримилла из Дома Марне; ее блестящие карие глаза вечно широко раскрыты в притворном интересе. Костлявый, козлолицый Насин из Дома Кирен, готовый зажать в укромном уголке всякую женщину, какую удастся, хотя волосы у него редкие и совсем седые. Ниан из Дома Араун — на ее лице, как обычно, портящая его бледную красоту печать презрения ко всему и всем. Лир из Дома Бэрин, самодур, каких мир мало видел, да еще и с мечом на перевязи — подумать только! Каринд из Дома Аншар, у которой такой равнодушный взгляд, — она, как поговаривали, трех мужей в могилу свела. Остальных Моргейз вовсе не знала, что само по себе было странно, но этих она бы и на порог дворца не пускала, за исключением официальных государственных мероприятий. Во время Наследования все они боролись против нее, а Эления и Ниан сами жаждали заполучить Львиный Трон. О чем вообще думал Гейбрил, приведя их сюда?
Моргейз приблизилась к бассейну и услышала, что говорила, склонившись к Гейбрилу, Аримилла:
— …размеров наших поместий в Кайриэне, милорд.
На королеву никто из присутствующих больше раза и не взглянул. Будто она служанка, принесшая им вино!
— Гейбрил, мне необходимо поговорить с тобой о Двуречье. Наедине.
— Это будет улажено, дорогая, — с ленцой отозвался тот, играя пальцами в воде. — Сейчас меня волнуют иные дела. Мне казалось, ты собиралась почитать, пока не спадет дневная жара. Тебе лучше вернуться к себе, подождать вечерней прохлады.
Дорогая. Он назвал ее дорогой перед всеми этими наглецами! Когда Моргейз слышала этот тон, оставшись с Гейбрилом наедине, ее охватывал трепет…
Эления прикрыла рот ладонью.
— Я так не думаю, лорд Гейбрил, — холодно промолвила Моргейз. — Ты немедленно пойдешь со мной. А когда я вернусь, чтобы духу всех этих во дворце не было, иначе я навсегда изгоню их из Кэймлина.
Гейбрил вдруг поднялся во весь свой внушительный рост, нависая над Моргейз точно башня. Она же могла смотреть только в его темные глаза. По спине побежали мурашки — будто по дворику пронесся порыв ледяного ветра.
— Ступай и подожди меня, Моргейз. — Голос Гейбрила отдаленным рокотом зазвучал у нее в ушах — только его голос. — Я сам разберусь со всем, с чем следует. Вечером я приду к тебе. Ступай.
Моргейз подняла было руку, чтобы открыть дверь своей гостиной, и только тогда поняла, где очутилась. И что случилось. Он велел ей уйти, и она ушла. В ужасе глядя на дверь, Моргейз будто наяву видела презрительные ухмылки на лицах мужчин, неприкрытую насмешку на лицах некоторых женщин. Да что это со мной? Неужели я настолько голову потеряла от какого-то мужчины? Однако она по-прежнему чувствовала: надо вернуться в гостиную и ждать там Гейбрила.
Словно в полузабытьи, Моргейз заставила себя повернуться и пойти прочь. На это потребовалось немало сил. Она вся сжалась от страха — Гейбрил будет очень разочарован, когда войдет в комнату и не найдет ее там, как надеется. И все внутри Моргейз перевернулось, когда ей стало ясно, как раболепна эта мысль.
Поначалу она не имела представления, куда и зачем идет, — главное, она не подчинится и не будет покорно ждать ни Гейбрила, ни кого другого в мире — ни мужчину, ни женщину. Перед мысленным взором Моргейз стояли дворик с фонтаном, и Гейбрил, приказывающий ей убираться, и эти ненавистные, ухмыляющиеся лица. Но мысли королевы по-прежнему блуждали как в тумане. Ей не удавалось постигнуть, как и почему она позволила случиться такому. Надо подумать о чем-то, что она в состоянии понять, что ей под силу решить. Например, о Джариде Саранде и других.
Когда Моргейз взошла на трон, она даровала прощение Джариду, и Элении, и Ниан, и прочим — что бы те ни делали во время Наследования. Точно так же она помиловала всех, кто тогда боролся против нее. Наилучшим выходом представлялось похоронить вражду, прежде чем заговоры и комплоты, ядом которых заражено столь много стран, вновь растравят оставшиеся язвы. Эти козни назывались Игрой Домов — Даэсс Дей'мар, или Великой Игрой, и она порождала бесконечные, запутанные интриги между Домами, порой приводя к свержению правителей. Из-за Игры разгорелась в Кайриэне гражданская война, и несомненно она же сыграла свою роль в беспорядках, охвативших Арад Доман и Тарабон. Королевская амнистия призвана была положить конец Даэсс Дей'мар, имевшей место в Андоре, но если Моргейз и могла оставить без подписей тогда какие-то из помилований, наверняка это были пергаменты с этими семью именами.
Гейбрилу все эти обстоятельства были прекрасно известны. Публично Моргейз не выказывала неприязни, но конфиденциально во всеуслышание говорила о своем недоверии. Эта бесчестная семерка шевелила губами и клялась ей в верности, но Моргейз слышала ложь, слетающую с их языков. Любой из них с готовностью ухватится за возможность спихнуть ее с трона, а все вместе, всемером…
Напрашивался единственный вывод. Должно быть, Гейбрил замышляет против нее. Он составил заговор. Нет, его план не в том, чтобы посадить на трон Элению или Ниан. Зачем, ведь у него уже есть я, с горечью думала Моргейз, и я веду себя точно его комнатная собачка. Должно быть, он намерен сам воссесть на престол. Стать первым андорским королем! Моргейз по-прежнему испытывала потребность вернуться к книге и ожидать прихода Гейбрила. И ей по-прежнему хотелось, чтобы он к ней прикасался.
Только увидев вокруг себя старческие лица, морщинистые щеки и подчас согбенные спины, Моргейз поняла, где очутилась. Пенсионерский флигель. Состарившись, некоторые слуги возвращались к своим семьям, другие же так долго прожили во дворце, что не мыслили иной жизни. Здесь им выделяли небольшие апартаменты, имелся при флигеле и тенистый садик, и просторный двор. Как и каждая королева до нее, Моргейз повысила старикам содержание, разрешила покупать продукты на дворцовой кухне ниже их стоимости, а больных и немощных обеспечила лекарями и уходом. Сейчас королеву сопровождали скрипучие поклоны, неуверенные реверансы и бормотание: «Да осияет вас Свет, моя королева», «Да благословит вас Свет, моя королева», «Да обережет вас Свет, моя королева». Она с отсутствующим видом кивала в ответ на приветствия. Теперь Моргейз поняла, куда идет.
Дверь Лини ничем не отличалась от прочих в этом выложенном зелеными изразцами коридоре — так же украшена скромной резьбой в виде стоящего на задних лапах Льва Андора. Моргейз и не подумала постучать перед тем, как войти: она — королева, и это ее дворец. Старой няни не было дома, но на маленьком огне в кирпичном камине кипел чайник — значит, Лини ушла ненадолго.
Две уютные комнатки были аккуратно убраны — постель заправлена до совершенных складок, у стола тщательно, чуть ли не по линейке выровненные два стула. В самом центре стола в синей вазе стояло несколько зеленых веток. Лини всегда слыла большой аккуратисткой. Моргейз готова была об заклад биться, что в платяном шкафу в спальне каждое платье тщательно расправлено и повешено вровень с прочими, и то же касается горшков и кастрюлек в буфете возле камина в другой комнате.
На каминной полке в деревянных поставцах стояли в ряд раскрашенные костяные миниатюры. Их было шесть. Как Лини могла позволить себе такую роскошь на пенсию няни? Это было выше понимания Моргейз; разумеется, подобного вопроса она не задаст. Миниатюры были парными: три изображали молодых женщин, еще три — их же в детстве, в том числе Илэйн и саму Моргейз. Взяв с полки свой портрет, где она изображена в возрасте четырнадцати лет, Моргейз не могла поверить, что эта стройная шустрая девчонка — она. Неужели она выглядела тогда такой наивной и невинной? В тот день, когда юная Моргейз отправилась в Белую Башню, ее одели в такое вот шелковое платье цвета выбеленной кости. Тогда она и не мечтала быть королевой, только лелеяла тщетную надежду, что может стать Айз Седай.
Моргейз рассеянно потрогала кольцо на левой руке — кольцо Великого Змея. Если придерживаться буквы закона, она не имела права носить кольцо: женщина, не имеющая дара направлять, кольца не удостаивалась. Но, еще не достигнув шестнадцатилетия, Моргейз вернулась домой, дабы от имени Дома Траканд заявить о своем праве на Корону Роз. А когда почти два года спустя Моргейз завоевала трон, кольцо было преподнесено ей в дар. По традиции Дочь-Наследница Андора всегда проходила обучение в Башне, и ей в знак признания многолетней поддержки Андором Белой Башни вручали кольцо — могла она направлять Силу или нет, значения не имело. В Башне Моргейз была лишь наследницей Дома Траканд, но, раз на ее челе — Корона Роз Андора, кольцо преподнесли и ей — как андорской государыне.
Поставив свой портрет на место, Моргейз взяла миниатюру с изображением матери, выполненную с нее, когда та была года на два старше. Лини нянчила три поколения женщин из рода Траканд. Майгдин Траканд была красива. Моргейз помнила эту улыбку, излучавшую материнскую любовь. Львиный Трон по праву должна была занять Майгдин. Но ее унесла лихорадка, и Верховной Опорой Дома Траканд стала юная девушка, очутившаяся в самой гуще борьбы за трон, а поддерживали ее вначале лишь преданные ее Дому вассалы и семейный бард. Я добилась Львиного Трона. Я не откажусь от него, и, пока жива, мужчина его не займет. Тысячу лет Андором правили королевы, и я не позволю, чтобы сейчас этому пришел конец!
— Опять в моих вещах роешься? А, детка?
Этот голос пробудил давно позабытые рефлексы. Не успев сообразить, что делает, Моргейз зажала миниатюру в кулачке и спрятала за спину. Затем, печально покачав головой, поставила портрет обратно на подставку:
— Лини, я давно не девочка. Не забывайся, не то скажешь что-нибудь этакое, чего я не смогу просто так спустить.
— Шея у меня старая и костлявая. — Лини положила сетку с морковкой и репой на стол. В аккуратненьком сером платье она выглядела хрупкой, белые волосы собраны на затылке в пучок, кожа на узком лице напоминает тонкий пергамент. Однако спина пряма, голос чист и уверен, а темные глаза пронзительны, как и всегда. — Если угодно отправить ее в петлю или на плаху, то еще неизвестно, кому хуже придется. Старая коряга затупит топор, который запросто рубит саженец.
Моргейз вздохнула. Лини не переделаешь. Реверанса от нее не дождешься, даже если весь двор воззрится на нее с укоризной.
— Ты чем старше, тем неподатливей. Не уверена, найдется ли у палача достаточно острый топор для твоей шеи.
— Давненько ты меня не навещала, поэтому я думаю, что тебе нужно кое-что обмозговать. Когда жила в детской, да и после, ты всегда приходила ко мне, если не могла в чем-то разобраться. Чаю заварить?
— Давненько? Разве, Лини? Я каждую неделю к тебе заходила. Что, кстати, само по себе чудо, учитывая, как ты со мной разговариваешь. За малую долю того, что ты мне наговорила, да еще в таком тоне, я бы изгнала и самую высокородную леди в Андоре.
Лини окинула ее бесстрастным взглядом:
— Я с весны не видела тебя на пороге моей комнаты. А говорю я как обычно. Да и стара я, чтоб меняться. Чаю хочешь?
— Нет. — Моргейз в замешательстве приложила ладонь ко лбу. Она ведь навещала Лини каждую неделю. Она же помнит… Она не помнит. Ныне Гейбрил настолько занимал все ее время, что иногда затруднительно вспомнить вообще хоть о чем-то, кроме него. — Нет, чаю я не хочу. И зачем пришла, не знаю. В моей беде тебе не помочь.
Старая нянька фыркнула, хотя ей как-то удалось проделать это с изяществом.
— Твоя беда — это Гейбрил, верно? Только сейчас тебе стыдно мне сказать. Девочка, я тебе пеленки в колыбели меняла, ухаживала за тобой, когда ты болела и когда тебя тошнило. Я рассказывала тебе все, что следует знать о мужчинах. Раньше ты никогда и ничего не стыдилась со мной обсуждать. Так что сейчас не время начинать стесняться.
— Гейбрил? — Глаза Моргейз расширились. — Ты знаешь? Но откуда?
— Ох, детка, — печально промолвила Лини, — все знают, только ни у кого духу не хватает тебе сказать. Я бы, может, и сказала, да ты меня сторонилась. Да и вряд ли бы я с этим к тебе бегать стала. Такому женщина никогда не поверит, пока сама не узнает.
— О чем ты толкуешь? — спросила Моргейз. — Твой долг, Лини, обо всем, что знаешь, мне рассказать. Это долг каждого! О Свет, я узнаю последней! Может, уже слишком поздно и ничего не изменить!
— Слишком поздно? — недоверчиво проговорила Лини. — А почему должно быть слишком поздно? Вытолкай Гейбрила взашей из дворца! Выгони его вон из Андора. Да и Алтейму с прочими гони с ним вместе поганой метлой! Вот и все. Тоже мне, слишком поздно!
Некоторое время Моргейз и слова вымолвить не могла. Наконец она произнесла:
— Алтейма и… прочие?
Лини уставилась на нее и сокрушенно покачала головой.
— Я — старая дура, видно, в мозгах сухая гниль завелась. Ну, теперь ты знаешь. Когда мед из сот вытек, его туда ничем не загонишь. — Голос ее стал одновременно и нежнее, и оживленнее — так она, бывало, говорила, что любимый пони Моргейз сломал ногу и его надо усыпить. — Большую часть ночей Гейбрил проводит с тобой, но не меньше времени он отдает Алтейме. Да вдобавок еще на шестерых разбрасывается. У пяти из них комнаты во дворце. А к одной, большеглазой молодой дряни, он отчего-то таскается, с головы до ног в плащ завернувшись. По этакой-то жаре! Наверное, у нее муж есть. Прости, девочка, но, как ни жаль, правда есть правда. Лучше самому на медведя идти, чем от медведя бежать.
Колени у Моргейз подогнулись, и, если б Лини не поспешила выдвинуть из-за стола стул и подсунуть ей, она плюхнулась бы на пол. Алтейма… Тотчас же перед глазами ее встала новая картина: он смотрит, как Моргейз с Алтеймой сплетничают. Так мужчина любовно глядит на забавляющихся кошечек. И еще шесть других! Гнев взбурлил в душе Моргейз — гнев, которого недоставало при мысли, что Гейбрил нацелился на ее трон. Такую возможность она рассматривала холодно и трезво; столь же бесстрастно, как в недавнем прошлом могла обдумывать что угодно. Это была опасность, к которой нужно отнестись со вниманием и холодным рассудком. Но то, что она услышала сейчас! Этот подлец устроил своих шлюх у себя под боком, в ее дворце! А ее превратил в одну из нескольких своих девок! Она с него голову снимет. Его запорют до смерти. Шкуру сдерут заживо. Помоги ей Свет, но как же хочется, чтобы он к ней прикоснулся! Должно быть, я спятила!
— Это будет решено вместе со всем прочим, — холодно промолвила Моргейз. Многое зависит от того, кто сейчас в Кэймлине, а кто в своих загородных поместьях. — Где лорд Пеливар? Лорд Абелль? Леди Арателле? — Они возглавляют сильные Дома, и у них много вассалов.
— Изгнаны, — медленно проговорила Лини, бросив на Моргейз странный взгляд. — Прошлой весной ты изгнала их из столицы.
Моргейз ошарашенно посмотрела на нее. Сама она ничего подобного не помнила. Потом с трудом стали пробиваться воспоминания — смутные и отдаленные.
— Леди Эллориен? — медленно произнесла Моргейз. — Леди Аймлин? Лорд Луан?
Другие сильные Дома. Те, что были на стороне Моргейз, когда она боролась за трон.
— Изгнаны, — так же медленно повторила Лини. — Когда Эллориен спросила — за что, ты приказала ее высечь. — Она наклонилась, смахнула волосы Моргейз со лба, узловатые пальцы нежно коснулись кожи, будто проверяя, нет ли жара. — Ты не больна, девочка?
Моргейз, как во сне, качнула головой, но лишь потому, что вспоминала сквозь завесу тени и мути. Эллориен, яростно кричащая, когда у нее на спине рвали платье. Дом Траймане был первым, кто поддержал Траканд, а возглавляла его пухленькая, симпатичная женщина всего несколькими годами старше Моргейз — Эллориен, ставшая одной из самых близких ее подруг. По крайней мере, таковой она была. Илэйн дали имя в честь бабушки Эллориен. Словно в тумане, Моргейз припоминала, как и остальные прежние ее сторонники покидали город. Теперь было очевидно — они отдалились от нее. И кто же остался? Дома слишком слабые и ни на что не годные, а то и еще хуже — лизоблюды да подхалимы. Моргейз как будто припомнила, что подписывала многочисленные документы, которые ей подсовывал Гейбрил, учреждала новые титулы. Гейбриловы прихвостни и ее враги, вот кто теперь силен в Кэймлине.
— Мне безразлично, что ты говоришь, — твердо сказала Лини. — Жара у тебя нет, но что-то неладно. Тебе нужна Целительница Айз Седай.
— Никаких Айз Седай, — решительно отрубила Моргейз и вновь потрогала свое кольцо.
Она понимала: ее неприязнь к Башне выросла за последнее время, причем кое-кто назвал бы ее отношение выходящим за рамки разумного. Но Моргейз больше не могла заставить себя верить Белой Башне, которая, по-видимому, всячески пытается спрятать от нее собственную дочь. Без ответа осталось письмо, которое Моргейз отправила новой Амерлин, письмо с требованием вернуть Илэйн — никто и никогда ничего не требовал от Престола Амерлин, а она осмелилась. Ответа на письмо не было до сих пор. Хотя, пожалуй, вряд ли послание успело достичь Тар Валона. Во всяком случае, Моргейз точно знала: ни одну Айз Седай она к себе и близко не подпустит. И это решение казалось ей непреложным. Однако в то же время Моргейз не могла без гордости думать о том, что Илэйн так скоро поднялась до Принятой. Илэйн может оказаться первой женщиной на андорском троне, которая не просто обучалась в Башне, но и стала полноправной Айз Седай. Совершенно непонятно и бессмысленно, что Моргейз испытывает одновременно столь противоречивые чувства, но теперь слишком немногое имело хоть какой-то смысл. И Илэйн не видать Львиного Трона, коли Моргейз не сбережет его для дочери.
— Повторяю, Лини, никаких Айз Седай, — сказала Моргейз. — И не смотри на меня так. На этот раз ты не будешь пичкать меня противными снадобьями. Кроме того, сомневаюсь, чтобы в Кэймлине отыскалась хоть одна Айз Седай, любого цвета полосы. — Прежние сторонники ушли, изгнанные указами за ее собственной подписью. Быть может, отныне они стали ей врагами за то, что она сотворила с Эллориен. Во дворце на их местах новые лорды и леди. Новые лица в гвардии. О какой преданности ей может идти речь? — Лини, ты знаешь в лицо лейтенанта гвардейцев Талланвора? — Няня быстро кивнула, и Моргейз продолжила: — Отыщи его и приведи сюда. Но он не должен знать, что ты ведешь его ко мне. И кстати, вели всем в Пенсионерском флигеле, если спросят, отвечать, что меня здесь нет.
— Получается, тут нечто большее, чем Гейбрил и его женщины?
— Ступай, Лини. И поторопись! Времени в обрез. — Судя по теням, которые Моргейз разглядела в окошко, выходящее на зеленый сад, солнце уже миновало зенит. Очень скоро наступит вечер. Вечер, когда Гейбрил придет к ней.
Лини ушла, а Моргейз продолжала в напряженной позе сидеть на стуле. Встать она опасалась: хотя колени больше не подгибались, она боялась, что, если двинется с места, не остановится, пока не вернется к себе в гостиную, где и будет ожидать Гейбрила. Позыв был очень силен, особенно когда Моргейз осталась одна. И она не сомневалась: как только он взглянет на нее, как только коснется ее, она ему все простит. Может, и позабудет обо всем — ведь воспоминания ее теперь так расплывчаты и неполны. Не знай Моргейз больше, она могла бы даже подумать, что он каким-то образом при помощи Единой Силы задурил ей голову. Но ведь ни один мужчина, способный направлять, не дожил бы до его лет.
Лини частенько говаривала ей, что в мире всегда найдется мужчина, с которым женщина будет вести себя как безмозглая дурочка, но Моргейз считала, что сама она не из таких. Однако с мужчинами ей явно не везло, и винить, кроме себя, некого: какими бы хорошими ее избранники ни казались вначале, потом почему-то ничего путного не выходило.
Замуж за Тарингейла Дамодреда Моргейз вышла из политических соображений. Он был женат на Тигрейн, Дочери-Наследнице, чье исчезновение вызвало Войну за Наследование — после того как умерла Модреллейн. Это замужество обеспечивало Моргейз связь с прежней королевой, устраняло сомнения большинства ее оппонентов и, что особенно важно, сохраняло альянс, положивший конец беспрестанным войнам с Кайриэном. Ведь королевы редко выбирают себе мужей по своей воле. Тарингейл был человеком холодным и замкнутым, любви между ними никогда не было, несмотря на двоих прекрасных детей. Для Моргейз его случайная гибель на охоте стала, можно сказать, облегчением.
Томдрилл Меррилин, семейный, а затем и придворный бард, был для нее сначала радостной отдушиной. Веселый, остроумный, много знающий и понимающий, он пускал в ход всевозможные уловки в Игре Домов, дабы помочь Моргейз взойти на трон, а после укрепить и усилить Андор. Тогда он был вдвое старше ее, но она могла бы выйти за него замуж — браки с простолюдинами не являлись в Андоре чем-то неслыханным. Но он исчез, ни слова не сказав, и женщина взяла в Моргейз верх над королевой. Почему Том уехал, она так никогда и не узнала, да это и неважно. Наконец он вернулся, и она бы наверняка отменила приказ о его аресте, но Том впервые, вместо того чтобы мягко погасить ее гнев, дал ее сердитым словам резкую отповедь. В общем, слово за слово он наговорил Моргейз такого, чего она никогда не забудет и вряд ли когда простит. При воспоминании, что ее окрестили избалованным взбалмошным ребенком и тарвалонской марионеткой, у нее до сих пор уши горят. Да он и в самом деле, схватив за плечи, тряс ее, точно куклу. Ее — свою королеву!
А потом был Гарет Брин, сильный и знающий, что к чему, грубовато-добродушный, как и его лицо, и упрямый, как сама Моргейз. И кем он оказался в итоге? Болваном-изменником! Она выбросила его из своей жизни. И пусть радуется — ему неслыханно повезло. Кажется, несколько лет минуло с тех пор, как она видела его в последний раз, а прошло-то всего полгода.
И наконец, Гейбрил. Венец ее списка негодных избранников. Остальные, по крайней мере, не пытались свергнуть ее с трона, чтобы самим на него взгромоздиться.
Не так уж много мужчин в жизни одной женщины, но, с другой стороны, даже с избытком. Изредка Лини говаривала, что мужчины годятся лишь для трех вещей, но уж в них-то очень хороши. Моргейз уже царствовала, когда Лини наконец сочла ее достаточно взрослой и сказала, что же это за три вещи. Наверное, если я буду продолжать этакий танец, горько подумала Моргейз, мне не придется много о том волноваться.
Тени в садике за окном сместились — прошло около часа, прежде чем вернулась Лини с молодым Талланвором. Старая няня еще закрывала дверь, а офицер уже преклонил колено перед королевой.
— Поначалу он не очень-то рвался со мной идти, — заметила Лини. — Правда, лет пятьдесят назад я бы ему могла показать то, что ты всему миру выставила, тогда бы он вприпрыжку за мной побежал. Но сейчас мне пришлось выдумать причину поприличней.
Талланвор повернул голову и угрюмо поглядел на Лини снизу вверх:
— Ты пригрозила палкой меня сюда пригнать, если я сам не пойду. Тебе повезло. Мне стало интересно, что же тут такого важного для тебя. А то бы позвал кого-нибудь отволочь тебя в лечебницу. — Ее суровая гримаса вовсе его не обескуражила. Язвительный взгляд офицера стал сердитым, когда он посмотрел на Моргейз: — Вижу, моя королева, ваша встреча с Гейбрилом не прошла гладко. Я надеялся на… большее.
Талланвор глядел ей прямо в глаза, но замечание Лини вновь напомнило Моргейз о ее платье. Она почувствовала себя так, будто в ее совсем обнажившуюся грудь нацелены горящие стрелы. Моргейз с превеликим трудом удержала ладони на коленях.
— Ты смышленый паренек, Талланвор. И похоже, преданный. Иначе не явился бы ко мне с известиями о Двуречье.
— Я не паренек, — рывком вскинув голову, резко отозвался тот, стоя на колене. — Я — мужчина, который жизнью поклялся служить своей королеве.
И тут Моргейз обрушила на него весь свой гнев:
— А коли ты мужчина, то и веди себя по-мужски. Встань и правдиво отвечай на вопросы своей королевы. И помни: я — твоя королева, юный Талланвор. Что бы ни случилось и чем бы тебе все ни представлялось, я королева Андора.
— Простите меня, моя королева. Слушаюсь и повинуюсь. — В словах офицера не чувствовалось должного раскаяния. Он поднялся с колен и, вскинув голову, глядел на Моргейз, как и прежде, с тем же вызовом. Свет, да он, пожалуй, и с Гаретом Брином упрямством потягается!
— Сколько надежных людей среди гвардейцев во дворце? Кто исполнит свою клятву и последует за мной?
— Я, — тихо вымолвил Талланвор, и вдруг весь его гнев разом пропал, хотя он по-прежнему не сводил с Моргейз горящего взора. — Что же до остальных… Если вам угодно найти верных людей, то искать надо в удаленных гарнизонах, где-нибудь не ближе Беломостья. Тех, кто был в Кэймлине, вместе с наемниками отправили в Кайриэн, а оставшиеся в городе — все до одного люди Гейбрила. Новые их… новые их клятвы — трону и закону, но не королеве.
Дело хуже, чем она надеялась, но не хуже, чем предполагала. Кем-кем, а дураком Гейбрил не был.
— Тогда мне необходимо скрыться и начать восстанавливать свою власть. — После указов об изгнании, после случившегося с Эллориен трудно будет заручиться поддержкой знатных Домов, но это необходимый шаг. — Скорей всего, Гейбрил постарается не выпустить меня из дворца, — у Моргейз мелькнули слабые воспоминания, как она дважды пыталась уйти и как ее останавливал Гейбрил, — поэтому раздобудь двух лошадей и жди на улице за южными конюшнями. Там и встретимся, а я пока переоденусь в дорогу.
— Там слишком людно, — сказал гвардеец. — И слишком близко. Люди Гейбрила могут узнать вас, как бы вы ни переоделись и ни изменили внешность. Я знаю одного человека… Сумеете отыскать гостиницу «Благословение королевы»? Это в западной части Нового Города. — Новым городом этот район был только по сравнению со Старым Внутренним, вокруг которого он и вырос.
— Смогу. — Моргейз не любила, когда ей перечили, даже если в возражениях был смысл. И Брин, бывало, с ней спорил. С каким удовольствием Моргейз продемонстрировала бы этому юноше, как она умеет изменять облик. Она имела обыкновение раз в год — хотя поняла, что в минувшем году отступила от многолетней традиции, — переодеваться простолюдинкой и гулять по улицам, чтобы уловить пульс жизни народа. Никто еще ни разу ее не узнал. — Но можно ли положиться на этого человека, юный Талланвор?
— Базел Гилл предан вам, как и я. — Офицер помедлил, боль исказила его лицо, вновь сменившись гневом. — Почему вы так долго тянули? Вы же должны были понимать, должны были видеть, однако чего-то ждали, а Гейбрил тем временем все сильнее сжимал пальцы на горле Андора. Почему вы откладывали?
Ну вот. Он действительно сердился и честно ее спрашивал, а искренний вопрос заслуживает откровенного ответа. Только у Моргейз не было ответа — не считать же ответом какие-то ее ничем не подкрепленные догадки и предположения.
— Юноша, не тебе расспрашивать свою королеву, — мягко, но твердо ответила Моргейз. — Верный подданный — а я знаю, что ты предан мне, — служит без всяких вопросов.
Талланвор глубоко вздохнул.
— Я буду ждать вас в конюшне «Благословения королевы», моя королева.
И офицер удалился с поклоном, уместным при официальной аудиенции.
— Почему ты упорно называешь его юным? — спросила Лини, как только за гвардейцем закрылась дверь. — Он от этого только сердится. Лишь дура сует под седло колючку, собравшись проехаться верхом.
— Он ведь и вправду юн, Лини. Вполне мог бы быть мне сыном.
Лини фыркнула, на сей раз без всякого изящества:
— Он несколькими годами старше Галада, а Галаду слишком много лет, чтобы быть твоим сыном. Когда родился Талланвор, ты еще в куклы играла и думала, что дети берутся оттуда же, откуда и куклы.
Вздохнув, Моргейз подумала: уж не обращалась ли Лини точно так же с ее матерью? Наверняка. И если Лини доживет и увидит на троне Илэйн — отчего-то Моргейз в этом не сомневалась, самой-то ей казалось, что Лини вечна, — то и с Илэйн нянька вряд ли будет разговаривать более почтительно. Но для этого еще надо, чтобы Илэйн достался в наследство трон.
— Весь вопрос, Лини, в том, так ли он предан мне, как кажется. Один-единственный преданный гвардеец, когда прочих верных солдат, всех до одного, отослали из дворца? Слишком хорошо все выглядит, чтобы быть правдой.
— Он дал новую клятву. — Моргейз открыла было рот, но Лини опередила ее: — Я видела его потом, одного, за конюшнями. Потому-то я и поняла, кого ты имеешь в виду. Меня он тогда не заметил. Он стоял на коленях, слезы катились по его лицу. Он то умолял о прощении, то повторял прежнюю присягу. И не просто «королеве Андора», а «королеве Моргейз Андорской». Он клялся по древнему обычаю, на своем мече, полоснув клинком по руке в знак того, что не нарушит слова до последней капли крови. Девочка, я кое-что понимаю в мужчинах. Этот пойдет за тебя с голыми руками против целой армии.
Хорошо было узнать об этом. Если Моргейз не может доверять Талланвору, то ей придется и в Лини усомниться. Нет, только не Лини. Он поклялся по древнему обычаю? Теперь о таком разве что в сказаниях услышишь. И вновь Моргейз позволила мыслям блуждать вольно. Скорей всего, как бы Гейбрил ни затуманил ей разум, теперь с этим покончено — ведь она все знает. Так почему же какая-то часть ее существа по-прежнему хочет вернуться в гостиную и ждать там? Нужно сосредоточиться.
— Лини, мне нужно какое-нибудь платье попроще. Мое не очень-то подходит. Немного сажи из камина, и…
Лини настояла на том, что тоже отправляется с Моргейз. В противном случае няню пришлось бы к стулу привязать, но Моргейз была уверена, что связать себя Лини так просто не позволит. Со стороны она выглядела хрупкой, но всегда оказывалась сильнее, чем представлялось другим. Когда Моргейз с Лини выскользнули через маленькую боковую калитку, королева мало походила на себя. Немного сажи — и рыжевато-золотистые волосы потемнели, утратили свой блеск, сделались прямыми и гладкими. Для пущей маскировки поможет и струящийся по лицу пот. Кто ж поверит, что королевы потеют! Довершало картину бесформенное платье из грубой — очень грубой — серой шерсти, с юбкой для верховой езды. Даже чулки и сорочка были из грубой шерсти. Теперь Моргейз выглядела как женщина с фермы, поехавшая на упряжной лошади на рынок и решившая поглазеть на город. Лини выглядела как обычно — гордо выпрямленная спина, серьезный вид. На ней было хорошо сшитое зеленое шерстяное платье для верховой езды — правда, вышедшее из моды лет десять назад.