Глава 25
Мы похоронили Карину в новом доме после двадцати четырех часов, потому что не было никакой возможности сохранить ее тело. Это было к лучшему, никто из нас не огорчил бы ее должным образом, даже если бы мы смогли удержать ее еще несколько дней.
В тот вечер мы отвели детей к ЧУ, объединив старших детей с младшими, чтобы за ними тоже кто-то присматривал.
Никто из них не воспринял известие о ее смерти нормально, но горстка детей была вне себя, и потребовалось несколько дней, чтобы заставить их почувствовать, что опасность миновала.
Чарльз впал в глубокую депрессию, стараясь держаться поближе к своему ЧУ.
Мы приносили ему подносы с едой, но они так и оставались нетронутыми на краю его кровати. Казалось, мы просто обновляли старую еду на новую, но я заботилась о нем. В конце концов, ему нужно будет поесть, и я хотела, чтобы он мог это сделать, когда придет время. Бедный Чарльз, каждый раз, когда я стучала и входила, он все еще лежал на своей кровати, но всегда поворачивался, чтобы улыбнуться мне, похлопать по руке и сказать, что я хорошая девочка. Я бы сохранила храброе выражение лица для него, но в ту секунду, когда дверь ЧУ захлопнулась, мне пришлось бы подавить рыдания.
Пэмбрук прибыл за два дня до того, как мы планировали, что очень помогло. В ту секунду, когда их самолет приземлился в поле рядом с новым сообществом, он спросил, где находится комната Чарльза. Они исчезли внутри, и я смогла увидеть его только тогда, когда пригласила их обоих на ужин в тот вечер.
Пэмми крепко обнял меня, и я обняла его в ответ, маленький кусочек безопасности вернулся на место. Я знала, что потребуется некоторое время, чтобы все вернулось на круги своя, и я даже не была уверена, что это когда-нибудь произойдет полностью. Весь мой мир был сбит со своей оси. Когда я подумала, что смогу найти утешение в объятиях Яна, я обнаружила, что он был слишком занят, слишком измучен и измотан, чтобы я могла ожидать от него чего-то большего. На самом деле, я неустанно трудилась, чтобы облегчить для него любое бремя, какое только могла. Эгоистично, но признаю, что это заставило меня почувствовать себя ближе к нему. Он был настолько замкнут, что чувствовал себя недостижимым.
Он сам управлял Масего, одновременно наблюдая за строительством, организуя приготовление еды и так далее, и так далее, и так далее. Он был очень худым, очень, очень, очень худым.
Вот почему я не упомянула, что его мама звонила мне через несколько дней после того, как мы похоронили Карину...
— Алло? — спросила я, не узнавая номер на своем спутниковом телефоне.
— Мисс Прайс, это Абри Абердин.
Я была озадачена.
— Здравствуйте, мисс Абердин. Как дела?
— Я в порядке. Спасибо. Мне нужно с тобой поговорить.
— Я так и подумала, раз Вы звоните на мой спутниковый телефон. Должно быть, это очень важно, особенно сейчас, — раздраженно сказала я, — мы только что похоронили Карину. Ян говорил?
— Да, да, — легкомысленно признала она, — Мне очень жаль и все такое, но... — И все такое? — Мне нужно поговорить с тобой. — Моя кровь закипела в жилах.
— Видимо, это что-то срочное. В чем дело?
Она прочистила горло.
— Я, ну, я должна быть откровенна с тобой, мисс Прайс. — Она сделала паузу.
— Так. — Что? Ей нужно приглашение? Или колеблется, потому что знает, что собирается нанести непоправимый ущерб?
Ленивое, скручивающееся беспокойство охватило все мое тело, и я напряглась, готовясь.
— Мне нужно знать степень твоих отношений с моим сыном.
— Простите? — Я расхохоталась.
— Ты с ним? Вместе?
Я поперхнулась собственными словами.
— Зачем Вам понадобились эти разъяснения? Какое Вам до этого дело?
— Прямое! — Воскликнула она, вся вежливость испарилась. — Ты знаешь, кто я такая? Знаешь мои политические стремления? Если бы СМИ пронюхали, что из всех людей в мире, он встречается с тобой, они бы устроили настоящий праздник! Я не могу позволить себе это сейчас. Мне нужны все новости только про меня. Я сейчас главный кандидат!
Я с трудом подавила крик, готовый вырваться из моего горла.
— Абри, — сказала я самым спокойным голосом, на который только была способна, — У меня сейчас нет на это времени. Мы только что похоронили Карину. Вы знаете, как много она значила для Вашего сына? И мы переселяем весь приют, Абри. Простите, если я не могу понять, насколько важны для Вас эти выборы. Правда, я надеюсь на лучший исход для Вас, но рыба в моей сковороде слишком большая, что масло разливается из нее, сжигая все на своем пути (прим. переводчика — слишком много дел).
— Что, если бы я могла это исправить для тебя? — спросила она с оттенком отчаяния в голосе.
— Что Вы можете сделать? — спросила я с любопытством.
— У меня есть политические связи в Лос-Анджелесе, я могу устроить так, чтобы ты вернулась домой раньше. Этого будет достаточно?
— Вы издеваетесь надо мной. Скорее всего, так и есть. — Я рассмеялась. — Абри, простите, но мне не нужна Ваша «помощь». Я бы все равно осталась здесь, даже если бы Вы добились для меня смягчения приговора. Мне нужно идти. Хорошего дня.
— Тогда еще кое-что, — сказала Абри, ее голос кипел. — Оставь Яна в покое, или я лишу его финансирования. Он больше не увидит от меня ни цента. — Затем она повесила трубку.
Я повесила трубку спутникового телефона, дрожа от того, как она меня разозлила.
Подкуп! Угрозы!
В тот вечер я повесила трубку, очень стараясь не чувствовать беспокойства, которое вызвал у меня наш разговор. Я не шутила с ней, у меня было около миллиона дел. Я и не подозревала, что ее нереальная просьба станет той ниточкой, которая распутает весь мой мир.
За день до Сочельника все, казалось, успокоилось и снова выглядело обнадеживающим. Мы удивляли каждого ребенка новым нарядом, новой обувью и двумя игрушками на Рождество, строительство продвигалось плавно, и даже Чарльз время от времени выходил на воздух, чтобы помочь. Да, у меня, у нас были все основания на надежду.
В то утро я проснулась от стука в дверь.
— Пэмбрук? В чем дело? — спросила я, улыбаясь.
Он выглядел явно расстроенным.
— Могу я войти?
— Конечно, — сказала я, распахивая перед ним свою дверь. Он сел на маленький стул за маленьким встроенным столом, а я напротив него на кровать.
— Просто скажи это, — сказала я, закрывая голову руками. — Не думаю, что ты скажешь то, что может ухудшить ситуацию. — Он покачал головой в ответ, и мой желудок сжался. — Что?
— Каким-то образом суду стало известно о твоей незапланированной поездке в Кейптаун. Выдан ордер на арест, и у тебя есть время до второго января, чтобы явиться с повинной.
Я встала, поднеся руки к голове.
— Это невозможно, — сказала я, начиная расхаживать по комнате. — Она бы не стала.
— Кто? — Спросил он.
— Абри Абердин. Мама Яна?
— Да?
— Она позвонила несколько дней назад и фактически пригрозила оставить ее сына в покое. Она считала эти отношения неблагоразумными, учитывая обе наши предыстории, считала, что это нанесет ущерб ее нынешним политическим целям. Она хотела, чтобы я пообещала оставить его в покое.
— Нелепо! — Воскликнул Пэмбрук.
— Она призналась, что у нее были политические связи в Лос-Анджелесе. Я не могу придумать другого человека, который мог бы это сделать. Сделал бы это мой отец? — спросила я Пэмми.
— Нет, он знал о поездке, был в восторге от потенциальной связи.
— Цифры, — сказала я, смеясь. — Так что остается Абри. Я просто не могу поверить, что она могла это сделать. Что теперь?
— У тебя нет выбора, Софи. Ты вернешься домой и встретишься с Рейнхольдом лицом к лицу.
— Я не могу оставить их сейчас, Пэмми. Просто не могу, — сказала я, изо всех сил стараясь не сломаться. — Это сделает все намного хуже.
— Если ты сейчас не встретишься с Рейнхольдом, твои юридические проблемы усугубятся. Для тебя было бы разумнее решить все сейчас.
Я посмотрела на Пэмми.
— Он бросит меня в тюрьму.
В ответ он пожал плечами.
Я недоверчиво улыбнулась ему.
— Я расплачиваюсь за свои прошлые грехи, Пэмбрук.
— О, — сказал он, беря меня за руку, — Я полагаю, ты уже заплатила за них в десятикратном размере, Софи. Когда ты расскажешь Яну?
Ян!
— Я не могу сказать ему. Не сейчас, Пэмми. Новость о том, что его мать сделала это, сведет его с ума!
— Он узнает, что ты уехала, дорогая.
— Знаю. Думаю, что смогу ускользнуть с тобой сегодня вечером, когда прилетит самолет. — Я трусиха.
— Ты даже не подумаешь о том, чтобы сообщить ему, что это сделала его мать?
И рискнуть, что она тоже откажет ему? Никогда!
— Нет, я не могу, это убьет его, Пэмбрук.
— Значит, ты позволишь ему поверить, что предала его? Неужели это действительно лучшая судьба?
Я кивнула, уверенная, что раскрытие тактики шантажа только навредит.
— Предан кем-то, кого он едва знает шесть месяцев, или своей матерью? — Не говоря уже о ее маленькой угрозе.
— Но зачем быть козлом отпущения? Зачем позволять ей уйти целой и невредимой? — подозрительно спросил он.
— Потому что я люблю его больше, чем ты можешь себе представить, — честно призналась я. Пусть он принимает это так, как ему заблагорассудится.
Пэмбрук улыбнулся мне, но выражение лица было печальным.
— Как бескорыстно, — сказал он мне, обнимая. — Кто бы мог подумать, что такой бескорыстный поступок, в свою очередь, причинит тебе столько боли?
— Не я, — честно сказала я.
Пэмбрук оставил мою ЧУ, и я огляделась, уверенная, что мне не нужно ничего брать обратно. Я незаметно раздала все свои вещи, оставив Мандисе — мое утешение. Я вернусь домой только с одной парой джинсов, рубашкой, обувью и зубной щеткой.
Вот почему Яну не показалось странным, когда мы вместе пошли попрощаться с Пэмбруком.
— Ты идешь? — спросил Ян, проходя мимо моего ЧУ.
Я кивнула, чувствуя, как тошнота поселяется в глубине моего желудка.
Я внимательно наблюдала за ним, слушая, как он рассказывает Пембруку обо всем, что им скоро понадобится. Пэмми послушно записал все это в свой блокнот. Я не сомневалась, что Пэмбрук сделает все без колебаний. Хотя я бы позаботилась о том, чтобы за все это были заплачены мои деньги.
Я наблюдала за руками Яна, когда он жестикулировал, когда говорил, и даже они выглядели усталыми. Мозоли на его ладонях и пальцах кричали, что о них нужно позаботиться, да, но я знала его достаточно хорошо, чтобы он проигнорировал мольбу. Его собственные потребности никогда не возникали до Масего, и это было прискорбно, потому что Масего всегда будет нуждаться в чем-то.
Я посмотрела на него, зная, что скоро попрощаюсь с ним, и эта знакомая пустота начала закрадываться внутри, заставляя меня уже чувствовать холод и одиночество. Мой желудок сжался при мысли о том, как он отреагирует, как истолкует мой уход. Но я была полна решимости. Я бы не несла ответственности за то, что его мать сделала его жизнь несчастной, не тогда, когда она так бессердечно и легко превратила мою нынешнюю жизнь в сущий ад.
Когда мы добрались до самолета, я крикнула ему, чтобы он остановился со мной.
Он подчинился, не задумываясь, и обнял Пэмбрука на прощание.
Чарльз, с которым я со слезами попрощался ранее, ждал Пэмми под люком, и они коротко поговорили друг с другом, прежде чем Пэмми поднялся на борт самолета.
— Ян, — тихо сказала я, сдерживая слезы.
Он повернулся ко мне, его озабоченное выражение ранило мое и без того раненное сердце. Что-то в его глазах загорелось пониманием.
— Я...
— Не смей, Софи, — сказал он. На его челюсти дернулся мускул. — Клянусь Богом, Софи Прайс.
— Ян, — сказала я, и непролитые слезы отступили.
Он придвинулся ближе, но я отступила, не в силах вынести его прикосновения без того, чтобы полностью не рухнуть. Он понял это и схватил меня за плечи, притягивая ближе к себе.
— Ты у меня в долгу, — сказал он сквозь стиснутые зубы. — Почему?
— Так и есть... Мне дали возможность вернуться домой, и я решила, что это к лучшему.
— Чушь собачья, — сказал он, слегка встряхнув меня в своем расстройстве. — Ты лжешь. Я знаю тебя, и ты лжешь.
Я избегала зрительного контакта, сосредоточившись на кончиках своих поношенных ботинок.
Те же самые туфли, которые неустанно работали со мной день за днем, ухаживая за Масего. Те же самые туфли, которые я носила, когда влюбилась в него.
— Посмотри на меня, черт возьми!
Я посмотрела на него снизу вверх.
— Ответь мне, — потребовал он. — Почему?
— Потому... Я уже сказала тебе. Мой ответ не изменится. Думаю, это к лучшему, — солгала я.
Он покачал головой взад и вперед.
— Ты не можешь уйти, — умолял он, прижимая меня к себе, как будто мог удержать меня там навсегда.
— Почему? — прошептала я ему на ухо.
— Потому что я влюблен в тебя.
Я крепко зажмурила веки и поцеловала его в загорелую щеку.
— Я тоже тебя люблю.
Я призналась... и ушла.
— Соф, — услышала я позади себя.
— Софи, — взмолился он более мягко.
— Соф, — еле слышно прошептал он.
Но я не ответила. Я просто продолжала идти, слезы лились каскадом в море мучительной боли.
— Софи Прайс, — крикнул он, в каждом слове слышались агония и враждебность. Я повернулась к нему лицом. — Ты оставляешь меня вот так, одного, и я никогда не смогу тебя простить. Не утруждай себя попытками вернуться. Если ты сядешь в самолет, я с тобой покончу!
У меня перехватило дыхание, и снова потекли теплые слезы. Я кивнула, подавляя очередной всхлип, и взяла себя в руки. Для него. Для него. Ради него, — напевала себе я. Оглушительный рев раздался позади меня, разбив мое сердце на миллион кусочков. Я проглотила свой собственный крик, ставя одну тяжелую ногу перед другой, отказываясь оборачиваться. Я знала, что если увижу его, потратив хотя бы секунду на то, чтобы взглянуть на него, я откажусь от всех угроз и уничтожу любое будущее, которое у него могло бы быть, если бы он когда-нибудь покинул Масего.
Ради него, я мысленно вздохнула, закрывая за собой люк.
Глава 26
Меня разбудил звонок телефона.
Сбитая с толку, я огляделась по сторонам. Моя комната. В Лос-Анджелесе было тихо и холодно. Тихо, холодно и пусто. Никакие сладкие детские голоса не будили меня. Я никогда не проснусь при виде ангельского лица Мандисы или могучего баобаба, никогда больше не буду ужинать с Чарльзом или Кариной. Мое сердце забилось сильнее от боли.
Карина.
Певучий голос моей великолепной Карины больше никогда не будет звучать в моих ушах. Я никогда не буду стоять в очереди за обедом с Яном и разговаривать с нашими учениками, поддразнивая или играя с ними.
Ян, Ян. Ян.
Мое сердце разрывалось от необыкновенного горя. Я никогда раньше не испытывала такой печали, никогда не смогла бы в полной мере передать, как сильно я хотела быть растянутой и разорванной на куски, если бы это означало, что это остановит боль в сердце, просто убережет от того, чтобы никогда больше не испытывать мук от тоски по Яну.
Я перекатилась на бок, а сотовый зазвонил еще раз. Я вытянула руку и ответила на звонок.
— Привет, — мой голос дрогнул.
— Софи, блядь, Прайс! — завыл мужской голос в трубке.
Спенсер.
— Привет, Спенс.
— Привет, Спенс? Привет, Спенс? Это все, что я получаю? — поддразнил он. — Я думаю, что я, по крайней мере, заслуживаю «О, Спенсер!» — напевал он фальцетом. — Давай же! Я не видел тебя и не слышал пять месяцев, Софи.
Я села, протирая сонные глаза.
— О, Спенсер, — невозмутимо произнесла я.
Он от души рассмеялся и глубоко вздохнул.
— Боже, как приятно слышать твой голос, Софи.
— Как у тебя дела? — Увильнула я.
— Я в восторге теперь, когда ты дома, — сказал он. — Вообще— то, я в твоей машине. Приехал забрать твою красивую задницу. Приглашаю тебя на ланч, детка. Небольшой праздник.
— Я правда не готова к этому, — сказала я ему.
— Софи, я не принимаю «нет» в качестве ответа. Если хочешь, я могу посигналить, пока твой отец не вызовет полицию.
— Хорошо, — смягчилась я. — Дай мне пять минут.
— Пять?
— Да, пять минут, пожалуйста.
— Но разве я только что не разбудил тебя?
— Да, и что?
— Софи Прайс нужно всего пять минут, чтобы собраться?
— Тише, Спенс. Я сейчас спущусь.
Я полежала с минуту просто назло ему, затем вяло почистила зубы, надела джинсы, футболку и какие-то черные конверсы. Я схватила толстовку из своего шкафа после того, как немного накрасилась. Я провела щеткой по своим прямым, как кость, волосам. Мои глаза горели при мысли о волнах, по которым Ян любил пробегать руками, когда они высыхали в косе. Я побрызгала немного духами и даже не взглянула дважды на свое отражение.
Я вышла из парадной двери и пошла по дорожке вниз к его машине. Я подавила желание закатить глаза от реакции Спенсера.
— Кто ты, черт возьми, такая? — Спросил он меня.
Мои руки поднялись к бедрам.
— О чем ты?
— Я хочу знать, что ты сделала с богиней секса Софи Прайс?
От прозвища у меня скрутило живот.
— Я больше не та девушка.
Он пристально изучал меня, склонив голову набок.
— Очевидно, — заявил он, и я не была уверена, как интерпретировать его реакцию, пока он не подхватил меня на руки и не развернул. — Мне нравится эта Софи. Выглядишь расслабленной и способной повеселиться. Ты все так же прекрасна, как и всегда, но добавь беззаботности в этот микс, и это новая Софи. Мне нравится. Тебе идет.
Я наклонила голову.
— Спасибо.
Он открыл для меня дверцу, и я села внутрь.
— Как тебе удалось приехать раньше? — спросил Спенсер, скользнув на гладкое водительское сиденье.
Я фыркнула.
— Ты не захочешь этого знать. — Я немного приподнялась на своем сиденье. — Как ты вообще узнал, что я дома?
— Пэмбрук написал.
Я не знала, чему быть более ошеломленной. Тот факт, что Пэмми связался со Спенсером, или тот факт, что он сделал это по смс. Я улыбнулась, зная, что он сделал это, потому что знал, что мне нужен друг.
Я не обращала внимания на то, куда мы направлялись, пока он не подъехал к Плющу.
— О нет, нет, нет. Не сюда, — сказала я ему, сидя неподвижно. Мои пальцы теребили губы, отчаянно желая уехать.
— Почему нет? — озадаченно спросил он.
— Я не готова видеть никого из наших знакомых.
— Черт, — внезапно сказал он.
Сав постучала в мое окно, напугав. Я повернулась в сторону Спенсера и одарила его самым злобным взглядом. Прости, одними губами произнес он.
Я вышла, и она посмотрела на меня с явным презрением при виде моего внешнего вида.
— Софи? — спросила она, вызывающе приподнимая свои солнцезащитные очки, как будто это могло изменить то, что на мне надето. Смешок сорвался с ее губ, прежде чем она сдержалась. — Эм, как ты? — спросила она, опуская очки обратно на свой сделанный нос.
— Со мной все в порядке. Как у тебя дела? — Спросила я.
— Мне никогда не было лучше, — сказала она, не скрывая очевидного удовольствия, которое она получила, увидев, как ее могущественная королева так сильно упала. Вряд ли она знала, насколько мне было наплевать на то, что она или кто-либо другой думали обо мне. Я просто не хотела, чтобы меня пинали, когда я уже лежала.
Саванна повела нас в ресторан, и Спенсер пристроился рядом со мной.
— Если бы я знал, я бы никогда этого не сделал, Софи.
Я взяла его под руку, чтобы успокоить.
— Все в порядке, Спенсер. Я выживу, — сказала ему, улыбнувшись.
Его глаза на мгновение расширились, прежде чем он увидел остальных.
— Я все еще очень сожалею.
Я сжала его руку, чтобы заверить, что все в порядке.
Мы сели за два сдвинутых вместе стола. Мы сидели по два человека друг напротив друга, драматично заявляя о себе с размахом, выставляя напоказ свои нелепые шмотки.
Куда бы я ни посмотрела, шарф Hermès, сумка Fendi, часы Patek Phillipe мелькали у меня перед глазами. Раньше, все, о чем я могла думать, когда видела эти вещи, было то, что я тоже хотела или нуждалась в них, но после Масего? Все, о чем я могла думать, это о том, что, если бы я заложила эти вещи, я могла бы купить им еду на целый год, купить новый генератор или даже новое здание.
Все они встретили меня недоверчивыми глазами и снобистским презрением. Мне хотелось закричать им в лицо: «Это деньги ваших родителей! Не ваши!», но это не принесло бы никакой пользы.
Справа от меня сидели Грэм, Сав и Брок, по-видимому, воссоединившиеся, затем Спенсер и Виктория. Они продолжали разговаривать сами с собой, намеренно исключая меня. Глазурью на торте стало то, когда Эли приехала с Брентом.
Мое лицо вспыхнуло ярко-красным, когда Брент кивнул мне вместо того, чтобы поздороваться. Эли взяла Брента под руку в явной попытке пометить свою собственность. Я молила Бога, чтобы все исчезли, кроме них, чтобы я могла извиниться. Оглядев стол, я поняла, что обидела каждого из своих приятелей за обедом.
Внезапно, желание убежать стало заметным.
Я сидела тихо, молясь, чтобы для меня это быстро закончилось. Подошла официантка и приняла у всех заказы, случайно перескочив через меня. Спенсеру пришлось звать ее. Я почувствовала себя так, словно меня ударили в живот, когда они все усмехнулись мне под нос, пряча смех за ухоженными руками.
Но потом я напомнила себе, что заслужила это даже от такой эгоистичной и неосведомленной группы, как эта, потому что я их создала. Я никогда по-настоящему не сожалела ни о чем, что сделала до Масего, но, конечно, сожалела после.
— Итак, Африка? — спросила Виктория, со смехом произнося это с акцентом девушки из долины по-африкански.
— Да, — сказала я их прикованным взглядам, надеясь, что одного ответа будет достаточно.
— Ты типа видела львов и прочее дерьмо? — спросил Грэм.
— Да, — сказала я им.
— Так кого из них, львов или дерьмо? — добавил он, как будто был умным.
— И то, и другое.
— Это типа поэтому ты выглядишь так, как сейчас? — спросила Сав, заставив весь стол разразиться смехом.
— Как? Удобно? Или без тошнотворно заметного количества одежды от кутюр?
— Твой отец потерял все свои деньги? — подколола Сав, игнорируя мои собственные вопросы.
— Насколько мне известно, нет, — заявила я.
— Тебе серьезно нужен макияж, — добавила Виктория, ее ногти очертили рамку вокруг моего лица.
— Только что, — намекнула я, имея в виду свое сердце и душу.
Каждый из них посмотрел между собой претенциозно и молча признал одним взглядом, что они теперь думают обо мне, за исключением Спенсера. Спенсер, казалось, пребывал в блаженном неведении, какими придурками они все были, но явно осознавал, как мне было неловко.
— Нам с Софи нужно идти, ребята.
Он резко встал, положил на стол несколько купюр и проводил меня с моего места. Когда мы уходили, из-за стола разом раздался взрыв отвратительного смеха. Мои плечи опустились сами по себе, но Спенсер обнял меня и выпрямил.
— Ты разорвала порочный круг, — прошептал он с недоверием, его глаза сияли от восхищения.
Глава 27
Я была дома два дня, и мне еще предстояло увидеть своих родителей. Я не могла сказать, было ли это из-за того, что я практически жила в своей постели, более подавленная, чем когда-либо могла себе представить, скучая по Яну, или потому, что они не удосужились прийти и повидаться со мной, хотя меня не было несколько месяцев.
Утром второго числа у меня было тяжело на сердце, я знала, что мне придется предстать в суде перед Рейнхольдом. Я проснулась, надела джинсы и футболку, мне было наплевать. Я знала, что меня посадят. Это был момент, которого Рейнхольд так долго ждал.
Зал суда был точно таким, каким я его помнила. Холодный, одинокий и лишающий надежды. Мне показалось, что у меня перехватило дыхание в ту секунду, когда поставила ногу внутрь. Я встретила Пэмбрука за столом и села.
— Это простое слушание, — сказал он мне, устраивая свою сумку на столе. Он налил мне стакан воды и поставил передо мной. — Судья укажет, в чем тебя обвиняют, ты сделаешь заявление о признании вины, которое, конечно же, будет «невиновна». Советую не говорить ни слова.
— Пэмбрук, — сказала я, принимая его суровый вид, — на этот раз ты не можешь выступить в качестве моего «адвоката»?
Он мягко улыбнулся.
— Сиди тихо, дорогая. Я обо всем позабочусь.
От этого у меня защемило сердце, но я кивнула в знак согласия.
Позаботиться обо всем. Обо всем, кроме того, что я хочу вернуть.
Рейнхольд вошел в зал, мантия развевалась за его спиной.
Мне сразу же захотелось блевать.
— Всем встать, — сказал судебный пристав, — Заседание этого суда, председательствует достопочтенный судья Фрэнсис Рейнхольд.
Рейнхольд сел, и мы последовали его примеру. Он начал просматривать бумажные документы за своей трибуной, и тишина была оглушительной. Мои руки начали дрожать, поэтому я прижала их к бокам и уставилась на свои ноги. Я мельком оглянулась, когда двери открылись и вошел Спенсер, помахав рукой и сев на скамейку прямо позади меня. Он был единственным присутствующим, но это позволило мне немного успокоиться. Меня все еще трясло, но тошнота прошла.
— Софи Прайс, — прогремел голос Рейнхольда. Он посмотрел прямо на меня и пронзил меня своим взглядом: — Вы обвиняетесь в нарушении условий Вашего приговора. Вы признаете себя виновной?
Мы с Пэмбруком встали.
— Мой клиент не признает себя виновной, — объявил Пэмбрук.
— Хорошо. Что скажет сторона обвинения?
— Ваша честь, — сказал прокурор, обращаясь к суду, — мы ходатайствуем об освобождении мисс Прайс по истечению срока.
Мое дыхание со свистом вырвалось из легких, и я сразу начала задыхаться.
Пэмбрук комично хлопнул меня по спине, чтобы я могла дышать, и пожал плечами в сторону Рейнхольда. Рейнхольд пригвоздил меня взглядом, который кричал: «Возьми себя в руки!» Я откашлялась от удушья и сжала губы вместе.
— Не могли бы Вы объяснить? — спросил он прокурора.
— Да, мы хотели бы вызвать свидетеля для дачи показаний, Ваша честь.
— Вы знали об этом? — спросил он Пэмми.
— Нет, Ваша честь.
— Возражения?
— Если обвинение примет решение об освобождении, то мы с клиентом будем довольны их свидетелем.
Рейнхольд на мгновение замолчал, размышляя, согласиться ли на свидетеля, и я затаила дыхание.
— Ладно, — сказал он. — Вы можете сесть, защита.
Мы с Пэмбруком сели.
— Пэмми, кто это? — спросила я себе под нос.
— Честно говоря, понятия не имею, — сказал он.
Как раз в этот момент двери открылись, и я подумала, что мои глаза обманывают меня. Я медленно моргнула, прежде чем протереть глаза. Когда я снова открыла их, я обнаружила то, что считала всего лишь иллюзией.
Ян.
Я встала и побежала к нему, но Пэмми остановил меня, подняв руку.
Он покачал головой, и я была вынуждена сесть. Увидев его впервые после отъезда, я почувствовала себя невероятно и в то же время ошеломляюще.
Мне нужно было его прикосновение, но в то же время я так боялась, что он все еще имел в виду то, что сказал. Я не хотела знать, но в то же время отчаянно хотела.
Он двинулся к свидетельской трибуне, лишь мельком взглянув в мою сторону, пронзив меня копьем в живот. Когда он подошел к трибуне, рядом с ним появился судебный пристав с Библией в руке.
— Положите правую руку на Библию, — приказал судебный пристав, и Ян подчинился. — Назовите свое имя, — сказал он.
— Ян Абердин.
— Вы торжественно клянетесь, что показания, которые Вы можете дать по делу, находящемуся сейчас на рассмотрении этого суда, будут правдой, только правдой и ничем, кроме правды, да поможет вам Бог?
— Клянусь.
Я громко сглотнула.
— Мистер Абердин, — начал прокурор, — какова Ваша должность в угандийском приюте Масего?
— Технически я там учитель, но, полагаю, Вы также можете считать меня мастером на все руки. Я чиню изгороди, время от времени принимаю роды теленка, помогаю в неотложных медицинских ситуациях и тому подобное.
— Вы присутствовали в Масего в течение всего срока пребывания мисс Прайс?
— Да.
— И Вы являетесь официальным представителем Масего?
— Да.
— Тогда расскажите суду, мистер Абердин, о своем опыте общения с мисс Прайс во время ее пребывания там.
— В тот день, когда Софи приехала в Уганду, — начал он...
В течение следующих полутора часов Ян рассказывал суду всю нашу историю, опустив ту часть, где мы безумно влюбились друг в друга. Это была невероятная история, особенно если слушать ее целиком, и я обнаружила, что плачу. Я огляделась вокруг и заметила, что в зале, похоже, плакали все.
Но он ни разу не посмотрел мне в глаза за все время, и это ранило мое и без того кровоточащее сердце. Он собирался помочь мне, да, но он не хотел иметь со мной ничего общего, кроме спасения.
Когда он закончил, обвинение отпустило его, и он сел на противоположной стороне зала суда, ожидая решения судьи Рейнхольда. Я посмотрела на него, умоляя взглянуть в мою сторону, но его взгляд, устремленный в переднюю часть зала суда, был неподвижен.
— Софи? — Услышала я.
Я повернулась к Рейнхольду.
— Э-э, простите, что Вы сказали? — спросила я его.
Рейнхольд глубоко вздохнул. Коротко постучав молотком:
— Я закрываю Ваше дело по истечении срока. Вы можете идти, мисс Прайс. — Рейнхольд встал, и остальные присутствующие в зале суда последовали его примеру. Он сделал движение, чтобы уйти, но остановился. — Прежде чем я уйду, мисс Прайс, — сказал он, поворачиваясь ко мне, — знайте, что Ваше наказание — самое удовлетворительное из всех, которые я когда-либо назначал. — Он склонил голову в знак уважения, и я кивнула в ответ.
Когда Рейнхольд ушел, я повернулась, готовая бежать в направлении Яна. Я обежала вокруг стола, отодвигая стулья со своего пути, мое сердце подпрыгнуло к горлу, не отрывая взгляда от его божественного лица.
Все сразу бросились ко мне, поздравляя и пытаясь обнять. Спенсер атаковал меня, целуя в щеку и поднимая на руки. Я изо всех сил пыталась слезть, все еще глядя в сторону Яна. Наконец, он коротко посмотрел мне в глаза, прежде чем пройти через двойные двери и скрыться из поля зрения.
Я вырвалась и побежала к нему.
— Ян! Ян! — Я продолжала кричать, пока проходивший мимо офицер не приказал мне замолчать.
Я пробежала по всему коридору, но его нигде не было видно. Я нажала кнопку лифта на первый этаж, но мне было слишком нетерпеливо наблюдать, как он медленно поднимается до меня, поэтому я распахнула дверь пожарного выхода и пробежала четыре пролета до первого этажа. Я задыхалась, когда выскочила из двери на этаже. Мои глаза искали его по всему мраморному вестибюлю. Его там не было. Я бросилась к широким деревянным входным дверям и выскочила на ступени. Обнаружила его как раз в тот момент, когда он садился в такси. Я сбежала по ступенькам, выкрикивая его имя и размахивая руками над головой, но он уехал. Мое разочарование было сокрушительным. Я тяжело упала на нижнюю ступеньку и зарыдала в ладони.
— Почему он просто сбежал? — холодно спросил Спенсер рядом со мной, глядя в ту сторону, куда он уехал. Я пристально посмотрела на него. Его руки были засунуты в карманы.
— Потому что он думает, что я предала его, — сказала я.
Он оторвал взгляд от улицы и посмотрел на меня внизу.
— Ты не сделала этого? — спросил он.
— Нет, я... меня шантажировали.
— Ничего себе, — сказал он, наклоняясь, чтобы сесть рядом со мной. Он откинулся назад, опершись на локти. Он оглянулся на улицу, избегая зрительного контакта. — Ты влюблена в него, — констатировал он как факт.
— Да.
Спенсер вздохнул, поворачиваясь ко мне.
— Тогда какого черта ты здесь делаешь, Софи Прайс?
— Я не знаю, где он остановился, — объяснила я.
— И когда что-то столь мелкое, как это, когда-либо останавливало такую бурную силу, как ты, девочка?
Я улыбнулась ему.
— Никогда, — честно ответила я ему. Его улыбка немного дрогнула. — Мне очень жаль, Спенс.
Он отрицательно покачал головой.
— Не надо, детка, — сказал он, подмигивая. — Ко мне выстроилась очередь. Они ждут меня, пока мы разговариваем, — сказал он, протягивая руку.
Он поддразнивал, но печаль в его голосе беспокоила меня. Я так сильно любила Спенса, но знала, что не могу сказать так много, потому что это было бы жестоко. Поэтому я просто улыбнулась ему, прижимаясь плечом к его плечу.
Он поднялся и отряхнул штаны сзади. Я встала и обняла его.
— Софи Прайс, боюсь, ты будешь единственной, кто сбежит, — сказал он мне на ухо. Он отстранился. — Ты знаешь, как решить эту проблему? — пошутил он. Я отрицательно покачала головой. — Это большая проблема.
Он поцеловал меня в щеку и ушел, вертя ключи в руке и насвистывая, направляясь к своей машине.
Глава 28
Я дважды постучала, но никто не ответил.
В нетерпении я направилась обратно в вестибюль Яна.
— Извините, — сказала я консьержу, — Вы не могли бы проверить, Ян Абердин все еще проживает здесь?
— Конечно, мисс. — Он защелкал по клавишам.
— Мне жаль, но мистер Абердин выписался.
Мое сердце бешено забилось.
— Спасибо, — сказала я ему, прежде чем вернуться к своей машине, запрыгнуть в нее и помчаться домой.
Я набрала номер своего мобильного.
— Пэмми?
— Да, дорогая? Фантастическая работа сегодня в суде, — сказал он. — Я как раз говорил об этом твоему отцу.
В моем горле образовался комок.
— Я... Пэмми, послушай, мне нужно, чтобы ты сделал мне одолжение. — Я лавировала между двумя полуприцепами, почти подрезав один. Неудивительно, что вы не должны разговаривать или переписываться за рулем. — Ты можешь узнать, вылетит ли Ян обратно сегодня вечером?
Он вздохнул.
— Сначала вернись домой, твоему отцу нужно с тобой поговорить.
— Пэмми! — крикнул я в отчаянии. — Пожалуйста, Пэмми, ты можешь просто проверить для меня?
— Возвращайся домой, дорогая. Я посмотрю, что смогу выяснить.
— Спасибо! — сказала я, нажимая «Отбой» и бросая телефон на пассажирское сиденье.
Пятнадцать минут спустя я заехала на подъездную дорожку к дому родителей и в гараж. Я выключила зажигание и уже собиралась выйти, но поняла, что забыла свой телефон. Я наклонилась, чтобы взять его.
— Ты богата, — услышала я за спиной, удерживая себя на месте.
У меня мгновенно пересохло во рту, руки задрожали, дыхание стало затрудненным. Я вылезла из машины и закрыла дверь, прислонившись к ней.
— Нет, родители богаты, — сказала я ему, подражая тому, что он сказал мне за пределами своего собственного дома в Кейптауне.
Он улыбнулся мне.
— Я понимаю.
— Это меняет твое мнение обо мне? — Спросила я.
— Вряд ли, — сказал он мне, плутоватая улыбка играла на озорном лице.
Мы стояли и смотрели друг на друга.
— Моя мама рассказала мне все, — сказал он.
— Мне жаль.
— Нет. Мне жаль. За то, что она сказала. За то, что я сказал. Я просто... прости.
— То, что ты сделал для меня в суде. Это было... невероятно. Спасибо.
— Я бы сделал это снова и снова, если бы это означало твое освобождение.
Я улыбнулась. Мы стояли, снова уставившись друг на друга.
— Кто был тот парень в здании суда? — спросил он, невольно сжимая кулаки по бокам.
— Это Спенсер.
— Спенсер. Спенсер, который пригласил тебя на танцы той ночью?
— Да.
— Он влюблен в тебя, ты же знаешь.
— Нет, я...
— Да. Я видел это, — холодно ответил он, придвигаясь ближе, — но это ничего не значит.
— Неужели? — спросила я, вопросительно приподняв одну бровь.
— Да, потому что ты принадлежишь мне, Прайс. — Я открыла рот, чтобы уточнить, что именно это значит, но он оборвал меня. — И прежде, чем ты начнешь спорить со мной, — продолжил он, быстро схватив меня и крепко прижав к своей груди, высасывая из меня все дыхание. Он поднес обе руки к моей шее. Я чувствовала, как его сердце бьется рядом с моим. — Ты хочешь знать, почему я уверен в этом?
Я просто кивнула, не в силах вымолвить ни слова.
— Вот откуда, — сказал он, прежде чем прижаться своим ртом к моему.
Эпилог
Ян
Ян повалился на меня сверху на матрас, томно целуя плечи и ключицы, а затем, как будто не мог дождаться, его губы в бешеном темпе