И чудо произошло. К берегу со всех ног прибежал рыбак, вцепился в швартовочный линь и начал изо всех сил тянуть лодку к берегу. За ним примчались другие. Вскоре Эндрю почувствовал, как его вытягивают из ледяной воды на сушу. Он по‑прежнему крепко держал девицу за волосы, и кто‑то с усилием давил на его пальцы, чтобы заставить их разжаться. Затем юноша потерял сознание. Придя в себя, он сел, яростно дрожа, и увидел, что девушка неподвижно лежит на земле. Кто‑то укрыл ее теплыми плащами. Эндрю заметил, что и сам бережно укутан в шерстяную материю. Он уставился на безжизненное, бледное лицо незнакомки и кое‑как выдавил:
– Она мертва? Утонула?
Ему ответил Патрик:
– Нет, Эндрю, она еще дышит. Ты спас ей жизнь.
– Хвала Господу!
– Да, полагаю, что так, – пробормотал Патрик. – Если, конечно, именно Ему нужно возносить хвалу.
Это загадочное замечание Эндрю пропустил мимо ушей, друзья повели его прочь от девушки. Когда они отошли метров на пятьдесят от берега, появились всадники, понукающие галопирующих лошадей. Раздался крик, и один из вновь прибывших – пожилой мужчина в богатом облачении – направился к четверым юношам.
– Кто спас ее? – спросил он, не спешиваясь.
– Эндрю. Эндрю из Крессинга, – выпалил Тоби, указывая на друга.
Всадник мрачно кивнул.
– И где я смогу найти этого Эндрю из Крессинга, если в том возникнет необходимость?
– В г‑гостинице «Ск‑крещенные к‑ключи», – выдавил Эндрю, громко клацая зубами, – если, к‑конечно, он п‑проживет достаточно долго, чт‑тобы добраться до к‑камина.
Как только всадник двинулся к девушке, которую осторожно подняли и понесли прочь на носилках, Патрик повернулся к Тоби и Эндрю с укором:
– Лучше было бы не называть своего имени и места, где тебя можно отыскать. Если девушка умрет, они наверняка захотят отыскать козла отпущения.
– Но он же спас ей жизнь! – запальчиво возразил Тоби.
– Не стоит недооценивать безумие, которое приходит вместе с горем, – мудро отозвался Патрик. – Это сейчас Эндрю – герой, но если девушка умрет от простуды и горячки, начнут говорить: «Если бы он сделал то или это, она бы осталась жива». Они начнут ставить под сомнение действия Эндрю, его поспешность – словом, каждое решение. «Почему он сразу не поднял ее в лодку? – спросит этот человек. – Ее убили эти минуты промедления!» Не пройдет и дня, как Эндрю начнут обвинять в непредусмотрительности и пренебрежении ее жизнью и здоровьем.
– Но я б‑бы не смог п‑поднять ее, – запинаясь, выдавил Эндрю, который и сам никак не мог согреться. – Я так ослабел после плавания, что не смог бы поднять и младенца.
– А еще, – Патрик помедлил, когда они подошли к дверям гостиницы, – а еще они могут задуматься о том, почему простой деревенский парень, который провел всю жизнь на суше, способен ходить по реке, где остальные идут ко дну и умирают. Бог наделил его этой силой или же дьявол? Тоби, ты способен держаться на воде, не погружаясь в нее? А ты, Артур?
Юноши серьезно покачали головами.
– Вот и я не могу, – продолжил Патрик. – И мне еще не встречался человек, способный на это.
– Но меня же ты знаешь! – возразил Эндрю, сразу направившийся к камину, как только они вошли в гостиницу. – Это называется плавание. Уверен, даже ты слышал о таком искусстве, Патрик. Есть моряки, которые умеют плавать. Правда, как мне говорили, их не так уж много, но они есть. Я выучился этому, когда деревенские забияки бросили меня в пруд. Если бы я не начал барахтаться, наверняка утонул бы. В плавании нет ничего волшебного или колдовского. Просто надо правильно двигать руками и ногами, только и всего. Скажи, Патрик, ты умеешь ходить?
– Ну конечно, я умею ходить.
– Почему «конечно»? Ведь когда ты только родился, ты не был способен на это. Ты научился этому, потому что так было нужно, иначе ты не смог бы двигаться по миру. А учиться плавать тебе не было нужды, поскольку ты не живешь в воде. А вот я частенько в ней оказывался, потому что меня швыряли в пруд и речку деревенские мальчишки.
– Но правда ли то, что ты сейчас нам говоришь? – спросил Патрик. – Я познакомился с тобой совсем недавно. По большому счету все, что я о тебе знаю, рассказывал мне ты сам. А вдруг ты самый бессовестный лжец в королевстве? Откуда мне знать? Все связанное с тобой покрыто тайной, мы только с твоих собственных слов знаем о том, что ты – сын кузнеца, у которого какой‑то незначительный чин в деревне тамплиеров в Эссексе, мальчишка, который сбежал оттуда из‑за хулиганов. Мне бы очень хотелось знать, откуда взялась пустельга, вылетевшая прямо перед носом у той лошади и напугавшая благородное животное. Еще мне очень интересно, откуда эти темные пятна на твоей лодыжке, похожие на след от пальцев. И почему пальцы у тебя на ногах с перепонками, как у утки. Там, откуда я родом, тебя бы сожгли сразу после рождения, как ведьмино отродье.
Тоби покраснел и с яростью сказал:
– Оставь его в покое, Патрик. С чего это дьяволу утруждаться и спасать жизнь невинной девушки? Без сомнения, та птица – его рук дело, но Эндрю пришел ей на помощь, спас ей жизнь и, возможно, душу. Эндрю – наш друг. Тебе должно быть стыдно за себя, Патрик.
Эндрю, начавший понемногу отогреваться у яркого огня, который весело полыхал в камине, покачал головой:
– Нет, Тоби, у Патрика есть право задавать эти вопросы. Хотя, боюсь, мои ответы вам придутся не по нраву. Я сказал вам правду: я действительно Эндрю из Крессинга, и мой отец – кузнец в стане храмовников. Моя мать собирала дрова в лесу среди зимы, когда родился я. Кое‑кто помог ей и принял роды. То была женщина, которую у нас называют «женой колдуна», говорили, это ее пальцы выжгли отметины у меня на лодыжке, когда она вытащила меня из материнского чрева не так, как должно – не головой вперед, а ногами. Говорили, пальцы на ногах у меня такие потому, что в повитухах у матери была ведьма.
Эндрю не стал рассказывать своим друзьям о встрече с двумя мертвецами, которые утверждали, будто у них для него послание от жены колдуна. Это и впрямь могло отвратить от него вернейших друзей и заставить их усомниться в нем. Эндрю чувствовал, что и без того рассказал достаточно.
Тоби произнес чрезвычайно серьезно:
– Ты рассказал нам об очень странных вещах, Эндрю, но они не делают из тебя ведьмино отродье. Ты сын обычных родителей, так же как и я. В том, что твоя мать оказалась застигнута родовыми муками в лесу зимой, нет ни ее, ни твоей вины. И никто из вас не повинен в том, что ближе всех оказалась жена колдуна. Ты уже пострадал за это от рук жителей собственной деревни. Если бы ты и впрямь владел черной магией, то наверняка уничтожил бы своих обидчиков с ее помощью. Это имеет смысл, верно, Патрик? Почему тогда он принимал зло и побои, если в любой момент мог защитить себя колдовством?
Патрик пожал плечами:
– В этом есть своя логика, Тоби, друг мой, но я не уверен, что логика поможет, когда люди жаждут крови. Остается только надеяться на то, что девушка выживет. Если же нет – нам придется как можно быстрее убираться из этой гостиницы, чтобы не столкнуться с разъяренной толпой. Я уверен: если девушка умрет, люди захотят убить Эндрю.
Слухи в Лондоне, стольном городе короля Генриха, расходились быстро. Очень скоро юные актеры узнали, что девушка жива и здорова. Тем вечером они дали представление, основанное на трагическом греческом мифе о Леандре, каждую ночь переплывавшем Геллеспонт, чтобы встретиться со своей возлюбленной, Геро, на другом берегу. Его вел свет фонаря, который жрица Афродиты зажигала на вершине своей башни. Но однажды ночью яростный шторм задул пламя, Леандер заблудился во тьме, и поутру его тело прибило к берегу. Поставить эту трагедию решил Патрик, и успех представления был сказочным. Столько зрителей они еще никогда не собирали, и к концу представления монеты не помещались в горшок.
Друзья вернулись в гостиницу в приподнятом настроении, решив остаться не у добрых евреев, а в месте, где всегда можно достать еще эля. Тем вечером Эндрю попытался объяснить своим спутникам, что странная удача, приходившая к нему порой из‑за того, что повитухой у его матери была жена чародея, была ниспослана не Богом и не Сатаной, но другой сущностью, которая властвовала над их краями еще до того, как на берега Англии пришло христианство.
– Мы называем его Вудвос, но некоторые знают его как Зеленого человека или Дикого человека. Он – естественное создание самого этого мира, господин лесов и долин, поэтому нет причин его бояться, в нем нет никакого зла. Более того, в монашеском саду в Крессинге, обнесенном высокой стеной, есть статуя Зеленой женщины, которую признают не только сами монахи, но и деревенские жители. Это создания природы, о которых никто не говорит дурного, темно‑зеленые духи, населяющие поросшие мхом овраги и торфяные канавы. Они приносят солнечный свет в запутанные кусты и лунные тени в темные леса.
– Глупое суеверие, – пробормотал Патрик.
– Вовсе нет, – неожиданно возразил Тоби. – Мой дядя однажды видел Зеленого человека. У него на лбу росли ветвистые рога…
– У твоего дяди? – уточнил Артур, взглянув на Патрика, с надеждой, что тот оценит его остроумие, но Тоби так нахмурился, что шутник предпочел отвернуться к стене.
– С ветвистыми рогами на лбу, – упрямо продолжил Тоби, – и оленьими копытами вместо ног. Его дыхание покрывало инеем зеленые травы. Он двигался как тень летящего ворона, скользящая по земле, или как осторожная лиса, пробирающаяся через сухой папоротник.
Патрик только вздохнул:
– Ну и деревенщины вы оба! Но я вижу, вас не переубедить. Давайте‑ка ложиться спать. Будет лучше, если мы встанем пораньше и выберемся из города, пока кому‑нибудь не пришло в голову отобрать у нас честно заработанные деньги. В Лондоне не получишь и монеты без того, чтобы этого не приметили сотни глаз, обладатели которых решат, что грех упускать такую возможность. Я убедился в том, что за нами с площади никто не следил, но завтра разбойники начнут нас искать и постараются поймать в каком‑нибудь безлюдном переулке.
Юношам разрешили лечь в кухне, самом теплом месте в гостинице, и они устроились под лавками и подставками под посуду, расстелив на полу тонкие покрывала, выделенные хозяином.
Однако за два часа до первого петушиного крика дверь кухни с грохотом распахнулась, и внутрь вошли несколько мужчин при оружии и в доспехах. Железные рыцарские башмаки громко стучали по каменному полу.
– Кто здесь Эндрю из Крессинга?
Все четверо проснулись и уставились на пришедших. Артур указал на младшего из своих приятелей. Эндрю, не мешкая, выбрался из‑под скамьи для разделки мяса.
– Я Эндрю из Крессинга.
– Ты должен немедленно отправиться с нами, – приказал один из рыцарей. – Сэр Роберт де Соннак желает побеседовать с тобой.
– В четыре часа утра? – поинтересовался Патрик.
– Нашему хозяину не спится, – отозвался мужчина, скривившись, – и он подстраивает весь мир под свое расписание. – И, повернувшись к Эндрю, добавил: – Идем, мальчик. Соображай быстрее. Наш хозяин не любит долго ждать, даже когда его верным слугам приходится выполнять поручения натощак.
Глава 4
Сэр Роберт де Соннак
Эндрю покорно вышел из гостиницы вместе с вооруженными людьми, оставив своих друзей гадать, увидят ли они его когда‑нибудь снова.
– Садись за мной, парень, – велел человек в доспехах, взобравшись на своего скакуна, оставленного на улице.
Эндрю послушался. Другие рыцари, из которых ни один не сказал ему ни слова, также вскочили в седла. Они двинулись к мосту через Темзу, и действительно вскоре отряд пересек его, направился дальше, за город, миновав деревню Сутверк. Наконец они достигли большого поместья, выстроенного посреди леса. Это было величественное здание, при виде которого у Эндрю перехватило дыхание. Юношу провели внутрь в большой зал. На противоположном от него конце комнаты за длинным столом сидел стройный немолодой человек со светлой бородой и волосами по плечи. Он смерил Эндрю спокойным взглядом, пока юноша неуверенно шел к нему. Рыцари, не мешкая, развернулись и вышли, оставив хозяина и гостя наедине. Эндрю замер перед незнакомцем, давая ему возможность себя рассмотреть. Он решил, что перед ним управляющий или один из главных слуг. Разумеется, хозяину такого особняка не может быть дела до безродного юнца.
– Ну что ж, – произнес мужчина тихим голосом. – Не тревожься, юноша, ты здесь для того, чтобы получить награду, а не наказание.
– Благодарю вас, сэр, но я не чувствовал страха.
Эти слова вызвали легкую улыбку на лице незнакомца.
– Почему?
– Потому что у вас доброе лицо, сэр.
Услышав это заявление, мужчина коротко рассмеялся:
– Вот как? В таком случае, возможно, тебе будет интересно узнать, что я убил немало людей в свое время, и многих из них – без сожаления и раскаяния.
В огромном очаге полыхало яркое пламя. Раздался треск, и обгоревшее полено, свалившись с кучи, выкатилось на пол. Эндрю сделал быстрый шаг вперед и подхватил его за один конец, а затем бросил обратно в огонь. Это дало ему возможность обдумать свой ответ, после чего юноша произнес:
– Полагаю, они этого заслуживали, сэр?
Мужчина медленно кивнул, и по его лицу в неверном блеске свечей мелькнули тени.
– Многие из них – да, вне всякого сомнения. Тебе известно, кто я?
– Нет, сэр, но я бы предположил, что вы управляющий этого поместья.
– Ха! – фыркнул незнакомец. – Мой управляющий Рубен – древняя развалина, но я держу его в доме, поскольку обладаю не только добрым лицом, но и добрым сердцем. Я – Роберт де Соннак, рыцарь, который владеет этим особняком, затерянным в лесу, и отец молодой девушки, которую ты вчера вытащил из реки. Я отлучился по поручению короля, когда произошел этот неприятный случай, собственно, поэтому мои штаны до сих пор испачканы грязью.
– О. – Эндрю не заметил грязи, о которой говорил рыцарь.
Он пребывал в крайнем недоумении. Он не знал, что думать. В Крессинге немало рыцарей, однако юноша не привык вот так беседовать с воинами королевства. Как правило, они коротко отвечали на приветствие, если сын кузнеца набирался храбрости заговорить с ними.
– Поскольку ты спас мою дочь, я назову тебе ее имя, мальчик, а ты затем назовешь свое. Девицу зовут Анжелика, и я берегу ее как зеницу ока. Услуга, которую ты оказал мне сегодня, значит для меня больше, чем все мои богатства, которых немало. Ее мать умерла от лихорадки пять лет назад. Анжелика – мое единственное утешение. Однажды какой‑нибудь рыцарь, охваченный любовным пылом, придет с пламенем в глазах просить ее руки, и я расстанусь с дочерью, как, собственно, и должно быть. Поэтому дни, которые мне отпущено провести в ее обществе, для меня драгоценны, и я не могу без содрогания подумать о том, что бы произошло со мной, умри она вчера.
– Сэр, ваша любовь к дочери достойна восхищения, – отозвался Эндрю, не знавший, что еще сказать.
Эти слова заставили сэра Роберта нахмуриться, и Эндрю запоздало сообразил, что перешел границу. Он торопливо поправился:
– Не поймите меня превратно, сэр, я лишь имел в виду, что большинство рыцарей не питают сильной привязанности к женщинам в своих семьях – их интересуют лишь сыновья.
Хозяин снова медленно кивнул:
– К сожалению, это правда.
Эндрю продолжал говорить, надеясь загладить свой промах:
– Хотя большинство рыцарей, которых мне довелось видеть, не были женаты, они принадлежали к ордену тамплиеров и приняли обет… – Эндрю помедлил, пытаясь вспомнить слово.
– Обет безбрачия? – закончил за него рыцарь. – Так тебе знакомы обычаи тамплиеров?
– Я родом из деревни Крессинг, где у храмовников несколько амбаров, полных зерна. Мое имя Эндрю, сэр, а мой отец – кузнец, работающий на тамплиеров и наделенный почетной должностью сервиента.
– Что ж, я – обычный рыцарь, Эндрю, мирянин. Мне не пристало носить белый плащ с алым крестом, поскольку я не принадлежу к этой секте яростных воинов‑монахов, с которыми ты, похоже, так хорошо знаком. Их клятвы непорочности, бедности и покорности выходят за рамки моих собственных возможностей. Я искренне наслаждался браком с моей возлюбленной женой, мне нравится быть богатым, подчиняюсь я лишь одному королю Генриху, а не Великому магистру. Это верно, что тамплиеры, как и госпитальеры, сражаются неистово и безумно и не испытывают страха перед смертью, но, по моему разумению, здоровая любовь к жизни еще никому не повредила. Я не уверен также и в том, что мы не смогли бы обойтись без фанатиков вроде тамплиеров, оставляющих на своем пути в далеких странах кровавый след.
Эндрю почувствовал, как в его душе поднимается волна жаркого негодования.
– Но ведь тамплиеры – защитники беспомощных паломников, сэр, направляющихся в Святую землю. Они спасают многих путников от нападения диких животных, разбойников и язычников.
– Они начали свой путь как защитники слабых, но, похоже, затем расширили устав ордена, чтобы включить в свои обязанности убийство турок‑сельджуков и сарацин, с которыми они зачастую сталкиваются в пути. Я так понимаю, ты одобряешь деятельность рыцарей‑тамплиеров, в противном случае не рассердился бы на меня за критику в их адрес.
Эндрю осознал, что он вновь переступил черту.
– Сэр, я не осмелился бы проявить подобную непочтительность. Просто… я ведь вырос в деревне и был с детства приучен уважать рыцарский орден тамплиеров. Мой родной отец – их преданный слуга…
В этот миг от двери донесся шум. Роберт де Соннак поднял голову. Эндрю обернулся и увидел тонкий силуэт, стоящий на пороге со свечой, свет которой падал на прелестное лицо. Даже сейчас, со спутанными волосами и в толстом некрасивом шерстяном халате, скрывавшем тело, девушка была так хороша, что Эндрю невольно засмотрелся на нее. Он видел ее однажды, но тогда кожу незнакомки стягивал холод, лицо было бледным и безжизненным, с губ текла речная вода. Теперь же перед ним предстала юная прекрасная девица, чьи спутанные золотистые локоны ниспадали на плечи и грудь.
Она была босая, что сразу же привлекло внимание ее отца. Он нахмурился:
– Возвращайся в постель, Анжелика. Ты еще не вполне оправилась и вместе с тем бродишь по дому, не опасаясь злых дуновений ночи. Даже не прикрыв ноги! Мне стыдно за тебя, дитя!
– Я лишь хотела взглянуть на джентльмена, спасшего мне жизнь, – произнесла девушка, шагнув вперед, – и сердечно поблагодарить его от всей моей души.
Роберт де Соннак приподнял брови, но соизволил ответить:
– Что ж, тогда взгляни на него, дочь моя, но перед тобой не джентльмен. Это лишь неотесанный крестьянин из крошечной деревеньки в Эссексе.
– В тот миг, когда он вытаскивал меня из мокрых, холодных когтей реки, мне было бы все равно, даже если бы он оказался рабом, отец. Как его зовут?
– Очевидно, его имя Эндрю.
– Эндрю, – произнесла Анжелика, глядя юноше в глаза с таким теплом, что он почувствовал, как тает сердце. – Я благодарю тебя от всего сердца за спасение моей жизни. Если ты и впрямь крестьянин, то я должна отметить, ты обладаешь удивительно приятной внешностью…
– Дочь! – последовал окрик ее отца.
– …и благородной осанкой.
– Благодарю вас, госпожа, – пробормотал Эндрю, вконец обескураженный таким вниманием. – Я рад, что сумел услужить вам.
Ему хотелось сказать ей, что она прелестна, как весенний цветок, что у нее удивительные глаза. Маленький носик прекрасно сочетается с гармоничными чертами и чистой кожей, замечательные руки с хорошенькими ноготками похожи на крылья голубки, а ножки столь малы и изящны, что не нуждаются в обуви, что ее голос столь же красив, как пение соловья. Разумеется, Эндрю не мог так поступить – благородный рыцарь, отец девушки, прихлопнул бы его как муху за дерзость и смелость, и был бы совершенно прав.
– Скажи‑ка мне, Эндрю, как получилось, что ты так хорошо плаваешь? Никто из людей моего отца не владеет этим искусством, и даже мой отец, умеющий делать почти все на свете.
– Я научился плавать еще ребенком, когда меня бросили в пруд старшие мальчики.
Ее глаза расширились от любопытства.
– А почему они так дурно поступили с тобой?
– Потому что в деревне говорили, будто роды у моей матери принимала жена колдуна, ее называют ведьмой, хотя она таковой не является.
– Ну, если она помогла появиться на свет такому красивому ребенку, то, должно быть, это очень добрая ведьма, – отозвалась Анжелика.
– Дочь! – снова раздался сердитый окрик. – Юной девушке не подобает вести беседы подобного рода. Если уж на то пошло, это не подобает любой женщине. Я растил тебя не для того, чтобы ты превратилась в невоспитанную девицу. Возвращайся в постель. Ты выразила свою признательность юноше, а сейчас делай как велено.
– Да, отец, – произнесла Анжелика, склонив голову, однако прежде, чем выйти из комнаты, тихо произнесла, обращаясь к Эндрю: – Проси, чего пожелаешь. Мой отец богат и очень любит меня.
Роберт что‑то проворчал, а Эндрю улыбнулся:
– Я это понял, госпожа, поскольку заметил, что свечи в его поместье сделаны из пчелиного воска, а не из дешевого жира.
Анжелика одарила его в ответ улыбкой – чудесной, впитавшей тепло солнца и блеск лунных лучей, окончательно растопившей сердце юноши.
– А, – произнесла она, – ты смеешься надо мной, но это не страшно, поскольку у меня тоже веселый нрав, верно, отец?
– Отправляйся спать, дитя, – проворчал рыцарь. – Спать, спать, спать.
И она оставила их, унеся с собой нечто большее, чем свет одинокой свечи.
– Итак, юноша, – произнес Роберт де Соннак, – что ты желаешь получить в награду?
Эндрю сразу же вспомнил пророчество о том, что ему суждено стать рыцарем.
– Сэр, это может показаться вам весьма смелым, поверьте, я и сам осознаю дерзость своей просьбы, но мне было сказано, что моя судьба – стать рыцарем. Я желаю этого всем сердцем и душой. Я бы хотел вступить в орден тамплиеров, разделить с ними тяжкий долг охраны пилигримов и сразиться с язычниками на Святой земле.
– Рыцарем? Вот так, и не меньше?
– Мне говорили, сэр, что мои устремления слишком высоки, а потому невозможны.
– Я бы с этим согласился.
– И тем не менее я не согласен на меньшее, сэр, – с жаром продолжил Эндрю. – Мне было сказано, что такова моя судьба, и я буду стремиться к цели до тех пор, пока дышу.
– Эндрю, – произнес сэр Роберт де Соннак, – я не могу дать тебе того, о чем ты просишь, и думаю, ты и сам понимаешь это. Однако кое‑что в моих силах. Я могу дать тебе рыцарское облачение и представить одному моему доброму другу, тамплиеру, живущему в Крессинге. Его зовут Гондемар де Блуа. Ты слышал о нем?
Сердце Эндрю бешено забилось при упоминании этого имени.
– Сэр, это один из самых уважаемых рыцарей в Крессинге.
– В самом деле, я знал его с тех пор, как Гондемар был еще сопливым оруженосцем, и всегда чувствовал, что у него несколько завышенное мнение о своих талантах, но это не имеет отношения к делу. Он считает меня своим другом, и это главное. Эндрю, я дам тебе доспехи, доброго коня и письмо к де Блуа, в котором попрошу его сделать тебя своим оруженосцем. Даже если он согласится, я сомневаюсь, что тебе удастся получить более высокий ранг, поскольку ты не благородного рода, но, по крайней мере, ты окажешься среди людей, вызывающих твое восхищение. Вполне возможно даже, ты однажды очутишься на Святой земле и будешь сражаться с сарацинами. И да поможет тебе Бог, поскольку уже более трехсот тысяч рыцарей погибли, пересекая равнины Туркемании, – французов, англичан, немцев, итальянцев, павших жертвами жестокости сельджуков, разбойников и чудовищ. Подумай об этом, Эндрю. Кстати, какого ты происхождения? Ты норманн или сакс?
– И то и другое, сэр. Мой отец норманн, а мать родом из саксонской семьи.
– Хорошее сочетание для нового англичанина. Моя жена была саксонкой. Ну, что ты скажешь в ответ на мое предложение?
– Я… я преисполнен счастья, сэр, но чувствую себя недостойным вашего великодушия. Лишь случайность позволила мне спасти вашу дочь. Я не считаю, что и впрямь заслужил столь щедрую награду. Я не размышлял о своих действиях и бросился в реку без лишних раздумий. Услышал призыв о помощи, перепрыгнул через перила. Мои чувства в полном беспорядке, сэр, поэтому вы должны простить мне слабость моих несвязных слов.
– И все же ты прыгнул не сразу – тебе ведь хватило времени стащить сандалии. Эндрю, мне приятно видеть, что ты обладаешь не только храбростью, но еще правдивостью и скромностью. Смелость чаще толкает людей на безрассудство, нежели на мудрые поступки. Теперь лучше вернись к своим товарищам и скажи, что я вовсе не собираюсь тебя повесить, а затем возвращайся сюда. Командир моих войск даст тебе кое‑какие уроки нападения и защиты, но ты не сумеешь научиться многому за столь незначительный срок. Если де Блуа примет тебя на службу – а я почти не сомневаюсь в этом, – он сам продолжит твое обучение. Ты умеешь ездить верхом?
– Немного, сэр. Я пригонял лошадей к отцу, который их подковывал, – от фермеров и местных жителей.
– Деревенские лошади? – презрительно фыркнул Роберт. – Не чистокровные, как я понимаю?
– Кто позволит деревенскому мальчишке ездить на добром жеребце или породистой кобыле, сэр?
– Верное замечание. Но, по крайней мере, тебе довелось сидеть на лошади, это уже кое‑что. Надеюсь, ты быстро учишься, поскольку через месяц я должен оставить мою дочь и отправиться во Францию. Эндрю, ты оказал мне большую услугу, и я глубоко признателен за это. Учись как следует, юноша, и из тебя выйдет толк, даже если ты и не станешь рыцарем.
– Благодарю вас, сэр.
Мысли и вопросы теснились в голове Эндрю, и его душа пела, пока он шел к гостинице, чтобы попрощаться с друзьями. К тому времени, как он добрался до цели, наступило утро и на улицах начали появляться люди. Трое актеров сидели в главном зале, доедая похлебку и запивая ее слабым элем, когда Эндрю вошел внутрь. Они с удивлением уставились на него. Юноша подошел к ним, сгорая от нетерпения поделиться радостной новостью.
Патрик, улегшийся на скамье у огня, произнес своим спутникам:
– Как, по‑вашему, его распирает от гордости или самодовольства?
– От гордости, разумеется, – с готовностью произнес Артур. – Для самодовольства у него плечи недостаточно широки.
– Угадайте, что случилось?! – воскликнул Эндрю, едва сдерживаясь.
– Тебя отпустили, сделав предупреждение? – предположил Тоби.
– Я стану оруженосцем! – радостно произнес Эндрю. – Сэр Роберт де Соннак обещал дать мне коня, доспехи и письмо для сэра Гондемара де Блуа, чтобы тот взял меня в оруженосцы.
Трое юношей пораженно уставились на мальчика.
Наконец Патрик произнес:
– Эндрю, ты говоришь серьезно?
– Конечно! Разве стал бы я шутить о таких чудесных вещах?
– Чудесных, – повторил Артур, сбросив ноги Тоби со своих колен, куда тот попытался их пристроить. – Ты хочешь сказать этим, что твоя судьба полна чудес?
Эндрю внезапно стало не по себе.
– Я, наверное, говорю как последний хвастун. Простите, друзья. Я не хотел вызвать в вас зависть, – искренне произнес юноша. – Мне очень жаль, что мы не можем все получить подобную милость – это, разумеется, невозможно.
– Мы сейчас просто позеленеем от зависти – вон как моя шляпа, – лениво протянул Патрик.
– Точно, – согласился Артур, зевнув напоказ. – Позеленеем, как долины Чешира.
Эндрю нахмурился. У него возникло отчетливое ощущение, что актеры не обрадовались этой новости, даже не расстроились из‑за того, что его удача превзошла их достижения. К тому же казалось, она не произвела на них должного впечатления.
Тоби наконец объяснил ему, в чем дело.
– Эндрю, – произнес добродушный здоровяк, – ты хочешь сказать, что предпочитаешь тяготы жизни оруженосца вольному быту актера, свободному от всяких обязанностей и странствующему с чудесными спутниками? Впереди ждет настоящий ад, мой дорогой друг, а если потерпишь неудачу, тебя спишут со счетов, даже не задумавшись о твоей дальнейшей судьбе. Если же ты и впрямь пройдешь эту безумную подготовку, тебя запихнут на вонючий корабль и отправят в чужие земли, где местные говорят на варварском наречии, где все не так, как здесь. Оказавшись там, ты, возможно, проживешь достаточно долго, чтобы пожалеть о своей судьбе, но рано или поздно (и скорее всего, рано) тебя поразит какая‑нибудь жуткая болезнь, или сожрет лев, или сарацин снесет с плеч твою голову.
– Значит, вам не завидно? – спросил Эндрю безжизненным голосом.
– Ничуть, мой бедный Эндрю, – с улыбкой произнес Патрик. – Напротив, мы бы сочли твое будущее достойным сожаления, дорогой, которую нужно избегать любой ценой. Мы бы ни за что на свете не захотели стать оруженосцами. Эндрю, я сам из хорошей семьи – мой отец уважаемый шляпник в Стратфорде‑на‑Эйвоне, и с его влиянием я мог бы с легкостью стать оруженосцем, по мановению его… шляпы. – Артур задорно рассмеялся, и Патрик продолжил: – Но я бы этого не хотел. Это же ад на земле, друг мой. Зачем? Бродить повсюду в железном доспехе, чтобы по шлему лупили мечами и палками, пытаясь выбить из меня дух? А потом отправиться в какую‑нибудь забытую Богом страну под палящим солнцем, где рыцарь, считающий своего оруженосца ничтожеством, скормит меня волкам, если так будет ему угодно? Тьфу!
– Но… – выпалил Эндрю, – как насчет долга? А сражаться за Святую землю? А как же храбрость и честь? Не говоря уже о том, что однажды ты и сам мог бы стать рыцарем?