Утренний Торонто, после четырёх с половиной часов полёта, встретил их обвивающим город белым пушистым покрывалом из недавно выпавшего снега. Воздух был пропитан многонациональностью, сложившейся в этом городе с течением многих десятилетий, и культурным разнообразием, отражавшемся чуть ли не в каждой улочке и прохожем. Горизонт пестрил возвышающимися высотками, что сменялись то здесь, то там опустошёнными и слепящими своей белизной на утреннем солнце пейзажами. Знаменитое глубокое озеро Онтарио уже успело полностью замёрзнуть, отбивая толстым слоем льда летящие сверху солнечные лучи.
Бэкхён шёл чуть впереди, с восторгом пересказывая Чанёлю историю «любимого города». Он то и дело тыкал длинным пальчиком в разные стороны, выкрикивая названия различных достопримечательностей, что можно было увидеть в указанном месте. Вторая его рука была занята неизменной за прошедшие полтора дня сумкой. Она уже стала немного тоньше, но всё равно хранила в своей небольшой глубине огромное богатство. Походка его была торопливой, постоянно меняющейся с умеренного темпа на супер быстрый.
Здесь, в крупнейшем городе Канады, дух Рождества витал практически везде. Если Ванкувер запомнился Чанёлю не таким уж и праздничным настроем, то в Торонто практически в каждом местечке он видел приближающееся празднество. Возле магазинчиков стояли ненастоящие Санта Клаусы, призывающие народ зайти на пару минут в булочную или цветочный; по широкой аллее бегали дети, преисполненные радости и озорства: они наперебой кричали друг другу чего ждут под ёлкой и какие длинные письма отправили старичку, не снимающему красные одежды, седую бороду и выпирающее брюшко; женщины в тёплых пальто рассказывали пункт за пунктом рецепты лучшей по их мнению индейки, а их мужья советовали как лучше растопить камин и где прикупить костюм Санты. Включенные даже с утра гирлянды опоясывали каждую веточку деревьев, пробиваясь ярким светом сквозь комочки снега, упавшие на них. В парках установили рождественские композиции с фигурками оленей и ангелов, спустившихся с Небес в прекрасный день. И снег. Снег, снег, снег… Повсюду и везде. Каждый сантиметр земли был покрыт белоснежным пологом и приятно хрустел под ногами. Деревья, казалось, вернули себе листву, только уже мягкую, толстую, хрустящую, опадавшую вниз мелкими хлопьями и тающую в руках при первом же прикосновении.
Морозный воздух неприятно щекотал ноздри и горло, но заставлял вдыхать себя вновь и вновь, без остановки и в душе чуть ли не кричать о том «как же, чёрт возьми, хорошо!».
Словно во сне. Спокойном, прохладном и сказочном, безусловно, сказочном… Рождественском. С присыпкой совсем не раздражающего бубнежа где-то слева. Выпархивающего из тонких губ Бэкхёна словно голуби из клеток. Его голос был хриплый, тихий, но сладостный, что разливался на слуху тёплым медовым чаем.
— Детка, ты совсем потерялся в своих мыслях. — Щурясь от бьющего в глаза солнца, протараторил Бэкхён.
— Что мы здесь делаем? — атмосфера его радовала, воодушевляла и необъяснимо сильно нравилась. Этот город был чудесен зимой. Но почему именно сюда? Бэкхён выбирал каждое из пунктов их назначения и ни разу не объяснял свой выбор.
— Развлекаемся. Мы развлекаемся здесь, детка! Протрынькиваем миллион долларов и наслаждаемся неожиданными каникулами. — Он насупился и посмотрел на Чанёля немного виноватым взглядом. — Тебе здесь не нравится?
— Нравится, — поспешил успокоить его Пак. Он уже около суток не вспоминал о сигаретах. Разве это может не нравиться?! — Просто решил узнать, что тобой руководствует.
— Ничего особенного, я просто очень хотел побывать в этих городах. Особенно здесь, в Торонто, — он поднял руки вверх, захватывая тонкими пальчиками несколько веток, и потрусил их, обрушивая на парней лежавший на них снег. Снежинки медленно опадали вниз, оседая на тёплых куртках белыми точками, тающими на глазах. — Разве не волшебно? — и сам улыбался едва видно, одними уголками губ, не хохотал, как обычно, а тихо умилялся самому себе.
— Волшебно, — кивком согласился он, хватая ладошку, что всё её держала веточки, и притянул к себе, дыханием согревая ледяные пальчики. — Уверен, что ты и программу нам уже составил.
— А то как же! За мной, детка! — переплетя их пальцы, Бэкхён крепко сжал чужую ладонь и побежал в сторону выхода из парка.
Первым в списке оказался ледовый каток на площади Натана Филлипса. Большое ледовое поле с высокими арками над ним и огромным количеством людей, рассекающих на коньках с раннего утра. На каждом метре по всему периметру Чанёль, едва ковыляя на своих двоих, наблюдал за молодыми парочками, что постоянно фотографировались на фронтальную камеру смартфонов, запечатлевая один из тысячи их общих моментов. Тихонько хихикая, они дарили друг дружке сладкие чмоки, ещё долго оглушающие Пака громким звуком. Компании друзей весело катались на небольших расстояниях друг от друга и громко смеялись, когда кто-то из них падал. Те же в отмщение тянули за собой протянувших руку помощи приятелей на холодную и твёрдую поверхность под ещё более громкие смешки. Самыми радостными были детишки. Они умело лавировали между кучками людей, распихивая их маленькими ручками и слабыми локотками. Кричали родителям, что могут ещё лучше и в ту же секунду принимались доказывать свои слова каким-то опасным поворотом или движением. Некоторые падали, вызывая у родителей испуганные вздохи, но затем облегчение, когда родные малыши, поправив съехавшую на глаза шапку, тянули большой палец вверх: «всё в порядке, мам».
Самым безбашенным был Бэкхён. Этот чудик скользил на полной скорости от одного угла ледового катка в другой и постоянно кричал: «Смотри, детка, я крут, как яйца!». А детка закрывала ладонями глаза и пыталась притвориться, что это взъерошенное чудо не его зовёт, и вообще не перед ним выделывается. Но всё-таки делал щёлочки между пальцами, чтобы посмотреть на резвящуюся коротышку, и тянул уголки губ вверх, раскрывая губы в широкую улыбку и выпуская наружу едва слышный смешок. Потому что это чудо в зелёном на этот раз свитере всё с теми же оленями так громко и звонко смеялось, что отвести от него взгляд не могли даже мимо проезжающие. Такой счастливый и такой… Чанёль пытался подобрать более подходящие для описания выражения, но ничего кроме «безумно красивый» не приходило на ум от слова совсем. Черные волосы развивались на ветру от дикой скорости, а уши покраснели от холода. Глаза искрились детской беспечностью, а ноги двигались вперёд-назад очень быстро, оглушая скрипом лезвий коньков о лёд.
Такой забавный, такой необычный, думал Чанёль, вновь пускаясь в размышления о пареньке, что завалился внезапно в его машину два дня назад с мешком украденных денег и заставил-таки принять участие в странном путешествии за несколько дней до Рождества. Такой беззаботный и очаровательный, сделавший настоящий подарок для Чанёля, он сейчас заставляет того вновь верить в мамину любимую фразу про чудеса и разбивает его привычный уклад жизни.
Хочется снова танцевать, как вчера в узком вагоне метро, когда он отдавил Бэкхёну все ноги, но смотрел на паренька таким лучистым взглядом, что тот кроме глупых шуточек и слова не посмел обидного сказать.
— Детка, ты совсем не веселишься! — подъехав к Чанёлю, выдал уставший парень, тяжело дыша.
— Я веселюсь! — интонация была совсем уж наигранная, но слова как никогда правдивы. Просто спокойному и рассудительному, немного наплевательскому Пак Чанёлю всегда было трудно выражать свои эмоции так открыто, как это делал Бэкхён.
— Да? А по твоем скучающему виду не скажешь.
— Скучал я в машине, провонявшей рыбой, откуда ты вызволил меня. А сейчас я весь пронизан весельем.
— Детка, ты какой-то странный, — цокая, выдал Бэкхён, сжимая губы и приставляя к ним указательный палец. — Но да ладно! Я привык. Побежали, нас ещё ждут интересные места!
Едва не свалившись на коньках, Чанёль всё-таки выбрался не без помощи брюнета с ледяной арены, и они побежали в следующее место, находящееся прямо напротив катка, — старую мэрию Торонто. Удивительное по красоте своей здание, напоминающее скорее какой-нибудь сказочный дом нежели одно из главных административных зданий города ранее. Не сказать, что здесь было весело, скорее совсем скучно. По нахмуренному виду Пака, Бэкхён понял, что дело совсем плохо, и поспешил увести его подальше из этого места, направляясь в следующий пункт их экскурсии по Торонто — Си-Эн Тауэр.
Вот там-то Чанёль наконец показал брюнету, что он на самом деле веселится, а не пытается прикинуться таковым. Поднимаясь на верхнюю площадку в большом лифте на огромной скорости, он чуть ли не слюнями обливался, смотря на всю ту красоту, что открывалась им через стеклянные стенки. Пак с ума сходил от дивной картинки уже проснувшегося города и в восхищении постоянно хлопал Бэкхёна по плечу и тыкал пальцем в самые красивые, по его мнению, виды.
Они видели весь город, что стелился пред ними, как на ладони. Поднявшееся уже достаточно высоко полуденное солнце освещало погрязшую в белом цвете, украшенную рождественскими атрибутами магическую панораму, заставляя парней вздыхать от красоты и чуть ли не прилипать к стёклам. Перед ними возвышались многоэтажки, от окон которых отбивался солнечный свет, вдали виднелся закрытый временно порт, ранее зелёные парки утопали в снегу, дороги были забиты спешащими домой перед празднованием машинами, а прямо перед ними в причудливом танце извивались поднятые ветром снежинки.
Почти достигнув верхней площадки, они уловили звуки играющей рождественской мелодии, и Бэкхён как-то странно отошёл в сторону от высокого парня, предупреждающе вытягивая руки.
— Детка, не дай бог ты меня снова в пляс заведёшь! Я пробью окно и выкину тебя отсюда без жалости.
Чанёль лишь вздохнул, прикрывая глаза руками, и вышел из лифта, как только услышал щелчок расходящихся створок. Вряд ли он ещё хоть раз в жизни повторит тот номер.
Бэкхён обозлённый, что его фразу оставили без ответа, шёл за Чанёлем с ярым намерением врезать по лохматой из-за ветра макушке сумкой с деньгами, да вот только парень перед ним резко развернулся и затолкал того обратно в лифт, толкая в стену, лихорадочно нажимая на кнопку первого этажа.
— Детка, сдерживай свои порывы, я понимаю, что меня хотят все и сразу, но не в общественном ведь месте! — Бэкхён так удивился, что совершенно не следил за языком и, в прямом смысле, извергал какой-то бред на голову выпучившего глаза от такой дерзости Чанёля.
— Ты в своём уме, идиот?
— А как мне ещё понимать такую резкую перемену?
— Так, что нас выследили те уроды!
— Ты просто спутал их с кем-то! Расслабься! — он хлопнул того легонько по плечу, уверяя в ошибке.
— Идиот, посмотри туда! — Чанёль схватил руками острый подбородок и развернул чужое лицо в сторону второго лифта, который был виден через прозрачные стенки.
Там, с самыми угрожающими выражениями лица, «страшные рожи» — как окрестил их Чанёль в мыслях — били кулаками по толстому стеклу и угрожали воришкам расправой. А Бэкхёна это лишь забавляло. Он скинул ладони со своего лица и чуть ли не приклеился к стенке, корча рожицы двум бугаям, которые явно не восприняли это как безобидную шутку. Один из них, незаметно от других людей в лифте — маленькой девочки и её мамы — вытащил из внутреннего кармана куртки нож и приставил его к горлу, резким движением показывая, что будет с Бэкхёном, если он продолжит и дальше так забавляться. Тот же, не оценив подобного, в презрении поднял уголок губ и с самым пафосным выражением на мордашке показал им средний палец, тем самым посылая в далёкие весёлые дали.
У Чанёля буквально душа в пятки ушла от этого. Он успел помолиться великому Будде за сохранность духа своего в следующей жизни, а потом отвесил мощный подзатыльник одной до ужаса смелой личности.
— Детка, ты чего шалишь? — держа руку на уязвлённой макушке, вспылил Бэк, обиженно взирая на Пака.
— Я тебя официально предупреждаю, Бэкхён! Если после твоей выходки нас растерзают на куски, я устрою тебе такое рождественское приключение на том свете, что ты на последующие жизни его запомнишь.
— Какой всплеск эмоций! — последовавший смех так разозлил Чанёля, что он прижал весельчака к стене, прижимая своим телом и грозно смотря в глаза. — Эй, успокойся, посмотри на этих тупых животных и приди в себя. Да от них сбежать, как нечего делать.
— Надеюсь, что ты прав.
— Доверься мне.
Бэкхён сказал это так уверенно, спокойно и твёрдо, будто у него в голове уже имелся план успешного побега от преступников. Чанёль поверил ему в ту же секунду и отпустил воротник несчастного свитера с помятыми оленями. Если бы только он знал, что этот придурок со скоростью света поведёт его в женский туалет и заставит сидеть там около сорока минут, он бы набил ему морду ещё в тот момент и добровольно сдался страшным рожам, сидел бы на коленках перед их могучими образами и молил о пощаде, потому что «это всё он меня заставил».
Брюнет же, сидя в соседней кабинке, травил совсем не смешные байки и постоянно повторял Чанёлю: «всё не так уж и плохо».
— Детка, не парься, скоро уже выйдем. Сомневаюсь, что они будут ждать нас так долго.
И в каком-то смысле он оказался прав. Ждать на голодный желудок двух воришек им показалось делом слишком скучным. Отойдя на пару минут в кафетерий за перекусом, они и не заметили, как парни сбежали из Си-Эн Тауэр, помахав на прощание тонкой ручкой. И если Пак думал, что это всё, то он никогда в жизни не ошибался так сильно, как в этот момент. Эти громилы, дай господи им здоровья побольше, откинули шоколадных Санта Клаусов в лицо продавцу и, не обращая внимания на недовольный крик с особо богатыми вкраплениями матерного содержания, побежали за ними, пулей вылетая из высокого здания.
Они следовали за несчастными парнями практически везде. Куда бы те не забегали, через пару секунд врывались «страшные рожи», грозя перерезать всем глотки, но потом, увидев заветную сумку бежали за двумя идиотами к чёрному выходу, снова преследуя тех по утопающим в снегу улочкам.
У Чанёля уже ноги отваливались, а лёгкие едва успевали набирать воздух. Скорость заметно понижалась, а силы и не собирались восстанавливаться. Пить хотелось до ужаса, но из припасов был только снег, снег и, пожалуй, ещё снег.
Бэкхён практически не обращал внимание на угрозы Пака, глазами выискивая место, где они могли бы спрятаться хотя бы на часик, чтобы раздобыть воды и хоть немного отдохнуть, но, к его сожалению, повсюду были лишь жилые дома и совсем уж маленькие ларёчки с бабушками, которые даже под угрозой смерти не пустят их внутрь. Увидев вдали что-то, смутно напоминающее ночной клуб, он развернулся к Чанёлю, что уже едва плёлся за ним, пытаясь хотя бы устоять на своих двух, и схватил его за руку, крепко сжимая в своей, и повёл в сторону найденного убежища.
— Надеюсь, они уже открылись.
— В три часа дня?
— Детка, заткнись, это наша последняя надежда!
— А тебе не кажется, что название «myBlueBlue» вызывает некие опасения об ориентации клуба? — спросил Пак, когда они уже подбежали к входу.
— Сейчас оно у меня вызывает лишь надежду, что эти бугаи за нами туда не полезут.
— Если меня там изнасилуют, я продам тебя в сексуальное рабство.
Не ответив ничего на подобный выпад, Бэкхён с опаской завёл Чанёля внутрь, крепко держа его за руку.
В воздухе довольно большого помещения витал сизый дым от сигарет, повсюду как-то странно танцевали юноши и мужчины, лапая друг друга за всё, что придётся. Они совсем не попадали в такт громко льющейся из колонок песни Томбоя «Itʼs okay to be gay» и засасывались чуть не по самые гланды. Чанёль распознал по тошнотворно сладковатому запаху, витавшему повсюду, нотки марихуаны. Глаза его чуть ли не выпадали от того обилия гирлянд, что было развешано практически везде. Работники клуба, наверняка, руководствовались принципом «Не жалей да вешай». Он даже не удивился тому, что все они горят исключительно синим цветом. В углах стояли большие ёлки, украшенный золотистыми игрушками, а от стены до стены протягивались длинные верёвочки с нацепленными на них снежинками. Бэкхён настороженно вёл их через пьяную и накуренную толпу по направлению к едва видневшемуся через столпы дыма бару.
— В первый раз здесь? — подал голос смазливый паренёк, расставляющий бокалы, и повернулся к новым клиентам, желая выслушать заказ.
— Ага, — устало выдал Бэкхён, думая, какой из напитков выбрать.
— Хорошо смотритесь.
— Мы не… — ощетинился незамедлительно Чанёль, присаживаясь на высокий стул, но бармен быстро перебил его:
— Все так говорят, — тем самым поставив точку в надоевшем ему за несколько лет работы в клубе споре.
— Мне Голубую лагуну. Я отойду на секунду, — прошептал брюнет на ухо Паку и быстро удалился куда-то с сумкой.
«Надеюсь, он не бросит меня здесь».
— А вы определились с заказом?
— Коньяк.
— Не слишком ли? Ещё даже вечер не наступил.
— Давайте без лишних вопросов.
Первые несколько рюмок коньяка были влиты в себя с перерывом всего в несколько десятком секунд. Выпитые на голодный желудок, они быстро оказали эффект на уставшего Чанёля, что заметно расслабился и с лёгкой улыбкой осматривал дрыгающиеся тела.
— Развлекаешься без меня, детка? — Бэкхён вернулся неожиданно, шепча слова на ухо Паку. Развернувшись, тот заметил, что брюнет присосался к голубой трубочке, а сумка магическим образом испарилась.
— А где…? — хотел было он спросил о важной детали на миллион долларов, но Бэк махнул рукой, кидая небрежное «в надёжном месте».
Коктейль проглатывался за коктейлем, Бэкхён выбирал каждый раз новый, совсем не обращая внимание на градус, постоянно просил разноцветный, и возмущался, что трубочки в этом клубе только синего цвета. Почему нет розового? Чанёль же закидывался неизменным коньяком и иногда закусывал это безобразие любезно предоставленными барменом дольками лимона. Алкоголь постепенно забирал разум у парней, и они совсем не заметили, что в одно прекрасное мгновение, оказались чуть ли не в середине танцпола, выделывая какие-то странные трепыхания пьяными телами. По крайней мере, с Чанёлем и его ну совсем негибкостью, получалось именно так.
В Бэкхёне проснулась, на секундочку, блядь. Его движения отдавали сексуальными, возбуждающими плавными линиями, он медленно вёл бёдрами из стороны в сторону, выписывая волны, и постоянно скользил по телу красивыми пальчиками, иногда поднимая полы зелёного свитерка. Невинные олени смялись на груди, а подтянутый живот так и просил, чтобы до него дотронулись, обласкав кожу у кромки джинсов. Не обращая внимания на то, что музыка сменилась на более энергичную, Бэкхён же постоянно замедлялся, соблазнительно смотря на Чанёля потемневшими то ли от алкоголя, то ли от возбуждения глазами. Уже не было того очаровательного и по-мальчишески радостного выражения лица, была соблазнительная томная улыбка, румянец на щеках из-за поднявшейся температуры тела и какой-то испытываемый на прочность взгляд, адресованный Чанёлю и подстёгиваемый крепкими коктейлями.
Подгоняемый строчкой из играющей в данный момент песни: «Хорошо быть веселым, давайте веселиться с мальчиками известным способом» и «Да, да поцелуй, поцелуй», Чанёль сорвался вперёд к Бэкхёну, хватая его за свитер, и привлёк к себе, глуша в поцелуе громкое «Детка, ну наконец-таки!».
Делясь вкусом сладких коктейлей и горького коньяка, они хватались друг за друга, жадно целуясь, минуя стадию невинных прикосновений губ. Бэкхён оплёл руками крепкую шею, привлекая Пака ещё ближе к себе и наслаждаясь ответным желанием, ощущая, как его руки скользят от бёдер вверх по талии, пробираясь под свитер и устраивая горячие ладони на худых боках. Языки их сплетались, не борясь за главенство, а утопая в едином жарком ритме, обследуя кромку зубов, ребристое нёбо и мягкие стенки щёк. Чанёль улыбался в поцелуй, что из пылавшего страстью перешёл в ленивый, томный, мягкий, но не менее возбуждающий. Брюнет от приятных ощущений давал волю тихим стонам, что заглушали громкие чмоки и совсем редкие смешки, на пару секунд прекращающие поцелуй.
Они отрывались друг от друга постепенно, сначала разрывая объятия, чтобы опустить руки и переплести пальцы, а потом и разрывая сам поцелуй. Бэкхён довольно улыбался, слизывая чужую слюну с тонких губ, а Чанёль тяжело дышал и долго не открывал глаза, боясь, что сказка внезапно испарится, магия мгновения исчезнет, и он пожалеет о том, что сделал. Но нет. Его взору открылся широко улыбающийся брюнет, смотрящий на него так ласково и удовлетворённо, как ребёнок, получивший на Рождество лучший подарок. Такой же очаровательный, такой же желанный. Сказка продолжается, а мгновение всё так же прекрасно.
— Ты слишком долго решался, детка. Я боялся, что придётся стриптиз станцевать перед тобой. И, смотри-ка, я вернул тебе желание. Не знаю, какое ты имел в виду, но сексуальное так точно!
— Заткнись, — совсем незлобно, а просто для проформы выкинул он, и оставил на чужих губах ещё один короткий поцелуй.
— Я невообразимо рад, что ты развеселился и вошёл во вкус, но нам пора, потому что «страшные рожи» всё-таки заглянули сюда.
— Чёрт, — выругался Чанёль, уже готовый бежать сломя ноги из этого клуба, но Бэкхён, мягко улыбнувшись, спокойно провёл его через длинный коридор к чёрному выходу, подобрав у двери сумку с деньгами, и посадил в такси, что ждало их здесь уже около часа.
Пока жёлтая машина везла их под сдавленный шум улицы, Бэк рассказал, что выходил тогда как раз для того, чтобы вызвать её. На счётчике у водителя уже накапала приличная сумма, но им было плевать, потому что богатство в их сумке позволяло оплатить любую поездку.
Примечание к части
Ледовый каток на площади Натана Филлипса: https://www.planetofhotels.com/blog/wp-content/uploads/Katok-na-ploshhadi-Natana-Filipsa-Toronto.jpg
Старая мэрия Торонто: https://www.planetofhotels.com/blog/wp-content/uploads/Zdanie-staroj-me%60rii-Old-City-Hall-Toronto.jpg
Си-Эн Тауэр: https://www.planetofhotels.com/blog/wp-content/uploads/Televizionnaya-bashnya-CN-Tower-Toronto.jpg
Вьюга в Монреале
Монреаль на следующее утро встретил их не самой приятной погодой: по городу гуляла вьюга, заметая улицы, расставляя ловушки людям, потому что из-за ужасной непогоды половину рейсов и экскурсии по городу отменили. Чанёлю с Бэкхёном повезло приземлиться до того, как вьюга переросла в настоящий буран. Вся программа, которую так ярко разрисовывал Бэк пока они сидели на удобных сидениях бизнес-класса, пошла стремительно коту под хвост, ломая все планы. Он красочно расписывал прелести старого Монреаля, рынка Бонсекур, Базилики Нотр-Дам де Монреаль и бульвара Сен-Лоран*, крепко сжимая руку Пака в своей, довольно щурясь от мимолётных поцелуев то в щёку, то в уголок губ. Но в результате их единственным развлечением стало такси, что едва смогло добраться до выбранной Бэкхёном гостиницы, чуть ли не перевернувшись при въезде на её территорию.
Ветер усиливался с каждой секундой, лишая постояльцев рёкана* Интернета и какой-никакой телефонной связи. Половина из них были люди в зрелом и престарелом возрасте; большинство собралось в большой общей гостиной на первом этаже, где обеспокоенными взглядами встречали новоприбывших и с серьёзной опаской провожали уезжающих.
Если Бэкхён сильно расстроился из-за того, что не сможет вдоволь полюбоваться городком и всеми его красотами, то Чанёль совсем не расклеился по этому поводу, обрадовавшись возможности хорошенько выспаться после слишком частых за последние три дня перелётов.
— Детка, как ты можешь так спокойно лежать? — ныл Бэкхён, высовывая взъерошенную макушку из-под тёплого одеяла и пытаясь удобнее устроиться на футоне.
— Очень легко и просто. Хватит тебе бурчать, закрой глаза и спи, — недовольно прохрипел Пак, поворачиваясь к брюнету, сонно щурясь.
— Зануда! — фыркнули в ответ и, крепко закрывая глаза до цветных кругов под веками, отвернулись к окну, за которым до сих пор не утихал буран.
— Ага… — рука легла на худой бок, пробираясь под чужое одеяло, устраивая ладонь на животе. Пальцы вырисовывали узоры сквозь тонкую ткань футболки понемногу усыпляя слишком активного после загруженных развлечениями, перелётами и побегами дней парня.
***
Поблёскивая от язычков пламени, играющих в камине, красная жидкость металась из стороны в сторону, с каждым движением чашки ударяясь маленькими волнами о керамические бока. Вверх поднимались едва видимые струйки пара, быстро пропадая заковыристым узором. Небольшие звёздочки бадьяна плавали на поверхности, сталкиваясь с сушеной гвоздикой и возвышающейся, как трубочка, корицей. Терпкий вкус красного сухого вина с ягодными нотками разбавляла сладость мёда и горькие вкрапления бадьяна, а великолепный запах смешанных пряностей расслаблял.
Чанёль с удовольствием делал большие глотки теплого медового глинтвейна и думал, что не зря они забрели в эту гостиницу, что славилась японскими развлечениями для туристов и этой же тематикой во всём, что можно было здесь увидеть. Гостиничный номер, где он сейчас находился, напоминал истинно японское убежище с небольшими отклонениями. В углу комнаты стоял настоящий камин, из которого доносился треск горящих поленьев, похожий на хруст тостов или хорошо зажаренных гренок, возле него лежала небольшая сумка с видневшимися из неё уголками зелёных американских долларов; посреди комнаты лежали футоны для сна, возле стены стоял небольшой столик для обедов, а над ним висела картина убитого волка — лишнее, по мнению Чанёля, но всё равно приятно радующее глаз.
Рождество уже завтра, и обслуживающий персонал успел украсить все номера рождественскими мелочами: под потолком виднелся аккуратно прикреплённый дождик, над камином висела голова Санта Клауса, а чуть ниже — разноцветные носки, как в типичных американских новогодних фильмах, что крутят по телевизору под Рождество. Над окнами переливались цветами гирлянды, а в углу, противоположном камину, стояла небольшая ёлка с красивыми игрушками.
Чанёль перевёл взгляд на махровый халат, выданный работниками гостиницы, что доставал ему в лучшем случае до колен, и пытался глазами поймать огоньки, играющие на белом фоне. Тёплая ванная довела конечности до состояния полной расслабленности, а все мысли улетучились, приостанавливая мозговой процесс, оставляя активными лишь чувства восприятия. Чанёль перенёс один из футонов к стене и сел на него в позе турка, облокачиваясь спиной о вертикальную поверхность. Он внимательно смотрел на языки пламени, что начинали понемногу угасать и наслаждался ничегонеделанием и ниочёмнедуманием. Из коридора доносились шаги возвращающихся в свои номера или спускающихся в небольшой бар постояльцев; слух улавливал японскую, китайскую, французскую речь вперемешку с перековерканными английскими словами, что можно найти в любой туристической брошюре — и этот шум медленно, но верно успокаивал, даже в какой-то степени снова усыплял после восьми часов крепкого сна. Чанёль отставил на столик чашку с нарисованными на ней ёлками и снежинками и с глубоким вздохом прикрыл глаза, абстрагируясь от всего. «Было бы неплохо съездить в Японию» — было последней мыслью перед тем, как он впал в состояние лёгкой дремоты.
Дверь, ведущая в номер, негромко скрипнула и следом захлопнулась, впуская в комнату невысокого брюнета, который, прикрыв глаза, вытирал мокрые волосы синим полотенцем с эмблемой гостиницы. Он медленно продвигался к футону, где полулежал Чанёль, стараясь не задеть ничего по пути, и плюхнулся на его мягкую подушку, лежащую у изголовья. Откинув полотенце на второй футон, он потянулся к оставленному на столике едва тёплому глинтвейну, но, сделав пару глотков, тут же скривился, потому что с ушедшим теплом испарился и вкус.
— Меня не сильно радует, что в этой гостинице общие ванные. — Сказал он нарочито громко, чтобы разбудить Пака. — Там очередь на половину коридора собралась, и, пока я проходил мимо японских туристок, меня успели облизать взглядом от и до.
— Просто им не хватает молодого тела, Бэкхён. А тут ты: весь такой расплавившийся от тёплой водички, разрумянившийся и соблазнительный в белом халатике, — подметил Чанёль, кладя ладонь на чужое бедро, — готов поспорить, что под этой тканью даже нижнего белья нет.
— И как ты догадался, — Бэкхён хмыкнул на его предположение, откидывая наглую руку.
— Интуиция… — растянув губы в ленивой улыбке, ответил Пак, снова пробираясь к аппетитному бедру. Белая кожа выглядывала из-под пол халата, соблазняя Чанёля. Он подался вперёд, укладывая подбородок на плечо Бэкхёну, гипнотизируя небольшую родинку на шее под подбородком. Тот никак не реагировал, лишь приподнял немного уголок губ, быстро возвращая себе безразличное состояние, чтобы не выдавать заинтересованность в последующих действиях Чанёля.
— Бэкхён…
— Мм?
— Повернись ко мне, — глухо прошептал, оставляя на шее сухой, едва ощутимый поцелуй.
— Зачем?
— Я хочу тебя поцеловать.
— Детка, ты осмелел? — Бэкхён резко повернул голову в его сторону, и удивлённо посмотрел на Пака. Увидев странный блеск на дне зрачков, он понял, что совершил ошибку. Чанёль резко подался вперёд, накрывая его губы своими, окунаясь в нежные, но страстные прикосновения. Он опрокинул худое тело на футон, накрывая собой и устраивая ладони на острых скулах. Большие пальцы неспешно ласкали кончиками нежную кожу на щеках, ещё больше отдаваясь чувственному поцелую. Внезапная остановка последовала после несдержанного стона брюнета. Они оторвались друг от друга со смущающим звуком, внимательно смотря в глаза напротив. — А нет, опьянел, — он облизнулся, чувствуя вкус недавно выпитого глинтвейна, и тяжело выдохнул под тихий смешок сверху. Чужая слюна всё ещё блестела в уголках тонких губ и Чанёль не удержался от того, чтобы вытереть её указательным пальцем.
— Ты сводишь меня с ума, — с низким шёпотом он немного отстранился, вытирая вязкую слюну об одеяло.
— Ты сам заставляешь меня, детка, — он подмигнул, чувствуя, как полы его халата медленно разводят в стороны. — Но притормози коней, — подмигнув, он схватил его руки и переложил на футон, полностью перекрывая доступ к своему телу. Чанёль всё ещё нависал над ним, расставив руки по сторонам от головы брюнета, но чувствовал, что пока нужно поумерить своё желание и отдать роль ведущего Бэкхёну. Тот же, привстав, усадил Пака на футон, снова облокачивая о стену, и устроился на его коленях.
Он не спешил, предпочитая наслаждаться прекрасным моментом, нежели глупо и безрассудно окунаться в него, поторапливая себя для получения удовольствия. Его руки, лежащие на чужих сильных плечах, медленно сдёрнули края халата до груди, оголяя бронзовую кожу. Чанёль на мгновение оттолкнулся от стены, чтобы Бэкхён смог опустить ткань ниже, и облокотился вновь, зажимая воротник лопатками, чтобы ткань не мешала брюнету исследовать его тело. Тонкие пальцы невесомо скользили по накачанным плечам, останавливаясь на маленьком шраме над ключицей. Губы запечатлели на нём недолгий влажный поцелуй и быстро отстранились, продолжая касания ладонями. Они двигались ниже по груди, ощущая ускорившееся биение сердца, продвигались к торсу, всё ещё затерянному в мягкой белой ткани, ласкали кожу, успокаивая слишком явно нервничающего Чанёля. Хоть тот и говорил, что брюнет сводит его с ума, но всё равно не скрывал своего волнения перед происходящим — всё слишком быстро, стремительно, необратимо. Бэкхён улыбался ему умиротворённо, ласково, передавая своё спокойствие и уверенность. Вызывал ещё более сильное желание и не утаивал удовольствие, что получал от простых прикосновений к потрясающему телу. Прижимался грудью к чужой и тяжело дышал в пухлые, сводящие с ума губы, не позволяя дотронуться до них — лишь обмениваться дыханием и утонувшим в страсти взглядом. Но сделал исключение тёплым рукам, когда те потянулись к его халату, чтобы спустить его почти полностью вниз, освободить руки от скрывающей белоснежную кожу ткани. Теперь они были наравне.
В комнате был полностью потушен свет, их тела освещало лишь начинающее затухать пламя камина и гирлянды. Интимная обстановка и абсолютное отсутствие звуков, кроме всё ещё бушующей непогоды. Ничто не отвлекало, ещё больше толкало в пропасть и чужие объятия, такие тёплые, согревающие, желанные и надёжные. Губы Чанёля путешествовали по открытым наконец участкам тела, собирая играющие на коже разноцветные огоньки, неторопливо оставляя влажные следы и розовые отпечатки. Сам он задыхался от желания обладать, желания не отпускать и ласкать больше и больше. Взрывался внутри, когда изящные запястья ложились ему на плечи, сплетаясь за шеей и прижимаясь ещё сильнее, запутываясь пальчиками в волосах. Он прижал к себе Бэкхёна, обнимая крепко-крепко, стискивая в сильных руках, закрывая глаза и утыкаясь носом в его грудь. Он пах гостиничным мылом, отдающим клубникой и шоколадным шампунем. Было так приятно и хорошо чувствовать его намного ярче, чем при самых страстных поцелуях или невообразимо интимных прикосновениях. Желание сплеталось с нежностью, страсть с лаской, а возбуждение с томящим чувством слишком сильной симпатии в груди.
Бэкхён качнулся раз вперёд на чужих коленках и громко выдохнул, откидывая голову назад, зажмуривая до боли глаза и сжимая пряди тёмных волос в кулаке. Он чувствовал возбуждение Чанёля внутренней стороной бедра и двигался всё чаще и быстрее. Горячее дыхание опаляло его шею, а низкие хриплые выдохи посылали мурашки по коже, пронизывающую дрожь по всему телу. В животе крутило как никогда, все мышцы сжимались от нетерпения, голову объяла приятная пустота. Губами он путешествовал по крепкой шее, не стесняясь оставлять красные метки, зализывать болючие отпечатки зубов. Мелкими сухими поцелуями шествовал по подбородку и вливался в страстный, несдержанный поцелуй, когда его уста ловили в плен, придерживая ладонью затылок.
Подготавливать себя было самым трудным и чертовски смущающим для Бэкхёна, но нереально возбуждающим для Чанёля. Перевернув брюнета спиной на футон, закинув его ногу себе на поясницу и оказавшись наконец внутри, он осознал, что никогда не чувствовал себя так хорошо. Все рамки и границы, всё существующее в этот момент вокруг них внезапно стёрлось. Был только Чанёль и закативший глаза от наслаждения Бэкхён, крепко обвивающий его плечи. То рваные, то резкие, то плавные, то медленные, тягучие движения и абсолютная тишина, нарушаемая лишь их же выдохами и хрустом угасшего камина. Никаких стонов — нарушить этот чувственный миг чем-то настолько пошлым казалось для них невозможным, запретным. Удовольствие сплелось в тугой комок внизу живота и взорвалось разноцветным фейерверком, послав искорки по всем мышцам, сперев на минуту дыхание и заглушив все ощущения, кроме одного — безграничного удовольствия, переплетающегося с счастьем.
***
— Детка, — Бэкхён нарушил долго стоящую в номере тишину. Чанёль перебирал его пальцы, любуясь их красотой. Они лежали на его футоне, зарывшись в одеяло, не лишая себя удовольствия прикасаться к телам друг друга. — Куда бы ты хотел поехать?
— Неужели ты перекинешь на меня обязанность выбора места?
— Да, я решил подарить тебе такую возможность, — он тихонько захихикал, зарываясь носом в его шею.
— Тогда, поехали в Нью-Йорк, — пальцы зарывались в чёрные волосы, лаская кожу, слушая тихое мурчание. — Всегда хотел встретить Рождество с кем-то близким возле Рокфеллер-центра. Полюбоваться огромной ёлкой и снова покататься на коньках.
— Ты же совсем не умеешь кататься.
— Ты меня научишь.
— Если хорошо попросишь.
— Я готов начать просить уже сейчас, — он перевернул Бэкхёна и навис над ним, глубоко целуя в губы.
— Кажется, я исполню твоё третье желание и подарю того, с кем можно провести Рождество, — между поцелуями шептал он.
— Намекаешь на себя?
— А ты против?
— Я только за!
***
Снова полуночный самолёт и кучка людей, рассаживающихся в кресла. Все снова шумели, переговаривались со стюардессами и укладывали чемоданы на верхние полки. Они ходили туда-сюда, толкались, ругались и угрожали, но Чанёлю с Бэкхёном было всё равно. Их внимание было обращено друг на друга.