Вот поэтому, не все рабочие его благополучно и переехали вчера к вечеру.
Вот и пришлось сегодня с утра лезть в холодную воду и искать, что там есть на дне этого Джергалана (или Ак Су).
На следующий день я явился на завод, на работу. Кто-то передал в мое ведение помещение, оборудованное двумя - тремя стендами для подготовки приборов управления, а также сами приборы. Ожидалось, что на испытания должна поступить новая партия торпед, а пока я начал изучать работу этих приборов на стендах и готовить их к испытаниям. Никаких помощников и руководителей у меня покачто не было: делай с приборами и стендами что хочешь и как умеешь!
Возможно, что какой-нибудь старший представитель по данной теме на заводе и был, но кто именно - не помню.
Система управления этой торпеды состояла из канала управления ходом торпеды по направлению и из канала управления движением торпеды в вертикальной плоскости, по глубине и по дифференту. Системы креновыравнивания тут, естественно, еще не существовало. Принципиальных отличий в приборе курса этой торпеды от, знакомого мне, прибора для торпеды ТАН-53 не имелось, а вот прибор управления движением торпеды в вертикальной плоскости отличался принципиально.
Это отличие, во-первых, состояло в том, что вместо маятникового датчика угла дифферента в приборе использовался гиродатчик и поэтому данный прибор назывался безинерционным, во-вторых, в приборе была заложена программная траектория движения торпеды в вертикальной плоскости.
Приборы управления этой вновь проектируемой торпеды с атомным зарядом проектировались и изготавливались, также как и приборы "закрытой" торпеды ТАН-53, на киевском заводе имени Петровского, под руководством, уже мной упоминаемого, Е. Г. Янкелевича. Конструкция этих приборов была также основана на использовании сжатого воздуха.
Знакомых здесь у меня не было, но вскоре окружающие ко мне привыкли и, иногда, принимали за рабочего - регулировщика приборов. Как-то, какой-то лейтенантик пришел ко мне с прибором курса и с пол-литровой алюминиевой кружкой спирта.
Тьфу!
Я, конечно, знал, что такой порядок расплаты является общепринятой нормой и, если бы я, при этом, высказал бы этому офицеру свое возмущение, то меня бы просто не поняли и посчитали бы ненормальным скандалистом.
Такова была "торпедная жизнь"!
"Шило" (т. е. спирт) на торпедном производстве (как полагаю и на других) в качестве расплат и для "промывки горла" использовался и раньше, и позднее. Думаю, иногда это могло быть оправдано.
Вообще-то "торпедная жизнь" в Пржевальске была, как сейчас модно говорить, более "крутой" по сравнению с феодосийской. Феодосия была городом, в котором существовали музеи, кино, рестораны и многочисленные харчевни, этот город сохранял следы бурной многовековой истории и множество других интересных моментов.
А тут!
Красота природы через день становится почти обычным явлением, и все разнообразие жизни сводится к ежедневным походам по "гальюнштрассе", на работу и обратно. И так изо дня в день, из месяца в месяц! Поневоле тут запьешь, дабы не свихнуться!
В свободное время я, все-таки, старался исследовать окрестности. Сначала проверил, что собой представляет берег Иссык-Куля на запад от Пристани. Для этого я отправился в пеший путь до местечка Кайсара. Это в одну сторону километров 10 - 15.
Путь был почти однообразный, по обрывистому берегу с однообразным видом, который во время этого путешествия мне, порядком-таки, надоел. Несколько развлекло огромное стадо коров, через которое пришлось пробираться минут 30. Было непонятно, над чем эти коровы размышляют, разглядывая меня в упор. Я-то, при этом, размышлял на тему, что лучше: ужас без конца, это когда каждая из этих коров может над тобой глумиться, как она захочет, или ужасный конец, это когда я, спасаясь от них, буду прыгать с обрыва. Иногда, где-то вдали на бугре, замечал неподвижное изваяние пастуха в остроконечной шапке, сидящего верхом на, неподвижной как памятник, лошади. Затем, слава богу, коровы кончились.
В то время на Кайсаре был расположен санаторий местного значения: несколько одноэтажных построек на берегу Иссык-Куля.
Я, с полчаса, посидел, отдыхая перед обратной дорогой. Как специально для меня, в санаторий приехала бочка со свежим кумысом. С наслаждением "выдул" пару больших пивных кружек.
Напиток, признаться, божественный!
Ничего подобного раньше не пробовал, да и позже - не приходилось!
Еще одно путешествие в, этой командировке, я совершил в горную местность, в местечко Ак-Су (или Теплоключинка?).
До него, из Пржевальска, примерно полчаса, добирался в автобусе.
Там с гор протекает та же речка, через которую нужно переходить, чтобы попасть в село Михайловку из Пристани.
В этом месте расположен санаторий, предназначенный для лечения людей с больными суставами (Вот бы мне туда попасть сейчас!). Рассказывали, что люди с ограниченной возможностью движений, после прохождения местного курса лечения, вновь обретали радости подвижной жизни.
Видел я в жизни не один санаторий подобного типа, и читал, немного, про заграничные лечебницы, но думаю, что с возможностями Теплоключинки ни один из них не сравниться! Конечно, на сей раз, я видел еще далеко не все!
На сей раз, я увидел, что лечебные ванны люди принимали коллективно, человек по 20 (одного пола), все нагишом, устраивались в большом естественном бассейне с проточной водой. Через бассейн протекает, то ли сернистая, то ли радоновая, вода очень, даже, теплая! За принимающими ванну присматривает "медбрат", по виду и по акценту - уроженец Кавказа.
Единственный совет этого медбрата: "Сыды здэсь сколко захочэшь!" Когда мне надоело, вылез и, тут же, у меня из-под ног стала уходить земля!
Около часа сидел на улице, избавляясь от дурноты, после чего, с первым же автобусом укатил в Пржевальск и на родную Пристань, а пока ждал автобус, то рассматривал, что происходит вокруг и как все тут выглядит.
Речка Ау-Су протекает на дне глубокого ущелья. Горы по ее обеим сторонам - километровой высоты.
В стороне от зданий санатория усмотрел киргиза, который, как мне объяснили, свежевал барана. Мне объяснили, что это клиент санатория, который сюда приехал откуда-то с высокогорья (как будто здесь было "низкогорье"). К санаторным харчам он привыкнуть не мог и, поэтому, его родственники, чуть ли не каждый день, пригоняли сюда барана. Больной с бараном расправлялся самостоятельно, и он являлся его основной пищей.Такова бывала "санаторная жизнь"!
Командировка на этот "курорт" у меня закончилась через полтора - два месяца. За это время у меня появилось много новых знакомых, но двоих друзей, В. В. МИНИНА и Я. А. ЧЕРКАСА, запомнил лучше, поскольку с обоими, а особенно со Славой Черкасом, довелось еще много поработать в будущем.
Оба друга недавно окончили ЛКИ и находились здесь, наверное, в своей первой, или второй, командировке, как и я от того же отдела № 8.
Валентин Минин достигнет высот главного конструктора одной из торпед, но мне он больше запомнился тем, что пребывал в когорте друзей бывшего знаменитого вратаря футбольной команды, а затем известнейшего спортивного радиокомментатора - Виктора Набутова. У жизнерадостного и общительного В. Набутова всегда было множество друзей: артистов, заядлых любителей спорта и просто его поклонников. Минин был также из бывших спортсменов.
Со Славой Черкасом мы будем долго работать в одном отделе, где он, какое-то время, будет начальником отдела, сменив на этом посту самого Р. В. Исакова. Служба у него будет долгой и благополучной, правда с эпизодом трагикомедии, достойным быть занесенным в известную книгу фиксации рекордов и едва не стоившим ему жизни.
В 1955 году отдел № 8 испытаний своей торпеды на Иссык-Куле не проводил. Меня сюда выслали, толи по ошибке, толи, чтобы отправить "с глаз долой". Широкомасштабные испытания здесь проводились в прошлом году под руководством главного конструктора В. А. Калитаева. В тех испытаниях принимал участие также Р. В. Исаков.
Тогда что-то с торпедой было неладно. За провал работы В. А. Калитаев с должности главного конструктора и начальника отдела был снят, а вместо него на эти должности был назначен Портнов Г. И.. Думаю, что в таком исходе роль сыграло также поведение В. А. Калитаева: наряду с довольно частыми, застольями, он явно страдал манией величия, оскорбляя тем самым многих, в том числе весьма влиятельных, людей. Было заметно, что и Радий Исаков уже не смотрел на своего недавнего шефа как на бога, а в их взаимоотношения прослеживался холодок.
После снятия с должности главного конструктора и начальника отдела В. А. Калитаев, какое-то время, числился сотрудником расчетно-теоретического отдела № 11.
А в отделе № 8, да и не только в отделе, главным событием 1955 года, конечно, являлось успешное "стоповое" (неходовое) испытание атомного взрывного устройства, произведенное в сентябре в районе Новой Земли.
Хоть я тогда и работал в отделе, разрабатывающем торпеду с этим устройством, но ничего про этот атомный взрыв не знал. В отделе №8 меня держали на "вторых ролях", как впрочем, и в прежнем отделе № 5, хотя там я смог разработать ни одну торпедную конструкцию.
Незадолго до этого атомного взрыва меня вернули домой в
ЛЕНИНГРАД.
Помнится, что здесь я снова встретился с Радиком Исаковым, который в этом отделе, как будто, являлся моим начальником. Не помню обсуждения с ним каких- либо рабочих вопросов, но по аспирантским делам разговоры велись. В то время он активно готовился к защите своей кандидатской диссертации. Не один раз наблюдал, как он, радостно и по-хозяйски, встречает появление в отделе своего руководителя - профессора ЛКИ Д. П. Скобова.
По всему было видно, что в этом отделе Радик Исаков превратился в одну из лидирующих фигур.
В этот период в жизни НИИ-400 состоялось также еще одно заметное событие - создание специализированного приборного отдела № 14.
Начальником этого отдела был назначен руководитель приборной группы из бывшего отдела № 5, мой бывший непосредственный начальник, кандидат технических наук Шестопалов И. Т..
В этот новый отдел была также включена, в качестве отдельного подразделения, приборная лаборатория вместе с ее начальником Трошином П. М., которая до этого существовала, как отдельное самостоятельное подразделение НИИ.
Заместителем И. Т. Шестопалова был назначен бывший заместитель начальника отдела № 5 Лукин А. О..
Отчего в НИИ-400 вдруг возникла потребность в создании подразделения самостоятельно проектирующего приборы управления и регистрации хода торпед, если в Советском Союзе, в Киеве, существовали КБ (конструкторское бюро) и завод, специально предназначенные для создания новых торпедных приборов и изготовления для нужд Флота их серийных партий? Ведь в то время ни в чьих головах (разве что у безумных последователей Гитлера) мысль о разделении Украины и России появиться не могла! А дело, в основном, было в том, что морской угрозой "супостата" становятся все больше, создаваемые ими подводные лодки, атомные и другие, обладающие эффективным вооружением для поражения наших морских и наземных объектов. Как-то от них следовало защищаться. И вот одним из способов уничтожения этой заразы было срочное создание малогабаритных и эффективных противолодочных торпед, которые можно было бы использовать с надводных и подводных кораблей, а также со всевозможных авиационных носителей и ракет.
Все ранее создаваемые торпеды перемещались в воде на определенной, заранее заданной, глубине, так, чтобы, двигаясь на определенном расстоянии ниже ватерлинии корабля-цели взорваться в районе его в подводной части. Чтобы попасть в подводную лодку, торпеде было необходимо выходить на те же глубины, где последняя движется и уже там с ней встречаться, а для этого она должна быть способной выполнять сложные пространственные маневры. Для таких торпед энергетика в виде сжатого воздуха или других компонентов, когда мощность торпедного двигателя зависит от глубины ее движения и по другим причинам, должна была замениться на электрическую. Но, сжатый воздух в торпедах, кроме энергосиловой установки, в значительных количествах потребляли все узлы систем управления: система запуска гироскопов, система поддержки требуемого числа оборотов волчками гироскопов в процессе движения торпеды к цели, системы функционирования поворотов рулей торпеды и др.
Убрать сжатый воздух из торпедной системы управления для вновь проектируемых противолодочных торпед, а заодно и из других, не использующих его в качестве основного энергоносителя, представлялось задачей целесообразной и необходимой.
Для вновь создаваемых торпед должны были быть созданы приборы на основе использования электрической энергетики. Было очевидно, что только так может быть решена задача создания новых торпед.
Однако в те времена для торпедных прибористов-киевлян такая задача являлась совершенно невыполнимой: на киевском предприятии совершенно не было соответствующих специалистов и, кроме того, все оборудование и оснастка предприятия были ориентированы на создание и изготовление приборов, использующих для работы сжатый воздух.
К тому же киевский завод директору НИИ не подчинялся, а именно с директора, А. М. Борушко, главк МСП требовал создания новых торпед.
По-видимому, указанные обстоятельства и повлияли на решение А. М. Борушко создать в НИИ-400 специализированный приборный отдел.
Я о данном обстоятельстве распространяюсь столь подробно по той причине, что вся моя дальнейшая деятельность была определена созданием этого нового приборного отдела.
В то время, в 1955 году, в этот отдел было собрано десятка два - три сотрудников из различных подразделений НИИ-400 и с завода № 181 (завод "Двигатель").
Приборные группы, кроме отдела № 5, в котором я раньше работал, существовали и в других подразделениях НИИ-400, причем в отделе № 2 Н.Н. Шамарина, где проектировались электрические торпеды, работа по созданию нового прибора управления ходом противолодочной торпеды по глубине уже проводилась. Уже тогда легендарный, лауреат Сталинской премии Н. Н. Шамарин, главный конструктор первой отечественной электрической торпеды ЭТ-80, поставил задачу по разработке такого прибора перед двумя молодыми специалистами, выпускниками ЛКИ 1953 года, СТАНИСЛАВОМ ГРИГОРЬЕВИЧЕМ ПОЛЕСКО и ЮРИЕМ ВАСИЛИЕВИЧЕМ САУНИНЫМ.
В ЛКИ оба появились уже на 5-ом курсе, куда они были, вместе с другими студентами, переведены из НКИ (Николаевского кораблестроительного института).
С. Г. Полеско был ветеран Великой Отечественной, на фронте он воевал фельдшером!
Завидую им по-хорошему! Это большая удача - попасть молодым специалистом под руководство Н. Н. Шамарина, который рискнул поручить столь ответственное дело молодым специалистам.
Н. Н. Шамарин не ошибся: флот получил требуемый прибор для электрической противолодочной торпеды СЭТ-53, а торпедная промышленность двух крупных специалистов.
С. Г. Полеско за разработку прибора стал лауреатом государственной премии.
В крупнейшего специалиста по торпедным системам управления вскоре также превратился Ю. В. Саунин, будущий доктор технических наук и будущий начальник 14-го отдела. Его можно смело назвать одним из основных сподвижников Р. В. Исакова.
Оба они, и Полеско и Саунин, сразу же были зачислены в созданный приборный отдел.
С С. Г. Полеско я поближе познакомился через пару лет, а с Ю. В. Сауниным впервые столкнулся в 1954 году, при решении, не помню каких, технических вопросов. Помню только, что знакомством остался доволен.
В 14-ый отдел с завода № 181 был также переведен опытный инженер НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ КОУЗОВ.
Завод № 181 имел также "ненамерное" название - завод "Двигатель", а до революции это был всем известный "Старый Леснер", на котором тогда изготавливались первые российские торпеды и много других замечательных предметов.
Николай Николаевич там также занимался разработкой приборов управления ходом торпед по глубине.
Конечно в 14 - ый отдел были зачислены и многие сотрудники бывшего 5-го отдела, в том числе Б. Б. Назаров, которого фактически я оставил на работе в НИИ-400, В. В. Селезнев, Б. Н. МАЙОРОВ и В. В. НИКИФОРОВА, которые в 5-ом отделе работали в группе В.Ф. ШУШПАНОВА, и многие другие.
Я же по-прежнему продолжал трудиться в, новом для меня, отделе № 8, над созданием торпеды с атомным зарядом.
После возвращения из Пржевальска особой загрузки работой в отделе я не ощущал и поэтому вновь получил возможность уделить внимание аспирантским делам.
Было необходимо сдавать кандидатский экзамен по автоматике, детально разработать план диссертационной работы и обсудить его с моим руководителем Е. П. Поповым.
Кажется в октябре, экзамен по автоматике я сдал. Этот экзамен у меня принимал сам Евгений Павлович с кем-то еще. На какой-то вопрос о регуляторах отвечал я не очень четко и в итоге получил оценку - 4.
Далее я вплотную засел за план работы. Для этого, кроме "открытой" литературы, внимательно изучал литературу с грифом секретности, в том числе периодическую - "Труды НИИ-400" и прочую, где помещались исследования ведущих ученых по гидродинамике и по исследованию движения торпед и других аппаратов. Помнится, особенно остановила мое внимание теория о "присоединенных массах", московских профессоров И. С. Римана и Л. И. Седова. Тогда это в торпедостроении было новым.
Но самое главное, что меня обрадовало, так это были, только что созданные, полные уравнения движения торпеды, впервые учитывающие все факторы и явления, влияющие на ее ход.
Эти уравнения были опубликованы в каком-то (точно не помню) закрытом периодическом издании за 1955, а возможно за 1954, год.
Автором этих уравнений был ЕВГЕНИЙ НИКОЛАЕВИЧ ПАНТОВ, который позже преподавал в ЛКИ, а в то время, если не ошибаюсь, был сотрудником воинской части.
Уравнения движения торпеды, созданные Е. Н. Пантовым в дальнейшем принципиальных изменений не претерпели. Кое в чем они, конечно, уточнялись и изменялись. Например, у Евгения Николаевича они были составлены относительно центра тяжести торпеды, а далее их записывали относительно центра величины. Были сделаны и некоторые другие добавления.
План диссертации у меня был простой: исследование уравнений движения торпеды по углу крена с различными, возможными, законами регулирования системы креновыравнивания. При этом следовало определить условия, обеспечивающие устойчивые процессы регулирования и построить переходные процессы. Теоретические результаты должны были быть подтверждены натурными испытаниями торпеды ТАН-53, а если к тому времени появятся данные по другим торпедам, то и этими данными также.
Подобных исследований еще никто и никогда не проводил, а конструкция системы креновыравнивания для торпеды с винтомоторной группой также была мной спроектирована впервые в торпедостроении, причем по собственной инициативе.
Мой план диссертационной работы Евгений Павлович одобрил, после чего я его доложил на Ученом Совете НИИ-400, который проходил под председательством Валентина Ивановича Егорова - главного инженера НИИ. Там он также был одобрен и утвержден.
Хочу отметить, что встречи с моим руководителем, которые в тот период произошли раза 3 - 4 в его квартире на улице Красных курсантов, придавали мне уверенность, что "не боги горшки обжигают" и что я все это делаю верно, и не зря.
Между прочим, тогда же, в 1955 году, Евгений Павлович сказал мне, что для подобных исследований очень удобно использовать метод моделирования движения торпеды на электронном интеграторе ИПТ-5, который сейчас можно заказать в городе Пенза на заводе счетно-аналитических машин. У меня до сих пор в, случайно сохранившейся, записной книжке содержатся точные координаты этого завода и список комплектующего оборудования.
Это была очень ценная информация. В то время ни о чем подобном в нашем НИИ представления не имели.
В то время конструирование систем управления торпед определялось опытом и интуицией отельных сотрудников, которые, конечно, как и любой другой человек не могли решить систему нелинейных дифференциальных уравнений, описывающих поведение и ход торпеды. Верхом теоретического исследования, проводимого расчетным 11-ым отделом, являлось определение устойчивости торпеды по каком-либо параметру, исследуемое по алгебраическому критерию Гурвица. Для этого десяток женщин десяток месяцев крутили ручки механических арифмометров и, все равно, зачастую получались абсурдные результаты из-за отсутствия качественных уравнений движения.
В этих условиях были жизненно необходимы морские испытания торпед и их анализ, являющиеся основой принятия решений для дальнейшего проектирования.
Появление моделирующих установок и точных уравнений давало возможность, еще до начала конструирования систем, видеть результаты натурных испытаний проектируемых торпед, причем, практически мгновенно после включения установки.
Любопытно, что физико-математическим моделированием креновыравнивания торпеды ТАН-53 мне уже приходилось заниматься в 1952 году и, даже, по этому поводу составлять отчет.
Торпеду тогда изображала платформа со смещаемым центром тяжести, подвешенная на оси, относительно которой она могла поворачиваться. На платформе устанавливался креновыравнивающий гироскопический прибор, который при отклонениях платформы от вертикали выдавал пневматический сигнал по одному из двух трубопроводов (в зависимости от знака поворота платформы). Воздух подавался к пневматической рулевой машинке, тяга от которой, вместо перекладки руля торпеды, сжимала пружину и, тем самым, создавала креновыравнивающий момент на платформе.
В меру знаний того времени, устанавливались конкретные значения параметров пружины, снижения центра тяжести и имеющихся демпфирующих устройств.
Таким было первое устройство физико-математического моделирования в практике торпедостроения.
Это устройство создал инженер Васильев, вскоре после этого уволившийся из НИИ-400.
Информацию, полученную от моего руководителя Е. П. Попова, об электронном интеграторе ИПТ-5, я передал Радию Исакову, который выслушал меня с большим вниманием. Возможно, что в результате, именно этой информации, в 11-ом отделе НИИ через год появился точно такой интегратор, положивший в НИИ-400 начало широкому применению электронной вычислительной техники.
Что касается моей диссертационной работы, то к ее непосредственной разработке я приступил в конце 1955 года и закончил разработку в следующем году. При этом возможности использовать методы моделирования на электронных интеграторах у меня не было.
Примерно в таком духе прошел еще один год "торпедной жизни" и начинался еще один новый
Год 1956
В начале этого года мне в 8-ом отделе впервые предложили выполнить также одну существенную работу, кроме выполнения отдельных мелких поручений, содержания которых я не запомнил. Мне было поручено организовать новый производственный участок, а именно участок подготовки приборов управления и регистрации, на территории воинской части, располагающейся на Ладожском озере у поселка Владимировка, недалеко от города Приозерска.
Здесь впервые наметили проведение натурных испытаний проектируемой торпеды и для этого приступали к созданию производственных участков, необходимых для подготовки этих торпед.
Первые месяцы 1956 года я занимался разработкой плана приборного участка, разрабатывал ведомости изделий и материалов, комплектующих участок, для того, чтобы заказать эти изделия на других заводах через отдел снабжения, разрабатывал и выпускал чертежи для изготовления требуемой арматуры в необходимом количестве. На участке требовалось предусмотреть установку стендов, необходимых для подготовки приборов, разводку магистралей подачи к стендам воздуха высокого (200 атмосфер), среднего и низкого (6 атмосфер) давлений, воздушных разделителей, редукторов понижения давления, электрических линий 220 вольт, распределительных щитков, и множество других подобных устройств.
Примерно в конце апреля меня и группу других инженеров командировали в
поселок ВЛАДИМИРОВКА под ПРИОЗЕРСКОМ на ЛАДОЖСКОМ ОЗЕРЕ,
сначала на пару дней, для рекогносцировки обстановки в воинской части.
Во Владимировку добирались через город Приозерск, до которого нас всю ночь тащил "паровичок" (электрички туда еще не добирались), а от Приозерска, минут 20, ехали рейсовым автобусом.
Город Приозерск - это старинная новгородская крепость Карела.
В XVII веке ее захватили шведы и переименовали в Кексгольм. С этим названием город существовал в составе Российской Империи до 1917 года, когда он стал городом в составе Финляндии. Как его "обозвали" по-фински - не помню, также не знаю, как финны называли поселок Владимировка. В этом поселке барон Маннергейм соорудил финскую военно-морскую базу, на своих южных рубежах и рядом с границей СССР.
В 1940 году Ладожское озеро со всеми этими местами вошло в состав СССР, затем в 1941 году сюда снова пришли финны и были здесь до 1944 года, когда город был освобожден советскими войсками. В 1956 году во Владимировке от тех времен сохранилось одно здание, в котором размещался штаб нашей воинской части. По рассказам, в этом здании при финнах был, то ли какой-то офицерский клуб, то ли публичный дом, а может быть, и то и другое, вместе.
Мы осмотрели, построенные для нас, в спешном порядке, деревянные помещения и произвели необходимые уточнения в наших планах.
В следующий раз я отправился во Владимировку в конце мая на грузовиках вместе с бригадой рабочих и с ящиками, в которых было упаковано необходимое оборудование.
Для нашей бригады, состоящей примерно из десятка человек, в одном из помещений была выделена комната, в которой мы все и разместились. У каждого имелась кровать и тумбочка, посреди комнаты стоял стол, вокруг десяток стульев и на стенках крючки для одежды.
Дружно взялись за работу: вначале это была разгрузка, перетаскивание тяжелых ящиков и их распаковка. Дружно все, кроме одного. Один, очень уважаемый всеми механик, запил! Утром все уходили работать, а он один оставался в помещении, поскольку "не вязал и лыка" - работать был не в состоянии! Все ожидали, что за день и ночь он отоспится, "продуется", и сможет товарищам помогать, но не тут-то было! Когда мы приходили к вечеру домой, он снова был пьян, больше, чем накануне! И так и на другой, и на третий день...
Мне, как старшему в этой бригаде, было необходимо, что-то предпринять.
Я был вынужден сперва забрать у него все деньги, чтобы ему было бы не на что приобретать "огненную воду", затем отобрал у него пропуск, чтобы часовой бы не выпускал его с территории воинской части, где мы жили, но, все равно, ничто не помогало! Каждый вечер он вновь был пьян "в дрезину"! Постепенно все, однако, стало проясняться.
Сперва один из рабочих возмутился, чем нам моют стаканы для питья:
- "Почему от этих стаканов "несет" одеколоном"?
Потом другой обнаружил, что после бритья ему нечем себя привычно освежить: из флакона одеколон куда-то испарился!
Все стало ясно и, в конечном счете, все пути для упития были ему перекрыты. Виновник страдал страшно, по всякому уговаривал товарищей, но все стояли твердо. Через день-друой, человек смог, с великим трудом, поесть немного человеческой пищи, и еще через день-два он смог приступить к работе.
Вроде бы все встало на свое место, но через день этот человек, толи неловко упал, толи уронил на себя что-то тяжелое, и как результат – перелом ребра! Он понимал, что своим запоем подводил коллектив и поэтому очень старался, но необходимая бдительность была им потеряна. А теперь ему еще пришлось страдать от боли при каждом вздохе и выдохе. И я тоже очень "страдал" вместе с ним. Когда у него не было запоев, то он был очень порядочным и хорошим, и человеком, и специалистом.
При всем этом, на мне ведь лежала и ответственность за всех этих людей, за дело.
Удалось в течение суток отправить пострадавшего на "скорой помощи" в Ленинград. Месяца через два я его встретил совершенно здоровым. На меня он совершенно не сердился и не обижался.
Наступил жаркий, в тот год, июнь и наши бригады занялись монтажом производственных участков, приборного и общей сборки торпед.
Подготовкой участка общей сборки командовал инженер КАФТЫРЕВ А.Г.. Он же был и главным по подготовке участков от отдела № 8 НИИ.
Этот А.Г. КАФТЫРЕВ закончил ЛКИ в одно время со мной. Он учился в параллельной группе, которую на 5-ом курсе перевели на наш факультет с машиностроительного факультета ЛКИ. После окончания института он был направлен на работу в город Каспийск на завод "Дагдизель", но в скором времени, надо полагать по договоренности с новым начальником отдела № 8 Г.И. Портновым, перевелся из Каспийска в Ленинград, в НИИ-400, в отдел № 8.
С ним рабочие отношения у меня не сложились. Выяснилось, что подготовка участка общей сборки торпед, которую он был обязан обеспечить, может быть сорвана ввиду отсутствия необходимой арматуры для воздушных магистралей. Пользуясь положением старшего,Кафтырев пытался свою недоработку покрыть за счет арматуры, подготовленной мной для приборного участка.
Руководство он осуществлял, обычно, важно восседая на стуле, на котором одновременно принимал солнечные ванны и попутно рассуждал, что "некоторые вместо черновой инженерной работы занимаются писаниной никому ненужных диссертаций". Характерно, что этот противник научных работ через какое-то время своим принципам изменил и сам защищал "ненужную диссертацию"!
А я, действительно, в этой командировке, в свободное от работы время, "писал" диссертацию. Для этого я, рядом с кроватью в нашем "кубрике", устанавливал стул, на него водружал свой походный чемодан, а сам садился на кровать. Получался удобный "письменный стол", на котором у меня лежали листы писчей и чертежной бумаги и на них, с помощью логарифмической линейки, я выполнял расчеты "кривых Михайлова", определял параметры автоколебаний торпеды по углу крена, и тому подобное. Затем, до поры-до времени, всю эту бумагу убирал в свой "письменный стол" - в чемодан.
Так и проходила "торпедная жизнь" в очередной командировке.
Также находил время для обследования ладожского побережья и окрестностей.