Статистика как исторический источник
Возникновение термина «статистика» относится к эпохе Возрождения, когда в Италии народилась в качестве особой науки практическая политика. Эту отрасль знания называли на латинском языке: ratio status, по-итальянски – ragione di stato. Слово «status» употреблялось здесь в общем значении государства. Человек, опытный в этой науке и практической политической деятельности, обозначался словом «statista». Это слово перешло в другие языки, и от него немецкие ученые в середине ХVIII в. образовали термин «статистика».
Хотя статистическая литература служит источником для последующих исторических исследований, она сама представляет собой обработку некоторого сырого материала, каким являются бланки переписей, хозяйственных обследований и т. п. Для статистика источником является сам сырой материал, подлежащий определенной математической обработке, то для историка источником является продукт работы статистика, т. е. сведенные и обобщенные статистические данные, прошедшие через предварительную обработку статистика.
Первые русские статистические работы начала ХIХ в.
Идеи немецких статистиков - государствоведов нашли в России благодарную почву для развития. В течение первых десятилетий ХIХ в. эти идеи господствуют среди русских статистиков, и только в 30–40 - х годах, в связи с начинавшимся развитием капиталистических отношений в стране, постепенно стали пролагать себе дорогу более прогрессивные идеи математической статистики Лапласа и Кетле.
Первые шаги статистическая наука в России делала еще в конце ХVIII в., когда профессор истории Московского университета Рейхель читал в 1773 г. курс «познания государства», Этот первый в России курс статистики был выдержан вполне в духе ахенвалевской описательной школы.
Только с начала ХIХ в. правительство делает статистику предметом своей заботы. В 1804 г. в Академии наук учреждается факультет статистики и политической экономии; в следующем году кафедры статистики было предписано иметь в университетах и гимназиях. В 1803 г. появился учебник теории статистики акад. Германа, а затем и ряд статистических работ.
Недостаток официальных данных вынуждал русских статистиков начала ХIХ в. идти теми же путями, какими в конце ХVIII – начале ХIХ в. шли на Западе. Статистик собирал свои сведения там, где их мог найти. В силу недостатка государственной статистики мимо этих работ пройти невозможно, хотя источниками они являются не в собственном смысле.
В 1808 г. вышла первым изданием книга проф. Е. Зябловского «Статистическое описание России», повторенная с дополнениями в 1815 г. В ней автор ясно заявляет себя представителем и сторонником описательной школы, хвалебно отзывается о работах Ахенваля и в соответствии с правилами этой школы свою книгу строит так: первая часть содержит общие понятия о статистике и краткий обзор Европы, вторая посвящена изображению земли и жителей России, в третьей части характеризуется образ правления и государственные учреждения, четвертая обрисовывает сельское хозяйство, скотоводство, горные заводы, пятая - прочие виды промышленности и торговлю.
Положительной особенностью работы Зябловского является использование некоторого доступного ему неопубликованного ведомственного материала, привлеченного наряду со всевозможными печатными источниками.
Наиболее существенны две последние части книги – четвертая и пятая. Здесь дают себя знать источники работы Зябловского. Он использует ведомственные материалы, в частности губернаторские отчеты, на основании которых изображает производительность сельского хозяйства, размеры скотоводства. Зябловский дает также сведения, заимствованные из Министерства внутренних дел. Данные, которыми он оперирует, относятся к периоду 1802–1811 гг.
Сведения о промышленности Зябловский приводит те, какие имел возможность получить от соответствующих ведомств. Материалы о горных и металлургических заводах концентрировались в Министерстве финансов.
Но оттуда Зябловский получает лишь перечень заводов с указанием их суммарной продукции в период 1808–1813 гг. или за один1811 г. По такого же рода данным рисует Зябловский соляной промысел. Министерство внутренних дел имело нерегулярные сведения о ярмарочной торговле. Эти сведения Зябловский сумел использовать. Как они ни отрывочны, но все же представляют интерес и сохраняют свое значение.
Таким образом, работа добросовестного исследователя, каким был Зябловский, при всей ее методологической и отчасти фактической устарелости в некоторых своих частях представляет интерес и может быть использована историком.
В 1818 г. появилась в свет первая часть (а в следующем году – вторая) книги К. Арсеньева «Начертание статистики российского государства». Эта была вторая уже работа русского статистика. Автор ее всецело примыкает к своим предшественникам, следуя описательной школе. Он приводит данные об общем количестве населения по семи первым ревизиям, о распределении населения по территории страны, дает характеристику его национального и вероисповедного состава, касается соотношения между производящими и непроизводящими слоями населения. Характеристика населения у Арсеньева гораздо полнее и интереснее, чем у Зябловского.
Вслед за тем автор переходит к «народному богатству». В этом разделе он использует некоторые новые данные – отчеты Министерства внутренних дел, его статистические сводки.
Давая очерк состояния сельского хозяйства и дохода от него страны, Арсеньев останавливается на обстоятельствах, препятствующих развитию хозяйства. Такими обстоятельствами он считает «обыкновение высших сословий граждан содержать великое число служителей как в городе, так и в деревне. Множество крестьян – будучи отторгнуты от самого полезнейшего занятия, обращаются на работы вовсе бесплодные». Возражает Арсеньев, с этой точки зрения, и против отхода оброчных крестьян. «Люди здоровые, крепкие и в полных летах разносят плоды, песок, конфекты и прочие мелочи, тогда как лучшие земли остаются или вовсе невозделанными, или не так, как должно быть». Главная причина хозяйственной отсталости, однако, не в этом, гораздо важнее «крепостность земледельцев»: «человек не уверенный в полном возмездии за труд свой, в половину не произведет того, что в состоянии сделать человек, свободный от всяких уз принуждения». Наконец, как на обстоятельство, понижающее сельскохозяйственный Доход страны, Арсеньев указывает на отсутствие земледелия на юге страны и в Сибири.
В дальнейшем дается очерк лесоводства, скотоводства, охоты и т. д., а затем автор переходит к обзору промышленности. Данные, какими располагал Арсеньев, небогаты. Поэтому в ряде случаев автор оказывался вынужденным отказаться от освещения того или иного вопроса.
Вслед за тем Арсеньев обращается к обзору торговли и излагает этот вопрос на основе таможенных данных. Поэтому очерк внешней торговли значительно полнее обзора внутренней торговли. Автор бессилен дать сколько-нибудь ясное представление даже о ярмарках – и таких, как Нижегородская: «Весь торговый оборот на сей ярмарке определить с точностью трудно по причине беспредельной свободы, впрочем, безошибочно можно сложить оный до 80000000 рублей». Кто и чем торгует, остается совершенно неизвестным.
Наконец, последние разделы первой части посвящены монетной системе народному образованию.
В полном соответствии с правилами описательной школы в статистике вторую часть работы Арсеньев посвящает изображению государственного устройства России. Здесь интересен лишь вкрапленный в текст пункт о правах различных групп населения. Автор касается и вопроса о положении крепостных - крестьян, подчеркивая желательность наделения правами зажиточных крестьян, обладающих капиталами, рвущихся в купцы. Но Арсеньев старается в то же время защитить крепостное право от нападок тех иностранцев, которые считают его прямым рабством, утверждая, что существуют помещики, которые «пекутся подобно чадолюбивым отцам о благоденствии подвластных им крестьян». Для истории общественной мысли, для истории вопроса о крестьянском освобождении эти высказывания Арсеньева представляют свой интерес.
Некоторые разделы книги до сих пор сохраняют известное значение (население, отчасти сельское хозяйство). Однако в целом, в силу того что Арсеньев опирался по преимуществу на печатный материал, книга его представляет меньшую ценность, чем работа Зябловского.