— В кровать? — спросила она, ее глаза блестели, я осторожно убрала Фендер в сторону. Она взяла меня за руку, чтобы помочь мне лечь на матрас. Нервничая, Мэй легла рядом со мной, и я снял свое полотенце, указав ей кивком подбородка сделать то же самое.
Мы оказались лицом к лицу на наших подушках, и я потянулся, чтобы взять ее за руку.
— П-почему ты с-сбежала из с-секты?
Каждый мускул в ее теле, казалось, напрягся, и слезы мгновенно наполнили глаза.
Я не говорил, просто ждал, когда она откроется мне.
Спустя несколько минут, она прошептала:
— Они убили мою сестру. Я не могла остаться. Она сказала мне бежать, я сделала, как она просила.
Моя губа гневно искривилась, и живот скрутило от отвращения. Мэй попыталась закрыть свое нагое тело рукой, словно замерзла. Подняв одеяло, я укрыл ее. Она благодарно улыбнулась и придвинулась ближе.
Ее голова лежала рядом с моей на подушке, а затем ее чертов носик сморщился. Она успокоила свои нервы, но ей было необходимо выговориться.
— Мы... — Она сделала глубокий вдох и закрыла глаза. Я прижал ее крепче. — Мы были родными сестрами. Такое нечасто случается в коммуне. Пары рожают детей, но потом тебя воспитывают всей общиной. Я никогда не знала своих родителей. Моя мать умерла от болезни, а отец ушел, его отправили выполнять задание пророка Давида, и он не вернулся. У меня есть еще одна сестра, Магдалина, но у нее была другая мать. Она молчалива, не похожа в этом на Беллу и меня. Мэдди по-настоящему запугана мужчинами. Белла была моим лучшим другом. Мы всегда были очень близки.
Когда она подняла глаза, то улыбнулась.
— Она была красивая, Стикс. Ты бы видел ее. Сногсшибательная. Такая совершенная. Такая невероятно добрая. Но это было проклятием Беллы, ее привлекательность и утонченность; именно это разрушило ее жизнь. — Я удерживал ее взгляд, когда пытался представить кого-то более потрясающего, чем Мэй. Я не мог, но она была твердо уверена, что это правда.
— С красивыми женщинами братья обращались намного хуже, чем с остальными. Пророк Давид и его главный помощник, Гавриил, говорили, что дьявол приложил свою руку к их облику. Что они были разработаны, нет, созданы, чтобы соблазнять мужчин. К ним должно относиться иначе, чем к простым женщинам — присматривать… обуздать как лошадей. Они отмечены как «Окаянные».
Мэй поерзала, и слеза скатилась по ее щеке, я наклонился и поцеловал её. Она немного задержала дыхание, прежде чем медленно выдохнула сквозь губы.
— Мы с Беллой были определены как такие «Окаянные» женщины; господи, мы были причислены к «Окаянным». Моя подруга Лила и моя сестра Мэдди тоже оказались с нами, мы были вчетвером в наших собственных частных помещениях коммуны. Нас держали отдельно для личного пользования высшего братства — их специальных занятий. Брат Гавриил брал Беллу. Брат Иаков брал меня. Брат Ной брал Лилу. Самый сексуально жестокий брат, Моисей, брал Мэдди — Магдалину. Моисей говорил, что она таила демонов, потому что говорила совсем немного, не выходила из своей комнаты. Но она была просто очень тихой, сдержанной, едва разговаривала и не показывала мне свои истинные чувства. — Ее глаза наполнились болью. — То, что он заставлял её делать... — Мэй затихла, в её горле застряли рыдания.
— Шшш, детка. — Я пытался успокоить ее. Но бл*дь, что я мог ответить на этот гребаный рассказ?
— Одержимость Гавриила Беллой усилилась, когда она созрела, даже после того как он женился на другой сестре, потом еще одной. Он соединялся с Беллой каждую ночь, спал рядом с ней каждую ночь. Она ела с ним, он заставлял ее купаться с ним. Он обезумел от желания обладать ею. Но она ненавидела его, Стикс. Она ненавидела его всеми фибрами своей души.
Мэй сделала глубокий вдох и продолжила.
— Когда мне было тринадцать лет, пророк Давид объявил, что мне предназначено быть седьмой женой. Женой, которая станет знамением пришествия Христа, Конца Света. Когда мне исполнилось двадцать три, я должна была выйти замуж за пророка. Я понятия не имела, почему была избрана. Я никогда даже не говорила с пророком. Он всегда держался в стороне от своего народа. Мы видели его только на церемониях, ритуалах соединения и молитвах. Но он хотел получать от старейшин видео молодых сестер из общины... чтобы увидеть, с кем из них он хотел бы... соединиться. Возможно, он увидел меня на одном из этих... — Она поцеловала меня в грудь, как будто это придавало ей сил. Я захватил рукой ее волосы, и до боли стиснул зубы. На видео? Дерьмо! О, и я чертовски уверен, почему она была избрана, чтобы быть его женой. Черт, это было очевидно для любого, у кого были глаза.
— День, когда я сбежала, должен был стать днем моей свадьбы. День, когда ты нашел меня, — пояснила она.
Сейчас все обрело смысл.
— Б-белое п-платье, — выдавил я слова, не в состоянии закончить фразу. Я терял контроль над своей речью, внутри меня бушевал гнев.
Она кивнула.
— За неделю до моей свадьбы, Белла просто исчезла. Никто не сказал нам — Окаянным, куда она делась, но после того дня Гавриил никогда больше не появлялся в наших помещениях. Он, очевидно, был с ней. Потом... — Она проглотила свою печаль. — Потом в день моей свадьбы, Лила нашла ее. Белла была в темной грязной камере; избитая, голодная... она умирала. Я осталась с ней, пока она не умерла. И я побежала. — Внезапно, рыдания начали сотрясать ее тело и, обнимая за шею, я прижал ее к своей груди. — Я бросила их, Стикс! Я бросила Мэдди и Лилу.
— Ч-черт, Мэй, — сказал я, пытаясь расслабить горло.
Внезапно отодвинувшись назад — ее лицо опухло и покраснело, — она сказала:
— Они будут искать меня. Они никогда не остановятся. Они считают, что я ковчег, который спасет их смертные души.
Взглянув на татуировку на ее запястье, я провел пальцем по письменам, потом еще раз посмотрел на Мэй.
— Конец света настигает нас. Мой брак есть акт, который должен произойти для переселения моих людей — Ордена — в рай.
И снова это механически заученное дерьмо полилось из ее рта. Глаза остекленели и все такое.
— Т-т-ты… — Я остановился, глубоко вдохнул, успокоился, и попытался снова. — Т-ты н-никогда не покинешь м-меня. Они п-придут за т-тобой, но д-должны будут п-пройти через м-меня… через П-палачей.
Ее напряженное лицо расслабилось.
— Стикс... Я никогда не захочу оставить тебя, но…
— Я с-смогу защитить т-тебя, — прервав, заверил я её.
— Знаю, что сможешь, — заявила она и прижалась к моему боку.
Гребаная тяжесть сформировалась в моем животе. Я всегда чувствовал, когда что-то не в порядке. Это чувство возникло с тех пор, как появилась Мэй; и сейчас оно только усилилось.
— А что у тебя? — прошептала Мэй, поглаживая пальцами мой напряженный бицепс.
— Ч-что?
— Твоя мать? Что с ней случилось? Кто она была?
Я издал короткий смешок.
— Клубная шлюха. О-оставила моего с-старика из-за п-подонка Диабло.
— Диабло? — в замешательстве произнесла она.
— М-мексиканский мотоклуб. Соперники. С тех пор в-воюем. Мой старик у-убил мою мать, к-когда мне было десять. Санчес, их П-През, убил моего старика в п-прошлом году. Через два д-дня я убил Санчеса.
Она оперлась на мое плечо своей рукой, лицо Мэй было грустным.
— У тебя была такая беспокойная жизнь. Ты был окружен множеством смертей. Я всегда удивлялась, почему в качестве эмблемы у вас Аид, дьявол. Я видела фреску, когда оказалась здесь. Это так странно, поклоняться ему.
— Не в-в этой ж-жизни.
Она подняла свои черные брови, и мои губы дрогнули. Отодвинув ее, я развернулся на кровати и спустил ноги на пол.
— Куда ты идешь? Тебе надо отдохнуть. Ты все еще ранен, помни об этом! — запротестовала она.
Я махнул рукой, выражая несогласие. Я потянулся к ее черному платью и бросил его ей:
— Надень.
Она с любопытством смотрела, когда я влез в свои джинсы. Я встал, протянул руку, и повел ее вниз по пожарной лестнице во двор.
Я вывел ее из дверей в ночной летний ветерок, слышалось пение сверчков и больше почти никаких звуков. Она выпучила глаза от беспокойства, когда мы вышли из клубного дома. Слишком много дерьма произошло за последнее время, чтобы Мэй чувствовала себя здесь в безопасности. Высокий забор окружал нас, колючая проволока щетинилась по верху, а на каждом углу установлены камеры слежения. Стоянка байков в углу двора, Харли и Чопперы братьев выстроились в линию.
Я тихонько тронул Мэй за руку.
— Т-туда.
Она заправила локон за ухо и позволила мне привести ее к западной стороне двора. Я чувствовал дрожь в ее ногах, когда она снова увидела фреску.
Прижав ее к своей груди, я положил руки ей на плечи и наклонился к ее уху.
— Хочу, чтобы т-ты встретила А-Аида и П-Персефону, его ж-жену.
Небольшой вздох сорвался с ее губ, и она переступила босыми ногами, шея выгнулась назад, пока она смотрела на роспись в благоговейном трепете — нет, смотрела на богиню в благоговейном трепете. Я отступил назад, давая ей пространство, и сложил руки на груди не в состоянии перестать смотреть на нее.
Мэй подняла руку и провела пальцами по бледному лицу Персефоны.
— В общине нам не разрешали фотографии или картины. Они считались ложными идолами, но я никогда не видела ничего прекраснее, чем этот портрет. Персефона красивая.
Мэй посмотрела на меня и широко улыбнулась, демонстрируя идеальные зубы. Она повернулась, чтобы проследить очертания длинных черных волос богини.
Бл*дь. Я был покорен этой женщиной.
Мэй снова повернулась, взглянув на меня из-под ресниц. На ее лице отражалась смущение.
— Богиня похожа на меня. У нее глаза такого же цвета.
Я шагнул вперед, чтобы встать рядом с Мэй.
— В тот день, к-когда я увидел тебя, ты н-напомнила мне ее. З-застряла со мной на в-все эти годы.
Молчание Мэй говорило о многом. Я переступил с ноги на ногу, внезапно занервничав.
— Т-ты знаешь, к-кто есть о-остальные л-люди на этой к-картине?
Она указала на центральную фигуру, с бездушными глазами и в темных одеждах, ее голос слегка дрожал:
— Аид. Я знаю, он и есть Сатана. — Она поджала губы, и ее очаровательная угрюмость вернулась. — Он выглядит так же, как дьявол в Писании.
Я указал в направлении коричневой скамейки через двор.
— Присядь.
Мэй последовала моему указанию, и мы направились на мое любимое место напротив фрески, где я любил сидеть, курить и думать. Конечно, именно здесь я предпочитал думать о ней. Хотя не скажу ей об этом, или о том, как чертовски странно то, что она сейчас сидит рядом со мной.
Мэй устало села, проверяя, аккуратно ли лежит платье, чопорно подогнула ноги, ее руки легли на колени, перед тем как она прислонилась ко мне.
— Ты с-слышала про г-греков?
— Да, немного. Сейчас представляю, что это совсем мало. За последнее время я поняла, что то немногое, чему нас учили в общине о жизни за ее пределами, было ложью.
Усмехнувшись, я ответил:
— Д-древние греки не в-верили в единого б-бога. Они в-верили во множество б-богов.
Она ахнула и приложила руку к сердцу.
— Это богохульство! Есть только один истинный Бог.
Я пожал плечами, вытащил курево из заднего кармана джинсов и закурил. Религия не играет никакой роли в моей жизни, и мне плевать, если этим я задел чьи-то чувства. Байкеры не были столь любезны, чтобы соответствовать пожеланиям общества. На самом деле, у них была чертовски полярная позиция.
Мэй закашлялась.
— Почему ты вдыхаешь это?
— Это... это... — Я сделал паузу и прочистил горло. — Успокаивает меня, — сдержанно ответил я.
Видя ее сморщившийся носик, я не смог удержаться от улыбки.
— Но это воняет, — воскликнула Мэй.
Я засмеялся.
— Ты так д-думаешь, д-детка?
Она уверенно кивнула, ее красивое лицо стало забавным. Я бросил окурок на землю, повернулся и нажал на кончик ее носа:
— И именно поэтому ты н-никогда не начнешь курить это дерьмо. Т-так?
Я был таким милым... игривым. Дерьмо! Кай за это сделает во мне новую дырку.
— Правильно. — Мэй согласилась и смотрела на меня несколько секунд, прежде чем подвинуться на скамейке, смещаясь ближе к моей вытянутой руке.
— Ты говорил о греках, Стикс.
Снова сделав глубокий вдох, я начал.
— С-согласно учению древних г-греков, было т-трое братьев богов: Зевс, П-Посейдон и А-Аид. Они свергли их о-отца, правящего б-бога К-Кроноса, в бою. Они т-тянули жребий, чтобы решить, какими областями к-каждый из них будет повелевать, т-теперь, когда К-Кронос с-сослан.
Мэй расположилась ближе.
— Что случилось дальше?
— З-Зевс получил в-власть над небом, П-Посейдон над водой, и А-Аид над подземным миром — не ту р-работу, которую каждый из них х-хотел на самом д-деле. Я показал на картину подземного мира: темные реки, равнины, охваченные пламенем, отвратительно ужасные фигуры демонов.
— Таким образом, подземный мир — это ад? Аиду был дан Ад? Как жаль.
Я издал тихий смешок на то, как она говорила, словно героиня древней дерьмовенькой повести с небольшим старым добрым протяжным техасским акцентом
— Да и н-нет.
— В чем отличие?
— Подземный м-мир — это вход во в-всё, во все м-места, куда душа может попасть после с-смерти. Когда л-люди умирают, они отправляются в п-преисподнюю, где их с-судят по делам земным, и одних о-отправляют в Э-элизий, который как н-небеса, я полагаю. Река з-забвения, Лета, из которой души п-пьют, чтобы забыть свою ж-жизнь, чтобы иметь возможность снова в-возродиться. Или, если души в-вели н-неправедную жизнь, их отправляли в T-Тартар, который, как т-ты думаешь, и есть Ад — с-самое худшее место из в-возможных. Аид п-правил всем этим, у-убеждаясь в том, что к-каждый получает по з-заслугам.
Мэй притихла. Я подумал, что это слишком много для нее, чтобы принять сразу, когда она сказала:
— Это река на картинке называется Стикс, да? Это твое клубное имя.
— Верно.
Она приподнялась, изучая большую реку, потом ее волчьи глаза уставились на меня.
— Если Лета является рекой забвения, то, что символизирует река Стикс?
Я выдохнул сдерживаемое дыхание.
— Ненависть[42].
Мэй провела пальцем по моей израненной щеке, на ее лице застыло сожаление.
— Они представляют собой такие печальные вещи.
Я положил руки поверх ее ладоней, размещая их на своих щеках.
— Да, д-детка, так и есть. Жизнь т-тяжела. С-смерть еще сложнее. Нет с-смысла посыпать д-дерьмо сахаром.
— Почему твой клуб пожелал быть названным в честь скорбной части истории, неудачной — почему не назваться в честь бога неба или бога воды?
На ее лице отразилось волнение, потом надежда. Она думала, что нашла нам лучший путь, нашла нам искупление — это было самым странным из того, что я слышал в течение длительного гребаного времени. Даже если в этом нет смысла.
— Г-головное отделение — п-первый к-клуб — Палачей Аида б-было создано з-здесь, в Остине. Мой дед был о-одним из основателей. Он в-воевал во В-Вьетнаме. Гребаная в-война вытрахала ему м-мозги. Не смог с-справиться с жизнью, к-когда в-вернулся обратно. Единственное, ч-что он знал, это как убивать и е-ездить на Харли. Не удалось задержаться н-на гребаной р-работе. О-он и многие ветераны к-как он, создали этот мотоклуб. Они в-всегда были м-моей семьей. Н-не знаю ничего д-другого.
Я мог видеть на ее лице, она до сих пор не поняла это.
— Д-детка, ветераны видели такое д-дерьмо, что н-не могли спать по н-ночам. О-они делали вещи, которые внушили и-им страх с-смерти. Не было никакого бога неба, бога в-воды или любого другого бога, способного в-вытащить их из жизни в а-аду. Когда они вернулись в США, то в-воспринимались как палачи, н-насильники, убийцы д-детей. Когда л-люди у-услышали, что война заставляла их д-делать, они были изгнаны из общества, о-отвергнуты. Так же, как был изгнан А-Аид. Если ты ж-живешь в аду достаточно долго, д-детка, ты и сам с-становишься грешником. Зачем пытаться б-быть хорошим, когда л-люди уже решили, что ты слишком и-испорчен, чтобы с-спастись?
Она вздохнула и положила руку на мою голую грудь.
— Ты не такое уж зло, как думаешь, Стикс. Ты хороший человек.
Я хотел в это поверить, согласиться, но она заслужила правду.
— Да, д-детка, я зло. На мне г-грехов больше, чем ты сможешь п-представить. — Я провел руками по лицу. — Пришло в-время и-истины. Я плохой… о-отравлен в моей гребаной проклятой д-душе.
Выражение лица Мэй стало озадаченным, и она отстранилась от моей руки. Внезапно, она встала, и я подумал, что она собирается бежать. Мои челюсти сжались, приготовившись к неизбежному, но вместо этого она всматривалась в картину, стоя ко мне спиной, ее черные длинные волосы разлетались по ветру.
Чертовски красиво.
Обернувшись, Мэй встала между моими ногами и посмотрела вниз — на меня. Я видел, как дрожат ее пальцы, как она прикусила полную нижнюю губу, потом она подняла руку и нежно провела пальцами по моим волосам.
Я прижался к ее рукам. Мне двадцать шесть лет, и вот от одного прикосновения я готов был кончить себе в штаны.
— Д-детка.
— Тебя не должны были называть ненавистью, Стикс.
— Я-я делал разное д-долбаное дерьмо. Честно говоря, я н-не собираюсь меняться. Я п-проклят. Я с-смирился с этим.
Мэй просто смотрела на меня и продолжала зарываться маленькими ручками в мои волосы.
— Ты не сделал мне ничего, кроме добра.
Сглотнув, я прохрипел:
— Только тебе.
— Почему только мне? — спросила она, нахмурившись.
Я пожал плечами, взял ее за руку, и переплел ее пальцы со своими. Когда я посмотрел на ее сморщившийся носик, то поцеловал ее в центр ладошки.
— Н-не спрашивай о т-таком д-дерьме.
— Почему нет? — прошептала она, глядя, как я ласкаю ее руку.
— П-потому что у меня нет г-гребаного о-ответа. Никогда, я н-не был т-таким ни с кем… кроме т-тебя.
Со вздохом, я уткнулся головой в ее плоский живот. Отпустив руку, я схватил ее за талию. И держался очень крепко. Это чувство сбивало меня с ног, я получил гребаный нокаут уже в первом раунде. Я чувствовал, как она расслабилась в моих объятиях, коснулась пальцами моей головы.
— Я о-объясню т-тебе, Мэй. Я у-убиваю людей. М-мне даже нравится это, и-и… — здесь нужно нанести решающий смертельный удар, — я б-буду делать это с-снова и снова. Такова м-моя жизнь.
Ее дыхание участилось, и она схватила меня за запястье так чертовски сильно. Мэй неуверенно встала, и я убрал свои руки от ее лица. Она снова подошла к фреске, оставив меня на скамейке, и провела рукой по лицу Персефоны.
— Я уже знаю достаточно много о тебе, Стикс. Я не слепая и не глухая по отношению к происходящему здесь. Но ты не можешь отправить меня прочь.
Она подошла снова и оседлала мои бедра, прижимаясь своим лбом к моему, когда я схватил ее за задницу.
— Персефона, богиня, жила с Аидом, разве нет? Она поддерживала его, даже когда другие думали, что она поступает неправильно?
Я медленно кивнул.
Ее длинные ресницы опустились, а затем взлетели вверх.
— Она влюбилась в темного господина, хотя это кажется неправильным, так?
Я снова кивнул. К чему она, черт возьми, ведет?
Она счастливо вздохнула и покраснела.
— Так же, как и я.
Я замер и, положив руку на ее лицо, чуть отвел его назад, замечая, как румянец проступает на ее бледных щеках. Она сказала, что любит меня? Бл*дь. Она сказала, что, нахрен, любит меня. Я прижал свои губы к ее губам и усадил ее на свой твердый член.
Вырвавшись со стоном, Мэй спросила дрожащим голосом:
— Любил ли Аид Персефону в ответ? Несмотря на недовольство других, хотел ли он, чтобы она оставалась на его стороне?
Выдохнув с трудом, я ответил:
— Да... да, он х-хотел... ч-чертовски сильно. — В ответ она широко улыбнулась и это улыбка выбила весь проклятый воздух из моих легких, и на этот раз ее губы прижались к моим, потом мгновенно оторвались и она начала полизывать мою кожу по линии подбородка, переходя за ухо, нашептывая:
— Я хочу тебя снова…
Держа ее за крепкую задницу и наплевав на то, что швы могут разойтись, я встал с ней, обхватившей мою талию ногами. Вдохновленный ее удивленным вскриком, я направился к пожарной лестнице в свою квартиру, маленькие ручки Мэй уже расстегивали молнию и сжимали мой член.
Я замер.
Я не собирался ждать, пока мы войдем в комнату.
Уложив ее на спину на деревянной лестнице, я поднял платье, приложил член к ее входу... Затем дверь на лестницу распахнулась.
— Черт! Стикс! Я…
Кай.
Мэй завизжала от смущения, обхватив руками мою спину, голые сиськи прижимались к моей груди, когда я заслонил её своим телом. Я смотрел на своего заместителя, и в моем взгляде читалась чертова смертельная угроза.
— П-пошел на хрен о-отсюда! — приказал я.
Кай прикрыл дверь, но оставил щелку, чтобы прокричать:
— През, у нас тут есть дела.
— Позже! Я-я б-бл*дь з-занят!
— През! Мы должны действовать быстро. — Я слышал твердость в его голосе. Серьезность его тона подсказала мне, что что-то произошло.
В отчаянии я застонал, мой член пульсировал от боли. Я был еще наполовину в теплой киске Мэй, когда моя голова упала ей на грудь.
— Мэй, иди в к-кровать. У меня к-клубные д-дела, — пробормотал я в ее большие сиськи, напоследок вобрав в рот ее сосок.
Застонав, она подняла лицо, разочарование мелькнуло в ее глазах, и она запечатлела долгий поцелуй на моих губах. Затем пошла наверх. Я застегнул ширинку на джинсах и взлетел вверх по лестнице, хлопнул дверью у долбаной рожи Кая.
Он отшатнулся, держась за нос.
— Черт, Стикс! Какого фига?
— П-прервешь меня и м-мою ж-женщину снова, и я сниму т-твой скальп своим Б-Боуи!
Вытирая брызги крови со своего подбородка, Кай снова принял серьезный вид. Я слишком хорошо знал этот взгляд.
— Тогда готовься к большей крови, През, — предупредил меня Кай сквозь стиснутые зубы. — Потому что мы только что поймали крысу.
Глава 19
Стикс
— Ч-что? — проворчал я, мою челюсть уже заклинило, и питон сдавил горло, отнимая мой голос. Теперь я вынужден был жестикулировать, не мог говорить, когда гнев кипел внутри меня.
Кай закончил вытирать рукавом свое окровавленное лицо.
— Нацистское дерьмо никогда еще не было прямо рядом со мной. Не могу выкинуть это из головы.
«Почему? Враги и раньше были у наших ворот».
Он начал качать головой вперед-назад, пока не уперся спиной в стену лестничной клетки.
— Ты пошел за нациками в одиночку. — Напомнил он и посмотрел прямо на меня. — За что, кстати, я все еще намерен надрать тебе задницу. Но когда Мэй постучалась в мою комнату и сказала мне, что ты сделал, я проверил пленки охраны.
«Да. И что же?» — спросил я жестами.
Кай провел рукой по шее соответствующим жестом.
— Пустые. Многие из них. Некоторые ублюдки затерты с записей. Не удалось получить изображение внедорожника, тех мужчин. Ничего.
«Бл*дь!»
— С пленки вырезан час до того момента, как ты уехал за Кланом. — Он снова покачал головой. — Это было сделано кем-то своим. И я узнал, кто это сделал.
Мои руки беспокойно сжались, и я начал облизывать свое кольцо в губе. Мои новые шрамы вдруг начали пульсировать по всему телу от напряжения.
Крыса. Чертова крыса. Я это знал.
«Довольно стоять и красоваться передо мной. Кто, бл*дь, это?»
Кай вздохнул, прежде чем снова уставиться на меня прищуренными глазами.
— Пит.
Дерьмо.
— Я, черт подери, проверял его сам, Стикс. Брат все равно, что ребенок. Довольно худой, довольно невысокий, но у него стальные яйца, когда он в дороге и благословенная рука, когда он держит гаечный ключ. Моя детка никогда не ездила так хорошо, как после его обслуживания. Пару месяцев спустя он бы получил патч, без сомнений. Наверное, ему бы также дали и работу на полный рабочий день в мотомагазине.
Кай начал что-то вынимать из кармана.
— Но когда я что-то подозреваю, то начинаю копать, сам знаешь. У всех комнаты оказались чистыми. У всех, кроме него.
Кай передал небольшой диск и черный сотовый телефон.
— На диске отсутствующие кадры, плюс сообщения на телефоне, посланные на какой-то неизвестный приватный номер, где указаны место и время сделки с русскими, поездки на пикник и времени, когда ты будешь здесь на территории. Он не рассчитывал, что ты поедешь кататься с Мэй и первым найдешь Клан. Говнюк даже сообщил о том, что мы взяли нацика, который убил Лоис.
Мои руки сжались в кулаки, ломая тонкий серебристый диск. Кай выхватил телефон до того момента, как он тоже стал бы трухой.
«Где он?» — нетерпеливо обозначил я.
— Только что вызвал его. Прибудет через десять минут. Все остальные в баре. Они ничего не знают, пока.
Подойдя, я в благодарность хлопнул Кая по спине.
Схватив меня за руки, он оттолкнул меня.
— Ты в порядке?
Я кивнул. Вот и стало ясно, почему крыса той ночью пряталась в тени сарая, и он всегда стоял за барной стойкой… слушал всё, о чем говорили. Бл*дь!
— Что там, на хрен, произошло со скинхедами?
«Семерых уложил с помощью Узи. Потом меня схватили, пытали. Мне удалось достать свой Боуи из жилета, вырезать глаза оставшимся двум ублюдкам и заставить их сожрать свое дерьмо. Затем я просто разнес им черепа, просто для уверенности, перерезал глотки и проткнул ножом сердца».
— Черт, Стикс, — сказал Кай напряженным голосом и проглотил свою раздражительность. — Да ты и сам больной ублюдок. Впечатляющий, но больной.
«Я знаю».
— Так... ты и Мэй... — Он толкнул меня, поигрывая бровями. — Она хорошо ухаживала за тобой? Ты, наконец, добрался до этой паломнической киски?
Схватив его за воротник футболки с изображением Led Zeppelin, я приложил его об стену, мои руки оказались прямо перед его лицом.
«Никогда больше не говори так о ней, если, конечно, не хочешь потерять свой чертов язык. Понятно, брат?»
Он пытался перестать улыбаться, но ему не удалось.
— Пора, Стикс. Давно, бл*дь, пора.
Я посмотрел на улыбающееся лицо долбанутого Кая и покачал головой.
«Пойдем».
Сукин сын был реальной занозой в заднице.
Когда мы вошли в бар, психотрио подскочили на ноги.
— Черт возьми, През! — заорал Викинг, двигаясь ко мне, раскинув руки. — Пошел в логово нациков в одного и выжил, чтобы рассказать нам байку! — Викинг попытался схватить меня, но я стукнул рыжего кретина по животу.
АК закинул руку на мое плечо, а Флейм остановился передо мной, его мышцы подергивались.
— Ты убил их всех? — тут же спросил он.
Я кивнул, татуировки Флейма на шее задергались под его вздувшимися венами.
— Они мучились? — спросил он холодно, его черные как смоль глаза расширились от волнения. Брат выглядел как восставший демон, радужки такие темные, что сливаются со зрачками и становятся одним черным омутом на белом фоне.
«Сильно», — жестами показал я.
Флейм расплылся в широкой улыбке, приподнял голову и провел своими длинными ногтями вниз по руке.
— Бл*дь, да, — прошипел он, выступила кровь.
Один за другим, каждый брат клуба приветствовал меня, остался только Райдер в конце бара. Я встретился с ним взглядом. Он оглянулся, потом встал и подошел.
— Приятно видеть тебя в безопасности, През. — Он протянул мне руку для рукопожатия. Я сердито посмотрел на его протянутую руку и вспомнил, как он был в моей комнате, запрещая Мэй вымыть меня. Мои губы скривились от отвращения.
«Она моя женщина, мать твою».
— През, давай, брат. Я был неправ. Теперь я принял это. Она твоя, — сказал он так тихо, чтобы слышали только мы двое. Я неохотно потянулся, чтобы взять его руку. Мои глаза, сказал ему все.
«Отвали от Мэй, ублюдок, или у нас будут проблемы. Понял?»
Брат кивнул головой. Он знал, что я говорю.
— Ты трахал свою сучку? — сказал Викинг, стоя за мной и принюхиваясь. Он посмотрел на меня и улыбнулся. — Я всегда чувствую запах новой киски, и ты пропах этим дерьмом, През! — громко рассмеялся он, чтобы все услышали.
Райдер отнял руку от моей и отшатнулся, упав на свое место, глаза потупились. Брата окружал мир боли.
Кай возник за моим плечом. Спустя секунду-другую, Викинг был нокаутирован и повалился на пол.
— Черт, Кай! — закричал Викинг с пола, потирая подбородок. — Завязывай, бл*дь, драться!
— Тогда давай уже, бл*дь, заткнись! — заорал Кай.
Я сигнализировал братьям собраться. Кай стоял рядом со мной, готовый переводить, когда братья выжидающе посмотрели на нас.
«Пит — крыса», — жестикулировал я, а голос Кая выдал информацию в комнату.
Гробовая тишина.
«Я думал, что у нас завелась крыса. Сегодня Кай нашел доказательства. Всему этому дерьму. Утечке сведений о сделке с русскими, стрельбе на пикнике, и практически состоявшейся попытке нациков напасть на лагерь сегодня».
— На кого он работает? На федералов? На другой мотоклуб? На мексиканцев? — спросил Викинг. Придурочный идиот исчез, вместо него появился хладнокровный убийца.
Я покачал головой.
«Не знаю. Кай вызвал Пита. Он должен быть здесь…» — звук въезжающего во двор мотоцикла заставил меня замереть. — «Прямо, мать твою, сейчас, стало быть».