Поужинав, они просто сидели, смотрели друг на друга и обменивались вполне целомудренными поцелуями.
— А у меня для тебя кое-что есть, — вдруг сказал Габриель, опуская руку в карман пиджака.
— Габриель, эта поездка — уже подарок. Ты только что пообещал купить мне платье для банкета… Честное слово, я никогда не получала столько подарков сразу. Я… не привыкла.
— То, что я собираюсь тебе вручить, — подарок особого свойства. Прежде чем я тебе его отдам, обещай, что не станешь отказываться.
Судя по выражению его синих глаз, Габриель не шутил. Он был очень серьезен. Что же он прятал в сомкнутой ладони правой руки?
— Я не могу обещать, не зная, что это за подарок.
— Тогда обещай, что отнесешься к нему вдумчиво и непредвзято.
— Это я обещаю.
— Протяни руку.
Джулия послушно протянула руку, и на ее ладони оказалась черная бархатная коробочка. От удивления Джулия даже перестала дышать.
— Это не кольцо. Так что не мучай свои легкие, — улыбнулся Габриель.
Открыв коробочку, Джулия обомлела. На черном шелке лежали изумительно красивые сережки с бриллиантами, причем каждый не менее одного карата.
— Габриель, я… — Она запнулась, не находя нужных слов.
— Прежде чем ты начнешь отказываться от этих сережек, я должен рассказать тебе их историю. Ты согласна ее выслушать?
Джулия кивнула, завороженная игрой света в бриллиантовых гранях.
— Эти серьги принадлежали Грейс. Ричард подарил их ей вместе с признанием в любви. Его период ухаживания был недолгим: Ричард очень скоро понял, что окончательно и бесповоротно влюбился в Грейс. У Кларков есть нечто вроде семейной легенды: чтобы купить эти сережки, Ричард продал свою машину.
Джулия изумленно открыла рот. Теперь она узнала эти серьги. Грейс носила их почти не снимая.
— Я хочу, чтобы теперь их носила ты.
Джулия покачала головой и осторожно закрыла коробочку:
— Я не могу их взять. Они принадлежали твоей матери. Ты должен хранить их.
— Нет.
— Тогда отдай их Рейчел или Скотту.
— Рейчел и Скотт получили достаточно материнских драгоценностей. А эти серьги Ричард отдал мне. — Габриель был близок к панике и постарался сфокусировать взгляд на черном бархате в обрамлении ее фарфоровой кожи. Глаза его сузились. — Если ты откажешься взять эти сережки, то сделаешь мне больно, — едва слышно прошептал Габриель, но его слова ударили по Джулии так, словно он пронзительно закричал.
Она нервно сглотнула и пару минут собиралась с силами, чтобы ответить.
— Габриель, пожалуйста, прости меня. Это удивительный подарок. А то, как настойчиво ты убеждаешь меня их взять… это вообще не выразить словами. И все-таки я чувствую, что не вправе их брать.
Если ее отказ задел Габриеля, то объяснение причин привело его в подавленное состояние. Видя это, Джулия уперлась глазами в скатерть.
— Джулианна, ты не так поняла меня. Эти серьги не просто память о Грейс. Их я не поставлю в один ряд с шарфиком и жемчужным ожерельем.
Джулия снова терзала внутреннюю поверхность своего рта и с напряжением ждала дальнейших слов Габриеля. Он перегнулся через стол, приложив ладонь к ее щеке.
— Я дарю тебе серьги Грейс как зримое напоминание о моем сердце, которое я тебе уже отдал. Это… мой способ сказать тебе, Джулианна, что ты — любовь моей жизни. Грейс завещала эти серьги мне. Они теперь — частица меня. Я хочу, чтобы эта частица всегда была с тобою. Неужели ты не догадалась? Эти бриллианты — символ моего сердца. Или ты решишься отвергнуть мое сердце?
Тон Габриеля по-прежнему оставался серьезным. В его глазах за все это время не мелькнуло и тени улыбки. Если бы он преподнес ей кольцо в знак их помолвки, она бы тоже была шокирована, но подарок взяла бы. Тогда почему она колеблется сейчас? Ведь для нее не существует других мужчин. Только он.
Может, она снова перепутала гордость и гордыню? Разве она не видит, как больно задели Габриеля ее слова, хотя ей самой они казались вполне аргументированными? Так может, хватит упражняться в благородстве, если видишь, что эти упражнения больно бьют по самому дорогому, самому любимому твоему человеку?
— Какие они красивые. После твоей любви это самый лучший подарок, который я когда-либо получала. Спасибо тебе, мой любимый.
Габриель облегченно вздохнул и поцеловал ей пальцы.
— Грейс была бы счастлива, что мы нашли друг друга. Я в этом не сомневаюсь. Я верю, что сейчас она смотрит на нас и шлет нам свое благословение. Она сияла бы от радости, зная, что я преподнес ее серьги своей любимой женщине. — Он улыбнулся и обнял Джулию. — Спасибо тебе, — прошептал он. Габриель раскрыл коробочку и помог Джулии надеть серьги, после чего нежно поцеловал мочку каждого уха. — Meravigliosa. Чудесно.
— Снизу на нас все глазеют, — засмеялась Джулия.
— Не все. Поварам не до нас. Официантам тоже. — Поймав ее взгляд, Габриель прошептал: — «О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна!»[44]
Джулия покраснела, услышав из уст Габриеля библейскую эротическую поэзию, но, прижавшись к его шее, ответила:
— «На ложе моем ночью искала я того, которого любит душа моя, искала его и не нашла его. Встану же я, пойду по городу, по улицам и площадям, и буду искать того, которого любит душа моя; искала я его и не нашла его».[45]
Габриель удивленно улыбнулся. Он целовал Джулию до тех пор, пока возле их столика не появился официант, предложивший десерт. От десерта Джулия отказалась. Счастливая пара покинула ресторан и отправилась в обратный путь к отелю.
— Как твои ноги? — спросил Габриель, глядя на ее соблазнительно красивые ноги в соблазнительно красивых туфлях.
— Я их не чувствую. Я сейчас вообще ничего не чувствую, кроме счастья.
— Моя дорогая девочка, — улыбнулся Габриель. — Надеюсь, твои ноги не будут возражать, если мы сделаем небольшой крюк, — сказал он, дотрагиваясь до ее локона. — Купол Флорентийского собора сейчас просто бесподобен. И потом, я еще ни разу не целовал тебя в его тени.
Джулия кивнула, и они пошли к собору, чтобы насладиться искусно подсвеченным шедевром Бруннелески. Это было настоящее чудо архитектуры Ренессанса: над прекрасным собором парил яйцеобразный купол, покрытый черепицей. Они встали напротив баптистерия, любуясь фасадом и постепенно поднимая глаза к куполу. Вечером Флорентийский собор был так же красив, как и при свете дня.
Габриель выбрал наиболее темный уголок, крепко обнял Джулию и стал целовать, наматывая ее локоны себе на пальцы. Она тихо стонала, а он целовал ей уши, осторожно забираясь кончиком языка в ушные раковины.
— Ты даже не представляешь, как радостно мне видеть эти серьги в твоих ушах. — Он потерся носом о каждую сережку. — Пусть те, кто посмотрит на тебя, увидят знаки моей любви.
Джулия отвечала ему не менее страстными поцелуями.
Сплетя пальцы, они побрели к Понте Санта-Тринита, где Данте встретил Беатриче. Встав на середине моста, они любовались темной водой Арно, в которой отражалась затейливая палитра береговых огней.
— Моя Джулианна, — прошептал он, сжимая ее в объятиях и глядя на глянец речной воды.
— Мой Габриель, — тоже шепотом ответила она, подставляя лицо для поцелуя.
Как часто бывало, их поцелуи, такие невинные поначалу, быстро наполнились жаром и страстью. Вскоре на влюбленную пару уже с любопытством поглядывали местные жители и туристы, и Габриелю пришлось отстраниться от Джулии.
— Я так рад, что снова обрел тебя. Я еще никогда не был настолько счастливым.
Забыв о зрителях, Габриель вновь поцеловал Джулию в лоб. И вдруг она, схватив его за шелковый галстук, порывисто притянула к себе. Их лица почти соприкасались.
— Я хочу тебя, — прошептала она, сопроводив свои слова поцелуем.
Это был не просто очередной поцелуй. Робкий котенок, каким она до сих пор виделась ему, вдруг превратился в тигрицу. Она больше не стеснялась говорить о своих желаниях, и лучше слов о них говорили ее руки. Они уже не покоились на плечах Габриеля и не прятались у него в волосах. Они заметались по его груди, потом по спине. Джулия крепко прижала любимого к себе, наслаждаясь ощущением его тугих мышц даже через одежду.
Габриеля восхищала ее напористость. Он был готов ответить тем же, но до его ушей уже долетали соленые шуточки местных юнцов. Пришлось ретироваться под мост. Они почти побежали туда и теперь ловили ртом воздух.
— Сделай меня своей. Прямо здесь, — прошептала Джулия.
— Ты уверена? — спросил Габриель, гладя ей спину и бедра.
— Всем сердцем.
— Только если ты готова, — сказал он, проводя большим пальцем по ее распухшей нижней губе.
— Габриель, я всегда тебя хотела. Пожалуйста, не заставляй меня ждать.
— И все-таки тебе придется подождать еще немного. Совсем чуть-чуть. Мы же не будем заниматься этим прямо под мостом, — со смехом добавил он.
Поцеловав Джулию, Габриель сказал, что ему нужно позвонить, и отошел на пару шагов. Последовал короткий разговор по-итальянски. Кажется, он говорил с Паоло, но о чем — этого Джулия не поняла. Габриель намеренно стоял к ней спиной и говорил очень тихо. Когда она полюбопытствовала о звонке, Габриель ответил улыбкой и двумя словами:
— Скоро увидишь.
Путь до отеля занял несколько больше времени, и причина была вовсе не в уставших от каблуков ногах Джулии. Пройдя несколько шагов, влюбленная пара останавливалась, и начинались страстные поцелуи, ласки, тихий смех и слова обольщения. В полутемных переулках, у старых стен их языки снова и снова танцевали «танго любви».
Близилась запоздавшая кульминация того, к чему Джулия была готова еще шесть лет назад, лежа с Габриелем в старом яблоневом саду.
К тому времени, когда они добрались до своего номера и вышли на террасу, обоих переполняло страстное желание. И этому желанию были подчинены все их мысли. Джулия не сразу заметила, насколько преобразилась терраса. Повсюду горели высокие свечи, и теплые язычки их пламени уравновешивали холодное мерцание звезд. В воздухе пахло жасмином. Гора подушек и кашемировое одеяло манили поскорее переместиться на футон, которого днем здесь не было. На столике в ведерке со льдом дремала бутылка шампанского. Рядом стояло блюдо клубники, покрытой шоколадной глазурью, и тирамису. Из невидимых колонок негромко лился голос Дайаны Кролл.
Габриель встал у Джулии за спиной.
— Тебе нравится? — шепотом спросил он, обнимая ее за талию.
— Потрясающе.
— Любовь моя, у меня для тебя есть обширный план на остаток вечера и часть ночи. Пока я его не выполню, боюсь, что спать тебе не придется.
Джулия вздрогнула, но не от страха. В каждом его слове, в каждой интонации ощущалась глубокая страсть.
— Никак я встревожил тебя? — спросил Габриель, обнимая ее еще крепче.
Джулия покачала головой.
Он стал нежно целовать ей шею, водя губами по ее фарфоровой коже.
— До сих пор я лишь говорил о своем желании. Сегодня я осуществлю его. В постели, когда сольюсь с тобой и подарю тебе то, что не мог подарить до сих пор.
Джулия снова вздрогнула. Габриель обнял ее, прижал к себе.
— Дорогая, тебе совершенно нечего опасаться. Сегодня все у нас подчинено наслаждению. Твоему наслаждению. И я сделаю так, чтобы ты насладилась сполна. — Габриель поцеловал ее в щеку, потом медленно повернул лицом к себе. — Поскольку это твой первый раз, нам никак не обойтись без прелюдии. Мы оба вступаем в неизведанное. А прежде чем пускаться в путь, мне хотелось бы… кое-что сделать — Габриель ждал ее реакции.
— Я и так целиком принадлежу тебе.
— Я хочу проверить твои чувства. Не твои чувства ко мне, — поспешно добавил он, — а твой отклик на звук, вкус, реакцию на зрительные образы и осязание. Я не пожалею времени на то, чтобы разогреть и возбудить тебя… Но прежде всего мне хочется научить твое тело по одному моему прикосновению узнавать мужчину, который поклоняется тебе.
— Габриель, мне кажется, я давно уже научилась узнавать тебя по твоим прикосновениям. Только ты был способен подарить мне такие ласки.
Габриель поцеловал ее и умолк, будто чего-то ждал. Вскоре в спальне зазвучали первые аккорды «Besame Mucho».
— Потанцуешь со мной?
— Конечно.
«Он еще спрашивает. Разве я упущу шанс подарить ему свои объятия?»
Они обнялись.
— Теперь это будет нашей песней? — спросила Джулия водя пальцами по его подбородку.
— А почему бы и нет? Я до мельчайших подробностей помню тот вечер. Твои волосы, твое платье. Ты была божественным видением, а я — грубым болваном. Как вспомню, чего я тогда тебе наговорил… — Он поморщился и покачал головой. — И как только тебе хватило великодушия меня простить?
Джулия с упреком посмотрела на него:
— Габриель, ты даришь мне сказку. Я и надеяться не могла, что в моей жизни когда-нибудь наступит такой изумительный вечер. Пожалуйста, не порти его.
Габриель осыпал ее покаянными поцелуями и еще крепче прижал к себе.
Они танцевали. Габриель подпевал исполнителю, немного меняя испанские слова. Эта песня была его клятвой верности; клятвой в том, что он никогда ее не оставит. Он отдавал ей всего себя, и никакие силы ада не смогут заставить его нарушить эту клятву. Мысленно он уже не раз произносил эти слова, но произнести их вслух решился лишь сегодня.
Джулия смотрела на его движущиеся губы, запоминая их рисунок и изгиб. Потом приникла к ним, по привычке запустив пальцы в его волосы. В человеке, танцевавшем с нею, соединялись добро и душевная щедрость, нескрываемое сексуальное желание и страсть, любовь и преданность. Его поцелуи проникали до самых глубин ее души. Все ее тело, вплоть до кончиков пальцев ног, ощущало его восхищенное обожание.
Это был танец двоих влюбленных, предвкушавших главное наслаждение, которое ждало их впереди.