Признанным основателем лингвистической философии является австрийский философ Людвиг Витгенштейн (1889-1951). В этой области философии он – первооткрыватель, как у лингвистического философа у него нет предшественников. Л. Витгенштейн – одна из ключевых фигур всей философии 20 века. Он обладал немалыми познаниями в самых разных областях: в технике, математике, эстетике, религии, логике и философии. В философии он стремился достичь максимального: прояснить философские проблемы, а затем и развенчать их окончательно.
В творчестве Витгенштейна обычно выделяют два периода: до и после 1933г. В первый период он был логистическим, а во второй – лингвистическим философом. Первая позиция представлена в «Логико-философском трактате», а вторая – в «Философских исследованиях».
В отличие от Рассела, Витгенштейн интересовался больше языком, нежели логикой. Размышляя над статусом языка, он вырабатывает ответ на вопрос, который стал для него ключевым: как язык соприкасается с миром предметов и внутренним миром человека?
В качестве логистического философа Витгенштейн рассуждает примерно следующим образом. «Мир - действительность во всем его охвате», «мы создаем для себя картины фактов»; «картина – модель действительности». Но картина – это изображение. И как изображение она должна иметь что-то общее с изображаемым. Что же может быть этим общим? Витгенштейн дает ответ – вещи соотносятся между собой так же, как элементы логической картины. Структура логики аналогична структуре мира. Логика же находит непосредственное выражение в языке. Автор пишет: «Изображать в языке нечто «противоречащее логике» столь же невозможно, как и изображать в пространственных координатах фигуру, противоречащую законам пространства, или указывать координаты несуществующей точки». Ранний Витгенштейн считал, что язык должен изображать факты, быть образом или картиной реальности. Комбинация слов в предложении – это не что иное как отражение комбинации элементов действительности. И значение слова в конечном итоге заключается в том, что оно называет. (Такое отношение слов и предметов называют референтным).
Витгенштейн определяет место языку между логикой и действительностью. И делает акцент именно на логике, что позволяет причислить его к логистическим философам на первом этапе. Интересно его отношение к философии, эпистемологии, этике, эстетике, религии. Для определения их статуса он исходит из следующего рассуждения. Он проводит различие между тем, что может быть: а) (про)именовано, б) (вы)сказано, в) показано и о чем следует г) (по)молчать. Именуются отдельные предметы, высказываются мысли, показываются логические структур, а помолчать резонно о всех ценностях: этических, эстетически, религиозных. С точки зрения Витгенштейна, философия – не наука, не ученье, а деятельность по логическому прояснению мысли, она готовит материал для наук и логики. И результатом философии должна стать «достигнутая ясность предложений». Если же считать философию совокупностью предложений, то они окажутся бессмысленными, так как их невозможно проверить фактами. Разнообразные ценности не проверяемы и в силу этого о них следует помолчать: «…Что вообще может быть сказано, может быть сказано ясно, о том же, что сказать невозможно, следует молчать». Витгенштейн считает, что все, что касается ценностей, находится за пределами науки (хотя сами ценности он не отрицает, но их формулировки находятся по ту сторону научных, т.е. подлинных высказываний). Этика – это форма жизни, а не система предложений.
Главная инновация позднего Витгенштейна состоит в выборе в качестве референтной (денотатной) системы для языка не мира предметов, а поведения людей. «Совместное поведение – вот та референтная система, с помощью которой мы интерпретируем незнакомый язык», - пишет Витгенштейн. Значение слова и смысл предложения – это его употребление в языке, и для разрешения проблем надо связать язык со сферой реальных действий. Свою «Голубую книгу» Витгенштейн открывает вопросом: «Что есть значение слова?» Этот вопрос подобен вопросам: «Что есть время?», «Что есть истина?», «Что есть красота?» и т.п. Такие вопросы, по мнению философа, приводят к спазмам рассудка. «Мы чувствуем,- пишет Витгенштейн, - что мы не можем указать на что-либо в качестве ответа на эти вопросы и что все же мы должны указать на что-то». Фраза «значение слова» имеет, с его точки зрения, силу заклинания, побуждающего нас искать объект, который соответствует этому слову. Тем самым навязывается идея, что этот объект и есть значение слова. Витгенштейн предлагает вместо вопроса: «Каково значение?» спрашивать: «Каково объяснение значения?» А позднее он сформулировал свой знаменитый совет: «Не спрашивайте о значении, спрашивайте об употреблении». Употребление может быть понято не само по себе или на основе рассмотрения слов, а только в контексте, лингвистическом и социальном. И далее он заключает: «Значение слова есть его употребление в языке».
Таким образом, Витгенштейн отстаивает идею множественности функций языка, назначений языка (не только наименование предметов) и неотделимости языка от жизни, от социокультурного контекста. Взаимодействие языка и жизни оформляется у Витгенштейна в виде «языковой игры ». А любая игра регламентируется правилами и нормами. Языковая игра – в том числе. С правилами должны считаться все участники коммуникации.
По мнению Витгенштейна, языковые игры бывают разными. Они могут иметь дело с внутренним и внешним для человека, с настоящим и будущим. Внутренне и будущее от человека скрыты. «Хотя ты и можешь быть полностью уверенным в душевном состоянии другого, но эта уверенность всегда только субъективна, а не объективна. Два этих слова указывают на различия между языковыми играми». Согласно Витгенштейну, достоверность может быть как объективной, так и субъективной. В этих случаях мы имеем дело с разными видами языковой игры. Может быть математическая достоверность (2х2=4), она признается всеми математиками, и ее отрицание привело бы к разрушению самой математики. Но то же высказывание (2х2=4) может быть рассмотрено как психологическая достоверность, которая выражает уверенность кого-либо в правильности приведенного выражения. Но кто-то может считать, что 2х2=5, и данное обстоятельство отнюдь не разрушает ткань психологической игры.
С этикой, эстетикой, религией связаны особые языковые игры. В этих случаях речь не идет об объективной достоверности. Отличающиеся друг от друга языковые игры – это, по сути, то, чем Витгенштейн заменил высказываемое, показываемое и мистическое и что можно сравнить с мета- и объектными языками Тарского.
Нормативный характер языковых игр выводит Витгенштейна на понятие о речевых актах. В самом общем плане речевой акт можно определить следующим образом:
Речевой акт – это целенаправленное речевое действие, совершаемое в соответствии с принципами и правилами речевого поведения, принятыми в данном обществе. Также это единица нормативного социоречевого поведения, рассматриваемая в рамках прагматической ситуации. Основными чертами речевого акта могут быть названы: интенциональность, целеустремленность, конвенциональность, соотнесенность с лицом говорящего. Последовательность речевых актов составляет дискурс.
Теория речевых актов.
Параллельно с Витгенштейном над философской теорией языка весьма успешно работал Джон Остин (1911-1960), а позднее обоих – ученик Остина Джон Сёрл (р. 1932). Речь идет о теории речевых актов.
В своих работах, например, в работе «Чужое сознание» (1946), Остин выражает несогласие с тем, что язык просто констатирует наличное положение дел, никак не влияя при этом на действительность. Он вводит представление о высказываниях, которые являются осуществлением действия, и называет их перформативными высказываниями. Такого рода высказывания не являются описаниями, поэтому к ним неприменимо различение истинно/ложно. Они осуществляют некоторое действие: обещание, уговаривание, приказывание, предупреждение. Остин считает, что любой язык в первую очередь перформативен (от performance – представление). И к перформативным высказываниям неприменима характеристика истинности/ложности. Их оценку можно дать только с позиции выполнимости/невыполнимости.
В речевых актах участвуют говорящий и адресат, выступающие как носители определенных, согласованных между собой социальных ролей, или функций. Участники речевых актов обладают фондом общих речевых навыков (речевой компетенцией), знаний и представлений о мире. В состав речевого акта входит обстановка речи (контекст) и тот фрагмент действительности, который обсуждается. Выполнить речевой акт значит: произнести членораздельные звуки, принадлежащие общепонятному языковому коду; построить высказывание из слов данного языка по правилам его грамматики; снабдить высказывание смыслом и значением (т.е. соотнести его с действительностью), осуществив речение (англ. Locution); придать речению целенаправленность (англ. Illocution); воздействовать на сознание или поведение адресата, вызвать искомые последствия (англ. Perlocution).
Остин различает, следовательно, три типа речевых актов:
1. Локутивный – акт говорения самого по себе, акт-констатация. Например, «Он сказал мне: застрели ее».
2. Иллокутивный - выражает намерение другому лицу, намечает цель. По сути дела, такого рода акт - это выражение коммуникативной цели. Например, «Он побуждал меня застрелить ее».
3. Перлокутивный – вызывает целенаправленный эффект и выражает воздействие на поведение другого человека. Цель такого акта состоит в том, чтобы вызвать искомые последствия. Например, «Он уговорил меня застрелить ее».
Строго говоря, три типа речевых актов не существуют в чистом виде, в любом из них присутствуют все три момента: локутивный, иллокутивный, перлокутивный. Функции речевых актов Остин назвал иллокутивными силами, а соответствующие им глаголы – иллокутивными (например, спрашивать, просить, запрещать). Некоторые иллокутивные цели могут быть достигнуты мимикой, жестами. Однако клятва, обещание и т.п. невозможно без участия речи.
Поскольку перлокутивный эффект находится вне собственно речевого акта, теория речевых актов сосредоточена на анализе иллокутивных сил, а термин «речевой акт» и «иллокутивный акт» часто употребляются как синонимы. Наиболее обобщенные иллокутивные цели отлагаются в грамматической структуре предложения. Для этого достаточно сравнить повествовательные, вопросительные, побудительные предложения. Иллокутивные цели играют важную роль в построении диалогической речи, связность которой обеспечивается их согласованностью: вопрос требует ответа, упрек – оправдания или извинения и т.п.
При классификации речевых актов учитывается иллокутивная цель, психологическое состояние говорящего, направление отношений между пропозициональным содержанием речевого акта и положением дел в мире (референция), отношение к интересам говорящего и адресата и др. Выделяются следующие основные классы речевых актов:
- информативные – сообщения (репрезентативы): «Поезд пришел»;
- акты побуждения (директивы, прескрипции): «Уйдите!», в том числе требование информации: «Который час?»;
- акты принятия обязательств (комиссивы): «Обещаю прийти вовремя»;
- акты, выражающие эмоциональное состояние (экспрессивы), в том числе формулы социального этикета: «Извините за беспокойство»;
- акты-установления (декларации, вердиктивы, оперативы), такие, как назначения на должность, присвоение имен и званий, вынесение приговора и т.п.
Кстати сказать, значение речевого акта не сводится к значению его пропозиционального содержания. Одна и та же пропозиция (одно и то же суждение) способна входить в различные речевые акты. Так, суждение «Я приеду завтра » может быть обещанием, угрозой, сообщением. Понимание речевого акта, обеспечивающее адекватную реакцию, предполагает правильную интерпретацию его иллокутивной силы. А это невозможно без знания контекста. В одних случаях для эффективности речевого акта необходима определенная социальная ситуация (приказ, приговор и т.п. имеют силу только в устах людей, наделенных соответствующими полномочиями, и опираются на социальные институты). В других случаях успешность речевого акта зависит от личностных факторов.
Вклад Сёрла в теорию речевых актов как раз и состоит в первую очередь в вычленении их правил и сближении этих актов с понятием интенциональности. Всякий речевой акт есть коммуникация, социальная связь коммуникантов, требующая соблюдения определенных условий, правил. Так, обещание предполагает, что слушающий доверяет говорящему, а говорящий именно в таком качестве воспринимает своего собеседника; оба предполагают, что обещание в принципе может быть выполнено; наконец, обещающий берет на себя определенные обязательства. Если он лукавит, то разрушается коммуникация (имеем дело с так называемой деструктивной коммуникацией). Размышляя над этими правилами, Сёрл приходит к мысли, что существует параллелизм между интенциональными ментальными состояниями субъекта и речевыми актами. Те и другие объединяет интенциональность, направленность на внешний мир. Интенциональными могут быть вера, страх, надежда, желание, презрение, разочарование и т.п.
Решающие мысли Сёрла состоят в следующем:
- И психические интенциональные состояния, и речевые акты репрезентируют внешний мир, представляют его в условиях своей выполнимости, именно поэтому те и другие обладают логическими свойствами.
- Интенциональные состояния являются условиями искренности речевого акта.
Таким образом, условием выполнимости речевого акта является как внешний мир, так и интенциональные психические состояния. Само по себе психическое состояние не является действием. Действием оказывается речевой акт.
Казалось бы, все здесь просто и понятно: каждый знает о возможности выражения в языке своих психических состояний, о коммуникативной значимости речи. Но философские мысли аналитиков далеко не ординарны: в речевых актах человек не просто выражает свой внутренний мир, а действует. И именно в этом действии, его анализе следует искать разгадку большинства философских проблем. В итоге понятие речевого акта оказывается центральным для любой философской дискуссии. Ориентация на речевые акты, полагает аналитик, придает философии необходимую конкретность, избавляя как от натурализма, когда забывают о специфике человека, так и от субъективизма с его страстью к ментальности, которая без должных на то оснований нередко абсолютизируется.