— …Крис… Крис…
— Ребята, надо что-то делать. Нельзя его так оставлять.
— Ну сделай.
— Жив ещё?
— Живей нас… Румянец появился.
— Костя, ты подумал то же, что я?
— Угу…
— Что — угу?
— Кажись, родственничек выискался… по линии жены.
— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. Зато не будем искать переодетых женщин.
— Теперь понятно, почему она заговорила о его родителях.
— Об их родителях, ты хотел сказать?
— Угу.
— Смени пластинку.
— Угу.
— Костя!…
— Я думаю.
— Ну думай… Съесть бы что-нибудь… запить.
— …О!… отбивные… Андрей, ты гений!
— Я знаю… Где вино?
— Даже открыто… Из горла?
— Из лужи приходилось.
— Не напоминай, а то опять в лагерь отправят.
— Некому, — Крис в отключке.
— Миш, присоединяйся.
— Спасибо, не голоден.
— О чём задумался?
— О нём. Мы так мало знакомы, не считая лагеря, а у меня сердце болит.
— Ну ты у нас особенный… Слышь, Андрей, Мишка собирался Амина переправить американцам, чтобы шкуру его пропащую спасти. Представляешь? Похитить и продать.
— Представляю… А мне в тайге тигрица жизнь спасла…
— …Самурай, ты чего!…
— Старатели застрелили детёнышей… она взбесилась… мне пришлось её убить, чтобы не наделала беды. До сих пор не могу себе простить.
— …Семь лет назад по телевизору показали документальные кадры… мальчишка лет двенадцати умирал от передоза героина. С тех пор торгую только травой и не смотрю телевизор.
— И всё?
— Отлавливал дельцов, вырубал, потом звонил ментам.
— Хоть что-то…
— Ну да. Пока менты по-хорошему не попросили больше так не делать. Добрые…
— …Только бы очнулся.
— Хорошо бы его на сестрицу натравить. Интересно, — кто кого.
— Интересно или любопытно?
— Разве не одно и тоже?
— Дурак ты, Костя, хоть и умный.
— Спасибо.
— За что?
— За дурака конечно.
— Костя, как ты познакомился с Ларисой?
— Не называй её так. Алорис она, — значит Алорис, и точка.
— Алорис… Алорисcия… Красивое имя…
— И сама ничего… Хоть сейчас на обложку журнала «Вог»… Как рассказывать… Мне по паспорту было тридцать, ей восемнадцать. На самом деле шестьдесят семь, а сколько ей, только Крис нам скажет… если очухается.
— Он жив, это главное.
— …Пошёл на танцы, и сразу увидел её… И понял, — всё, пропал. А как знакомиться — ума не приложу… Подошёл к музыкантам. Сыграйте, говорю, тарантеллу. Какую, спрашивают, Беллини? Да по мне хоть хреллини, лишь бы ритм был!…
— Ты танцуешь?
— Танцевал… под её дудочку… баран.
— Самокритично… А что она?
— Что, что… как вцепилась в меня, так и не отпускает до сих пор.
— Любовь…
— Дурак ты старый…
— Ну, ты-то у нас молодой.
— …Колодцы эти… Э-эх!… Вернуться бы лет на двадцать назад!… Чтоб без них… Как бы мы с Лариской жили!… Как я её любил… Столько лет!… Всё впустую.
— Впустую, говоришь? Напраслину наговариваешь.
— Это почему же?
— Если бы я захотел вернуться туда, откуда ушёл, значит чувства живы… Хотя бы только там, но живы… Махнём не глядя?
— Серьёзно?… Нет, ты серьёзно говоришь?
— Ты действительно молодой. Душа молодая.
— Андрей, не лечи.
— Посмотри на Криса, на Михаила. Лица свежие, а в глазах… Будто им не по девяносто, а раза в два больше.
— Ну, жизнь такая.
— Где ты бывал до Афганистана?
— Везде, где стреляли… В Сирии, на Голанских высотах… в Южной Африке… в Анголе и Мозамбике… в Чили побывал.
— На чьей стороне?
— Ни на чьей. Мародёров убивал.
— Много положил?
— Я считал?… Кто попался… Боялись пуще смерти. Стоило появиться в своём траурном наряде… Весело было.
— С тобой всё ясно.
— Что ясно?
— Потом скажу.
— Ладно, подожду, я терпеливый… Мне бы только Лариске в глаза посмотреть… последний раз.
— Почему последний! Думаю, — что Крис…
— …Так, ребята, чтобы вы не думали, но Криса в обиду не дам. Без него мы — три полудурка, которых по недоразумению Господь к себе не призвал.
— Гора с плеч. Я думал, так и будем за жизнь трепаться.
— …Просыпается… Крис, ты как?
— Жрёте, значит! А мне?…
— Не вопрос. Только вилок нет, — извини.
— …У-ух, как проголодался… «Мурфатлар»?… Дай сюда… Ах, как хорошо…
— Рассказывай.
— Всё?
— В Начале было Слово… И далее по тексту.
— Вы действительно этого хотите?
— Любопытствуем, понимашь.
— Ну, раз по заявкам слушателей… Вопрос-то выеденного яйца не стоит. Но есть одна загвоздка… маленькая такая… В общем… Родился я, ребята, в Мексике, в семье испанских переселенцев. Случился сей знаменательный факт в День святого Валентина, как сейчас говорят, — четырнадцатого февраля одна тысяча семьсот восемьдесят третьего года.
— Братья Гримм отдыхают. А так всё хорошо начиналось…
Затянувшееся детство
— У нас была хорошая семья, дружная… Алориссия появилась на свет, когда мне было три года.
— Ну, что я говорил!
— …Костя, помолчи.
— …Родители рассказывали, как я пытался узнать секрет устройства глаз у новой красивой куклы, — а сестра тогда уже была красавицей… Мама всегда вовремя останавливала.
— Может не надо было останавливать, а?…
— …Кот, последнее предупреждение.
— Имею право на своё мнение?
— Обязанности у тебя остались, а права закончились. Всё.
— …Ребята, перестаньте. Вы мне все одинаково дороги.
— Крис, что произошло? Тебя как будто подменили.
— Есть маленько… Рич, не смотри такими глазами.
— Не помню шрама на запястье.
— Мелочи, скоро рассосётся.
— Откуда?
— Битое стекло.
— Повторяю свой вопрос.
— Только не пугайтесь… Сколько времени я лежал без сознания?
— Ну… полчаса наверно.
— А по моим часам полмесяца. Понятно?
— Нет, конечно.
— Слава Богу! Не один я нормальный.
— Ты нормальный? Ущипните меня.
— Ненормально всё знать и понимать.
— Так бы сразу и сказал… Продолжай про сестру.
— …Про его сестру я и сам всё могу рассказать. Ты нам…
— Как ты надоел… Почему Лариска раньше тебя не прикончила?… по любви что ли?
— …Кот, заткнись…
— И с ним сработало. Во как!
— …Как ты это сделал?
— Вот так — щёлк, и тишина.
— Полезное приобретение… Ну, что дальше?
— С пяти лет я сидел в седле, в шесть — стрелял из детского ружья, к семи годам отец уже брал меня на охоту.
— Любой современный пацан умрёт от зависти.
— Я сам умереть мог. Охотились мы не только на кроликов и перепелов.
— У вас было хозяйство?
— По местным понятиям это трудно было назвать хозяйством. В общем, не фермеры и тем более не плантаторы. Отец был вольным стрелком, а мама не горела желанием что-либо менять в нашей беспокойной жизни.
— Сын, помоги одеться сестре.
— Отец, а мама?
— И мама с нами пойдёт. В этом сезоне последняя возможность попасть на пирамиду, а до следующего самому ждать не хочется.
— …Элиас, я готова… Что ты на меня смотришь?
— …Как ты прекрасна, Мария… прекрасней всех на свете.
— А наша дочь?
— Алориссия — твоё отражение в звёздном свете, блик луны на зеркале горного озера…
— Элиас, остановись, иначе пирамиде придётся дожидаться нас ещё полгода.
— Ты права, дорогая… Где наша принцесса Алориссия?… Иди ко мне, моя малышка… В путь!
— Я нашёл эту тропу случайно. Давно хотел посмотреть на долину с её вершины, но продираться сквозь заросли не хотелось.
— Я бы пробрался.
— Да сын, ты смог бы. Там есть звериные тропы. И малый рост в этом случае твой помощник. Но тогда ни я, ни мама не смогли бы стоять рядом с тобой.
— А сестра?
— Алорис ещё слишком мала, чтоб её можно было доверить мальчику. Но запомни хорошо, мой сын, — настанет время, когда ты будешь для неё самой верной, надёжной и единственной опорой и надеждой.
— …Элиас, что ты такое говоришь! Хочешь накликать беду на нашу семью?… Хесус Мария… Хесус Мария…
— У меня тяжёлое предчувствие, жена… Но не будем о нём. Нас ждёт вершина мира!
— …Крис, твой отец действительно был таким безбашенным, чтобы таскаться по каким-то древним пирамидам?
— Что было — то было. В его жилах текла кровь конкистадоров. Ему бы родиться лет на двести раньше.
— И тебе, соответственно, тоже…
— Возможно… возможно…
— …Во трепло. Но слушать антиресно. Даже сердце застучало.
— Крис, твоя магия…
— Да не магия это, сколько говорить!
— …Я знаю, почему Кота отпустило.
— …Крис расслабился.
— Это история и его семьи.
— …Ну хоть кто-то за меня вступился.
— За тебя все вступаются, только не ценишь.
— …Вы знаете, в его болтовне всегда есть смысл. Он подстёгивает нас. Пусть говорит, когда хочет.
— Спасибо, Крис. Когда с сестрёнкой договоришься, — убейте меня быстро.
— Ты совсем с катушек слетел, Котяра?
— Папа завещал ему заботиться о маленькой сестричке. Правда папа не знал, в кого она превратится к старости… Двести двадцать лет!… Где были мои глаза?
— …Крис, ты не поторопился, открывая ему рот?
— Я дождусь.
— Чего?
— Скоро сам замолчит.
— …Ну прям вылитая Лариска!… То есть тесть. Я правильно говорю?
— Правильно… Однако отец не ведал, что нас ожидает после того, как я сделаю последний шаг к вершине вслед за младшей сестрой…
— …Элиас, где мы?
— Кристиан, держись за маму… Мария, возьми Алориссию…
— …Мама, куда подевались горы?
— Это дьявол хочет нас испугать… Не бойтесь, дети, отец нас в обиду не даст.
— Отец, отец, посмотри!…
— …Элиас, здесь люди!… Я узнаю их язык. Это…
— Мария, я знаю французский… Что-то здесь не так… Ждите и не трогайтесь с места, чтобы не случилось, — я скоро вернусь.
— Скажите, что это за город?
— Ты что, выпил всё, что было в таверне?… или с луны свалился?
— …Да ты посмотри на его лохмотья! Наверно с той испанской каравеллы, что прибыла вчера вечером.
— Здорово же ты отметил прибытие в порт, приятель. Опохмелиться не желаешь? Мы испанцев не обижаем.
— Давно не обижали.
— Очень давно.
— …Так какой же это город!
— Марсель, дубина. Протри глаза!
— …Пошли отсюда. Полоумный какой-то.
— …Ну и рожа…
— Думаешь, остальные испанцы лучше?
— Ещё хуже!
— Лучше марсельца может быть…
— …только марселец…
— …Мария… мы в Марселе. Это Франция.
— Значит не наваждение… Что же с нами будет… с детьми…
— Я что-нибудь придумаю. Ты мне веришь?
— Да, Элиас. Только тебе.
— Пойдёмте, сначала нужно найти ночлег. Потом решим, что делать дальше.
— …Мы колесили по городам и странам, не задерживаясь нигде больше полутора–двух лет. И это было самым большим горем для моих родителей. Мать была на грани безумия, но даже этой отрады она была лишена… Отец освоил множество профессий — от портового грузчика до скупщика краденого барахла, мама работала то прислугой, то торговкой на рынке, научилась гадать на картах не хуже любой цыганки…
— Что вас вынуждало мотаться из обживаемых мест?
— Причина проста как дважды два. Дело в том, что родители не старели, и люди начинали обращать на это внимание.
— Ну это мелочи.
— …Но самое главное — мы с Алориссией не росли, не взрослели. Мы остались в том возрасте, в котором сделали тот роковой шаг на «вершину мира», как любил говорить наш… отец… Господи…
— …Если Лариска одумается — прощу всё. Даже то, что ещё не совершила.
— …В конце двадцатых мы побывали на родине наших предков в Кастилье. Но задержаться там не смогли по тем же причинам. И отец предпринял отчаянный бросок. На сей раз в Италию.
— Мой сеньор, я могу выполнять любую работу, которая помешает нам пойти ко дну.
— Элиас, мы отправляемся в края, где даже Божественные Законы исполняются иначе. У тебя маленькие дети. Ты о них подумал?
— Да, сеньор Гарибальди. Я только о них и думаю.
— Ты не знаешь, что нас ожидает в России. Что говорить, — даже я не могу этого знать, хоть мы давно с ней торгуем.
— Я полагаюсь на Ваши мудрость и опыт, мой сеньор. Что остаётся бедному испанцу, у которого ничего не осталось, кроме семьи и Бога в сердце!…
— Ты католик?
— Да, мой сеньор.
— Что ж, да будет так! И да поможет нам Господь наш, во Всемилостившем могуществе Своем не оставляющий нас, чад и рабов Его! Аминь… Встань… встань, Элиас Аламейда… Твой сын хочет быть моряком?
— Он будет солдатом, мой сеньор, как его отец… как настоящий испанец.
— Значит, так тому и быть.
— …В апреле тридцать третьего на шхуне “Клоринда“ мы оказались в Таганроге. В России, ставшей на полтора с лишним столетия нашим домом. Для меня и сестры. И где в безвестной могиле похоронены наши родители… Что сказать… Жизнь в России ничем не отличалась от жизни в Европе. Проблем с документами особых не было, и мы как перекати–поле меняли города на другие города. Пока однажды отец не совершил вторую в своей жизни ошибку, сделавшую меня и сестру круглыми сиротами. Вы сможете меня понять. Ведь моя семья не разлучалась сто тридцать пять лет. И мой жизненный опыт — это всего лишь опыт семилетнего мальчишки, застрявшего между школьными учебниками… Мне больше нечего добавить.
— Крис, как вышло, что твой отец стал британским подданным?
— Вот это и была его фатальная ошибка. Ему могли простить многое, но перемена гражданства с возвращением в Россию — это уже слишком. Он не учёл фактор быстрой смены власти. За что и поплатился.
— Да, Крис… да… Тебе слова нужны или помолчим?
— Видишь этот шрам, Ричи?… Это всё, что осталось мне в память об отце, о моих родителях. Свидетельство последней попытки отдать им сыновний долг… Не хочу, чтобы кто-то оказался на моём месте, это неправильно… Константин, помоги мне…
— Что ты хочешь?
— Спасти сестру и… и вашего сына. Он ведь тоже немного… Аламейда.
— Ты с ума сошёл…
— О, это для меня не новость! Новость то, что я не хочу делать это тайком ото всех… Знаешь ли, я всегда считал себя порядочным человеком. Не буду нарушать последовательность. Ну, что?… поможешь?… или мне как всегда в одиночку?
— …Крис, ты меня не спросил.
— …Меня тоже.
— Мне что, к каждому в отдельности?
— Да уж не переломишься, не гранд испанский.
— А вам откуда знать! Может и гранд. Да и какая разница. Я всего-навсего хочу спасти остатки своей семьи. Ну и весь мир заодно. Не пропадать же ему, а?…
Два–Аламейда–два
— Крис… Ну точно братья Гримм…
— Ты мне не веришь?
— В том-то и дело, что верю. Вариантов немного… Как бы то ни было на самом деле — ты ничего придумать не мог. Это факт. Так же факт, что ни повреждённые Колодцы, ни твой племянник никуда не делись. И твоя сестра… Как поступить с ней?
— Рич, оставь, с сестрой будет… говорить… Да. Андрей.
— Я?
— Рич не может, Костя пристрастен. Остаёшься ты.
— А ты?
— У меня дела.
— Что ещё за новости!
— Всё потом… Костя, покажи дорогу к твоему сыну.
— Сейчас… собраться…
— Я не просил сопровождать. Просто покажи.
— Ты в своём уме?
— Да. И мы до сих пор в Колодце. Просто вспомни, остальное не твоя забота.
— Хорошо… сейчас…
— Ребята, я пойду, а вы сестру не обижайте, пожалуйста. Скажите, что брат просил его дождаться.
— Она снова здесь появится?!
— Да, Рич. Прямо сейчас… Спасибо, зять, я понял… Ждите, скоро буду!…
— …Здравствуй, Алориссия.
— Как твоё имя?
— Андрей.
— Константин?…
— Близко. Зачем он тебе?
— Сказать последнее прощай.
— Не торопись. Это всегда успеется.
— Сроки… время истекает.
— Время не может истекать. Время — это мы сами.
— Молчал бы уж, «человек времени».
— Я молчал шестьдесят лет. Хочу поговорить с красивой женщиной.
— Мне не о чем с тобой разговаривать… А где?…
— …твой брат скоро вернётся.
— «Скоро вернётся… Время — мы сами…» Что ты знаешь о времени, малолетка?
— С чем сравнивать…
— Со мной, конечно!
— Любопытно… Кристиан ни разу так меня не называл.
— Он всё забыл. Он предал нашу семью!
— Разве его вина в этом? Ты не знаешь, через что ему довелось пройти.
— Оставь лирику для Кристиана. Ему будет приятно.
— А тебе?… откуда в тебе столько ненависти к людям?
— У меня нет к ним никаких чувств. Я их просто презираю.
— Достойно. Наверно приятно жить с презрением… столько лет.
— Ты попробуй, — вдруг понравится.
— Не хотелось бы…
— Разве ты их не презираешь?
— Не догадался, знаешь ли, другими делами был занят.
— Какими ещё делами?
— Тебе не понять.
— Я пойму всё, что придумали эти…
— Договаривай уж.
— Много чести.
— Благодарю Вас, сеньора Аламейда.
— Заткнись, и не смей даже думать об этом имени.
— Алориссия, давай посмотрим правде в глаза.
— Ну и где правда? Пока вы сидите, вне Колодца прошло две недели, и моих там становится всё больше.
— Хорошо, пусть так… Мы встречаемся второй раз, и ты снова в паутине. С чего бы это, как ты думаешь?
— Когда отсюда выберусь, Кристиан пожалеет о том, что не умер до нашей встречи.
— Это не Кристиан, это Колодец тебя держит… Помоги мне разрешить одну задачу.
— Какую?
— Ты столько бед натворила — а Колодец тебя терпит. Почему, как ты думаешь?
— Не знаю.
— Я скажу. Только тебе не понравится.
— Мне всё здесь не нравится.
— Но ты жива. Тебя это не смущает?
— Больше двухсот лет прожила, не смущалась.
— Ой ли?… а если Крис передумает?
— Что значит, — передумает!
— Он тебе брат, и как только он вспомнил тебя, мы слышим от него «Алориссия».
— Это его проблемы.
— Вернись назад, отступись. Ещё не всё потеряно.
— Для меня всё.
— Поэтому ты решила утопить мир в крови?
— Он большего не достоин.
— Кто дал тебе право взвешивать чужие достоинства!
— Я сама взяла. И никому не отдам.
— Напрасно ты так… Хорошо, пусть ты права… А ребёнок? За что будет страдать твоя плоть и кровь?
— У тебя есть дети?
— Были… Умерли, наверно, давно умерли.
— Ты тоже из нас?
— Да, сестра, почти семьдесят лет.
— Я тебе не сестра.
— Крис мне названный брат, поэтому…
— Он мне больше не брат! Он всё забыл! Он забыл, что он Аламейда!… Что у нас были мать и отец!…
— Он не виноват. Это судьба.
— …Андрей, что с ней!
— Не знаю, потеряла сознание.
— …Пусти меня к ней… Пусти!… Алорис… Алориссия!… Только не умирай… Ты слышишь?… Я люблю тебя… Не уходи… прошу…
— …Ты что?… Мужик, мне же больно! Мы так не договаривались!…
— Что ты здесь делаешь! Кто ты такой?
— Виктор я, Виктор. Тебе про меня не говорили?
— Кто?
— Лариса.
— Как ты здесь оказался! И что это за карнавал?
— Я актёр. Лариса наняла меня за хорошие деньги. Обещала, что всё будет… безболезненно. А тут ты. Какого хрена!…
— Да уж, безболезненно… Тебе повезло, что пришёл я, а не кто-нибудь другой… Что ещё знаешь?
— Да ничего! Я же говорю — актёр я! Моё дело сыграть и получить бабки.
— Ты сейчас пулю в лоб мог получить, дурачок. Испугаться бы даже не успел.
— Ты о чём! К-какая пуля!…
— Маленькая пулька, девять грамм.
— Ну мужик, ты даёшь. Шутишь, да?
— Нет. Вот, посмотри.
— Убери… убери, а… Я на это не подписывался.
— Здесь не театральные подмостки… Что ещё тебе известно?
— Ничего.
— Повторяю…
— Ну… приходила проверять, чем я занят. Иногда с ней была молодая женщина.
— Как выглядела?
— Лет сорока… наверно.
— Молодая женщина?… лет сорока?!
— Я думал, ты про Ларису… Нет, — та, вторая, совсем молодая… Красивая.
— Кто?
— Да обе красивые! Как сёстры.
— Что?
— Как сёстры, говорю.
— Сколько она тебе платит?
— Полсотни в день.
— Чего полсотни?
— Баков, конечно.
— …Вот тебе сотня фунтов, и забудь сюда дорогу. Понял?
— Уже забыл.
— Попадёшься под руку — подавишься собственными глазами. А теперь вон отсюда!… Вот дела… Что тут происходит?…
— …Ты?!…
— Ларис, я тут разных глупостей наговорил… Ты… это… если слышала… Выброси из головы, ладно?… Андрей, она твоя.
— Ну Костя, ты и фрукт…
— «А нам всё равно…»
— …Кот, иди сюда.
— Вино ещё осталось?… Травки бы сейчас дунуть…
— Выпей… разговор есть.
— Как достали эти разговоры… Где Крис?… И где выход, в конце концов, из проклятого Колодца!… Миш, я всё хотел спросить: — а чего это Крис тебя называет Ричи?
— Ему привычней. Мы в лагере не общались.
— Ладно, проехали… Дай глотнуть.
— …Илья Валерьевич? Здравствуйте. Это Крис… Да, тот самый. Нужно встретиться… Срочно… В пределах… Да, вполне… Жду.
— Илья, тут такое дело… Мне нужда полная информация по этим исходникам. Сможешь?
— Криминала никакого?
— Абсолютно… Семейные разборки.
— Без проблем. Два часа подождёшь?
— Сколько буду должен?
— Пятьдесят… Я не жадничаю! Это за срочность.
— Вот тебе сто, и сотня потом.
— Не обижай…
— Если бы знал, что от этого зависит…
— Хорошо, не подведу… Жди здесь.
— …Обе квартиры в Старой Деревне, на Авиаконструкторов. Знаешь, где это?
— Найду.
— Отсюда прямая ветка почти до конца… Блин, порвали ветку.
— Порвали?
— Понастроили станций, так неудобно стало… По любасику на метро быстрей с нашими пробками. Там бери такси, не ошибёшься.
— Спасибо, Илюш… Передавай привет сам знаешь кому.
— Передам… В Питере застрянешь?
— Нет, в следующий раз!
— Да иди ты в задницу… Каждый раз в следующий… Я не обижаюсь, просто в кои веки с человеком посидеть удаётся.
— Спасибо.
— Тебе спасибо.
— …за человека… Я появлюсь, обещаю, обязательно появлюсь.
— …Что здесь творится?… Бред какой-то… ничего не понимаю… Тэ-эк-с… Стоять!… А ну-ка иди к папочке… Не рычи… не рычи, я сказал… Хорошая собачка… хорошая… вот так… умница… ты же знаешь, как я собак не люблю… Вот… поспи, а мы хозяйку твою спеленали…
— Это какую хозяйку вы спеленали! Меня?… И что вы делаете в моей квартире!
— О, Господи…
— …Отпустите… ну отпустите же, прошу вас!…
— Алориссия, в Колодце командует Кристиан. Я ничем не могу тебе помочь, даже если бы захотел.
— …Нашёл… он нашёл… м-м… чтоб тебя…
— Костя, дай вина, пусть глотнёт.
— Нетушки, я к ней не подойду. Что я, ненормальный, тигре в пасть голову класть!… О, в рифму.
— Ну будь мужиком!
— Буду. Ага. В следующей жизни. В этой уже был.
— …Костя… прости… я во всём виновата… прости… он… Крис нашёл нашего ребёнка…
— Какая же ты дура, Лариска, какая дура… Помолись за него. И я помолюсь. У нас больше нет…
— Что?!…
— Твой брат Кристиан отправился его убивать.
— Не-ет!…
— …Костя, светает… Что-то произошло.
— Ясное дело что… Жаль мне их. Но я не виноват, я хотел как лучше.
— …Кто Вы такой? Что Вы делаете в моей квартире, я Вас спрашиваю!
— Крис МакДауэлл, английский шпион. Могу показать документы.
— А я царица Савская, могу показать зубы.
— Я бы не возражал… Кто твои родители?… отец?
— У меня нет отца.
— Вот как… Я думаю, что есть…
— Убирайтесь сейчас же, я вызываю милицию!…
— Как тебя зовут, дитя моё?
— Я Вам не дитя!… Мария… Мария–Констанция… Что Вы улыбаетесь!
— О Боже… Боже мой… какое счастье… как ты похожа на свою бабушку… Аламейда…
Короче, все живы
— Андрей, ты точно?… решил?
— Да, брат, пройдусь по местам «былой славы».
— Не забывай нас, мы тебя тоже не забудем.
— В отместку что ли?
— Откуда чувство юмора?… ветром надуло?
— От вас, ребята, от вас… Ну, не поминайте лихом.
— Спасибо тебе… за всё. И прежде всего за добрую память… Нагуляешься — сразу к нам. Работы непочатый край.
— Буду иметь в виду. Не прощаемся, до скорого свидания.
— Папа, сколько можно!… Мам, ну что же он как жених перед свадьбой!
— Мария, пусть его тешится. Папа выиграл джекпот.
— …Спасибо, Алорис…
— При ребёнке…
— …Да ладно, мам, я пару присматриваю, а вы меня за ребёнка держите!
— Присмотрела что-нибудь?
— Что-нибудь присмотрела.
— Поделишься с матерью?
— Нет уж, всё заберу себе.
— Мария–Констанция!…
— Какой вопрос — такой ответ.
— …Мать, выйдем на пару слов…
— Она глаз на Мишку положила.
— Ты с ума сошёл!… Он же старше на семьдесят лет!
— По нему не скажешь.
— Ну, знаешь!…
— Тихо!… Я от Мишки узнал. Он просил придержать Марию в узде.
— Ну попробуй, посмотрю, что у тебя получится.
— Нет уж, лучше ты.
— Ребёнка девятнадцать лет не видел, вот и займись воспитанием.
— По твоей милости, между прочим.
— А не надо было за каждой юбкой бегать.
— А не надо было…
— …Дорогие родители, всё слышно… Позовите меня, когда приедет Микки. Хорошо?… Спаси-ибо.
— Довыпендривалась.
— …Сам виноват… Отпусти… ну отпусти… же… ой…
— Ричи… Нда… Так и не привык я к твоему имени.
— Мне нравится. Как маленькая тайна между друзьями.
— Тайна… Весёлый ты парень, Рич. Я не говорил?
— Что-то припоминаю.
— Когда в Москву?
— Не сейчас.
— Так серьёзно?
— Кажется, — да.
— Скоро будет одна большая семья.
— Ты не будешь возражать в случае благоприятного исхода?
— Я подумаю… Да шучу я так, шучу!… Конечно не буду!
— …Крис, как ты понял, что паутина животного происхождения?
— Отсутствие логики, — а я на этой логике собаку съел на пару с Джулиусом… Интеллект есть, а человеческий фактор не виден. Ну никак не виден!… Сочетание характеров собаки и кошки, — мощное, уникальное, но животное. Мы искали технологию высокоразвитой цивилизации там, где её нет. Мы искали добрую или злую волю, а воли нет никакой. Есть стремление служить человеку, — буйное, невероятной силы, но необузданное, а потому совершенно неуправляемое. И непредсказуемое… сказуемое… Хм… интересная мысль.
— Ты хочешь сказать, что мы слишком полагаемся на интеллект?
— Именно так! Обрати внимание, как легко Алорис удалось подчинить своим фантазиям эту силу! Одним только низменным аспектом женской природы. Стоило ей сказать «стоп» — и всё пришло в норму.
— Будем надеяться, что рецидива не будет.
— Шансы хорошие. Теперь она не боится за ребёнка, у неё любящий муж. Скоро будет зять.
— …Крис, где тебя искать?
— Нигде. Я сам вас найду.
— Дрессировщик хренов.
— Судьба, Ричи… Объявили посадку, пора.
— Привет Джулиусу.
— Как же без этого… Сдал старик… Физически крепок, а тратиться уже не может… Ну, обнимемся… Жди послания.
— Крис, я выполнил своё обещание?
— Да, Рич. Я пошёл бы с тобой в разведку.
— Кристиан, мальчик мой… С возвращением.
— Здравствуй, Джулиус. Ну что, ты по-прежнему во мне сомневаешься?
— Оставь, что ты такое говоришь! Никогда не сомневался.
— Джулиус, меня не проведёшь.
— И пытаться не буду!… отец–основатель…
— Так ты знал!…
— Начиная с третьего «воплощения».
— И столько лет молчал?!… Как же хватило терпения!
— Твоя школа, Кристиан… Иногда я почти завидую, — ты по-прежнему молод, полон сил, а я превратился в дряхлую развалину. Почему?… Я не взываю к Высшей справедливости, но!… Ты меня понимаешь?
— Джулиус, друг мой, посмотри на это с другой стороны. Тебе всё известно наперёд — плюс–минус нюансы. А я?… сколько мне осталось?… как оно закончится?… Тебя будут вспоминать дети, внуки, а может и правнуки… А кто вспомнит обо мне?
— Ты обрёл семью. Не это ли ты искал всю свою жизнь?
— Ты прав, старина. Но я о другом.
— Крис, я ухожу.
— Куда ты собрался в столь поздний час!
— В отставку, мой друг, на покой.
— А обо мне подумал? Столько лет вместе, и вдруг — на тебе! Нет, я тебя не отпускаю.
— Теперь ты не один. Грэг погиб, но вместо него ты обрёл трёх друзей, да каких! Не говоря уж о сестре и племяннице.
— Не надо в наши дела путать Констанс! Пусть хоть она поживёт мирно и спокойно.
— А это, Крис, не нам с тобой решать. Новое поколение всегда выбирает свой путь.
— Вот и пусть выбирает свой, а не мой… Останешься?
— Нет, Крис. Я давно принял решение. Приход Ричарда поставил точку в моей карьере.
— Значит, ты знал и про него.
— Крис, вашу породу видно за милю! Как ты до сих пор этого не понял…
— Что ты хочешь этим сказать?
— Лицо менял, а глаза всегда оставались прежними… Когда я смотрел на портрет в хранилище, я видел… Какая-то собачья грусть в глазах… и такая тоска, — хоть вой. Поэтому я никогда не завидовал… Иди, тебя ждут в отеле.
— Кто ждёт! Я ни с кем не договаривался.
— Э-э, Крис, я хоть и старый, но я старый Джулиус Бэнкс… Иди уж, иди. Хочу побыть в одиночестве, подвести итоги.
— Спасибо, Джул, спасибо за всё.
— Вы открыли новую страницу взаимоотношений с миром. Постарайтесь её не пачкать, не повторяйте ошибок наших родителей.
— Я постараюсь… я сделаю, Джул… Прощай.
— Прощай, друг мой… Аламейда… испанский гранд…
Сентябрь 2009г.