Пока готовился следующий съезд мы решили активизировать нашу радикально-экологическую деятельность внутри партии с целью привлечь на нашу сторону новых людей и добиться победы своей позиции на следующем съезде. Мы стали уделять больше внимания проведению каких-то радикальных экологических акций, носящих уже межгородской и межрегиональный характер. Например, в это время на базе тех радикалов, что вошли в Партию зелёных, и тех, которые не вошли в неё (в числе последних - группа саратовских экологистов, таких как Ольга Пицунова и Олег Жарков, которые сказали: «Мы - анархисты, и в партии не входим»), было создано движение «Хранители радуги» - для того, чтобы вот это радикальное течение было оформлено невзирая на какие-то разногласия между «партийцами» и «антипартийцами». Это был, насколько я помню, 90-й год.
Тогда же начались и первые акции этого движения. Первая довольно крупная акция в 90-м году - лагерь протеста «Хранителей радуги» и зелёных против Балаковской атомной станции в городе Балаково, который летом 90-м года стал центром экологического сопротивления на Волге. Тогда его население поднялось на борьбу против строительства второй очереди АЭС, а анархисты, радикальные зелёные из партии и движения "Хранителей радуги" поспешили ему на помощь. Перед АЭС был разбит экологический лагерь протеста, и над ним подняты флаги анархистов, Партии зелёных (зеленое полотнище с желтым подсолнухом) и радикальных зеленых (с изображением сжимающего кулак кленового листа). В лагере красовалась знаменитая международная эмблема противников АЭС - солнце с сжатым кулаком.
Надо сказать, что тогдашние эколагеря сильно отличались от тех, которые делали во второй половине 90-х годов, да и сейчас делают новые поколения "Хранителей радуги" и некоторые анархисты. Тогда экологическое движение было еще массовым, и костяк выступлений протеста составляли в итоге сами местные жители. Зеленые из других регионов приезжали помочь, но им и в голову не приходило разыгрывать из себя какой-то "авангард". Лагерь протеста был своего центром притяжения, распространения информации, местом совещаний и координации движения, в котором участвовали и местные, и приезжие. Задача состояла в том, чтобы поставить город, что называется, на уши. В какой-то момент переходили от пикетов к блокаде АЭС, стараясь одновременно развить что-то вроде массовой кампании гражданского неповиновения, которая должна была заставить власти уступить. Потом, когда массовое экологическое движение спало, эколагеря превратились для кочующих радикалов, к сожалению, в своего рода разновидность "туризма протеста". Но в 90-м году, повторяю, всё было еще по-иному.
Ты вот утверждал, что парламентским путём что-то удавалось закрыть, а вот у радикалов, действовавших снизу, это не получалось. Но если мы посмотрим на антиатомное движение, которые тогда переживало подъём, то увидим картину прямо противоположную: закрывали или опасные энергетические и промышленные объекты либо сдерживали их развитие как раз массовые радикальные движения протеста. Ведь по своей доброй воле ни один орган власти не смел принять решение о закрытии атомной станции, ведь эта проблема находилась в компетенции центральных властей. Это был вопрос государственной политики, и поэтому никто не рисковал связываться с этой проблемой. Даже общесоюзные съезды экологических организаций не рисковали ставить вопрос об атомной энергетике, потому что считалось, что это уже - самый крайний радикализм.
Но как раз в это время удалось закрыть или приостановить расширение большого количества атомных проектов, то есть, скажем так, удалось фактически сковать всю советскую атомную промышленность. И сделано это было именно в ходе массовых движений протеста и именно благодаря им. Так было и с Балаковской АЭС. Под давлением массовых несанкционированных митингов власти вынуждены были в конце года отменить сооружение второй очереди станции.
Среди тех, кто самым активным образом участвовал в Балаковском лагере, были и люди из экосоциалистического - экоанархистского крыла Партии зелёных - Фомичев, Кривов и я. (Я оказался там примерно через неделю после Самарского съезда.) Мы решили использовать сбор радикальных людей для того, чтобы обсудить, как нам быть дальше с проектом под названием "Партия зелёных".
Я уже говорил о том, что самарский съезд так и не принял ни программы, ни устава партии. Был всего лишь одобрен временный устав с основными положениями и формально избрано Правление из 9 человек (включая Фомичева и меня), которое так и не собиралось ни разу. Все те проблемы, которые встали на учредительном и на первом съездах, никуда не делись. Следовало как следует подготовиться к будущему съезду; его проведение намечалось сначала на осень, а затем - на следующий год, предположительно в Оренбурге. С тем, чтобы выступить на нем сплоченным фронтом.
К тому же назрела реальная необходимость пересмотреть структуру партии. После съезда пошел бурный процесс оформления местных, региональных и республиканских зелёных партий. Возникла не только Партия зелёных Украины, но и Партия зелёных Нижегородского края, Демократическая партия зелёных Челябинской области и так далее и так далее.
Так что в этом Балаковской лагере произошли два важных события. Первое: встретились активисты Движения за создание Партии зелёных и приняли несколько довольно важных решений.
Во-первых, к следующему съезду Партии зелёных был написан проект Декларации принципов, условно называемый «Балаковская декларация». Эта декларация была написана в чётком экосоциалистическом духе и была близка взглядам известного американского экоанархиста Мюррея Букчина, чьи статьи я тогда переводил и публиковал в "Третьем пути". В ней говорилось о социальных корнях экологического кризиса; о необходимости полностью порвать с логикой индустриализма; о том, что существующая социально-политическая система подлежит упразднению; о праве жителей любого населенного пункта на самоопределение; о стратегии децентрализованной революции и создании "контр-власти" снизу. В ней предлагался переход к нерыночной демократической экономике и к антиавторитарному обществу на основе федерации самоуправляющихся территориальных единиц, каждая из которых является самообеспечивающейся в плане основных социальных, экономических и прочих потребностей. Те же более крупные экономические объекты, которые выходят за рамки одной самоуправляющейся территориальной единицы или обслуживают интересы и нужды большего количество таких единиц, управляются этими единицами совместно на основе федеративного соглашения, заключаемого снизу. То есть фактически это был уже некий экоанархизм, хотя и назывался всё ещё экосоциализмом.
Что касается устава, то мы предложили превращение Партии зеленых в полноценную федерацию местных или региональных партий и идейных фракций. Позднее эта идея получила развитие: надо преобразовать (и переименовать) Партию зеленых в Лигу зеленых партий.
Скажу сразу, что осенью 90-го года съезд в Оренбурге не состоялся, потому что местная зелёная партия распалась. Пришлось отложить съезд на следующий год.
Второе интересное событие, которое произошло в Балаковском лагере, было связано уже с анархистской проблематикой: почти одновременно с нашей встречей там проходил съезд, на котором была создана Ассоциация движений анархистов (АДА). Я тоже принял участие в её создании. В документах и резолюциях местом проведения называется Саратов, но на самом деле заседали мы именно в лагере протеста.
КРУГИ АДА
Я уже упоминал о разногласиях, которые существовали в тогдашнем анархистском (или, скорее, проанархистском) движении Советского Союза. Дело в том, что КАС, несмотря на своё название, была фактически организацией не анархо-синдикалистов, а своего рода общеанархистской федерацией, и в неё первоначально входили анархисты самых разных толков, течений и направлений, начиная от анархо-коммунистов и заканчивая анархо-капиталистами.
П.:?!
Д.: Я понимаю, что понятие “анархо-капитализм” вызывает тихий смех. У меня оно всю жизнь вызывало ещё и желание чем-нибудь запустить в тех, кто использует подобные понятия, дискредитируя анархизм, как таковой. Тем не менее, эти люди всерьёз так себя называли.
Более того, на Западе существует даже некий аналог “анархо-капитализма”, но там его приверженцы называют себя либертарианцами. Фактически это – крайняя форма либерализма, при которой либерализм в экономике сочетается с полным или почти полным отсутствием государства. При этом каждый что хочет, то и делает.
Как может выглядеть подобное общество на практике, я себе плохо представляю, потому что считаю, что функционировать оно не сможет в принципе. Это уже будет не общество, а постоянная война всех против всех. Эдакий параллелограмм эгоизмов, что ли…
Однажды, характеризую взгляды питерского анархо-капиталиста Петра Рауша, я описал их примерно так: “Моя свобода заканчивается там, куда долетает пуля моего соседа”. Приблизительно так это общество, думаю, и выглядело бы. Дальнейшие вопросы по этому поводу следует задавать не мне…
“Анархо-капиталисты” составляли правый фланг проанархистского движения в СССР. В центре располагались лидеры московской организации КАС – Исаев и Шубин. На левом крыле группировались те, кто называли себя анархо-коммунистами.
Правда, это был анархо-коммунизм не в традиционном, кропоткинском, смысле, который тогда уже был близок мне, Я как раз в 90-м году прочитал «Хлеб и волю» и «Современную науку и анархию» и понял, что вот это и есть то, что я всегда искал. (Это - моё.) Так что я себя в 90-м году уже отождествлял с анархо-коммунизмом (но именно в традиционном, кропоткинском, смысле) и любил повторять, что “левее меня – только стенка”.
В тот период анархо-коммунисты были представлены Анархо-коммунистическим революционным союзом (АКРС) с отделениями в Ленинграде (ещё не Петербурге; но мы уже тогда любили говорить: “Петроград, Питер”), Москве, Днепропетровске, Туле, Байкальске… Большинство групп этого АКРС входило в КАС (хотя и не все).
Позиция его была такова: наш идеал - анархо-коммунизм в том виде, каким его представлял Кропоткин, но до него ещё предстоит пройти длинный-длинный путь. Пока же нужен переходный период, для которого вполне достаточно того, что предлагает КАСовский центр: прудонизм, собственность трудовых коллективов на средства производства, вместо государства - самоуправление на территориальной основе, с многопартийной системой (что любопытно) и с постепенным развитием в сторону настоящего анархо-коммунизма по Кропоткину. Большинство этих групп закончило достаточно плачевно.
Но тогда мне было интересно именно это направление, потому что оно, по крайней мере, объявляло о приверженности анархо-коммунистической цели. Тесные контакты (хотя это было уже позднее, в начале 90-х годов) у меня сложились с людьми из питерской группы уже после того, как та в 91-м году распалась на две фракции - собственно анархистскую (Виктор Щёпотов, который, правда, потом ушёл из движения по причинам личного характера) и на ту, которая потом ушла к троцкистам. Во главе последней стоял известный в тусовочных кругах Дмитрий Жвания, потом – один из основателей питерской НБП. Как видим, он проделал путь слева до крайне правого фланга.
Между прочим, не он один. Тульские анархо-коммунисты во главе с Михаилом Судаченковым, переименовавшись в Тульский союз анархистов и отказавшись от “коммунизма”, тоже потом эволюционировали в сторону какого-то очень странного национализма - как водится, с призывом не пускать в Тульскую область мигрантов и так далее. Они баллотировались на областных выборах, издавали весьма странную газетку, в логотипе которой было изображение топора, при этом совершенно явно обыгрывалась тема погромов.
П.: Не могло в наименовании этой газеты использоваться название известного журнала “К топору”?
Д.: Я не помню. Но что-то по поводу топора было: то ли в названии, то ли топор был на эмблеме журнальчика, который они издавали. Впрочем, нет. Кажется, издание называлось “Анархист”. А потом в логотипе появился и топорик…[1]
Хорошие отношения были с байкальской группой АКРС, хотя, увы, они так и остались отношениями по переписке. Эта группа потом эволюционировала к такому же, как и у нас, анархо-коммунизму и вместе с нами в 90-х годах принимала участие в создании Конфедерации революционных анархо-синдикалистов (КРАС). Правда, группа распалась после того, как её основоположник Игорь Анкудинов, видимо, погиб. (Он просто пропал без вести.)
В Москве группу АКРС возглавлял весьма колоритный персонаж Александр Червяков. Некогда он был милиционером, потом - активистом движения за трезвость. На этой вот почве борьбы за трезвость у него совершенно явственно снесло крышу, потому что для него эта тема превратилась чуть ли не в главный критерий подбора членов его собственной организации. Но в 89-м и, особенно, в 90-м годах он считал себя анархо-коммунистом, занимал относительно радикальную по тем временам позицию, последними словами ругая КАСовский реформизм. Собиралась группа в разных местах, как-то, я точно помню, она заседала в здании бывшей школы на Преображенке, где размещалось также М-БИО.
Между прочим, когда возникла наша Инициатива революционных анархистов - ИРЕАН, то её собрания в 91-м и 92-м годах тоже часто проходили в этой школе. И так продолжалось до тех пор, пока М-БИО оттуда не выселили. Насколько я знаю, сейчас в этой школе находится, к сожалению, местное отделение полиции, что, боюсь, символично.
Я пару раз сходил на семинары червяковской группы, но то, что я увидел, мне не сильно понравилось. По многим причинам сразу - и с точки зрения антиалкогольного сектантства, и с точки зрения достаточно авторитарного климата... Неудовлетворён я был, конечно, и их вариантом анархо-коммунизма.
П.: А мне помнится, что Червяков возглавлял просто панков - подростков с разноцветными ирокезами на головах, с которыми о какой-либо теории говорить было вряд ли возможно.
Д.: Это было уже чуточку позже (особенно - в 91-м году).
П.: Но я их помню с ноября 90-го года.
Д.: Да. Это произошло, когда он связался с тусовкой, которая образовалась из полупанковской молодёжи, вращавшейся вначале вокруг КАС. Эта тусовка называлась Анархо-радикальное объединение молодёжи (АРОМ).
Надо сказать, что Червяков на неё оказал достаточно паскудное влияние, потому что некоторая часть этих людей последовала за ним по тому пути эволюции, который он сам проделал. В 91-м году Червяков от анархо-коммунизма резко, без всякой пересадки, перешёл к анархо-капитализму, а в начале и в середине 90-х встал на позиции чисто фашистские. Он издавал журнальчик “Русский хозяин” и возглавлял какой-то националистический союз предпринимателей фашистского толка.
Часть тех, кого он сбил с толку, пошла за ним, часть просто выпала в никуда, а часть вернулась в КАСовские и полуКАСовские круги. Среди последних - паренёк по кличке Кай (Олег Кокотов), который потом работал у Исаева в газете “Солидарность”...
П.:...А в середине 90-х - пресс-секретарём Партии любителей пива.
Д.: Но вернемся к КАС. На том самом съезде в 90-м году, на котором я не был из-за участия в съезде Партии зелёных, КАС раскололся (или раскололась?). Почему? Дело в том, что в КАС в целом возобладала “центристская линия”, которую проводил блок московской верхушки (Исаев, Шубин) и активно поддерживавших их людей из Омска (такие, как нынешний лидер СКТ Василий Старостин) и Иркутска (покойный Игорь Подшивалов). При этом “шаг влево, шаг вправо” приравнивался к чему-то нехорошему, то есть крайности отсекались. А формально борьба с инакомыслием велась под флагом борьбы с “тусовочностью”.
На съезде 90-го года фланги либо были отсечены, либо ушли сами. КАС покинула группа Рауша из Ленинграда, анархо-капиталисты из Казани, некоторые другие группы. Вне КАС оставалась и часть анархо-коммунистов. Иными словами, вне этой федерации оказались те, для кого её руководство было либо слишком левым, либо слишком правым, то есть те, кто был не согласен либо с анархо-синдикализмом вообще как таковым, либо конкретно с КАСовским его вариантом.
Отколовшиеся или невошедшие ушли из орбиты КАС и решили создавать новую анархистскую федерацию, которая будет основана не на диктате одной группы или руководящей фракции, а на некоем анархистском плюрализме и федерализме. Вот так возникла идея Ассоциации движений анархистов (АДА), которая была реализована на Балаковском съезде. Это анархистское объединение (а, точнее, просто большой форум всех-всех-всех) существует до сих пор.
Я тоже принял участие в том съезде, так же как и в нескольких последующих съездах АДА в различных городах. В АДА вошли многие анархисты – участники экологического движения, как например, саратовские анархисты. Активисты групп, вошедших в АДА, сыграли самую активную роль в Балаковском лагере протеста. Собственно, можно даже сказать, что ориентация на прямое действие (прежде всего, в экологии) и было единственным, что удерживало вместе такую разнородную публику. Для создания настоящей анархистской альтернативы КАС эта ассоциация, конечно же, не годилась…
ПРЕКРАСНАЯ ЛАНА
Осенью 90-го года я стал живо интересоваться тем, что творится в КАС, и с удовлетворением обнаружил, что жесткая руководящая линия верхушки вызывает недовольство среди рядовых членов, особенно среди молодёжи. Ведь Московская организация КАС иногда объединяла до ста человек, и это были люди, многих из которых привлекала сама по себе идея анархизма, федерализма и самоуправления, а не рыночные концепции. Эта молодёжь была недовольна наличием жёстких формализованных структур и тем, что “там наверху” что-то происходило, а она к этому не имеет никакого отношения. Нельзя сбрасывать со счетов и тягу к радикализму, которая наблюдалась в молодёжной среде.
Всё это заставило меня более пристально посмотреть, нельзя ли попробовать найти в этой среде людей, которые могут разделять анархо-коммунистические взгляды. Тем более, что сам я тогда, осенью 90-го года, подал заявление о выходе из КАС, сказав, что для меня эта организация - слишком правая, и я не хочу в ней состоять.
В это время в Москве, если употреблять терминологию немецких зелёных, в базисе анархо-движения, то есть среди рядовых его участников, явно что-то бурлило, возникали оппозиционные настроения, течения и группы. В частности, стал выходить небольшой журнальчик “Великий отказ”, получивший название по имени знаменитой формулы Маркузе. Издание призывало фактически к пересмотру КАСовских догм.
Среди издателей были как молодые активисты, вроде Дмитрия Костенко, так и те, кто занимал в КАС вполне прочное положение, как, например, Пётр Рябов. Журнал печатал, с одной стороны, тексты новых левых (по-моему, я дал им свой перевод статьи Маркузе об экологии), а с другой стороны, тексты вполне в традиционном анархическом духе.
Поскольку тогда вокруг КАС вращалось немалое количество молодых людей, интересовавшихся всеми этими вещами, при КАС начал работать семинар – так называемая “беспартшкола”, названная, понятно, в противовес партшколе. (Мы же без партий!). Поскольку КАСовской верхушке, которая тогда целиком была погружена в политические игры, надо было чем-то свою молодёжь занять, то она и занимала людей вот этими семинарами. А иногда – какими-то акциями (демонстрациями).
Заседала беспартшкола в Музее комсомола, кажется, на Маяковке...
П.: А не на “Краснопресненской”?
Д.: Может быть, и на “Краснопресненской”… Подожди-подожди-подожди! На “Баррикадной”!
П.: На “Баррикадной”.
Д.: Ни на “Краснопресненской” и ни на “Маяковке”, а на “Баррикадной”.
П.: Так “Краснопресненская” - это та же самая станция.
Д.: Но, по-моему, туда надо было идти именно от “Баррикадной” - куда-то вбок.
П.: Да от любой... Мне в ту сторону, например, всегда удобней было ходить от “Краснопресненской”. А музей этот располагался на Большой Грузинской улице, сразу за зоопарком.
Д.: Да, вспомнил, всё правильно… Сторожем в этом музее работал будущий активист движения “Хранители радуги” Макс Кучинский, благодаря чему там можно было собираться. Время от времени там и устраивались семинары, которые получили название “беспартшкола”. Журнал “Великий отказ”, кстати, как раз и зародился отчасти в среде этой беспартшколы, которая являлась не столько структурой, сколько средой для молодых людей, которые интересовались анархизмом.
Я установил контакты с людьми из беспартшколы, стал обсуждать с ними проблемы анархизма, анархо-коммунизма и методов прямого действия. Меня интересовала возможность создания новой, чисто анархо-коммунистической организации.
Примерно в это же время у меня были неплохие контакты с ещё одной группой – Товариществом социалистов-народников. Кстати, связи с людьми из беспартшколы стали завязываться, по-моему, как раз на собраниях или семинарах, которые Товарищество проводило в Историко-архивном институте. Можно сказать, что тогда, осенью 90-го, эти семинары были неким интеллектуально-совещательным центром притяжения лево-радикальных людей.
Ну, про Товарищество социалистов-народников я много рассказывать не буду, тем более, что тебе об этом уже рассказывал Ярослав Леонтьев - один из активных членов ТСН. Так что я дам только отсылку к тем внутренним раскладам, которые там получились, когда образовались два крыла - ориентировавшееся, соответственно, на исторических правых эсеров и энесов и на левых эсеров.
П.:А вот об этом он не говорил.
Д.: Раскол произошел, правда, чуточку позже - видимо, уже в 91-м году.
Мы и люди из беспартшколы сближались с лево-эсеровским крылом. А в 91-м году, уже после создания ИРЕАН, мы с этой фракцией и с отколовшимся от АРОМ Анархо-молодежным фронтом заключили недолговечное, но, по-моему, официально так никогда и не расторгнутое соглашение о взаимодействии, которое называлось Лигой федералистов. Существовал также проект Левой анархо-народнической ассоциации – ЛАНА.
П.: Назови представителей и той, и другой тенденции.
Д.: Я не всех помню, но знаковой фигурой в, условно говоря, правом течении был редактор “Революционной России” Андреев. А слева были такие люди, как тот же Ярослав, Григорий Тарасевич, который потом пошёл по профсоюзно-студенческой линии (в АПОС), Никита Тюков...
ПРИЗРАК КОММУНИЗМА
В конце 90-го года я уже поддерживал тесное сотрудничество с некоторыми активистами беспартшколы, прежде всего, с Евгенией Бузикашвили и Дмитрием Костенко. Мы приняли решение попробовать либо изменить направление и идейную основу Московской организации КАС, либо, если это не получиться, создать рядом с КАС анархо-коммунистическую организацию. Она должна была стоять на традиционных анархо-коммунистических позициях, то есть основываться уже не на том “анархо-коммунизме” с переходным периодом, который был до этого распространён в АКРС, а на классическом, жёстком анархо-коммунизме в кропоткинском духе. Основу такой организации могли бы составить участники беспартшколы.
Помимо беспартшколы и народников, интерес в тот период представляла для меня группы, которая тогда образовалась вокруг Сергея Бийца. Дело в том, что в 90-м году происходило активное фракционное размежевание внутри Демократического союза, в котором выделились новые течения. Я уже рассказывал, как Элиович и Майсурян вступили в Демократический союз. Там они стусовались с Бийцом и вместе с ним образовали так называемую еврокоммунистическую фракцию.
П.: А мне казалось, что Майсурян в ДС всегда был “правым” - в отличие, действительно, от основателей и лидеров еврокоммунистической фракции Грязнова и Элиовича.
Д.: Не стану с тобой спорить, потому что о внутридээсовских раскладах я знаю понаслышке. Лично я при их разборках не присутствовал. Всё-таки замечу, что Майсурян считал себя народником и, следовательно, мог в какой-то момент сотрудничать с левыми…
Когда я в 90-м году законтачил с Бийцом, никакой еврокоммунистической фракции уже не было. Была группа, которая образовалась вокруг Бийца и в которую входило несколько человек, достаточно разных по своим политическим убеждениям. Группа эта получила название “Союз коммунаров”.
П.: Ты говоришь про группу вне рамок ДС? (Например, Биец, как мне кажется, оставался в ДС довольно долго - по крайней мере до 1991-го года. А вот его участия во внутрипартийных разборках весны 91-го я уже не помню.)
Д.: Я думаю, было так: возможно, что кто-то из неё ещё входил в ДС, кто-то уже не входил, а кто-то вообще никогда не входил. Одно время они тусовались вместе с очень активным человеком с татарской фамилией, которую я сейчас почему-то не могу вспомнить…
П.: Активным где?
Д.: В ДС, в ДС.
П.: Возраст?
Д.: Мой или чуть помоложе.
П.: Я ни одного не помню с татарской фамилией, кроме Мухамедьярова.
Д.: Мухамедьяров! Мухамедьяров!
П.: А! Роальд Мухамедьяров. Но он же значительно нас старше. (Я поэтому и спросил про возраст.)
Д.: Старше? Я его лично не знал никогда, но представлял себе со слов Бийца, что это - человек, наверное, моих лет. Слушай, это - абберация? Ему тогда, может быть, было столько, сколько мне сейчас?
П.: Я думаю, что и тогда он был заметно старше. Он являлся жертвой политических репрессий и тогда уже выглядел как весьма немолодой человек.
Д.: С ним, короче, была такая ситуация: он сам в Союзе коммунаров не состоял. Но когда Биец начал издавать свою газету - орган крайне левой фракции ДС (сначала она называлась “Призрак коммунизма”, а потом, когда он окончательно перешёл на троцкистские позиции, была переименована в «Рабочую демократию»), Мухамедьяров так или иначе был с нею связан (может быть, время от времени для неё писал), хотя, насколько я понимаю, сам эти идеи не вполне разделял (или совсем не разделял) и в собраниях союза участия не принимал.
П.: Я помню «Призрак коммунизма», но мне казалось тогда, что под таким «пугающим» названием должно выходить как раз нормальное ДСовское (то есть антикоммунистическое) издание. И в этом плане участие в нём антикоммуниста Мухамедьярова было вполне органичным.
Д.: Я уже говорил, что тогдашние внутриДСовские раскладки представляю себе с большим трудом. Так что как уж они тогда с Бийцом договорились (или не договорились) - не знаю. Только Биец его упоминал, это совершенно точно.
...Я в Союз коммунаров вступил, потому что он сначала позиционировал себя именно как радикальная новая левая организация. Вместе с Лукацким мы написали проект программы СК - с резкой критикой Советского Союза как несоциалистического строя и с призывами к анархо-коммунистической революции.
Тогда речь о том, что это - зародыш троцкистской партии, конечно же, не шла. Если бы вопрос был поставлен так, то ноги бы моей там не было, потому что я не стремился создавать очередную ленинистскую структуру. Но там были люди разных убеждений. Например, анархо-коммунизму сочувствовал и Андрей Котенко, который, по-моему, тоже был членом ДС.
П.: Фамилия эта мне хорошо знакома, так что, возможно, и был.
Д.: Он ко времени нашего знакомства эволюционировал на своеобразные анархо-коммунистические позиции, правда, похожие больше не на традиционный анархо-коммунизм, а на идеологию существующей в Англии неоанархистской организации “Классовая война”. Не уверен, существует ли она сейчас, но в начале 90-х годов это было одно из самых активных и крупных анархистских движений в Англии. Видимо, у Андрея тогда были с ними какие-то контакты, потому что я пару раз видел у него журналы и газеты этой организации.
Сразу скажу, что мой “роман” с Союзом коммунаров длился недолго, потому что Биец очень скоро перешёл на жёсткие троцкистские позиции и стал (особенно после переговоров со ставшим троцкистом Жвания) проводить курс на создание на базе Союза коммунаров именно троцкистской партии. В результате этого из создаваемой им партии ушли и я, и Андрей Котенко, и некоторые другие люди. Оставшиеся и стали основой “Рабочей демократии”.
П.: Я вспоминаю одно собрание московской организации ДС, наверное, уже 92-го года, на котором присутствовал очень приятный юноша - анархист (или троцкист?) из Англии, до определённой степени владевший русским языком - которого привела Маргоша Курганская. Помнится, что и я тогда получил от него какое-то издание на русском языке. Правда, кажется, что его организация (или этот журнальчик?) называлась “Милитант” или что-то в этом роде. Помню, как он дружески, как со своими хорошими знакомыми, общался и с другими членами партии.
Д.: Я, кажется, знаю, о ком идёт речь. Но имена называть не будем, чтобы не вредить людям… Скажу лишь, что в Москве тогда были двое английских троцкистов из совершенно разных групп, и оба они говорили по-русски: один получше, другой похуже… Тот, который говорил получше, принадлежал к течению Тони Клиффа – единственной троцкистской фракции, которая считала сталинский СССР государственно-капиталистическим обществом. Второй как раз состоял в течении “Милитант”, и именно к нему присоединился потом Биец, когда стал троцкистом...
Замечу, кстати, что троцкисты тогда проявляли вообще очень большой интерес к тому, что происходило в Союзе, надеясь, очевидно, что идеи их отца-основателя вернутся на родину. В Москве побывали представители многих троцкистских тенденций, а некоторые даже пытались создать здесь свои секции.
Пытались залучить в них и меня. Я к этому времени троцкистом себя уже давно не считал, вступать к ним не собирался, но всё еще думал, что в том, что касается борьбы со сталинизмом и рыночными реформами, с ними можно найти общий язык. К тому же я никогда не боялся дискуссий с политическими оппонентами, потому что считал, что анархисты должны уметь вести полемику и оттачивать свои аргументы. Ну, и посмотреть на некоторых легендарных людей было интересно.
Можно вспомнить о некоторых забавных эпизодах. В 90-м году в Москву приезжал Эрнест Мандель, лидер крупнейшего троцкистского течения и очень известный левый теоретик 60-70-х годов. Мне устроили с ним встречу, и помню, что он пытался говорить со мной как с марксистом, так что пришлось объяснить ему его ошибку.
П.: А ты не путаешь его имя? Ведь во вторую половину Перестройки в Союзе очень активно работал троцкист Давид Мандель...
Д.: Нет, нет, это - два разных человека. С канадцем Давидом мне тоже приходилось сталкиваться, и он также принадлежал к "манделистскому" Интернационалу.
(Окончание следует.)
Беседовал Алексей Пятковский
2 ноября 2007 г.
[1] Журналист М. Парфененкова (в середине 90-х годов - корреспондент тульской газеты «Молодой коммунар») следующим образом прокомментировала данный фрагмент:
На самом деле я не припомню, чтобы люди, называвшие себя анархистами, как-либо были заметны в Туле. И они себе льстили, именуясь анархистами. Может, и была кучка чокнутых... Например, человек десять пили водку не просто так, а с разговорами. Были там и баркашовцы, которые собирались опять же жалкой кучкой человек в пять и раздавали какие-то листовки у подземных переходов и старательно делали зверские лица на публику. Но на самом деле, не могли ни морду набить, ни митинга устроить, на них никто и внимания не обращал. Помню, была некая вонючая газетка, называлась "Засечный рубеж" - это в честь тульских засек, таких вырубок в лесу, сделанных специально, чтобы было где заплутать врагам отечества (их вокруг Ясной Поляны, например, полно, так и называются - тульские засеки). Писали в этой газетке всякую дрянь всякие полоумные, я и не читала. И тираж там был очень смешной. "К топору" - такой газетки не было.