«Здесь, в этом мире многосменном…»
Здесь, в этом мире многосменном,
Не забывай о небе звездном.
Со всех сторон объявшем нас,
О тайне, веющей оттуда
На жизни длящееся чудо,
На каждый день, на каждый час.
Будь тайне этой чуткой чашей, —
Пойми, нет будней в жизни нашей,
Дня мудрых в жизни будней нет, —
Сквозь боль, и гнев, и нетерпенье —
Свет изумленья и прозренья —
Неотвратимый звездный свет.
«Смотря альбом в осенней полумгле…»
Смотря альбом в осенней полумгле:
«Как хорошо мы жили на земле!» —
Подумала с улыбкой, забывая,
Что я случайно всё еще живая.
Но там, на снимках старого альбома,
С ушедшими давно, я больше дома.
О, память, память! Плача и любя,
Как мне за них благодарить тебя!
«В наш стройный мир, в его чудесный лад…»
В наш стройный мир, в его чудесный лад,
Мы принесли разбой, пожар и яд.
И ширится земных пожарищ дым,
Обуглен сук, где всё еще сидим.
Пока дышу, пока еще жива —
Прости мне, лес, прости меня, трава!
Хочу упасть на эту землю ниц,
Просить прощенья у зверей и птиц…
Последней жизни обрывая нить,
Прости нам, Боже! — Хоть нельзя простить.
«На людьми затоптанной полянке…»
На людьми затоптанной полянке,
Где окурком прожжена трава
И лежит, мерцающий едва,
Плоский перстень от пивной жестянки, –
Я тройчатку желудей нашла,
Гладких, плотных, буровато-ржавых,
Тесно севших в чашечках шершавых, –
И домой в кармане привезла.
Пальцы их бездумно извлекли,
Бросили – случайная причуда –
Трех дубов несбывшееся чудо,
Отнятое мною у земли.
«Двадцать лет — их как не бывало!..»
Двадцать лет — их как не бывало!
Снова я в любимом лесу,
И в ладони тепло-усталой
Смоляную шишку несу.
Пробираюсь знакомым бором,
Улыбаюсь. Грущу. Молчу.
Больше нет уже тех, которым
Я о нем рассказать хочу.
«Много желтых листьев попадало…»
Много желтых листьев поп а дало,
В их сухом сугробе стою…
Милый друг, прощай — пусть нен а долго, –
До свиданья в ином краю.
Где под вечным солнцем, как водится,
Нерушимо цветет весна…
Я не знаю, где он находится,
Но дорога к нему одна.
«Прощаясь мирно с радостью земной…»
Прощаясь мирно с радостью земной,
Я оставляю всю ее в наследство:
И солнцем позолоченное детство,
И молодость с лирической луной.
И зрелости свободной тишину,
И бледную прохладу увяданья,
И с тихой музой редкие свиданья –
Всё в малой г о рсти бережно сомкну.
И брошу в мир, как на последний суд,
В бутылке запечатанное слово, –
И, может быть, у берега родного
Она пристанет, и ее найдут.
ПОСЛЕ ДОЖДЯ
Закипает каплями круглый водоем.
Каменная девушка мокнет под дождем.
В сумрак влаги шепчущей, в запах мокрых роз,
Раздвигая облако, солнце прорвалось.
Побежало искрами, остро и светло,
По воде, по девушке блеском потекло.
А в ладони каменной, вогнутой у ней
Пьет и озирается бодро воробей.
Я с веселой нежностью перед ней стою –
Словно я от свежести из ладони пью.
«Прикрыв глаза, сидеть в лесу на пне…»
Прикрыв глаза, сидеть в лесу на пне
И радоваться мшистой тишине,
Где только шорох млеющий один
Безудержного трепета осин,
Где солнце греет сеткой вырезной,
А на опушке ежевичный зной,
И, сенным духом сладостно полна,
Вплывает в лес горячая волна.
Прикрыв глаза, сидеть в лесу на пне
В бездумной и блаженной тишине,
Где, как осина легкая, шурша,
Без слов и мыслей молится душа.
«Огневой подобны парче…»
Огневой подобны парче
Облаков закатных хоромы.
В золотом вечернем луче
Пляшет мошек рой невесомый.
Свет последний — как он хорош,
Как с ним мошек движенья слиты!
Скоро луч погаснет — и что ж:
Нет от ночи у них защиты.
Где он спрячется, робкий рой,
Звездной выслеженный могилой?
Если слышишь — спаси, укрой,
Защити, сбереги, помилуй!
«В этом есть и своя услада…»
В этом есть и своя услада,
Если в жизни идешь одна, —
Мне спешить никуда не надо,
Никому всерьез не нужна.
И ничьей не связана властью,
Проживу, пожалуй, и так:
Улыбаясь чужому счастью
И гладя чужих собак.
«Ни к чьему не примыкая стану…»
Ни к чьему не примыкая стану
И ничьей не покорясь звезде,
Я уже нигде своей не стану,
Дома не найду уже нигде.
Сквозь земные горькие обиды
Чужестранкой призрачной бреду,
Как печальный житель Атлантиды,
Уцелевший на свою беду.
ПОЛДЕНЬ
Медово-зелен спелый виноград
На деревянном остове беседки:
На грузных гроздьях капельки горят,
К ним осы льнут, настойчивы и едки.
Так пьян и нежен летний аромат,
Так сонно-сухи солнечные ветки,
Что первых строк ликующий отряд
Летит в пылу лирической разведки —
И вот запнулся в жаркой тишине
И тайным эхом плещется во мне.
Неспешный день так ясен и отраден,
Что говорят не строфы, не слова,
Но вырезная крупная листва
И запах перегретых виноградин.
«В садах, где прохладные астры цветут…»
В садах, где прохладные астры цветут,
Где яркий отдельный листок подбираем,
Опавшие листья сгребают и жгут,
И пахнет дымок их разлукой и раем.
Последние солнцем прогретые дни,
Последняя в книге зеленой страница…
Но чем-то прощальная горечь пьянит
И радостью тайной по жилам струится.
«В прозрачном небе вещий холодок…»
В прозрачном небе вещий холодок.
Подсохшие деревья посветлели —
И вот плывут осенние недели,
Один шуршащий золотой поток.
Гоняет ветер пурпурный листок.
Упругие заброшены качели.
Забиты ставни. Птицы улетели.
И дом нахохлен, стар и одинок.
А я тропинкой медленно бреду,
Мне так просторно дышится в саду,
Отцветшем, отзвеневшем, отлюбившем.
От всех земных забот отрешена,
В усталый мир нисходит тишина,
Смиряя боль о бывшем и небывшем.
НА СТАРОМ КЛАДБИЩЕ
Плывет сияньем полдень мирный
Над жарким камнем стертых плит.
Жук синеватый, ювелирный
В огромной мягкой розе спит.
Подходит смерть, не скрипнув дверью,
Но жизнь рождается опять —
В сиянье, в горе, в благодать, —
И нет конца ее доверью.
«Дрожащим отливает серебром…»
Дрожащим отливает серебром
На берегу осиновая рощица
Над гладким непоседливым бобром,
Что деловито в озере полощется.
Стволы и ветки носит для запруд,
Сплетает их с неутомимым рвением,
И смотрит солнце на бобровый труд
Светло и тихо, с полным одобрением.
Но человек, упорный лиходей,
Разрушил дом и отнял жизнь звериную…
Ах, если б в мире не было людей,
А только теплый берег под осиною!
«Спасибо жизнь, за то, что ты была…»
Спасибо жизнь, за то, что ты была,
За все сиянья, сумраки и зори,
За мшистый бок тяжелого ствола
И легкий парус в лиловатом море,
За всё богатство дружбы и любви
И тонкий холод одиноких бдений,
И за броженье светлое в крови
Готовых зазвучать стихотворений, –
Со всем прощаясь – и не помня зла –
Спасибо, жизнь, за то, что ты была!