31
И он мне: «Что ты смотришь так несмело?
Взгляни, ты видишь: Фарината встал.
Вот: все от чресл и выше видно тело».
34
Уже я взгляд в лицо ему вперял;
А он, чело и грудь вздымая властно,
Казалось, Ад с презреньем озирал.
37
Меня мой вождь продвинул безопасно
Среди огней, лизавших нам пяты,
И так промолвил: «Говори с ним ясно».
40
Когда я стал у поднятой плиты,
В ногах могилы, мертвый, глянув строго,
Спросил надменно: «Чей потомок ты?»
43
Я, повинуясь, не укрыл ни слога,
Но в точности поведал обо всем;
Тогда он брови изогнул немного,
46
Потом сказал: «То был враждебный дом
Мне, всем моим со кровным и клевретам;
Он от меня два раза нес разгром».
49
«Хоть изгнаны, – не медлил я ответом, –
Они вернулись вновь со всех сторон;
А вашим счастья нет в искусстве этом».[100]
52
Тут новый призрак, в яме, где и он,
Приподнял подбородок выше края;
Казалось, он коленопреклонен.
55
Он посмотрел окрест, как бы желая
Увидеть, нет ли спутника со мной;
Но умерла надежда, и, рыдая,
58
Он молвил: «Если в этот склеп слепой
Тебя привел твой величавый гений,
Где сын мой? Почему он не с тобой?»
61
«Я не своею волей в царстве теней, –
Ответил я, – и здесь мой вождь стоит;
А Гвидо ваш не чтил его творений».
64
Его слова и казни самый вид
Мне явственно прочли, кого я встретил;
И отзыв мой был ясен и открыт.
67
Вдруг он вскочил, крича: «Как ты ответил?
Он их не чтил? Его уж нет средь вас?
Отрадный свет его очам не светел?»
70
И так как мой ответ на этот раз
Недолгое молчанье предваряло,
Он рухнул навзничь и исчез из глаз.[101]
73
А тот гордец, чья речь меня призвала
Стать около, недвижен был и тих
И облик свой не изменил нимало.
76
«То, – продолжал он снова, – что для них
Искусство это трудным остается,
Больнее мне, чем ложе мук моих.
79
Но раньше, чем в полсотый раз зажжется
Лик госпожи, чью волю здесь творят,[102]
Ты сам поймешь, легко ль оно дается.
82
Но в милый мир да обретешь возврат! –
Поведай мне: зачем без снисхожденья
Законы ваши всех моих клеймят?»
85
И я на это: «В память истребленья,
Окрасившего Арбию[103]в багрец,
У нас во храме так творят моленья».
88
Вздохнув в сердцах, он молвил наконец:
«Там был не только я, и в бой едва ли
Шел беспричинно хоть один боец.
91
Зато я был один,[104]когда решали
Флоренцию стереть с лица земли;
Я спас ее, при поднятом забрале».
94
«О, если б ваши внуки мир нашли! –
Ответил я. – Но разрешите путы,
Которые мой ум обволокли.
97
Как я сужу, пред вами разомкнуты
Сокрытые в грядущем времена,
А в настоящем взор ваш полон смуты».[105]
100
«Нам только даль отчетливо видна, –
Он отвечал, – как дальнозорким людям;
Лишь эта ясность нам Вождем дана.
103
Что близится, что есть, мы этим трудим
Наш ум напрасно; по чужим вестям
О вашем смертном бытии мы судим.
106
Поэтому, – как ты поймешь и сам, –
Едва замкнется дверь времен грядущих,[106]
Умрет все знанье, свойственное нам».
109
И я, в скорбях, меня укором жгущих:
«Поведайте упавшему тому,
Что сын его еще среди живущих;
112
Я лишь затем не отвечал ему,
Что размышлял, сомнением объятый,
Над тем, что ныне явственно уму».
115
Уже меня окликнул мой вожатый;
Я молвил духу, что я речь прерву,
Но знать хочу, кто с ним в земле проклятой.
118
И он: «Здесь больше тысячи во рву;
И Федерик Второй[107]лег в яму эту,
И кардинал[108]; лишь этих назову».
121
Тут он исчез; и к древнему поэту
Я двинул шаг, в тревоге от угроз,[109]
Ища разгадку темному ответу.
124
Мы вдаль пошли; учитель произнес:
«Чем ты смущен? Я это сердцем чую».
И я ему ответил на вопрос.
127
«Храни, как слышал, правду роковую
Твоей судьбы», – мне повелел поэт.
Потом он поднял перст: «Но знай другую:
130
Когда ты вступишь в благодатный свет
Прекрасных глаз, все видящих правдиво,
Постигнешь путь твоих грядущих лет».[110]
133
Затем левей он взял неторопливо,
И нас от стен повел пологий скат
К средине круга, в сторону обрыва,
136
Откуда тяжкий доносился смрад.
Песнь одиннадцатая
Круг шестой (окончание)
1
Мы подошли к окраине обвала,
Где груда скал под нашею пятой
Еще страшней пучину открывала.
4
И тут от вони едкой и густой,
Навстречу нам из пропасти валившей,
Мой вождь и я укрылись за плитой
7
Большой гробницы, с надписью, гласившей:
«Здесь папа Анастасий заточен,
Вослед Фотину правый путь забывший».[111]
10
«Не торопись ступать на этот склон,
Чтоб к запаху привыкло обонянье;
Потом мешать уже не будет он».
13
Так спутник мой. «Заполни ожиданье,
Чтоб не пропало время», – я сказал.
И он в ответ: «То и мое желанье».
16
«Мой сын, посередине этих скал, –
Так начал он, – лежат, как три ступени,
Три круга, меньше тех, что ты видал.
19
Во всех толпятся проклятые тени;
Чтобы потом лишь посмотреть на них,
Узнай их грех и образ их мучений.
22
В неправде, вредоносной для других,
Цель всякой злобы, небу неугодной;
Обман и сила – вот орудья злых.
25
Обман, порок, лишь человеку сродный,
Гнусней Творцу; он заполняет дно
И пыткою казнится безысходной.
28
Насилье в первый круг заключено,
Который на три пояса дробится,
Затем что видом тройственно оно,
31
Творцу, себе и ближнему чинится
Насилье, им самим и их вещам,
Как ты, внимая, можешь убедиться.
34
Насилье ближний терпит или сам,
Чрез смерть и раны, или подвергаясь
Пожарам, притесненьям, грабежам.
37
Убийцы, те, кто ранит, озлобляясь,
Громилы и разбойники идут
Во внешний пояс, в нем распределяясь.
40
Иные сами смерть себе несут
И своему добру; зато так больно
Себя же в среднем поясе клянут
43
Те, кто ваш мир отринул своевольно,
Кто возлюбил игру и мотовство
И плакал там, где мог бы жить привольно.
46
Насильем оскорбляют божество,
Хуля его и сердцем отрицая,
Презрев любовь Творца и естество.
49
За это пояс, вьющийся вдоль края,
Клеймит огнем Каорсу и Содом[112]
И тех, кто ропщет, бога отвергая.
52
Обман, который всем сердцам знаком,
Приносит вред и тем, кто доверяет,
И тем, кто не доверился ни в чем.
55
Последний способ связь любви ломает,
Но только лишь естественную связь;
И казнь второго круга тех терзает,
58
Кто лицемерит, льстит, берет таясь,
Волшбу, подлог, торг должностью церковной,
Мздоимцев, своден и другую грязь.
61
А первый способ, разрушая кровный
Союз любви, вдобавок не щадит
Союз доверья, высший и духовный.
64
И самый малый круг, в котором Дит[113]
Воздвиг престол и где ядро вселенной,
Предавшего навеки поглотит».[114]
67
И я: «Учитель, в речи совершенной
Ты образ бездны предо мной явил
И рассказал, кто в ней томится пленный.
70
Но молви: те, кого объемлет ил,
И хлещет дождь, и мечет вихрь ненастный,
И те, что спорят из последних сил,
73
Зачем они не в этот город красный
Заключены, когда их проклял бог?
А если нет, зачем они несчастны?»
76
И он сказал на это: «Как ты мог
Так отступить от здравого сужденья?
И где твой ум блуждает без дорог?
79
Ужели ты не помнишь изреченья
Из Этики, что пагубней всего
Три ненавистных небесам влеченья:
82
Несдержность, злоба, буйное скотство?
И что несдержность – меньший грех пред богом
И он не так карает за него?
85
Обдумав это в размышленьи строгом
И вспомнив тех, чье место вне стены
И кто наказан за ее порогом,
88
Поймешь, зачем они отделены
От этих злых и почему их муки
Божественным судом облегчены».[115]
91
«О свет, которым зорок близорукий,
Ты учишь так, что я готов любить
Неведенье не менее науки.
94
Вернись, – сказал я, – чтобы разъяснить,
В чем ростовщик чернит своим пороком
Любовь Творца; распутай эту нить».
97
И он: «Для тех, кто дорожит уроком,
Не раз философ[116]повторил слова,
Что естеству являются истоком
100
Премудрость и искусство божества.
И в Физике прочтешь,[117]и не в исходе,
А только лишь перелистав едва:
103
Искусство смертных следует природе,
Как ученик ее, за пядью пядь;
Оно есть божий внук, в известном роде.
106
Им и природой, как ты должен знать
Из книги Бытия, господне слово
Велело людям жить и процветать.
109
А ростовщик, сойдя с пути благого,
И самою природой пренебрег,
И спутником ее,[118]ища другого.
112
Но нам пора; прошел немалый срок;
Блеснули Рыбы над чертой востока,
И Воз уже совсем над Кавром лег,[119]
115
А к спуску нам идти еще далеко».
Песнь двенадцатая
Круг седьмой – Минотавр – Первый пояс – Флегетон – Насильники над ближним и над его достоянием
1
Был грозен срыв, откуда надо было
Спускаться вниз, и зрелище являл,
Которое любого бы смутило.
4
Как ниже Тренто видится обвал,
Обрушенный на Адиче когда‑то
Землетрясеньем иль паденьем скал,[120]
7
И каменная круча так щербата,
Что для идущих сверху поселян
Как бы тропинкой служат глыбы ската,
10
Таков был облик этих мрачных стран;
А на краю, над сходом к бездне новой,
Раскинувшись, лежал позор критян,
13
Зачатый древле мнимою коровой.[121]
Завидев нас, он сам себя терзать
Зубами начал в злобе бестолковой.
16
Мудрец ему: «Ты бесишься опять?
Ты думаешь, я здесь с Афинским дуком,
Который приходил тебя заклать?
19
Посторонись, скот! Хитростным наукам
Твоей сестрой мой спутник не учен;
Он только соглядатай вашим мукам».[122]
22
Как бык, секирой насмерть поражен,
Рвет свой аркан, но к бегу неспособен
И только скачет, болью оглушен,
25
Так Минотавр метался, дик и злобен;
И зоркий вождь мне крикнул: «Вниз беги!
Пока он в гневе, миг как раз удобен».
28
Мы под уклон направили шаги,
И часто камень угрожал обвалом
Под новой тяжестью моей ноги.
31
Я шел в раздумье. «Ты дивишься скалам,
Где этот лютый зверь не тронул нас? –
Промолвил вождь по размышленье малом. –
34
Так знай же, что, когда я прошлый раз[123]
Шел нижним Адом в сумрак сокровенный,
Здесь не лежали глыбы, как сейчас.
37
Но перед тем, как в первый круг геенны
Явился тот, кто стольких в небо взял,
Которые у Дита были пленны,
40
Так мощно дрогнул пасмурный провал,[124]
Что я подумал – мир любовь объяла,
Которая, как некто полагал,
43
Его и прежде в хаос обращала;[125]
Тогда и этот рушился утес,
И не одна кой‑где скала упала.
46
Но посмотри: вот, окаймив откос,
Течет поток кровавый,[126]сожигая
Тех, кто насилье ближнему нанес».
49
О гнев безумный, о корысть слепая,
Вы мучите наш краткий век земной
И в вечности томите, истязая!
52
Я видел ров, изогнутый дугой
И всю равнину обходящий кругом,
Как это мне поведал спутник мой;
55
Меж ним и кручей мчались друг за другом
Кентавры, как, бывало, на земле,
Гоняя зверя, мчались вольным лугом.
58
Все стали, нас приметив на скале,
А трое подскакали ближе к краю,
Готовя лук и выбрав по стреле.
61
Один из них, опередивший стаю,
Кричал: «Кто вас послал на этот след?
Скажите с места, или я стреляю».
64
Учитель мой промолвил: «Мы ответ
Дадим Хирону[127], под его защитой.
Ты был всегда горяч, себе во вред».
67
И, тронув плащ мой: «Это Несс, убитый
За Деяниру, гнев предсмертный свой
Запечатлевший местью знаменитой.[128]
70
Тот, средний, со склоненной головой, –
Хирон, Ахиллов пестун величавый;
А третий – Фол[129], с душою грозовой.
73
Их толпы вдоль реки снуют облавой,
Стреляя в тех, кто, по своим грехам,
Всплывет не в меру из волны кровавой».
76
Мы подошли к проворным скакунам;
Хирон, браздой стрелы раздвинув клубы
Густых усов, пригладил их к щекам
79
И, опростав свои большие губы,
Сказал другим: «Вон тот, второй, пришлец,
Когда идет, шевелит камень грубый;
82
Так не ступает ни один мертвец».
Мой добрый вождь, к его приблизясь груди,
Где две природы[130]сочетал стрелец,
85
Сказал: «Он жив, как все живые люди;
Я – вождь его сквозь сумрачный простор;
Он следует нужде, а не причуде.
88
А та, чей я свершаю приговор,
Сходя ко мне, прервала аллилуйя;[131]
Я сам не грешный дух, и он не вор.
91
Верховной волей в страшный путь иду я.
Так пусть же с нами двинется в поход
Один из вас, дорогу указуя,
94
И этого на круп к себе возьмет
И переправит в месте неглубоком;
Ведь он не тень, что в воздухе плывет».
97
Хирон направо обратился боком
И молвил Нессу: «Будь проводником;
Других гони, коль встретишь ненароком».
100
Вдоль берега, над алым кипятком,
Вожатый нас повел без прекословий.
Был страшен крик варившихся живьем.
103
Я видел погрузившихся по брови.
Кентавр сказал: «Здесь не один тиран,
Который жаждал золота и крови:
106
Все, кто насильем осквернил свой сан.
Здесь Александр[132]и Дионисий лютый,
Сицилии нанесший много ран;
109
Вот этот, с черной шерстью, – пресловутый
Граф Адзолино;[133]светлый, рядом с ним, –
Обиццо д'Эсте, тот, что в мире смуты
112
Родимым сыном истреблен своим».[134]
Поняв мой взгляд, вождь молвил, благосклонный:
«Здесь он да будет первым, я – вторым».[135]
115
Потом мы подошли к неотдаленной
Толпе людей, где каждый был покрыт
По горло этой влагой раскаленной.
118
Мы видели – один вдали стоит.
Несс молвил: «Он пронзил под божьей сенью
То сердце, что над Темзой кровь точит».[136]
121
Потом я видел, ниже по теченью,
Других, являвших плечи, грудь, живот;
Иной из них мне был знакомой тенью.
124
За пядью пядь, спадал волноворот,
И под конец он обжигал лишь ноги;
И здесь мы реку пересекли вброд.
127
«Как до сих пор, всю эту часть дороги, –
Сказал кентавр, – мелеет кипяток,
Так, дальше, снова под уклон отлогий
130
Уходит дно, и пучится поток,
И, полный круг смыкая там, где стонет
Толпа тиранов, он опять глубок.
133
Там под небесным гневом выю клонит
И Аттила[137], когда‑то бич земли,
И Пирр, и Секст;[138]там мука слезы гонит,
136
И вечным плачем лица обожгли
Риньер де'Пацци и Риньер Корнето,[139]
Которые такой разбой вели».
139
Тут он помчался вспять и скрылся где‑то.
Песнь тринадцатая
Круг седьмой – Второй пояс – Насильники над собою и над своим достоянием
1
Еще кентавр не пересек потока,
Как мы вступили в одичалый лес,
Где ни тропы не находило око.
4
Там бурых листьев сумрачен навес,
Там вьется в узел каждый сук ползущий,
Там нет плодов, и яд в шипах древес.
7
Такой унылой и дремучей пущи
От Чечины и до Корнето[140]нет,
Приют зверью пустынному дающей.
10
Там гнезда гарпий, их поганый след,
Тех, что троян, закинутых кочевьем,
Прогнали со Строфад предвестьем бед.[141]
13
С широкими крылами, с ликом девьим,
Когтистые, с пернатым животом,
Они тоскливо кличут по деревьям.
16
«Пред тем, как дальше мы с тобой пойдем, –
Так начал мой учитель, наставляя, –
Знай, что сейчас мы в поясе втором,
19
А там, за ним, пустыня огневая.
Здесь ты увидишь то, – добавил он, –
Чему бы не поверил, мне внимая».
22
Я отовсюду слышал громкий стон,
Но никого окрест не появлялось;
И я остановился, изумлен.
25
Учителю, мне кажется, казалось,
Что мне казалось, будто это крик
Толпы какой‑то, что в кустах скрывалась.
28
И мне сказал мой мудрый проводник:
«Тебе любую ветвь сломать довольно,
Чтоб домысел твой рухнул в тот же миг».
31
Тогда я руку протянул невольно
К терновнику и отломил сучок;
И ствол воскликнул: «Не ломай, мне больно!»
34
В надломе кровью потемнел росток
И снова крикнул: «Прекрати мученья!
Ужели дух твой до того жесток?
37
Мы были люди, а теперь растенья.
И к душам гадов было бы грешно
Выказывать так мало сожаленья».
40
И как с конца палимое бревно
От тока ветра и его накала
В другом конце трещит и слез полно,
43
Так раненое древо источало
Слова и кровь; я в ужасе затих,
И наземь ветвь из рук моих упала.
46
«Когда б он знал, что на путях своих, –
Ответил вождь мой жалобному звуку, –
Он встретит то, о чем вещал мой стих,[142]
49
О бедный дух, он не простер бы руку.
Но чтоб он мог чудесное познать,
Тебя со скорбью я обрек на муку.
52
Скажи ему, кто ты; дабы воздать
Тебе добром, он о тебе вспомянет
В земном краю, куда взойдет опять».
55
И древо: «Твой призыв меня так манит,
Что не могу внимать ему, молча;
И пусть не в тягость вам рассказ мой станет.
58
Я тот,[143]кто оба сберегал ключа[144]
От сердца Федерика и вращал их
К затвору и к отвору, не звуча,
61