– Тера новенькая и еще недостаточно натаскана, – пробормотала Сюрот. – Танцы обычно исполняют десять или двадцать да’ковале вместе, мужчин и женщин, отобранных за совершенную красоту форм, но иногда доставляет удовольствие смотреть и на одну. Очень приятно владеть прекрасными вещами, не правда ли?
Моргейз нахмурилась. Как можно владеть другим человеком? Сюрот уже говорила, что хотела «взять кого-то в собственность». Моргейз знала Древний Язык и понимала смысл слова да’ковале; оно означало что-то вроде «тот, кем владеют». Это отвратительно. Ужасно!
– Невероятно, – сухо произнесла она. – Может, мне уйти, чтобы не мешать вам восхищаться... танцем?
– Минутку, – сказала Сюрот, с улыбкой глядя на танцующую Теру, на которую Моргейз, напротив, старалась не смотреть. – Все должны сделать свой выбор, как я уже сказала. Прежний король Тарабона выбрал сопротивление – и погиб. Прежняя панарх попала в плен, но отказалась дать клятву. Каждый из нас волею судьбы – или волею Императрицы, да живет она вечно, – занимает определенное место в этой жизни. Но тех, кто непригоден для своего места, можно свергнуть и отбросить вниз, даже на самое дно. Тера явно очень грациозна. Как ни странно, Алвин неплохая наставница. Надеюсь, пройдет не так уж много лет, и Тера обретет истинное мастерство в танцах, используя всю свою грацию. – Теперь улыбка и сверкающий взгляд Сюрот обратились к Моргейз.
В этом взгляде сквозило явное удовлетворение, но почему? Определенно это как-то связано с танцовщицей. Ее имя повторялось так часто, будто имело какое-то особое значение. Но какое?.. Моргейз повернула голову и посмотрела на девушку, которая в этот момент поднялась на цыпочки и медленно вращалась на месте, подняв вверх ладони сложенных и вытянутых рук.
– Это неправда, – тяжело дыша, с трудом выдавила из себя Моргейз. – Нет!
– Тера, – сказала Сюрот, – как тебя звали, прежде чем ты стала моей собственностью? Какой титул ты носила?
Тера застыла, вытянувшись вверх, дрожа и бросая то испуганные взгляды на женщину с резкими чертами лица, Алвин, то совсем уже панические – в них трепетал ни с чем не сравнимый ужас – на Сюрот.
– Теру раньше звали Аматерой, если это угодно Верховной Леди, – с придыханием произнесла она. – Тера была панархом Тарабона, если это угодно Верховной Леди.
Чашка выпала из руки Моргейз и вдребезги разбилась об пол, расплескав черный каф. Это неправда! Она никогда не встречалась с Аматерой, но немало слышала о ней. Нет. У многих женщин примерно такого возраста темные глаза и рот с недовольным, обиженным выражением. Пура никогда не была Айз Седай, и эта женщина...
– Танцуй! – рявкнула Алвин, и Тера снова поплыла в танце, больше не глядя ни на Сюрот, ни на остальных.
Кем бы она ни была раньше, не оставалось сомнений, что сейчас ею владело одно желание – не допустить никакой ошибки. Моргейз изо всех сил сражалась со взбунтовавшимся желудком.
Сюрот подошла совсем близко, от ее лица веяло зимним холодом.
– Все оказываются перед выбором, – негромко сказала она. В голосе ее звучала сталь. – Кое-кто из моих пленниц рассказывает, что одно время ты жила в Белой Башне. По закону марат’дамани не избежать поводка. Но я обещаю, что тебя, в глаза обругавшую меня и назвавшую ложью мои слова, постигнет другая участь. – Интонация не оставляла сомнений, какую участь она имела в виду. Улыбка, так и не затронувшая глаз, вернулась. – Надеюсь, ты сделаешь правильный выбор, Моргейз, дашь мне клятву и будешь править Андором именем Императрицы, да живет она вечно. – Сейчас Моргейз впервые была абсолютно уверена в том, что эти слова – чистейшая ложь. – Я поговорю с тобой снова завтра или, может быть, послезавтра, когда найду время.
Отвернувшись от Моргейз, Сюрот скользнула мимо одинокой танцовщицы к креслу с высокой спинкой. Когда она уселась, изящно расправив свои одежды, Алвин пролаяла снова. Казалось, она просто не умела говорить иначе.
– А теперь все – танец лебедя!
Молодые мужчины и женщины, стоявшие на коленях у стены, вскочили и присоединились к Тере, образовав четкую линию перед креслом Сюрот. Похоже, только лопар еще замечал Моргейз. Она не могла вспомнить, чтобы ей когда-либо за всю ее жизнь так откровенно указали на дверь. Подобрав юбки – а вместе с ними собрав все свое достоинство, – она вышла.
Далеко она, конечно, не ушла. Солдаты в красно-черных доспехах стояли в приемной, точно статуи, – бесстрастные лица, лакированные шлемы, жесткие глаза и челюсти, как жвалы чудовищных насекомых. Один, чуть выше Моргейз, без единого слова схватил ее за плечо и отвел в ее комнаты. По сторонам двери стояли два тарабонца с мечами, в стальных кирасах с горизонтальными полосами. Они низко поклонились, опустив руки на колени. Заблуждение, что поклон предназначен ей, развеялось, как только ее провожатый впервые открыл рот.
– Служите с честью, – сказал он резким сухим тоном, и тарабонцы выпрямились, даже не взглянув на Моргейз. – Присматривайте за ней! Она не дала клятвы.
Темные глаза, замерцав, на мгновение уставились на нее поверх кольчужных масок, но легкие поклоны предназначались для Шончан.
Как только дверь за ее спиной закрылась, Моргейз прислонилась к ней, пытаясь унять водоворот мыслей. Шончан, дамани, Императрица, и клятвы, и люди, ставшие собственностью. Лини и Бриане стояли посреди комнаты, глядя на Моргейз.
– Что ты узнала? – спросила Лини таким же терпеливым тоном, каким спрашивала маленькую Моргейз о прочитанной книге.
– Кошмар, безумие... – вздохнула Моргейз. Она вдруг с беспокойством огляделась. – Где... Где мужчины?
Бриане сухим насмешливым тоном ответила на невысказанный вопрос Моргейз.
– Талланвор пошел что-нибудь разузнать. – Она с весьма серьезным видом уперла кулаки в бедра. – Ламгвин пошел с ним, и мастер Гилл тоже. Что вы узнали? Кто эти... Шончан? – Она произнесла незнакомое слово с явным затруднением, нахмурившись. – Мы сами лишь это слово и слышали. – Она делала вид, что не замечает жалящего взгляда Лини. – Что нам теперь делать, Моргейз?
Моргейз прошла между женщинами к ближайшему окну. Не такое узкое, как те, в зале для аудиенций, и до каменной мостовой двора около двадцати футов или чуть больше. Перед Моргейз открылось печальное зрелище – колонны истерзанных мужчин с окровавленными повязками уныло тащились по двору под присмотром тарабонцев с копьями. Несколько Шончан стояли на ближайшей башне, вглядываясь между ее зубцами вдаль. На одном был шлем с тремя тонкими перьями. В окне на противоположной стороне двора появилась женщина с вышитой на лифе платья молнией, она хмуро смотрела на угодивших в плен Белоплащников. Спотыкающихся, неспособных понять, что произошло.
Что им теперь делать? Моргейз ужасала необходимость принять решение. У нее мелькнула мысль, что за долгие последние месяцы ей любое решение, даже выбор фруктов на завтрак, могло грозить бедой. Выбор – так сказала Сюрот. Помогать этим Шончан в захвате Андора или... Моргейз поклялась служить Андору, но что она может сделать для него сейчас? Только одно, последнее служение... Показался хвост колонны, за которой шли другие тарабонцы; войдя во двор, они присоединились к своим товарищам. Всего двадцать футов высоты, и Сюрот ничего ей не сможет сделать. Наверно, это трусость, но она уже имела возможность убедиться в своей трусости. Имелось, правда, еще одно соображение – для королевы Андора это не слишком достойная смерть.
И Моргейз негромко, только для себя одной, пробормотала роковые слова, которые на протяжении двух тысяч лет истории Андора звучали лишь дважды:
– Именем Света я отказываюсь от звания Верховной Опоры Дома Траканд в пользу Илэйн Траканд. Именем Света я отрекаюсь от Короны Роз и Львиного Трона в пользу Илэйн, Верховной Опоры Дома Траканд. Именем Света я покоряюсь воле Илэйн из Андора, покорно вверяя себя ей как одну из подданных. – Эти слова не сделали Илэйн королевой, но теперь совесть Моргейз была чиста.
– Чему это ты улыбаешься? – спросила Лини.
Моргейз медленно повернулась.
– Я думала об Илэйн. – Моргейз надеялась, что ее старая няня стояла достаточно далеко и не расслышала того, чего не должен был слышать никто.
Глаза Лини широко раскрылись, дыхание стало тяжелым.
– Сейчас же отойди оттуда! – закричала она, схватила Моргейз за руку и потянула от окна.
– Лини, ты забываешься! Ты уже перестала быть моей няней!.. – Моргейз перевела дыхание и постаралась смягчить тон. Смотреть в эти насмерть перепуганные глаза было нелегко; до сих пор мало что пугало Лини. – Поверь мне, так будет лучше, – почти нежно проговорила она. – Другого выхода нет...
– Нет другого выхода? – возмущенно вмешалась Бриане, дрожащими руками вцепившись в свои юбки. У нее был такой вид, будто она предпочла бы вцепиться в горло Моргейз. – Что за чушь? А если эти Шончан подумают, что мы убили тебя?
Моргейз поджала губы – неужели лицо так выдает ее мысли?
– Замолчи, женщина! – Лини редко сердилась, почти никогда не повышала голоса, но сейчас произошло и то и другое, а увядшие щеки старой няни запылали. – Закрой рот, или я так тебе всыплю, что окончательно поглупеешь!
– Всыпь лучше ей, если у тебя руки чешутся! – завопила Бриане, брызгая слюной от ярости. – Королева Моргейз! Да она запросто отправит на виселицу и тебя, и меня, и моего Ламгвина, и своего драгоценного Талланвора, потому что у нее кишка тонка, у этой королевы!
Открылась дверь, впустив Талланвора, появление которого положило конец перепалке. Крик сразу стих. Лини сделала вид, что разглядывает рукав Моргейз, будто именно сейчас, когда вслед за Талланвором вошли мастер Гилл и Ламгвин, возникла срочная необходимость заштопать дырку. Бриане расцвела в улыбке и расправила юбки. Мужчины ничего, конечно, не заметили.
Зато Моргейз заметила многое. И прежде всего, что на поясе у Талланвора появился меч, и у мастера Гилла тоже, и даже у Ламгвина, хотя и совсем короткий. Ей всегда казалось, что ему сподручнее действовать кулаками, чем оружием. Прежде чем Моргейз успела спросить, как это им удалось, худощавый маленький человечек, замыкавший шествие, осторожно закрыл за собой дверь.
– Ваше величество, – произнес Себбан Балвер, – прошу простить меня за вторжение.
Педантичность сквозила даже в поклоне и сухой улыбке, но, когда взгляд Балвера метнулся от нее к остальным женщинам, Моргейз поняла, что он почувствовал атмосферу, царившую в комнате, – это и прежде удавалось бывшему секретарю Пейдрона Найола.
– Я удивлена, что вижу тебя здесь, мастер Балвер, – сказала она. – До меня дошли слухи, у тебя были неприятности с Эамоном Валдой.
На самом деле Моргейз лишь слышала однажды, как Валда говорил, что, если Балвер попадется ему на глаза, он пинком вышибет его из Цитадели. Улыбка Балвера увяла, он знал об этой угрозе Валды.
– У него есть план, как вывести нас, – вмешался Талланвор. – Сегодня же. Прямо сейчас. – Он посмотрел на Моргейз, его взгляд не был взглядом подданного. – Мы принимаем его предложение.
– Как? – растерянно проговорила она, чувствуя, что у нее подкашиваются ноги. Что может предложить это суетливое ничтожество? Бегство. Ей ужасно захотелось присесть, но она не сделала этого под взглядом Талланвора, устремленным на нее с тем же выражением. Конечно, теперь она уже не его королева, но он этого пока не знает. Еще один вопрос пришел на ум Моргейз. – Зачем? Мастер Балвер, я не откажусь от любого искреннего предложения помощи, но зачем тебе рисковать собой? Шончан заставят тебя пожалеть об этом, если дознаются.
– Мой план созрел еще до того, как они здесь появились, – тщательно подбирая слова, ответил он. – Мне казалось... неблагоразумным... оставлять королеву Андора в руках Валды. Рассматривайте это как мой способ отплатить ему за все. Я знаю, что не заслуживаю особенного доверия, ваше величество... – Балвер закашлялся, прикрыв рот сухонькой ладошкой с таким видом, будто хотел показать, что не слишком высокого мнения о самом себе. – Но план сработает. Эти Шончан сами облегчили его осуществление, без них мне понадобилось бы еще несколько дней. В каждом вновь захваченном городе они предоставляют значительную свободу тем, кто пожелает дать им клятву. Уже через час после восхода солнца я получил пропуск, позволяющий мне и еще десятерым давшим клятву покинуть Амадор. Я сказал им, что собираюсь закупить на востоке вино и повозки, чтобы доставить его в город.
– Это, наверно, ловушка, – с горечью сказала Моргейз. Лучше окно, чем западня. – Разве они могут допустить, чтобы распространяли слухи об их армии?
Балвер склонил голову набок и принялся потирать ручки, потом внезапно прекратил.
– По правде говоря, ваше величество, я учел и такую возможность. Офицер, который дал мне пропуск, сказал, что это для них не имеет значения. Вот буквально его слова: «Наоборот, рассказывай о том, что видел, тогда все поймут, что против нас никому не выстоять. Все равно скоро все узнают». Я своими глазами видел, как этим утром несколько торговцев дали клятву и уехали вместе со своими фургонами.
Талланвор подошел ближе к Моргейз. Слишком близко. Она почти ощущала его дыхание. Чувствовала на себе его взгляд.
– Мы принимаем его предложение, – произнес он так, чтобы услышала только Моргейз. – Если потребуется вас связать и заткнуть рот, полагаю, он найдет способ вывезти вас даже в таком виде. Похоже, этот маленький господин очень находчив.
Их взгляды встретились. Окно или... хоть какой-то шанс. Хотя, если бы Талланвор придержал язык, ей было бы гораздо легче.
– Принимаю с благодарностью, мастер Балвер. – Она все же выговорила это. Моргейз отступила от Талланвора, будто для того, чтобы лучше видеть Балвера. Находясь слишком близко к Талланвору, она всегда волновалась. Он чересчур молод. – С чего начнем? Сомневаюсь, чтобы охранники у двери пропустили нас по вашему пропуску.
Балвер поклонился с таким видом, будто предвидел ее вопрос:
– Боюсь, что с ними произойдет несчастный случай, ваше величество.
Талланвор обнажил кинжал, пальцы Ламгвина сжались, точно когти лопара.
Моргейз не верила, что все окажется так просто, даже после того, как они уложили то, что смогли унести, и запихнули обоих тарабонцев под кровать. В главных воротах, неловко прикрываясь льняным плащом от пыли – мешал узел на спине, – она поклонилась, держа руки на коленях, как научил ее Балвер, в то время как сам он объяснял стражникам, что они поклялись повиноваться, ждать и служить. Моргейз думала о том, как не попасть в их руки живой. Окончательно она поверила лишь тогда, когда, оставив позади последних стражников, они покинули Амадор и поскакали дальше на лошадях, которые приготовил Балвер. Конечно, маленький бывший секретарь наверняка рассчитывает получить неплохую награду за спасение королевы Андора. Моргейз никому не сказала о том, что, собственно говоря, она уже не королева, – важно, что слова сказаны, и никому об этом не следовало знать. Бесполезно сожалеть, что она произнесла их. Теперь Моргейз предстояла новая жизнь – без трона. И конечно, вдали от мужчины, который слишком молод и нарушает ее душевное равновесие.
– Почему ты улыбаешься так печально? – спросила Лини, подъехав поближе к Моргейз на тощей пегой кобыле, которая казалась очень изможденной.
Гнедая лошадь Моргейз выглядела не лучше, да и остальные тоже. Шончан было наплевать на Балвера, но приличные лошади нужны им самим.
– Впереди у нас очень долгий путь, – ответила Моргейз старой няне и, пустив свою кобылу рысью, насколько той это было под силу, поскакала вслед за Талланвором.
Глава 27
СОВСЕМ ОДНИ
С одной стороны на поясе висел колчан, с другой – петля, куда привычно скользнула рукоять топора. Перрин взял из угла длинный лук со снятой тетивой, повесил седельную суму на плечо и, ни разу не оглянувшись, покинул свои комнаты. Они с Фэйли были счастливы здесь – по большей части. Он не думал, что когда-нибудь вернется. Неужели так будет всегда? Стоило им с Фэйли хоть где-нибудь почувствовать себя счастливыми, и непременно приходилось покидать это место, не зная, доведется ли вернуться. Перрин очень хотел надеяться, что когда-нибудь это кончится.
Теперь слуги в коридорах дворца носили черные ливреи; может, так приказал Ранд, а может, они сами пришли к этому решению. Без ливрей они чувствовали себя так, будто не знали, кому служат, а черное, как цвет Ранда, казалось безопасным из-за Аша’манов. Те из слуг, кто сейчас попадался Перрину, едва завидев его, поспешно убегали, не присев и не поклонившись. За ними тянулся запах страха.
На этот раз не желтые глаза распугивали всех. Благоразумие подсказывало держаться подальше от человека, на которого только сегодня утром на глазах у множества людей Дракон Возрожденный обрушил свой гнев. Перрин поудобнее устроил на плече седельную суму. Давненько уже не случалось, чтобы кому-то удалось вот так поднять и с размаху отшвырнуть его. Правда, никто прежде не использовал для этого Силу. Одна сцена особенно поразила его, она снова и снова возникала в памяти.
Прямоугольная колонна остановила его полет, упираясь в нее плечом, он изо всех сил старался удержаться на ногах. Перрин не удивился бы, если бы выяснилось, что несколько ребер сломаны. По всему Большому Залу Солнца тут и там стояли придворные, явившиеся на прием к Ранду по своим делам; все смотрели в сторону, делая вид, что их здесь нет. Только Добрэйн, покачивая седой головой, не сводил глаз с Ранда, который большими шагами пересек тронный зал.
– Я буду обращаться с Айз Седай так, как считаю нужным! – воскликнул Ранд. – Слышишь, Перрин? Как я считаю нужным!
– Ты просто передал их в руки Хранительниц Мудрости, – резко ответил Перрин, отталкиваясь от колонны. – Ты понятия не имеешь, спят они на шелку или им уже перерезали глотки! Ты что, все знаешь? Ты же не Создатель!
Ранд в ярости вскинул голову.
– Я – Дракон Возрожденный! – закричал он. – Мне нет дела до того, как с ними обращаются! Им самое место в темнице! – У Перрина волосы на голове зашевелились, когда Ранд перевел взгляд на него. Голубые глаза сверкали, точно весенний лед, но даже лед выглядит теплее и мягче; впечатление усиливалось еще и тем, что эти глаза смотрели с искаженного болью лица. – Я не хочу тебя видеть, Перрин! Уходи! Слышишь? Уезжай прочь из Кайриэна! Сегодня! Сейчас же! Я больше никогда не хочу тебя видеть!
Резко повернувшись на каблуках, Ранд зашагал прочь. Придворные при его приближении кланялись так низко, что чуть не падали на пол.
Перрин вытер стекавшую с уголка рта струйку крови. В какой-то момент ему даже показалось, что Ранд готов его убить.
Тряхнув головой, чтобы избавиться от воспоминаний, Перрин завернул за угол и чуть не столкнулся с Лойалом. С большим узлом на спине, державшимся на ремне, и дорожной сумой на плече – такой внушительной, что можно целиком затолкать овцу, – огир сжимал в руке топор с длинной рукояткой, опираясь на него как на дорожный посох. Вместительные карманы долгополой куртки раздулись от книг.
При виде Перрина уши с кисточками поднялись вверх, но тут же резко опали. Лицо Лойала осунулось, брови нависали над щеками.
– Мне обо всем рассказали, Перрин, – печально прогудел огир. – Ранд не должен был так поступать. От опрометчивых слов всегда одни неприятности. Я знаю, он передумает. Может, уже завтра.
– Все в порядке, – ответил Перрин. – Кайриэн слишком... изысканный город. Для меня во всяком случае. Я – кузнец, а не придворный. Завтра я буду уже далеко отсюда.
– Вы с Фэйли можете отправиться вместе со мной. Мы с Карлдином собираемся посетить стеддинги, Перрин. Те, что рядом с Путевыми Вратами. – Стоящий позади Лойала узколицый молодой человек со светлыми волосами перевел хмурый взгляд с Перрина на огир. У него тоже были сума и узел, а у бедра – меч. Несмотря на голубую куртку, Перрин узнал в нем одного из Аша’манов. Встреча с Перрином явно не доставила ему удовольствия; более того, запах Карлдина был пропитан холодным гневом. Лойал перевел взгляд в глубину коридора за спиной Перрина. – А где Фэйли?
– Она... Мы договорились встретиться в конюшнях. – По крайней мере звучало правдоподобно. Перрин понизил голос: – Лойал, на твоем месте я бы не говорил о некоторых вещах там, где тебя могут услышать. Я имею в виду Путевые Врата.
От фырканья Лойала шарахнулся бы в сторону бык, но он заговорил тише.
– Здесь, кроме нас, никого нет. – Конечно, это не шепот, и все же в двух-трех шагах за спиной Карлдина слова уже не были слышны отчетливо. Уши огир начали... хлестать, вот самое подходящее слово... и снова гневно опали. – Все обходят тебя стороной. И это после всего, что ты сделал для Ранда.
Карлдин потянул Лойала за рукав.
– Нам пора, – сказал он, глядя на Перрина. Его вид ясно давал понять, что тому, кто навлек на себя гнев Возрожденного Дракона, лучше как можно быстрее оказаться за воротами. Перрин подумал, не обратился ли тот сейчас к Силе.
– Да-да, – пробормотал Лойал, взмахнув огромной рукой, но не двинулся с места, лишь с задумчивым и хмурым видом оперся о свой топор. – Не нравится мне все это, Перрин. Ранд прогнал тебя. Отослал меня. Как я теперь закончу свою книгу... – Уши Лойала задергались, он закашлялся. – Ладно, что горевать об этом сейчас. Но ты, и я, и Мэт... Свет знает, где он. Следующей будет Мин, вот увидишь. Он прячется от нее все сегодняшнее утро. Отправил меня к ней и велел сказать, что его нет. Думаю, она догадалась, что это неправда. Скоро он останется совсем один, Перрин. «Это ужасно – быть одному», – так он мне сказал. И все же он гонит всех своих друзей.
– Колесо плетет, как желает Колесо, – сказал Перрин. Лойал удивленно заморгал, услышав из его уст слова Морейн. Перрин совсем недавно вспоминал ее; ей удавалось в какой-то мере обуздывать Ранда. – Доброго тебе пути, Лойал. Постарайся не попадать ни в какие переплеты и не доверяй первому встречному. – На Карлдина Перрин даже не взглянул.
– Не может быть, чтобы ты действительно так думал, Перрин. – Голос Лойала звучал... ошарашенно; сам он был убежден, что доверия заслуживают все. – Не говори так. Пойдем со мной, Перрин. И Фэйли возьмем.
– В один прекрасный день мы встретимся снова, – мягко ответил Перрин и заторопился прочь, боясь сказать лишнее. Он не любил лгать, особенно другу.
В северной конюшне все происходило точно так же, как и во дворце. Увидев Перрина, мальчишки, помощники конюхов, побросали навозные вилы и скребницы и ринулись на двор через маленькие двери в задней стене. Шуршание на сеновале высоко над головой – доступное только слуху Перрина – говорило о том, что там кто-то прячется; слышалось взволнованное, испуганное дыхание. Перрин вывел Ходока из мраморного стойла, накинул на него уздечку и привязал мышастого к позолоченному кольцу. Снял попону и седло с деревянных крюков – кладовая, где они хранились, тоже была отделана мрамором; половину висящих там седел украшали серебро и золото. Конюшня вполне соответствовала дворцу – высокие прямоугольные мраморные колонны и мраморный пол, даже под соломой в стойлах. Вскочив на коня, Перрин поскакал прочь, радуясь, что покинул все это великолепие.
Он двигался на север, тем же путем, каким всего несколько дней назад так опрометчиво последовал за Рандом, и скакал до тех пор, пока холмы не скрыли Кайриэн. Потом Перрин повернул на восток, где, как он помнил, тянулся лес, сбегая с одного высокого холма и поднимаясь еще выше на следующий. Здесь, среди деревьев, его и встретила Фэйли верхом на Ласточке. Айрам, тоже на коне, не отставал от нее ни на шаг, точно преданный пес. При виде Перрина лицо Айрама просветлело, хотя это говорило лишь о том, что его верность поделена между Перрином и Фэйли.
– Муж мой, – сказала Фэйли. Не слишком холодно, но гнев, острый как бритва, обида и ревность ощущались по-прежнему, смешиваясь с чистым запахом травяного мыла. Фэйли оделась в дорогу – за спиной висел тонкий плащ-пыльник, красные перчатки в тон сапогам, выглядывающим из-под ее любимой юбки-штанов для верховой езды. За пояс заткнуто не меньше четырех кинжалов в ножнах.
Позади Фэйли появились Байн и Чиад. И Сулин, а с ней еще дюжина Дев. Брови Перрина поползли вверх. Интересно, что подумает Гаул, узнав об этом? Айилец не раз говорил, что ждет не дождется момента, когда ему удастся застать Байн и Чиад одних. Однако другие спутники Фэйли поразили Перрина еще больше.
– Они-то что здесь делают? – Он кивнул в сторону горстки людей, стоявших неподалеку, держа в поводу коней. Он узнал Селанду, и Камейле, и высокую тайренку – все в мужской одежде и с мечами. Был там и знакомый с виду неуклюжий человек в кафтане с пышными рукавами, имевший привычку напомаживать остроконечную бороду, а волосы стягивать лентой. Еще двоих, явно кайриэнцев, Перрин не знал, но по их молодости и перевязанным лентами волосам догадался, что они из «общества» Селанды.
– Я взяла на службу Селанду и кое-кого из ее друзей, – беззаботно ответила Фэйли, но на Перрина неожиданно нахлынула исходящая от жены густая волна настороженности. – В городе у них рано или поздно наверняка возникнут неприятности. Нужно, чтобы кто-то взял их под свое крыло. Считай, что у меня просто приступ милосердия. Я прослежу, чтобы они не вертелись у тебя под ногами.
Перрин вздохнул и поскреб бороду. Мудрый человек никогда не скажет жене прямо в лицо, что она от него что-то скрывает. Особенно если жена у него такая, как Фэйли; она явно намерена стать не менее значительной особой, чем ее мать. А может, уже стала ею. Вертеться у него под ногами? Скольких же... щенят... она взяла на службу?
– Все готовы? Кто знает, вдруг какому-нибудь идиоту в Кайриэне придет в голову умная мысль, что он добьется благосклонности Ранда, принеся ему мою голову? Я хотел бы исчезнуть, не дожидаясь этого.
Айрам глухо заворчал.
– Кому нужна твоя голова, муж мой? – Обнажив в улыбке белые зубы, Фэйли добавила чуть слышным шепотом: – Никому, кроме, может быть, меня. – И закончила обычным тоном: – Все готовы.
За деревьями, в просторной, ровной лощине, стояли рядом со своими конями двуреченцы – колонной по двое, которая извивалась, исчезая из виду, за гребнем холма. Перрин снова вздохнул. В голове колонны ветер слабо шевелил знамена – одно с красной волчьей головой, другое с Красным Орлом Манетерена. Рядом на корточках расположились Девы, не меньше дюжины; чуть в стороне сидел Гаул с таким мрачным лицом, какого Перрину не доводилось видеть ни у одного айильца.
Как только Перрин спешился, к нему подошли двое в черных мундирах и отсалютовали, прижав кулаки к сердцу.
– Лорд Перрин, – сказал Джур Грейди, – мы здесь уже с прошлой ночи. Мы готовы.
У Грейди было обветренное крестьянское лицо, и Перрин чувствовал себя рядом с ним почти спокойно, но Фагер Неалд совсем другой породы. Лет на десять моложе Грейди, он тоже мог быть прежде крестьянином, несмотря на все, что Перрин слышал о нем, но вечно напускал на себя важность, имел изящные манеры, а его жалкие усики выглядели так, точно нафабрены. Грейди был Посвященным, а Неалд всего лишь солдатом, без серебряного меча на воротнике, тем не менее заговорил именно он:
– Лорд Перрин, что за нужда тащить с собой этих женщин? Никакого толку, одно беспокойство. Вы и сами знаете, что с ними хлопот не оберешься.
Женщины, о которых он говорил, стояли неподалеку от двуреченцев. Эдарра, видимо, была старшей из шести Хранительниц Мудрости, спокойно наблюдавших за двумя женщинами, к которым, в частности, относился кивок Неалда. По правде говоря, эта парочка беспокоила и Перрина. Сеонид Трайган, само спокойствие, затянутое в зеленый шелк, пыталась высокомерно не замечать айилок – кайриэнцы, которые не стремились подражать айильцам, как правило, презирали их. Однако, увидев Перрина, она переложила поводья своей кобылы из руки в руку и слегка подтолкнула локтем Масури Сокаву. Вздрогнув – Коричневые часто будто витают в облаках, – Масури недоуменно посмотрела на Зеленую сестру, потом перевела взгляд на Перрина. Так она, наверно, смотрела бы на удивительного и опасного зверя – и это был не случайный взгляд. Они поклялись повиноваться Ранду ал’Тору, но будут ли повиноваться Перрину Айбаре? Отдавать приказания Айз Седай казалось противоестественным. Но лучше так, чем наоборот.
– Все они отправятся с нами, – сказал Перрин. – Нечего заранее каркать.
Фэйли фыркнула. Грейди и Неалд отсалютовали и зашагали к середине опушки. Перрин понятия не имел, кто именно из них сделал то, что требовалось, но внезапно уже знакомая серебряная вертикальная прорезь, возникшая в воздухе, развернулась в проход, правда, не настолько высокий, чтобы сквозь него мог проехать всадник. По ту сторону виднелись деревья, очень похожие на те, что росли на окрестных холмах. Грейди шагнул вперед, но его тут же чуть не сбили с ног Сулин и стайка Дев с поднятыми вуалями. Они, казалось, считали для себя делом чести первыми пройти через проход и не собирались никому уступать это право.
Предчувствуя, что его ожидают сотни проблем, о которых он прежде не думал, Перрин провел Ходока сквозь проход и оказался в более пологой местности. Поляны здесь не было, но деревья росли не так густо, как в лощине у Кайриэна. Они были выше, но все выглядели увядшими, даже сосны. Большинство из них были Перрину незнакомы, за исключением дубов и болотных миртов. Воздух здесь казался жарче.
Фэйли последовала за Перрином, но если он повернул налево, то она повела Ласточку направо. Айрам обеспокоенно завертел головой, и Перрин кивнул в ту сторону, куда пошла жена. Бывший Лудильщик тут же устремился за ней, но, как он ни торопился, Байн и Чиад, все еще в вуалях, опередили его. Вопреки приказу Перрина, чтобы следующими были двуреченцы, Селанда и две дюжины молодых кайриэнцев и тайренцев устремились сквозь проход, ведя за собой коней. Две дюжины! Покачав головой, Перрин остановился рядом с Грейди – тот свернул в ту же сторону и теперь стоял, изучая разбросанные вокруг редкие деревья.