Аннотация
«Я встретила человека, которого полюбила. Но потом он исчез, и в моей жизни появился другой мужчина. Отец одобрил, коллеги поздравили, и за закрытыми дверями я разделила супружеское ложе с незнакомцем».
Ноэль Чарльстон живет, как в сказке: у нее любящий отец, влиятельная должность и безбедное будущее.
Однако две судьбоносные встречи безвозвратно меняют ее безоблачное существование. Сначала в ее жизни появляется мужчина, при мысли о котором поет сердце. А спустя три года – человек, от которого стынет кровь.
Сердце Ноэль разбито, а ее свобода ей больше не принадлежит. Она принадлежит незнакомцу, которого отец считает ее идеальной парой. Незнакомцу, который оплетает паутиной лжи любого, к кому прикоснётся.
Включая и ее.
Поддавшись соблазну и умелой манипуляции, Ноэль отдается таинственному Пенну Эверетту. Лжи, которую он плетет, правды, которую он скрывает, тайн, которыми он ее окутывает, вполне достаточно, чтобы медленно уничтожить все то, чем она является, и превратить в нечто другое.
Пока ее прошлое не столкнется с настоящим.
И теперь ее очередь лгать.
Всем... включая ее саму.
Пролог
Глава первая
Глава вторая
Глава третья
Глава четвертая
Глава пятая
Глава шестая
Глава седьмая
Глава восьмая
Глава девятая
Глава десятая
Глава одиннадцатая
Глава двенадцатая
Глава тринадцатая
Глава четырнадцатая
Глава пятнадцатая
Глава шестнадцатая
Глава семнадцатая
Глава восемнадцатая
Глава девятнадцатая
Глава двадцатая
Глава двадцать первая
Глава двадцать вторая
Глава двадцать третья
Глава двадцать четвертая
Глава двадцать пятая
Глава двадцать шестая
Глава двадцать седьмая
Глава двадцать восьмая
Глава двадцать девятая
Глава тридцатая
Глава тридцать первая
Глава тридцать вторая
Глава тридцать третья
Глава тридцать четвертая
Глава тридцать пятая
Глава тридцать шестая
Пролог
Каждая девушка хотя бы раз в своей жизни сталкивается с предательством.
С предательством со стороны чужих, со стороны близких и тех, кого мы выбираем себе в спутники. Однако там, где есть обман, есть и доверие. И иногда они искажаются до такой степени, что их очень легко перепутать.
Именно это он и сделал.
Мужчина, сперва завладевший моим телом, а затем и сердцем, был настоящим волшебником по части лжи.
Думаю, в глубине души я всегда знала, что он что-то скрывает. Я всегда это подозревала, и, возможно, именно поэтому в него влюбилась, несмотря на его обман.
Но потом его искусно выстроенная ложь развалилась на куски.
И теперь мне было решать, чего ему от меня ждать — доверия или предательства.
Глава первая
— Ты не можешь приводить свою дочь на работу в выходные, Джо.
— Кто такое сказал?
Стив приосанился, изо всех сил пытаясь напустить на себя строгий вид, но безуспешно.
— Вообще-то, ты.
Я сложила руки на своей украшенной оборками груди. Голова, словно волейбольный мяч, металась между папой и человеком, помогавшем ему в управлении компанией. Я невольно напряглась, ожидая, что их голоса вот-вот перейдут на крик, а лица исказятся гневом, но они по-прежнему улыбались.
С тех пор как четыре года назад умерла моя мама, я стала слишком восприимчива к всплескам эмоций. Мне ужасно не нравилось, когда папа повышал голос или кто-то выяснял отношения на людях.
Папа обнял меня за худенькие плечи и прижал к себе.
— Стив, когда это я говорил, что не могу привести в субботу на работу свою любимую дочку?
Стив мне подмигнул. У него были аккуратно подстриженные темно-русые волосы и густые усы.
— Когда написал свод правил для своей компании, Джо. Там было примечание мелким шрифтом.
Я знала, что они шутят — играют в какую-то непонятную мне игру. Я приходила в офис каждый день, включая субботу и воскресенье. Но поскольку они ожидали, что я куплюсь на их маленькое представление, я решила им подыграть.
Я стала вести себя так, будто значительно младше того возраста, на который ощущала себя на самом деле, хотя была еще ребенком и, по сути, не могла обладать опытом и зрелостью.
Смерть мамы и начало трудовой карьеры в столь раннем возрасте дали мне два преимущества: взрослость и юность. Ко мне практически всегда относились и общались как со взрослой, но сегодня я была не против ненадолго стать маленькой, потому что хотела стать такой для разнообразия.
Я хотела, чтобы мне дали выплакаться, потому что сегодняшний день стал для меня полным разочарованием, и если бы я была ребенком, то могла бы не скрывать свою боль. А будучи взрослой, мне следовало с этим смириться и притвориться, что у меня все в порядке.
Причиной моего горя стал сущий пустяк. Меня это не должно было волновать — особенно учитывая, что я соображала, что к чему. Но папа нарушил нашу давнишнюю праздничную традицию, и я не знала, как сказать ему, что огорчена, и при этом не выглядеть неблагодарной дочерью, которая не ценит всего того, что у нее есть.
— Свод правил? — пропищала я, взглянув на папу. — Ты написал свод правил, прямо как в школе? Неужели они такие же нудные и строгие относительно всякой ерунды, вроде длины носков и униформы?
Я поморщилась, посмотрев на помятую рубашку и брюки Стива.
— Если так, то почему вы по-разному одеты?
На папе были отглаженные брюки, серый жилет и пиджак с темно-синей оторочкой на рукавах. Каждая манжета и складка были по-военному безупречны.
Он очень отличался от остальных мужчин его компании, особенно от Стива в его помятой рубашке.
Но это не было новостью.
Сколько я себя помню, папа был безупречен каждый день своей жизни. Даже на фотографиях, на которых он держит меня новорожденную в роддоме, на нем костюм-тройка с хризантемой (любимым маминым цветком) на лацкане.
Стив усмехнулся.
— Элль, в твоей школе есть форма?
Он знал ответ на свой вопрос. Стив видел меня здесь после школы в этом презренном великолепии.
Я кивнула.
— Я ее ненавижу. Она грубая и колючая.
— Но ты в ней такая очаровательная, Пуговка Бэлль, — папа обнял меня еще крепче.
Втайне мне ужасно нравились его объятия (особенно потому, что теперь у нас двоих на всем белом свете остались только мы), но внешне я должна была поддерживать имидж двенадцатилетней девочки.
Все еще подыгрывая им в их представлении, я протянула:
— Па-ап. Ты же обещал меня так не называть.
Он театрально отшатнулся.
— Упс. Совсем забыл, — папа постучал себя по виску. — Я пожилой человек, Элль. И не могу всё упомнить.
Я толкнула его плечом.
— Поэтому ты забыл, что написал свод правил, запрещающих в выходные приводить на работу дочерей?
— Именно, — улыбнулся он.
— И поэтому забыл про мой День рождения?
«Упс».
Я не хотела этого говорить, но все утро сдерживалась. Я изо всех сил пыталась шутить, но никак не могла скрыть свою боль. Папа никогда раньше об этом не забывал. Он всегда будил меня с каким-нибудь дурацким подарком, а потом исполнял все мои желания.
Не то что сегодня.
Мне исполнилось двенадцать, и не было ни торта, ни свечей, ни даже праздничных объятий.
Вместо этого папа приготовил мне тосты, велел одеться поприличней и потащил на работу. Он часто брал меня с собой в офис, но я надеялась, что сегодня мы вместе отправимся в Центральный парк или, на худой конец, пообедаем в моем любимом тайском ресторане.
Или мне больше нельзя веселиться?
Означает ли это, что теперь, став взрослой, я должна прислушаться к его словам и начать приносить прибыль? Что пришло время применять на практике полученные в школе знания?
«Я думала, он шутит».
С другой стороны, папа ведь шутил, разыгрывая это представление. Я затаила дыхание, изо всех сил пытаясь понять, что происходит.
Стив ахнул.
— Ты забыл о Дне рождения собственной дочери? — покачав головой, фыркнул он. — Стыд тебе и позор, Джо.
— Следи за словами. Я ведь тебя и уволить могу, — сказал отец, пытаясь напустить на себя сердитый вид. Однако, в конце концов, сдался и широко улыбнулся. — Вот почему я нарушил правила и привел дочь на работу в субботу.
Я застыла, не в силах остановить переполняющее меня счастье.
«Постойте...так значит, он не забыл?»
— Чтобы… заставить ее на себя горбатиться? — округлил глаза Стив. — Мог бы и подождать, пока ей исполнится тринадцать.
Мужчина мне подмигнул.
— Дай дочери повидать мир, прежде чем привяжешь ее к этому месту.
— У нее на это будет достаточно времени, — папа крепко меня обнял и повел за собой. — Пойдем, Пуговка Бэлль.
Я закатила глаза.
— Опять Пуговка Бэлль?
— Смирись с этим, — усмехнулся он и зашагал по просторному коридору, а в его седеющих волосах отражались неоновые огни.
Из окон открывался вид на центр Манхэттена. Кабинеты генерального директора и топ-менеджеров «Бэлль Элль» располагались на высоченном сорок седьмом этаже и неизменно впечатляли меня и приводили в ужас.
Отец владел этим зданием и еще несколькими другими. Судя по школьным сплетням, он был очень богат. Однако только я знала, сколько времени и сил он вкладывал в свою компанию, и очень им гордилась. Но также боялась того, чего он будет ожидать от меня теперь, когда я стала старше.
С годами все менялось. Мое детство закончилось через два месяца после смерти мамы, наглядно показав, насколько другой будет теперь наша жизнь. Никаких больше сказок и чтения на ночь.
Никакого больше «Аладдина» и «Красавицы и чудовища».
Никаких больше фантазий.
Вместо этого папа зачитывал мне бухгалтерские отчеты и показывал каталоги одежды нового сезона. Он давал мне домашние задания по тому, как ориентироваться на нашем сайте, и научил меня определять, стоит ли покупать платье за два доллара, если мы продаем его за девятнадцать. Как рассчитать арендную плату, налоги, зарплату сотрудников и прочие накладные расходы, чтобы посмотреть, принесет ли это платье какую-нибудь прибыль (оказалось, что после вычета всех расходов в остатке получается всего двадцать центов, а этого слишком мало для устойчивого дохода).
Я с самого детства жила и дышала этой компанией. А теперь она, похоже, даже распоряжалась моим Днем рождения.
Папа остановился у своего кабинета и широко распахнул дверь, пропуская меня вперед. Пока он ее закрывал, я подошла к его рабочему столу. Мне нравился его стол. Он напоминал мне старое дерево, долгие годы росшее за нашим особняком, пока его не срубили.
Усевшись в удобное папино кресло, я принялась на нем крутиться, отталкиваясь от ящиков стола.
— Элль.
От частых вращений папина фигура начала размываться. Он не сердился. Его лицо расплылось в улыбке, и отец усмехнулся.
— Ты доиграешься, тебе станет плохо.
Я положила руки на стол и резко остановилась.
— Нет, не станет. Уроки балета помнишь? Они помогают мне сохранять равновесие.
Папа кивнул.
— Еще бы. В «Лебедином озере» ты была бесподобна.
Я улыбнулась, простив его за то, что он забыл о моем Дне рождения, потому что на самом деле, мне вполне хватало просто проводить с ним время. А где именно, не имело значения, главное, что мы вместе.
— Хочешь, чтобы я примерила что-то из детской одежды? — откинулась я в кресле. — Помогла оформить витрину глазами девушки?
Я всему этому научилась, и у меня отлично получалось.
Компания «Бэлль Элль» принадлежала семье моего отца столько лет, что я и представить себе не могла. Один из моих пра-пра — и еще много «пра» — дедушек назвал свой магазинчик «Бэлль Элль» в честь созвучного прозвища его жены, Элизабет Элеонор. Я узнала это из многочисленных исследований моей родословной и газетных статей. Это было одним из составляющих моей домашней работы: как можно больше узнать о нашем наследии, потому что в этой стране, где не было королевской семьи, нас в некоторых кругах причисляли к касте аристократов.
Исконные граждане империи, жившие здесь еще со времен колонизации. Постепенно увеличиваясь в размерах, компания моей семьи поставляла все больше товаров от простых пальто и шляп для мужчин, зонтиков и платков для женщин до полных гардеробов, предметов домашнего обихода, развлечений и ювелирных украшений для любого возраста.
«Бэлль Элль» была крупнейшей розничной сетью в США и Канаде, и в один прекрасный день она станет моей.
Как двенадцатилетней девочке, которая после ухода клиентов любила наряжать манекенов, помогала персоналу украшать новые витрины и могла иногда взять домой понравившееся украшение, потому что ее отец имел возможность запросто списать парочку ожерелий, мысль о том, что это все мое, приводила меня в восторг. Но как потенциальной женщине, которую ежечасно готовили к такому будущему, мне было страшно.
Хватит ли мне компетентности управлять такой огромной компанией?
Хотелось ли мне связать с этим свою жизнь?
— Я не забыл про твой День рождения, — папа сцепил руки на своем жилете. — Но ты и так об этом знала, потому что ты моя дочь и самая умная девочка на свете.
Я улыбнулась, смущенно опустив голову. Его похвала всегда согревала и утешала меня. Мне не хотелось говорить ему, что сначала я очень переживала.
«Я действительно думала, что ты забыл».
— Сегодня особенный день, и не только потому, что ты родилась.
Он стряхнул с пиджака невидимую соринку, больше напоминая влиятельного генерального директора, чем привычного мне любящего отца.
Куда бы мы ни шли, на нем всегда был костюм. Благодаря ему я тоже придерживалась строгого гардероба, состоящего из отглаженных блузок, платьев и элегантных брюк. У меня никогда не было джинсов.
Возможно, сегодня это будет моим подарком.
Я сидела тихо, вежливо, ожидая продолжения.
— Я привел тебя на работу, чтобы сделать тебе два подарка.
«Фух, он и правда не забыл».
Я постаралась скрыть нетерпение. Я умела скрывать свои истинные чувства. Пусть я и ребенок, но родилась богатой наследницей, и меня научили вести себя сдержанно в любой ситуации — не важно, хорошей или плохой.
— Посмотри направо.
Я послушалась и потянулась к черной папке, которая всегда там лежала. Папа приносил ее домой с важными документами, а затем возвращал в офис с другими, еще более важными документами. Мне никогда не разрешалось к ней прикасаться, только если он был рядом. Да и тогда исключительно, чтобы ему ее принести.
Мои пальцы скользнули по гладкой коже, и я засомневалась.
Папа улыбнулся.
— Давай, можешь ее открыть.
Я потянула папку к себе и раскрыла. В ней, как и всегда, лежали белые, хрустящие листки бумаги, испещренные множеством черных букв и взрослой терминологией.
— Что написано сверху? — папа расстегнул пуговицу пиджака и присел на край стола.
Его крупная фигура нависала надо мной, но не в плохом смысле; скорее, как моя любимая ива в Центральном парке, под которой можно было свернуться калачиком и вздремнуть в те редкие дни, когда папа не был занят на работе.
— Последняя воля и завещание Джозефа Марка Чарлстона, — я тут же вскинула взгляд на него. — Папа...ты не…
Он потянулся и похлопал меня по руке.
— Нет, Пуговка Бэлль. Конечно, нет. Но осторожность никогда не помешает. До прошлой недели, согласно моему Завещанию, в случае чего, управление нашей компанией до твоего совершеннолетия передавалось Стиву. Однако мне всегда было неспокойно наделять такими полномочиями кого-то не из семьи Чарлстонов.
Я покусала губу.
— Что ты имеешь в виду?
Папа вынул ручку из стоящего на столе золотого держателя.
— Это значит, что я его пересмотрел. Я не собираюсь в ближайшем времени покидать этот мир, так что не волнуйся. А ты, моя дорогая, слишком умна для своего возраста, поэтому, я уверен, что легко со всем этим справишься. Мы ускорим твое обучение относительно технологических процессов, фабрик и системы сотрудников нашей компании, и когда ты будешь готова, то станешь генеральным директором, а я уйду.
У меня отвисла челюсть. Это казалось мне непосильным грузом. А где я возьму время на то, чтобы ходить в школу, заводить друзей, помимо сотрудников отдела косметики, в котором зависала, когда папа задерживался допоздна?
Но как я могла отказать? У него на всем белом свете осталась только я. А у меня не было никого, кроме него. Нам следовало держаться вместе.
У меня сжалось сердце, мне нужно было подтверждение, что, несмотря на его заверения, он меня не оставит.
— Но ты же не умираешь?
Папа покачал головой.
— Будь моя воля, я бы никогда тебя не покинул. Элль, это не для того, чтобы тебя напугать, а, чтобы показать, как я тобой горжусь. Не буду отрицать, было бы выгодней передать тебе наследство как можно раньше, поскольку я уверен, что с тобой компания достигнет еще больших высот, чем со мной, — он протянул мне ручку. — Проставь свои инициалы на каждой странице и распишись.
Несмотря на свой юный возраст, я уже подписала немало контрактов, поэтому знала, как это делается. Записанные на мое имя акции. Приобретенный в каком-то штате дом, о котором я никогда не слышала, и даже эксклюзивная картина, купленная на аукционе в Англии.
Склонившись над бумагами, я крепко сжала ручку, стараясь не обращать внимания на внезапную дрожь. Этот документ ничем не отличался от всех остальных, но в нем заключалось нечто значительно большее. Вся моя жизнь. Эти бумаги означали не просто взросление и подарок на День рождения. От них зависел каждый день, каждое мгновение, каждое окончательное решение, которое будет управлять мной, пока я не достигну папиного возраста. Я оказалась лишена такой роскоши как выбор. Я не могла решать, кем мне хочется стать, врачом или астрономом. Мне никогда не поехать на Олимпийские игры в сборной команды по плаванию (хотя мой инструктор сказал, что я плаваю как топор). Мне никогда не стать чем-то большим, чем Ноэль Чарлстон, наследница «Бэлль Элль».
Когда я коснулась ручкой бумаги, у меня тревожно сжалось сердце.
— О, постой-ка, — папа нажал кнопку интеркома, чтобы связаться с секретаршей. — Маргарет, Вы не могли бы зайти?
В кабинет тут же вошла симпатичная рыжеволосая женщина средних лет. Выходные в этой компании ничем не отличались от будней.
— Да, мистер Чарлстон?
— Мне нужно, чтобы Вы заверили Завещание в качестве свидетеля.
— Конечно.
Она мне улыбнулась, но не проронила ни слова, пока я пролистывала семнадцать страниц, проставляя на них свое имя, а затем глубоко вздохнула и расписалась. Как только я закончила, папа ухмыльнулся и передал документ Маргарет.
— Ваша очередь. Распишитесь, пожалуйста, в строке свидетеля.
Я отдала ей ручку. Она ее взяла.
— Спасибо, Элль.
Мое прозвище (не Пуговка Бэлль — его происхождение оставалось загадкой. Если верить папе, это было как-то связано с тем, что в детстве я обожала пуговицы, а Бэлль рифмовалось с Элль) напомнило мне, что меня, как бы между прочим, назвали в честь первой женщины нашей компании. В честь женщины, которая создавала империю вместе со своим мужем, и когда он умер от пневмонии, еще сорок лет управляла ею сама. Элизабет Элеонор — настоящая «Бэлль Элль».
Поставив свою подпись, Маргарет вернула документ моему отцу.
Он сосредоточенно, с видом чрезвычайного облегчения расписался в последней строке.
— Это все, мистер Чарлстон? — спросила Маргарет.
— Да, спасибо, — кивнул папа.
Секретарша помахала мне рукой и удалилась в соседний кабинет, оставив нас с отцом наедине.
Он оторвал взгляд от подписанного документа и посмотрел на меня. Его лицо тут же посерьезнело.
— В чем дело? Что случилось?
Я пожала плечами, изо всех сил стараясь казаться беззаботной и не думать о том, на какой престол мне предстоит взойти.
— Все в порядке.
Папа нахмурился.
— Ты кажешься...испуганной.
«Так и есть.
Я боюсь мира, в котором тебя не станет, и на меня ляжет весь груз ответственности.
Боюсь не оправдать твоих ожиданий».
Но он никогда об этом не узнает. Это мой долг. По праву рождения. Не важно, сколько мне лет и, есть ли у меня необходимый опыт, я всегда знала, что посвящу свою жизнь «Бэлль Элль».
Я улыбнулась.
— Вовсе нет. Просто у меня такое лицо.
Он усмехнулся.
— Ладно, «такое лицо». Учитывая, что получить на День рождения наследие семьи —главную гарантию твоего дальнейшего богатства и благополучия — это так себе подарок, загляни под стол.
Я почувствовала, как у меня в животе испуганных мотыльков сменили счастливые бабочки.
— Ты хочешь сказать...что это еще не все?
Папины глаза засветились отеческой любовью.
— Конечно, не все. А теперь посмотри.
Я откинулась назад и взглянула в пространство между своими болтающимися ногами. Там была спрятана коробка, перевязанная большой лилово-серебристой лентой.
Страх перед ответственностью и серьезными обязанностями моей уже распланированной жизни испарились. Я подпрыгнула в кресле.
— Ты принес мне подарок!
Папа наклонился и поцеловал меня в макушку.
— Ты — вся моя жизнь, Элль. Я никогда не забуду тот день, когда ты появилась на свет. Мне бы и в голову не пришло заставлять тебя подписывать скучные документы, не подарив тебе на День рождения что-нибудь веселое.
— Большое спасибо! — просияла я, нетерпеливо открывая свой настоящий подарок.
— Ты еще не знаешь, что это.
— Мне все равно. Я уже его обожаю, — я впилась глазами в коробку. Мне не терпелось посмотреть, что это такое.
Наконец, папа надо мной сжалился.
— Давай, открывай.
Мне не нужно было повторять дважды.
Соскочив со стула, я на четвереньках проползла под его огромным столом и нетерпеливо дернула ленту. Она упала на ковер. Приоткрыв крышку, я заглянула внутрь.
В полумраке под столом было трудно что-либо разглядеть, но вскоре я увидела маленькую серую мордочку.
— О! — я почувствовала, как от восторга и обожания по телу пробежали мурашки. — О! О!
Я сунула в коробку руку и вытащила самый милый пушистый комочек на свете. Я присела и прижала котенка к себе. — Ты подарил мне котёнка?
Рядом возник папа и, отодвинув стул, пригнулся ко мне.
— Да.
— Но ты же сказал, что мне нельзя заводить домашних животных. Что у нас слишком много дел.
— Ну, я передумал, — папа посерьезнел. — Элль, я знаю, какую ответственность на тебя возлагаю. Знаю, что все это трудно понять, когда ты только начинаешь жить. И мне жаль, что у тебя нет такой свободы, как у твоих друзей. Я бывал с тобой строг, но ты такая хорошая девочка. Я решил, что для разнообразия было бы неплохо подарить тебе то, чего ты действительно хочешь.
Я крепче прижала котенка к себе. Он не вырывался и не пытался меня царапнуть, как кошка в зоомагазине, в который я однажды пробралась, пока папа отвлекся. Этот замурлыкал и уткнулся мордочкой мне под подбородок.
На глаза навернулись слезы. Меня переполняла безграничная любовь. По какой-то причине, я любила этот маленький пушистый комочек так же сильно, как своего отца, хотя только сейчас его увидела.
Любовь быстро затмила благодарность, поэтому я опустила котенка на пол, быстро подползла к папе и бросилась в его объятия.
— Спасибо, — я поцеловала его в колючую щеку. — Спасибо!
Он рассмеялся. Отец крепко меня обнял, и я ощутила исходящий от него запах лавандового мыла. Того же самого, что делала мама, наполняя весь дом его тонким ароматом.
— Большое спасибо. Я очень его люблю.
Котенок подошел, и забрался к нам на колени.
Папа покачал головой.
— Это девочка. Ей двенадцать недель, как тебе двенадцать лет.
Он разжал объятья, и я схватила котенка, уткнувшись лицом в его сладко пахнущую серую шерстку.
— Как думаешь ее назвать?
Я нахмурилась и серьезно задумалась.
— Сильвер? (от англ. «Silver» — «серебро» — Прим. пер.)
— Сильвер?
Я поцеловала котенка в голову.
— Ее мех напоминает серебро.
Папа усмехнулся.
— Ну, это прекрасное имя.
- Нет, подожди. Сейдж.
— Сейдж?
— Я хочу назвать ее Сейдж. (От англ. «Sage» — «Шалфей» — Прим.пер.)
Ему не нужно было знать, что я помню большинство трав и ароматических масел, которые мама использовала для приготовления лосьонов и мыла. В последний раз мама рассказывала мне о шалфее, листья которого были покрыты серебристым пушком. Всякий раз, когда я думала о том дне, мне казалось, что мама рядом, а не далеко на Небесах.
Я уверенно кивнула головой.
— Да, ее зовут Сейдж.
Папа снова притянул меня к себе и поцеловал в макушку.
— Что бы ты ни решила, я надеюсь, что она будет заботится о тебе, как же, как и ты о ней.
Я потерлась носом о кошачий холодный носик, вздрогнув от странного ощущения.
— Конечно. Она будет приходить ко мне на работу каждый день, — я склонилась, баюкая свою новую подругу. — Ты не против? Можно мне приносить ее с собой на работу?
Лицо отца снова посерьезнело.
Он сказал чистую правду. Папа был со мной строг, но он был таким же и по отношению к себе. Ему также, как и мне не хватало мамы. Неужели он думает, что теперь, когда у меня появился домашний питомец, я стану меньше его любить?
Я протянула руку и коснулась его грубой щеки.
— Я тебя люблю.
Его серые глаза снова озарились светом. Он крепко меня обнял, и наше маленькое трио на секунду слилось в единое целое.
— Я тоже люблю тебя, Элль. И тебе не нужно спрашивать разрешения, чтобы принести Сейдж на работу. Она твоя. Главное, чтобы ее не было в магазине, а так — можешь брать ее в кабинет и делать там все, что захочешь.
Я вздохнула от счастья, а Сейдж тем временем ворочалась у нас на коленях.
— Ты самый лучший папа на свете.
Его улыбка погасла, радость момента исчезла, и он покачал головой.
— Это не так, Элль. Я знаю, что никогда не смогу заменить тебе мать, знаю, что прошу слишком много, готовя тебя продолжить мое дело и в столь юном возрасте встать у руля этой компании, но я люблю тебя больше всего на свете, и благодарен за то, что ты у меня есть.
Его слова были тяжелы для двенадцатилетнего ребенка. И спустя годы они не стали легче.
Тот День рождения запомнился мне по двум причинам.
Во-первых, я никогда больше не буду одна благодаря тому, что у меня появилась Сейдж.
А во-вторых, папа знал, на что меня обрекает, и все равно это сделал.
Я думала, что «Бэлль Элль» уже моя.
Однако, я ошибалась.
Глава вторая
СЕМЬ ЛЕТ СПУСТЯ
Кто бы мог подумать, что девятнадцатый День рождения окажется таким унылым?
Я смахнула глупые слезы, продолжая вводить ежемесячные финансовые счета в сравнительную таблицу, готовясь к У.С.П., также известному как утреннее собрание в понедельник.
Я была в офисе с половины восьмого — как и каждое утро с тех пор, как в шестнадцать лет бросила школу. Я ушла, потому что выучила все базовые знания, какие мне могли дать школьные учителя, и так как завещанное мне наследие поглотило меня целиком, у меня не было ни времени, ни необходимости поступать в университет.
Моим университетом была «Бэлль Элль», там я проводила все вечера и выходные своей жизни. Что касается моих знаний и навыков, я была вполне способна управлять этой компанией задолго до моего двадцатилетия.
Мой отец об этом позаботился.
Я больше не была одинокой маленькой девочкой, жаждущей свободы своих сверстников. А молодой женщиной, которая безропотно несла на своих плечах груз ответственности за благосостояние тысяч своих сотрудников. Именно на мне лежала обязанность по обеспечению бесперебойной работы «Бэлль Элль» и получению прибыли, благодаря которой выплачивалась зарплата и росло количество рабочих мест.
Мой тяжкий труд и ненормированные рабочие дни были вознаграждены положительной доходностью и внушительным расширением бизнеса. Я получала удовлетворение от новых контрактов и сокращения производственных издержек. Я никогда не ходила на вечеринки и не закатывала истерик, потому что работала с утра и до позднего вечера.
Я жила и дышала торговлей и балансовыми отчетами.
И меня это вполне устраивало.
Другой жизни я не знала. У меня не было причин чувствовать себя загнанной в угол. У меня был замечательный отец, невероятное будущее и все, о чем я только могла мечтать. Мне было очень много дано, но цена этой власти и величия — отречение от множества вещей, которые я не имела возможности попробовать.
У меня никогда не было друзей, потому что кто захочет водиться с чудачкой, которая не умеет ни во что играть? Я никогда не гуляла по городу одна, так как мир слишком опасен. Я никогда не попадала в неприятности и не делала ничего безрассудного. Меня каждый день окружали телохранители, водители и менеджеры.