Джулия даже закрыла глаза, узнав слова из Дантова «Пира»: «Семя блаженства, посланное Богом в душу, готовую его принять».
— Скотт был очень зол на меня. Пригрозил: если я немедленно не начну лечение, он даст случившемуся официальный ход. В тот же день Ричард отвез меня в Филадельфию, в один из центров по лечению наркоманов. Там я прошел начальный курс, а реабилитацию проходил уже в Бостоне, поближе к моей… работе.
Чувствовалось, Габриелю даже сейчас тяжело вспоминать об этом.
— Но почему ты собирался покончить с собой?
— Этого я тебе не скажу.
— Почему?
— А потому, Беатриче, что, если демоны прошлого ушли, не надо их вспоминать, не то еще вернутся.
— У тебя есть суицидальные наклонности?
— Нет. Когда мы впервые встретились, я находился в жуткой депрессии. Конечно, свою роль сыграл кокс. Но были и другие… проблемы. Они тогда разом навалились на меня. Ты же знаешь: человек кончает с собой, когда теряет всякую надежду. А я, встретив тебя, обрел надежду.
Видя, как тяжело даются Габриелю эти признания, Джулия решила сменить тему:
— Скажи, твоя родная мать была алкоголичкой?
— Да.
— А отец?
— О нем я предпочитаю не говорить.
— Рейчел рассказала мне о наследстве.
— Единственное доброе дело, которое он сумел сделать, — поморщился Габриель.
— Не единственное, — тихо возразила Джулия.
— Это почему же?
— Потому что он дал тебе жизнь.
У Габриеля сразу же просветлело лицо, и он молча поцеловал ей руку.
— Твой отец тоже был алкоголиком? — спросила она.
— Не знаю. Знаю лишь, что он был крупной шишкой в какой-то нью-йоркской компании и умер от сердечного приступа. Мне не хотелось вникать в подробности его жизни.
— Габриель, а как ты определишь свое отношение к выпивке? Ты считаешь себя алкоголиком?
— Нет.
У Джулии дрожали пальцы. Она аккуратно сложила салфетку, потом отодвинула стул и встала:
— Я рада, что ты избавился от пристрастия к наркотикам. Но пьянство тоже страшная вещь. Я бы не хотела связывать свою жизнь с алкоголиком. Жизнь слишком коротка, чтобы растрачивать ее на борьбу с чьими-то запоями и похмельем.
Габриель в упор смотрел на Джулию, пытаясь встретиться с ней глазами.
— Ты права, Джулианна. Но если бы ты пожила со мной бок о бок, то убедилась бы, что я не алкоголик. И я обещаю тебе впредь не напиваться. Я полгода вообще почти не пил. И надо же, это случилось на твоих глазах.
— Моя мать без конца обещала бросить пить. Несколько раз пыталась лечиться. Потом срывалась. А вдруг тебя снова потянет к наркотикам? Особенно после того, как ты убедился: я не та Беатриче, которая тебе привиделась? Ты жаждешь небесного идеала, а я всего лишь земная девушка.
— Я уже шесть лет не употребляю наркотики. И срывов за это время у меня не было. Правда, у меня полно других изъянов. Джулианна, я вовсе не держусь за идеал. Я хочу узнать тебя такой, какая ты есть на самом деле. А в реальности ты намного красивее и желаннее, чем Беатриче из моих видений. Если выбирать между тем идеалом и тобой, я без колебаний выберу тебя.
По щеке Джулии скатилась одинокая слезинка, которую она тут же смахнула.
— Ты меня не знаешь, Габриель. И никогда не знал. В тот вечер ты обнимал не меня, а Дантову Беатриче. Некий собирательный образ. Ты соединил его Беатриче с Беатриче Холидея. Меня там не было.
— Все, что я тогда делал и чувствовал, было совершенно реальным, — замотал головой Габриель.
— Тебе так казалось, но ты находился во власти своих иллюзий.
— Говорю тебе, Джулия: все было реальным. Все. Едва я коснулся тебя, я это понял, а когда снова коснулся тебя… я тебя вспомнил. Мое тело тебя вспомнило. Это мой разум тебя забыл, но он неисправимый придурок.
— Я уже не та наивная девчонка. А ту, какой я стала, ты невзлюбил с первого взгляда. Точнее, с первого семинара.
— Неправда. Из наивной девчонки ты превратилась в красивую молодую женщину.
— Тебе нужен послушный котенок.
— Нет, Беатриче.
— Перестань называть меня этим именем, — стиснув зубы, потребовала она.
— Прости, Джулианна. Знаю, что за два неполных месяца успел причинить тебе немало боли. Знаю о своей темной стороне. Но позволь мне проявить и другую, светлую сторону. Я хочу, чтобы ты убедилась: эта сторона действительно существует. Я способен быть хорошим. Даже очень хорошим. Ты мне это позволишь?
— Слишком поздно. Я не смогу. — И хотя ей было очень больно поступать таким образом, Джулия направилась к выходу, прихватив по дороге рюкзак и пальто.
— А как же наша прошлая ночь? — спросил Габриель, идя следом. — Неужели она ничего для тебя не значила?
— Что она должна была значить? Просвети меня. — Джулия уперлась спиной в стену и крепко прижала к груди рюкзак.
— Неужели я должен объяснять тебе словами? — спросил Габриель, обнимая ее за плечи. — Ты что же, ничего не почувствовала?
Его губы почти рядом. Его теплое дыхание ласкало ее кожу. И Джулия задрожала.
— Что, по-твоему, я должна была почувствовать?
— Единение наших тел. Джулианна, ведь ночью ты пришла ко мне. Легла в постель. Скажи, почему ты это сделала? Почему сказала, что не можешь оставаться одна? А я знаю. Потому что мы родственные души. Прямо по Аристофану: одна душа на два тела. Ты моя недостающая половина. Мой башерт.
— Башерт? Ты хоть знаешь значение этого слова? Его превратили в расхожую поговорку: «Башерт есть башерт». Судьба есть судьба. Но это, Габриель, может означать что угодно и совсем не обязательно меня.
— Твои лингвистические познания не перестают меня удивлять, — широко улыбаясь, сказал он.
— Просто я знаю это слово.
— Естественно, знаешь, моя дорогая. Потому что твоя голова прекрасна не только снаружи, но и внутри. — Кончиками пальцев Габриель стал гладить ей шею.
— Габриель, прекрати! — Его ласки мешали ей связно думать. — Пусть ты и преодолел тягу к наркотикам, механизм зависимости остался. А я дочь алкоголички. Больше я себе этого не позволю.
— Джулия, я не заслуживаю тебя. Я это знаю. Conosco і segni dell’antica fiamma. Я ощутил это еще тогда, в первый раз, едва взяв тебя за руку. Я ощутил это в первом поцелуе. А вчера ночью ощущения вернулись… все, до самых мельчайших. Я тебя не придумал. Ты изменилась, но мои ощущения тебя остались прежними. Я не хочу ни к чему тебя принуждать. Если ты скажешь, что для тебя эти ощущения ничего не значат, я открою дверь и не буду тебя удерживать.
Джулия закрыла глаза, пытаясь загородиться от его мольбы. «След прежней страсти познаю я вновь».[29]
— Молчишь? Язык не поворачивается это сказать? Я знаю почему. Твои тело и сердце помнят меня. Ты велела им меня забыть, а они не в состоянии это сделать. Вспомни меня, Беатриче. Вспомни своего первого мужчину.
Его губы целовали ей шею. У Джулии застучало в висках. Предательское тело! Оно не умело лгать и не слушалось рассудка. Сейчас Габриель мог просить ее о чем угодно, и она бы согласилась. Эта мысль привела Джулию в отчаяние.
— Габриель, прошу тебя…
— О чем? — прошептал он, покрывая поцелуями ее шею.
Конечно же, он чувствовал дьявольскую силу своих губ.
— Прошу тебя, дай мне уйти.
— Не могу. — Габриель забрал у нее рюкзак и пальто и бросил их на пол.
— Я тебе не доверяю, — сказала Джулия.
— И это я тоже знаю.
— Габриель, ты опять сломаешь мне жизнь, и теперь уже окончательно.
— Такого никогда не будет.
Он осторожно взял ее лицо в свои ладони. Джулия закрыла глаза. Она ждала поцелуев, ждала прикосновения его влажных губ. Но он не торопился ее целовать. Тогда она открыла глаза.
Габриель смотрел на нее и улыбался, а потом с какой-то нарочитой медлительностью стал ласкать ей лицо. Он действовал словно исследователь, стремящийся запомнить каждую линию, изгиб и черточку. Кончик его большого пальца двигался вниз и вверх по ее шее. Джулию затрясло.
— Не надо напрягаться, дорогая, — прошептал Габриель и ткнулся носом в ее шею. — Я сейчас покажу тебе, на что способен, когда никуда не тороплюсь.
Не выпуская ее лица из своих ладоней, Габриель прижимался губами к ее лбу, носу, щекам, подбородку. И только когда она снова закрыла глаза, его губы соединились с ее губами. К тому моменту Джулия уже перестала дышать.
Едва их губы встретились, ее обдало жаром. Но Габриель действительно никуда не торопился. Он медленно водил губами по ее сомкнутым губам, но своих губ он пока не размыкал. Его руки погладили ей волосы, чуть-чуть помассировали макушку и скользнули вниз.
Джулия не была обольстительницей. Огонь, бушевавший внутри, делал ее движения не грациозными, а скорее наоборот. Она почти вцепилась Габриелю в волосы, наматывая их себе на пальцы. Их губы оставались сомкнутыми, пока в какой-то момент он не провел языком по верхней губе Джулии, прежде чем осторожно зажать ее зубами.
Это возбуждало. Это еще сильнее разжигало в ней огонь. Так медленно Габриель еще никогда и никого не целовал. Медлительность его движений не распространялась на его сердце, которое колотилось все быстрее. Услышав легкий стон Джулии, Габриель осторожно запрокинул ей голову. Это должно было заставить ее губы разомкнуться. Однако Габриель и здесь не торопился. Он дождался, когда подбородок Джулии сделается мягким. Дождался, когда она сама высунет кончик языка, и только тогда принял ее приглашение.
Зная, что поцелуи Джулии могут оказаться лихорадочными и потому скомканными, Габриель и здесь взял ситуацию под контроль. Ему не хотелось грубых, жарких поцелуев. Он оставался верным своему желанию целоваться медленно. Вдумчиво, наслаждаясь каждым мгновением. Джулии показалось, что прошло не менее полувека, пока его руки спустились с ее лица на шею и дальше, к плечам. Еще полвека понадобилось его рукам, чтобы начать спуск по ее спине и нырнуть под одежду; туда, где их ждала встреча с ее нежной кожей. Одновременно Габриель медленно исследовал ее рот, словно ему выпал первый и единственный шанс.
Когда же его руки добрались до ложбинки на ее спине, впервые обнаруженной ночью, Габриель сам засопел и даже застонал. Это была территория, еще не нанесенная на карту. Более того, это была запретная территория, куда он пока не имел права вторгаться.
Джулия не знала, что с нею происходит. Она цеплялась за Габриеля, будто их вот-вот должны были разлучить. Она стонала и даже всхлипывала, обнажая всю свою беспомощность. Эти звуки будоражили Габриеля сильнее, чем любые стоны и крики сексуально ненасытных женщин. Они завораживали, околдовывали. Габриель стал осторожно разворачивать Джулию, чтобы теперь не ее, а его спина оказалась прислоненной стене. Пусть не ощущает себя загнанной в ловушку и наслаждается тем, что в ловушке оказался он.
Джулия дышала им. Габриель стал ее кислородом. Череда поцелуев не давала ей вдохнуть настоящего воздуха, и очень скоро у нее поплыла голова. Это лишь усилило ощущения от его поцелуев. Она больше не противилась его губам…
Наконец Габриель оторвался от губ Джулии.
Большими пальцами он провел по обнаженной коже ее талии, и Джулия сделала резкий вдох. Затем Габриель так крепко обнял ее, что почувствовал, как ее соски уперлись ему в грудь.
— Джулия, тебе нужно привыкнуть к моим губам. Я намерен целовать тебя часто и много, — сказал Габриель, целуя ее в волосы.
Она ответила не сразу. Понадобилось какое-то время, чтобы к ней вернулся голос.
— Габриель, я не даю тебе никаких обещаний. Я ни на что не соглашаюсь. Один поцелуй не может все изменить.
Он перестал улыбаться, но рук не разжал. Потом, как всегда, одним пальцем отбросил с ее лица прядь волос.
— Дай мне шанс. Мы не будем торопиться и постараемся исцелить друг друга.
— Прошлой ночью ты говорил о том, чтобы нам подружиться. Но друзья так не целуются.
— Мы можем быть друзьями, — усмехнулся Габриель. — Если желаешь, мы возьмем за образец правила куртуазной любви. Ты только напомни мне о них, когда я снова буду тебя целовать. И я напомню тебе.
— Я не настолько доверяю тебе, чтобы решиться на большее, — сказала она, отворачиваясь. — Но даже если бы и решилась, ты очень скоро разочаровался бы во мне.
— Что ты такое говоришь?
— Тебе не хватит меня одной, и, когда ты это поймешь, ты меня бросишь. Прояви ко мне милосердие и не начинай того, что тебе принесет разочарование, а мне — боль. Найди женщину, которая в сексуальном плане подходит тебе больше, чем я.
Лицо Габриеля стремительно краснело, а глаза превращались в уже знакомые лазерные лучи. Джулии показалось, что он на грани срыва.
— Что он с тобой сделал? — вдруг спросил Габриель.
Она ждала чего угодно, только не этого вопроса.
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
Габриель заставил себя успокоиться. Он распрямил плечи, встав во весь рост.
— Не знаю, уж как ему удалось внушить тебе все эти глупости, но, к сожалению, они прочно засели у тебя в голове. Но я — это не он. Неужели ночь, проведенная со мной в яблоневом саду, не показала тебе, что нас связывает не секс? — Габриель погладил ей волосы. — За одно это я мог бы его убить. За то, что он сломал тебе дух. Не стану тебе врать насчет своей монашеской жизни. Женщин у меня было много. Разных. Но мне хотелось чего-то настоящего, превосходящего обычное траханье. Знаю, что и тебе хотелось того же, иначе ты давно распрощалась бы со своей девственностью. Допустим, у нас с тобой ничего не получится. Ты найдешь себе кого-то другого. Каковы шансы, что этот парень окажется девственником? Почти ноль. И тогда ты опять начнешь сомневаться в себе и говорить уже не мне, а другому, что он быстро в тебе разочаруется. Знаешь, любой мужчина, расставшийся с тобой из-за твоей сексуальной неопытности, не стоит даже половины твоей слезинки. Джулия, ты должна научиться верить и надеяться. Если не в наши отношения, то в себя. Иначе ты никому не позволишь себя полюбить.
— Ты ведь совсем меня не знаешь.
— Я знаю о тебе больше, чем ты думаешь, и очень хочу узнать все остальное. Стань моим профессором, Беатриче. Я с радостью запишусь на твой курс и обещаю быть добросовестным студентом. Научи меня заботиться о тебе.
— Габриель, не надо превращать это в шутку.
— А я и не шучу. Мы очень многого не знаем друг о друге. И мне просто не терпится начать процесс познания.
— Я не хочу быть одной из твоих женщин.
— Кто тебе сказал, что у меня целый гарем? — не выдержал Габриель. — Зачем мне другие женщины, если есть ты? И я не позволю, чтобы кто-то еще дотрагивался до тебя, включая Пола и всех прочих «трахателей ангелов».
— Габриель, я действительно не хочу делить тебя еще с кем-то.
— Меня?
— Да.
— Это и так понятно.
— Нет, непонятно.
— Подожди, ты о чем? — насторожился Габриель.
— Я хочу быть уверена, что ты не будешь спать ни с какой другой женщиной. Даже сейчас, пока я еще ничего не решила. Этим ты покажешь, что по-настоящему веришь в меня.
— Договорились.
— Ты говоришь так, будто для тебя это пара пустяков! — засмеялась Джулия. — Ты что, всерьез готов расстаться со всеми своими… подружками ради возможности, что однажды у нас с тобой произойдет… это? Что-то мне не верится.
— Когда приобретаешь несравненно больше, чем теряешь, терять не жалко. Ты убедишься в серьезности моих намерений, и не один раз. — Габриель поцеловал ее в щеку.
— А… Полина? — шепотом спросила Джулия.
Габриель словно не слышал ее вопроса. Поцелуи продолжались, пока он не дошел до ее плеча.
— Здесь тебе нечего опасаться.
— Я не хочу делить тебя с нею.
— Тебе и не придется, — теряя терпение, ответил он.
— Полина — твоя жена?
Взгляд Габриеля стал каменным.
— С чего ты взяла? Нет, конечно.
— Бывшая жена?
— Джулианна, прекрати. Нет, мы никогда не были женаты. Конец темы.
— Я хочу знать о ней.
— Нет.
— Почему нет?
— Есть причины, которые мне сейчас не хочется обсуждать. Я говорю тебе правду: я не сплю и не собираюсь с ней спать. По-моему, этого достаточно.
— А кто такая Майя?
— Нет! — стиснул зубы Габриель.
— Габриель, я видела татуировку у тебя на груди. Буквы на сердце.
— Этого я тебе сказать не могу, — отрезал он, скрещивая руки.
— Вот и я не могу сказать, хочу ли я оставаться с тобой. — Джулия потянулась за рюкзаком и пальто.
— Джулианна, кто внушил тебе эту неуверенность в себе и своей сексуальности? Это был Саймон? — (Она съежилась.) — Скажи мне.
— Не произноси это имя в моем присутствии.
— Я вообще ничего о нем не знал. Ночью услышал от тебя. Ты чуть не плакала… Расскажи.
— Нет.
— Почему?
— Потому что меня тошнит от одного этого имени, — прошептала Джулия и взмолилась всем богам, чтобы заставили Габриеля поменять тему.
В мозгу Габриеля зашевелилась мрачная догадка. Он понимал: сейчас об этом лучше не спрашивать, но догадка была слишком чудовищная и упрямая.
— Джулианна, он что… силой… овладел тобой?
— Нет, Габриель. Моя девственность осталась при мне.
— Даже если бы это и случилось, для меня ты все равно была бы девственницей. Надеюсь, к себе в душу ты его не пускала.
В его голосе было столько искренности и боли, что у Джулии зашлось сердце.
— Это очень благородно с твоей стороны. Но я тебе не вру: физического насилия надо мной не было.
Габриель прикрыл глаза и вздохнул:
— Видишь, как мы похожи? У каждого есть свои секреты, которыми мы не хотим делиться. Я не собираюсь тебе врать, но рассказать тебе обо всем пока не могу. По крайней мере, сегодня. Да и у тебя есть секреты, о которых тебе больно рассказывать. Я больше не стану допытываться. — Он обнял ее за талию.
— Значит, будем хранить секреты друг от друга? — удивилась Джулия.
— Пока что да.
— И среди них — один общий. Ко всему прочему, я ведь еще и твоя аспирантка.
Габриель закрыл ей поцелуем рот.
— Да, дорогая. Этот секрет мы будем хранить особенно тщательно… Кстати, а чего это мы с тобой торчим в прихожей, когда в квартире есть более приятные уголки? Я сомневаюсь, что ты сыта. Давай вернемся за стол. Я сделаю кофе. Можем продолжить разговор там. Можем есть в полном молчании. Только, пожалуйста, не уходи. Прошу тебя.
Джулия все еще озиралась на дверь.
— Габриель, мне нужно знать, какие у тебя чувства ко мне, — запинаясь, сказала она. — Я должна знать, не игра ли это для тебя. Я хоть капельку нравлюсь тебе? Настоящая я, а не ангел из твоих видений?
— Конечно, ты мне нравишься. А если серьезно, то я хочу завоевать твое доверие. Куда нас это приведет, зависит от тебя.
Джулия потянулась к его волосам. Габриель закрыл глаза, наслаждаясь ее прикосновениями. Он глубоко дышал, словно ее ласка была для него медитацией. Когда он открыл глаза, Джулия увидела в них голод. Она втянула голову в плечи. Но Габриель улыбнулся, и голод в его глазах сменился надеждой.
Она не хотела плакать. Слезы полились сами собой.
— Я себе это совсем не так представляла, — всхлипывала Джулия, вытирая лицо ладонью. — Я тебя нашла, но как же все это далеко от моих снов и мечтаний. Я и подумать не могла, что ты… такой.
— Знаю. — Габриель снова обнял ее и поцеловал в лоб.
— Мне было семнадцать, когда я влюбилась в тебя. Как говорят, втрескалась с разбегу. Первый раз. А это был даже не ты. Я столько лет тешила себя обманом.
— Прости, что разочаровал тебя. Я и сам хотел бы предстать перед тобою рыцарем, а не драконом. Но я не рыцарь. — Он разжал руки и отошел на шаг. — Все зависит от тебя, Джулианна. Одним своим словом ты можешь меня спасти или прогнать.
Джулия прижалась мокрым лицом к его груди. «Можно подумать, у меня есть выбор».
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Пол, привет! Сигнала не слышала. Похоже, у меня что-то с домофоном.
Эмерсон отчитал по первое число, но выгонять не собирается (уф!). Придется искать нового руководителя. Этим и занимаюсь, вплотную. Потом поговорим. Спасибо за поддержку.
Джулия
Пол смотрел на текст эсэмэски, растерянно почесывая в затылке. Значит, домофон не работает? Что ж, удобная отговорка. И каков скрытый смысл этого послания? Может, она обиделась, что он сник и ретировался, когда Эмерсон на него шикнул? Или есть другая причина? Но времени разыскивать Джулию у Пола сейчас не было. Эмерсон прислал ему по электронной почте довольно внушительный список книг, которые нужно было взять в библиотеке и не позже часа дня доставить в профессорский кабинет.
Пол отправил Джулии короткий ответ, выразив радость, что с нею все в порядке, после чего покинул свое жилище и зашагал в сторону библиотеки имени Робартса.
* * *
Джулия сидела на кожаном диване, уперев подбородок в ладони. Из громадных окон гостиной Габриеля открывался захватывающий вид: почти весь центр Торонто и часть озера Онтарио. Городские деревья сменили цвет и теперь переливались золотистыми и желтыми оттенками с вкраплениями оранжевого и красного. Это напомнило Джулии канадские пейзажи в Художественной галерее Онтарио, куда они ходили с Полом.
После завтрака она предложила убрать со стола и вымыть посуду, но Габриель и слышать не хотел. Он поцеловал ее в лоб и велел отдохнуть, как будто это было легко сделать. Джулия смотрела на город, а мозг снова и снова воспроизводил их утренний разговор с Габриелем. Она пыталась соотнести нынешнего Габриеля с тем, прежним.
Как она могла быть настолько слепа? И почему Кларки скрыли от нее, что Габриель — наркоман? Они всегда считали ее членом семьи, но даже Рейчел ни единым словом, ни малейшим намеком не приоткрыла ей завесу над семейной тайной. Лишь во время их прощальной встречи подруга обронила несколько туманных фраз о тьме, окутывающей ее брата. Или у Кларков было принято изъясняться метафорами в духе английских поэтов-романтиков из позапрошлого века? Для понимания всех этих намеков и иносказаний Джулии требовался солидный курс по английской поэзии.
Габриель стоял возле камина и смотрел на Джулию. Она удивительно вписалась в интерьер его гостиной и сейчас была похожа на любопытную кошку, разглядывающую мир за окном. Но ее напряженные плечи безошибочно подсказывали: Джулия все еще чего-то боится. Возможно, его. Габриель тоже сел, оставив между ними заметное расстояние. Джулия не делала попыток подвинуться или хотя бы посмотреть на него.
— А поближе сесть не хочешь? — с улыбкой спросил он, протягивая ей руку. Джулия не слишком охотно взяла его руку. Габриель осторожно подтянул ее к себе и поцеловал в волосы. — Ну что, так лучше?
Она вздохнула и закрыла глаза.
— Тебе удобно? — спросил он.
— Да.
Напряжение постепенно уходило из ее тела. Это вообще чудо, что после столь непростого разговора она сидит рядом с ним. Со стороны могло показаться, что Габриель рассеянно гладит ее по волосам, однако он сейчас вовсе не был рассеян.
— Когда тебя последний раз вот так обнимали? — спросил он.
— Вчера ночью.
— Это я помню. А раньше?
— А раньше я не помню.
Габриель понял, что и эту тему лучше не трогать.
«Похоже, она изголодалась по обычной ласке. Матери-алкоголички почти не заботятся о своих детях. А этот Саймон, видимо, тоже не часто обнимал ее — разве когда пытался раздеть».
Мысли о неизвестном ему Саймоне рассердили Габриеля. Но дело было даже не в нем. Джулия выросла среди черствых и равнодушных взрослых, и едва ли ее трезвый отец был многим лучше матери-алкоголички.
— Тебе приятно, когда я тебя так обнимаю? — шепотом спросил он.
— Да.
— А мне приятно тебя обнимать. Видишь, сколько приятного мы доставляем друг другу?
Джулия не лукавила: ей и в самом деле было приятно полулежать в объятиях Габриеля. Но ей не давал покоя вопрос, и через какое-то время она все-таки не утерпела и спросила:
— Скажи, а откуда у тебя тот снимок, что висел возле кровати? Ну, тот, где мужчина целует женщину в плечо? Где ты его приобрел?
— Нигде, — сухо ответил Габриель.
— Тогда где…
— А это так важно?
— Если не хочешь рассказывать, не надо. Просто я наткнулась на этот снимок в твоей гардеробной, когда искала себе свитер. Очень красивый снимок. — Джулия хотела было отодвинуться, но Габриель держал ее крепко.
— Ты и в самом деле считаешь тот снимок красивым? — уже намного мягче спросил он, приподнимая ей подбородок, чтобы видеть ее глаза.
— Да.
— А остальные?
— Они хуже.
— Я их сделал сам, — признался Габриель.
— Ты? — искренне удивилась Джулия.
— Да.
— Но они же…
— Эротические?
— Да.
— Мисс Митчелл трудно поверить, что я способен делать красивые и в то же время эротические фотографии? — лукаво улыбнулся Габриель.
— Я не знала, что ты фотограф. И эти снимки сильно отличаются от обычных.
— Фотографом я себя не считаю. Но снимки получились удачными. Кстати, у меня есть и другие.
— Другие? — по-детски удивилась Джулия. — И на них тоже женщины?
Габриель придвинулся ближе:
— Женщины, которые… были моими приятельницами.
— Фотомодели?
— Нет.
Джулия смущенно терла лоб, пока не догадалась:
— Так это…
— Да, — вздохнул Габриель. — Конечно, развешивать их на стенах — это дурной вкус. И еще более дурной вкус — допустить, чтобы они попались тебе на глаза. Вот я и поспешил их снять, прежде чем ввести тебя в свою спальню. Но все снимки были сделаны не тайком, а с согласия этих женщин. Некоторые даже просили их сфотографировать. Как ты заметила, я там тоже присутствую. Так что я не был сладострастным наблюдателем.
Значит, это… он? Джулии хотелось спросить, на каком снимке запечатлена Полина, но признание ошеломило ее.
— Тот мужчина — ты? — все еще не веря, спросила она.
— Да.
— И на снимке, о котором я спрашивала?
— Что ты так удивляешься? Я думал, тебе я там понравился.
— Но ведь ты там… совсем голый. — Джулия чувствовала себя маленькой девчонкой, произнесшей неприличное слово. Она покраснела и стала обмахиваться ладонью.
Габриель от души хохотал.
— Я же голый на всех снимках. — Он притянул Джулию к себе и страстно зашептал: — Мне тот снимок тоже очень нравится, хотя женщина с фото потом меня разочаровала. — Габриель улыбнулся: — Я бы с радостью сфотографировал и тебя.
— Мне твоя затея не нравится.
— Почему? Ты ведь такая красивая. Ты бы затмила всех тех женщин. Представляешь? Снимок в профиль. Наклон головы. Элегантный поворот шеи. Ты бы превзошла Беатриче с полотна Холидея.
Джулия молча покачала головой.
— Хорошо, этот вопрос мы отложим. А как насчет того, чтобы вечером отправиться в «Скарамуш»? Замечательный ресторан.
— По-моему, это не самая лучшая идея, — сказала Джулия, все еще пытаясь совладать с дыханием.
— Почему?
— Не ты ли говорил, что нас не должны видеть вместе?
— Я хорошо знаю владельца. Он найдет нам укромный уголок, где нас вообще никто не увидит. Но может, ты хочешь снова побывать в «Гавани-60»? Не соскучилась по Антонио? Он давно уже спрашивает, когда я тебя приведу.
— Серьезно?
— Конечно. Антонио вспоминает обед в Итало-канадском клубе. Ты все его семейство очаровала.
— Антонио — очень добрый человек. И семья у него прекрасная. Мне было легко с ними.
Габриель наклонился, чтобы ее поцеловать, но Джулия уперлась рукой в его грудь.
— Обед придется отменить. Завтра у меня встреча с Кэтрин Пиктон, а я еще и подготовиться не успела.
— Завтра?
— Она пригласила меня к себе на чай. Честно говоря, я побаиваюсь к ней идти.
— Тогда я должен тебе кое-что рассказать об этой даме. Тебя встретит такая милая бабуля, но не купись на ее внешний вид. Бабуля эта очень умна и не любит тратить время попусту. Никаких разговоров на общие темы. К тому же ее совершенно не интересует, откуда ты родом и все такое. Обращайся к ней только «профессор Пиктон».
— Это я уже поняла… по другим оксфордским придуркам, — усмехнулась Джулия.
— В твоих интересах поладить с нею. Капризы есть у каждого, но в блестящем уме старушке Пиктон не откажешь. Главное — сработаться с нею. Постарайся вести себя как благовоспитанная девочка, и ты ей понравишься.
Джулия вспомнила свой первый разговор в профессорском кабинете. Не ждет ли ее повторение, только в другом интерьере и с другим главным действующим лицом?
— Ну чего ты испугалась раньше времени? — улыбнулся Габриель, обнимая Джулию. — Уверен, она заинтересуется твоей темой. Потом скажет, что вот там-то и там-то нужно внести изменения. На твоем месте я бы не спорил, а сразу согласился. Свое дело она знает.
— Я вообще удивлена, что она согласилась встретиться со мной. Наверное, у нее и сейчас время расписано по минутам.
— Естественно, но я попросил ее оказать мне эту услугу. Легенда такая: у меня есть талантливая аспирантка, которой неловко находиться под моим руководством, поскольку она хорошо знает мою семью. По-моему, вполне правдивая легенда. Кэтрин на нее клюнула и согласилась. Мне пришлось выслушать ее монолог о современной молодежи. Она считает нынешних аспирантов не такими талантливыми и трудоспособными, как те, что были в то время, когда она сама была аспиранткой. Поэтому ничего определенного она мне не обещала.
— Ты ведь мог бы этого и не делать, — сказала Джулия, глядя, как он накручивает себе на палец завиток ее волос.