Весной 905 г. император Дайго повелел сведущим в поэзии стихотворцам начать подготовку большой антологии старинных и новых японских песен. И были среди избранных: старший секретарь Ки-но Томонори, главный хранитель придворной библиотеки Ки-но Цураюки, бывший малый чиновник из провинции Каи Осикоти-но Мицунэ и писарь из Правой дворцовой гвардии Мибу-но Тадаминэ. Так судьба соединила четырех прекрасных поэтов, каждый из которых был талантлив и самобытен. Отныне все они стали известны как редакторы-составители поэтической антологии «Кокинсю» («Собрание древних и новых японских песен»), самой крупной и значительной после «Манъёсю» (VIII в.). У одного из них, Ки-но Цураюки, судьба сложилась по-особенному: он известен и как блестящий прозаик, и как теоретик поэзии, и как чиновник, занимавший высокие должности при дворе. О нем речь пойдет (с. 101) особо. Три же других автора, оставивших себе потомкам заслуженную славу известных поэтов, неотделимы от «Кокинсю», которую не только составляли, но и в которую включили свои лучшие творения.
Ки-но Томонори родился в 845 г., был племянником Ки-но Цураюки и сыном поэта Ки-но Аритомо. Он достаточно поздно, лишь в возрасте 40 лет, решил поступить на официальную службу, однако сразу занял пост помощника Левого министра. Известно, что около 897 г. он был даже отправлен в провинцию Тоса на о. Сикоку уездным чиновником, а вернувшись в столицу, стал секретарем в ведомстве, занимавшемся подготовкой официальных документов. Уже в 904 г. Томонори занял пост старшего секретаря этого ведомства. Однако назначение случилось всего за год до смерти поэта. Возглавив редакционный комитет по составлению «Кокинсю», Ки-но Томонори практически так и не успел принять активное участие в его работе — он скончался в год начала составления антологии, в 905 г. Тем не менее друзья увековечили его память: в «Кокинсю» включено 49 стихов Ки-но Томонори, а также помещены две «Песни скорби», написанные Ки-но Цураюки и Мибу-но Тадаминэ на смерть друга. Вот что сложил тогда Цураюки (с. 102):
Что со мною самим
Будет завтра — не знаю.
Но, пока не стемнело
Сегодня, — о нем об одном
Буду полон я скорби.
(Пер. В. Н. Горегляда)
Стихи Томонори всегда привлекали его современников. И хотя о нем никогда не говорили как о великом поэте, чьи стихи — эталон мастерства и совершенства, всем запомнились их теплота и искренность чувств.
Совсем иным предстает в глазах потомков другой поэт — Осикоти-но Мицунэ. В его стихах нет простоты, в них — иносказания и игра слов. Там все динамично — и сравнения, и образы. Мицунэ — мастер импровизации. Сохранилось 230 стихотворений поэта, из которых 60 вошли в «Кокинсю». Среди его стихов есть такие, которые отходят от принятой формы, в них звучат мягкий юмор и ирония. Понадобится больше двух столетий, чтобы стихи Мицунэ заиграли новым блеском: поэты XII века обратятся к творчеству знаменитого хэйанца, найдя, что именно его стихи созвучны эстетике новой эпохи.
При жизни Мицунэ был очень активен. Он участвовал в многочисленных поэтических турнирах, его стихи включались в самые разные антологии. Он дружил с Ки-но Цураюки; его поэтическое (с. 103) дарование высоко ценили и экс-император Уда, и император Дайго. Последнее, правда так и не помогло Мицунэ сделать карьеру: всю жизнь он занимал очень скромные должности. Его чин был настолько низок, что не остались зафиксированными даже точные даты его жизни.
И, наконец, третий поэт-составитель «Кокинсю» — Мибу-но Тадаминэ, чьи годы жизни также неизвестны и определяются как конец IX — первая треть X вв. Тадаминэ вошел в японскую литературу не только как тонкий лирический поэт, но и как большой знаток и теоретик поэзии. В «Кокинсю» всего 37 его песен, однако именно он был отнесен потомками к созвездию «Тридцати шести лучших поэтов Хэйана».
Посвятив себя творчеству, Тадаминэ не стремился сделать карьеру чиновника. Кто знает, не захотел или не смог, но у него на всю жизнь так и остался лишь 6-й ранг. Это, правда, не помешало ему быть вовлеченным в дворцовые интриги: став офицером Левой, ближней охраны императора, он был по оговору разжалован и переведен в Правую, то есть дальнюю, охрану. В 907 г. поэта отправили из столицы на дальнюю западную границу, что повергло Тадаминэ в глубокое уныние. (с. 104)
Однако сколь незначителен был Мибу-но Тадаминэ как чиновник, столь заметен как поэт. Его можно было встретить на крупнейших поэтических турнирах. Он дружил и состоял в переписке с Ки-но Цураюки, Осикоти-но Мицунэ, с сыном знаменитого поэта Аривара-но Нарихиры. Его теоретические труды привлекли исследователей и поэтов последующих эпох и даже оказали заметное влияние на трактаты о поэзии самого Фудзивара Тэйка, с творчеством и личностью которого вам еще предстоит познакомиться. (с. 105)
Ки-но Томонори
***
Как пояса концы — налево и направо
Расходятся сперва,чтоб вместе их связать,
Так мы с тобой:
Расстанемся — но, право,
Лишь для того, чтоб встретиться опять!
***
Ах, сколько б ни смотрел на вишни лепестки
В горах, покрытых дымкою тумана,
Не утомится взор!
И ты, как те цветы…
И любоваться я тобою не устану!
Осикоти-но Мицунэ
***
Покоя не могу найти я и во сне
С тревожной думой не могу расстаться…
Весна и ночь…
Но снится нынче мне,
Что начали цветы повсюду осыпаться.
***
Хочу, чтобы знала ты,
Что в сердце нет упрека
За то, что ты надежду подала,
За то, что встречу обещала к сроку,
За то, что так жестоко соглала!
***
Ах, осени туман — он не проходит,
Стоит недвижно, а в душе,
Где нет и проблеска,
Все замерло в тоске,
И даже небо дум — не хмурится в заботе.
***
Как видно, ветер дует неумело:
Сверкая белизною, облака
Не уплывают вдаль…
Ах, это горная вода, мчась с крутизны,
Сверкает белой пеной!
***
Вы, утки,
Что живете здесь, в пруду,
Порою зимнею,
Не говорите людям,
Что я сюда к любимой прихожу!
***
Ах, лунной ночью их увидеть невозможно!
У нежных слив и лунного луча
Цвета одни.
И лишь по аромату
Узнаешь, где цветы, и сможешь их сорвать!
***
Мне ли судить о летних мошках,
Что сами на огонь летят,
Мне ли,
Чье сердце безрассудно
Сгорает в пламени любви?
***
На сердце — тоска,
Как осенний туман
Беспросветный.
Томленье бесплодной любви…
Что может быть горше?
***
Смеюсь над летней мошкой,
Что на огонь летит,
А сам?
Не по своей ли воле
Сгораю от любви?
***
В раздумьях о тебе
Я погрузился в грезы
И встретил там тебя!
Наверно, сердце, полное любви,
Навеяло мне этот сон!
Мибу-но Тадаминэ
***
Звуки нежные лютни,
Что ветер осенний донес,—
Даже они
Только вновь пробуждают
Томленье бесплодной любви.
***
Печальнее
Чем с жизнею самой
Расстаться,—
Проснуться,
Сна не досмотрев.
***
Расстались на заре,
И лунный лик холодным
Показался. С этих пор
Нет для меня печальне—
Рассвета…
***
«Весна пришла!»
Повсюду слышу я,
А самому — не верится:
Ведь соловья
Еще не слышно!
***
Осеннею порой
В приюте горном
Особенно одолевает грусть.
И по ночам так часто будит
Оленя стон…
***
Ушел ты—
В Миёсино, в горы,
Свой путь пролагая
Средь белых снегов.
И весточки даже не шлешь…
***
Белым снегом замело
Хижину в горах,
И тот, кто там живет,—
Наверное, и он растает
От грустных дум.
***
О, сердце бедное мое!
Оно себе все не находит места,
Как в тихой заводи вода,
Заросшая
Густой травой.
***
Пока в задумчивости
Дни я проводил,
Густою летнею травой
Зарос
Заброшенный мой сад.
***
Едва стемнело—
Уже рассвет…
Ночь летняя!
Наверное, и слез своих,
Ты не успела выплакать, кукушка!
Ки-но Цураюки
В культуре каждого народа есть имена, которые сверкают яркими звездами на небосклоне его достижений и славы. А есть такие, которые выделяются и среди звезд — они излучают теплый свет, пронизывающий пространство, время и человеческие души. Для японской поэзии эпохи Хэйан таким «звездным» именем стало Ки-но Цураюки (? —945). Его жизнь, как и все его творчество,— словно на одном дыхании и всегда в движении, в порыве души, в возвышенности слога...
Цураюки происходил из древнего рода Ки, настолько древнего, что среди его предков называли даже легендарных героев. Сначала все в роду Ки занимались военным делом, но к IX в. многие выходцы из прославленного рода приобрели славу прекрасных стихотворцев, знатоков японской и китайской поэзии. Цураюки не стал исключением. Он получил подобающее образование (с. 151) в области литературы (а в те времена под литературой в Японии понималась китайская проза и поэзия). Слава энциклопедиста прочно закрепилась за Цураюки, и уже годам к 36 он получил пост главного хранителя придворной библиотеки. Именно тогда ему и было поручено возглавить комитет по составлению новой поэтической антологии, известной теперь как «Кокин вака сю» (или «Кокинсю» — «Собрание древних и новых японских песен»), одной из трех самых знаменитых. Цураюки написал и «Предисловие» к антологии. Он говорил об истоках японской поэзии, вспоминал своих великих предшественников. Его «Предисловие»— это стихотворение в прозе, где звучит гордость за свое время и за будущее японской поэзии: «Пусть время меняется, все — уходит; пусть радость, печаль сменяют друг друга; слова этих песен — будут и будут!»
Его же собственные стихи тоже добавили славы японской поэзии; особенно прекрасна и поэтична его любовная лирика.
Однако Цураюки известен не только как поэт, но и как прозаик. Ему принадлежит уникальный в своем роде «Дневник путешествия из Тоса», созданный в 30-х гг. X века. Уникальный он потому, что явился одним из первых образцов дневниковой литературы эпохи Хэйан и, кроме (с. 152) того, был написан от лица женщины. Спустя годы на арене японской литературы появится целая плеяда замечательных поэтесс, и все они будут писать свои «Дневники». Тогда считалось, что дневник — это «женское писание», недостойное мужчины, потому-то Цураюки и выдавал себя за женщину. Вместе с тем вы сможете убедиться, как мужественны и благородны его стихи: в них столько высоких чувств и боязнь причинить горечь возлюбленной, смирение влюбленного и размышления умудренного жизненным опытом мужчины!
Цураюки прожил долгую жизнь, около 80 лет. Получил 5-й ранг и пост главы учреждения, ведающего делами по Китаю и Корее. До последнего вздоха он был в зените славы и в окружении поклонников. Жизнь — наполненная и многоликая, как и все его творчество. (с. 153)