Свежие фрукты и овощи никогда не были такими уж свежими, поскольку заказы обычно формировались за день до самой доставки. Я взял коробку, на которой было надписано: «Форт, Порты», «Лейт Докс», Джок Бегби. Бирка на ней указывала на 3-е ноября. Во всяком случае я так почему-то решил. На самом деле я должен был ехать в доки 4 ноября, но я почему-то перепутал даты. Или это вообще была не та коробка, я скорее догадывался о надписях, чем читал их. Как бы то ни было, я водрузил коробку в корзину велосипеда доставки и двинулся в доки.
Когда я добрался до пристани, это было 4.20. Я сверялся со временем по дешёвым электронным часам, купленным на гаражной распродаже. Но в этот час было темно, сыро и погано, как часто бывает в Шотландии в это время года. Оранжевые натриевые лампы уже были включены и разбрызгивали свет, отражаясь в мокрых тротуарах и оконных стёклах. Первая странность заключалась в том, что Джона не было на воротах. Я проехал через полосу мощёного булыжником тротуара, потом через железные рельсы, по которым когда-то ходили вагонетки с грузами. Я пел в темноте и держал курс прямо на кирпичный склад. Старый пересохший док был едва освещен верхними лампами. Когда я подошел ближе, я услышал голоса; настойчивые, угрожающие звуки, разносящиеся в неподвижной ночи. Я остановился и осторожно слез с велосипеда, медленно и тихо двинул вперед, оставив его на обочине. Сначала мне показалось, голоса звучат внутри склада, но потом я понял, что говорят где-то снаружи.
Я крадучись обошёл здание и увидел стоявших у края причала людей. Красавчик Джонни был немного подаль от дедушки Джока и двух других, Карми и Лози. Висящий над ними фанарь проливал на них свой скудный свет, и их дыхание, видное в холодном воздухе, делало их похожими на драконов. Мне казалось, что Джонни напуган. Он выставил перед собой ладони, точно моля о пощаде.
- Да ладно, мальчики... Джок, это же я.
- Если ты прыгнешь, и сначала сломаешь ноги, - говорит дедушка, глядя на обнажившееся дно за причалом. - Если позвоночник не пострадает, у тебя есть шанс выжить. Ну, решайся!
У Карми была длинная веревка в руках, и он двинулся к Джонни. - Либо это сделаем мы, либо ты сам. Так или иначе, конец один малыш Джонни!
Я присел на корточки у стены. Меня всего перекосило. Левая щека жутко дёргалась.
- Используй свой шанс, - дедушка Джок ухмыльнулся, склонив голову в сторону. - Или нам придётся это сделать,- и он повернулся к Карми и Лози. - Ну, объясните Джонни, что мы вынуждены будем так поступить, правда, мальчики?
- Я так же считаю, Джок, - сказал Лози.
- Что же ты молчишь Карми? Сомневаешься, так, что ли? - дедушка улыбнулся.
Большая голова Карми выглядела несоразмерной под бледным светом фанаря.
- Я так скажу, эта шкура собирала с одного поля два урожая. И один — мимо общака. Своих же корешей за лохов держал.
- Сколько верёвочке не виться, Kарми, - сказал Джок и повернулся к «красавчику»: - Так что ты решил, Джонни?
- Но я не могу... Мальчики... я же.., - взмолился Джонни.
- Лады, зато мы можем, ещё как! Сделаем в лучшем виде! - Карми тихо засмеялся, словно Джонни был ребенком, стащившим конфетку в лавке сладостей.
- Или мы сами тебя мокнём, или ты спрыгнешь с причала, Джонни. Или я просто позволю Карми расправится с тобой по-своему. Мы дали тебе выбор, - настаивал дедушка Джок. -Так что же ты? Растерял весь свой азарт? Позор...
Джонни медленно шагнул к краю и опустил глаза. Я спрятался в тени здания и почувствовал, как сердце бешено колотится в груди. Я все еще верил, хотел верить, что с ним все будет в порядке, что они просто «пугали» его (любимая фраза Джока) и что вскоре они помирятся и все четверо отправятся в бар Марксман, смеясь и шутя. И Джонни пострадает разве что от грубых шуточек в свой адрес. Но в них было что-то странное; эта пугающая тишина.
- Если ты хочешь, просто делай. Повернись и прыгни, - сказал дедушка Джок и вытащил длинный нож. Я увидел как в свете фонаря блеснуло серебристое лезвие.
Затем Джонни закрыл глаза и исчез в темноте. Возможно, я тоже зажмурился. Это причудливо, как ваша память обманывает вас, потому что я знаю, что видел его лицо только с широко распахнутыми глазами, но не помню как он прыгнул. Я даже не знаю, прыгнул он или его столкнули. Я не слышал ни его крика, ни удара по дну. Я больше не мог видеть его, но и уйти не мог. Дедушка кивнул Карми и Лози, и они подошли к краю причала и посмотрели вниз.
- Готово. Дело сделано, - сказал он.
-Это точно? - спросил Лози.
- Да ему пол башки о камни снесло. Текаем, - проговорил дед Джок, затем повернулся и пошел прочь.
Если бы они пошли направо, они бы увидели меня, но они пошли налево, и я успел спрятаться.
Я слышал, как они смеялись в темноте, когда они уходили. Словно они шли после смены, или гулянки в пабе, или с футбола.
Я подошел к краю причала и посмотрел вниз. Свет от фонаря рассеивался и не достигал пересохшего дна. Внизу царила смоляная мгла и мёртвая тишина.
Я спустился вниз по узким железным скобам. Сердце громко стучало в груди. Я дрожал, хотя в то же время испытывал странное возбуждение. Темнота пугала меня, и я не видел дна, пока не почувствовал его под своими подошвами. Я поднял глаза; мне придётся проделать этот путь снова, чтобы вернуться. Затем я услышал тихие стоны, шелестящий шёпот. Джонни пытался сказать что-то, но я не мог разобрать слов.
Я увидел темную, смятую кучу, сломанного человека, в котором едва теплилась жизнь. Он выглядел как раненный зверь, ожидающий конца. Невнятный монолог продолжился. Возможно, подумал я, Джонни вспоминает всех женщин, которых он обидел и просит у них прощения. Я хотел бы помочь ему, но кто бы с этим справился?! Когда я подошел ближе, его стекленеющие глаза остановились на мне и он произнёс: «Пожалуйста..., Фрэнк.., Пожалуйста...»
Его затылок был разбит, и из него сочилась густая кровь. Я отошел, чтобы не запачкать ей ботинки. Его взгляд был диким и затуманеным. Я знал, что он умирает.
И я быстро понял, что он хочет от меня.
Так что я сделал это, а затем медленно подошел к стене дока. Я посмотрел на ступеньки, ведущие к вершине. Я дрожал, и сил уже не осталось. Мне было не подняться, я был так измотан, даже пытаться было безумием.
Но я не мог остаться там, где был.
Покровитель искусств
Лимузин подъехал прямо к бордюру, с мягким шорохом затормозил и остановился прямо перед ним. В этот час в Лейте эта машина выглядит нелепо: слишком рано для свадьбы или мальчишника, а для катафалка поздно. Франко пытается заглянуть внутрь, но сквозь тонированные стекла ничего не видно. Затем окно с пассажирской стороны приоткрывается и над опустившимся вниз стеклом показывается короткопалая рука в золотых перстнях, а затем и большая бритая голова. - Залезай.
Фрэнк Бегби молча подчиняется, ошарашенный тем что "Тайрон" - Дэвид Сила ничуть не изменился за прошедшие годы. /Прим. переводчика: Позволим напомнить читателям, что в "Героинщиках" - упоминается, что Дэвид Сила "крышевал" над мелким бизнесом в Лейте и был непосредственно "шефом" Бегби, и Франко боялся своего шефа "до усрачки"./ Он всегда держал голову бритой, поэтому, если он поседел или полысел, заметить это было невозможно. Всё тот же жирный пиздюк, - думает Бегби, устраиваясь поудобнее на мягком сиденьи. Из автомобильного радио льётся тихая старомодная мелодия «God Gave Rock and Roll to You».
- Слышал, что ты вернулся в город, - говорит Тайрон, не глядя на него. - Сожалею о твоей потере. Смерть ребенка, никому не пожелаешь такого.
Фрэнк Бегби молчит. Раз... Два... Три... Он наблюдает за тем как дышит Тайрон. Дыхание может многое рассказать о человеке. Сила дышит носом, равномерно и неглубоко, но внезапно судорожно сглатывает через рот, как акула, поднимающаяся на поверхность, чтобы проглотить добычу. Некоторые увидели бы в этой манере агрессию и силу, но Фрэнк Бегби узнаёт слабость. Тревогу. Или, может быть, Дэвид нынче переборщил с коксом.
Он смотрит на кабель, который торчит из электронного прикуривателя Тайрона. Его пульс учащается. Наверняка нет.
- Это зарядник? - отваживается он и вытаскивает из кармана мобильник. - Подойдет для айфона?
- Почему нет? - Тайрон смотрит на разъём. - Подключайся.
- Ништяк, - говорит Фрэнк, когда провод с щелчком входит в разъём телефона. И тут же осознаёт, что уже много лет не использовал это слово.
Айфон начинает вибрировать, и спустя несколько секунд на экране загорается красным значок аккумулятора.
- Значит, ты у нас теперь художник, Фрэнк? - Тайрон поворачивается к нему с мерцающим блеском в глазах. - Что за дела, гавнюк, дерьмо собачье, ты ж не хочешь, чтобы я тут рассыпался в «ах-я-знать-не-знал-что-ты-такой» и прочее дерьмо. Я не предсказатель, мать твою, кто бы тогда поверил, что ты прославишься.
Фрэнк Бегби отвечает с улыбкой:
- Я бы и сам не поверил.
- Слышал, что ты с американочкой сошёлся? Арт-терапевт, - прощупывает почву Тайрон.
Франко чувствует, что его спина каменеет. Он старается дышать медленней. Всегда так с этими пиздюками. Ищет моё слабое место. Он ощущает, как его живот соприкасается с обнажённой спиной Мэлани. Один... два... три...
- Все ещё на старом месте?
- Нет уж, у меня новый дом, вверх по Гранж, - говорит Тайрон и обругивает водителя медленно движущегося перед ними "мини".
Именно к Грандж они и направляются. Тайрон с хмурым нетерпением прокладывает путь на юг через плотное движение, и они оказываются в зелёном районе, где за каменными оградами возвышаются грандиозные виллы. Он останавливается перед огромным домом из песчаника, просто источающим богатство. Несколько автомобилей припаркованы перед гаражом, некоторые из них покрыты брезентом, что указывает на то, что все принадлежат ему. Фрэнк Бегби вспоминает, что Тайрон всегда был помешан автомобилях.
Тайрон глушит двигатель и отключает телефон Франко. Значок батареи едва находится в зеленой зоне, заряжено только на 21 процент. На экране блокировки загорается фотография Мэлани. На лице выделяется белозубая улыбка, каких в Шотландии не встретишь.
- Милая, - улыбается Тайрон, отдавая телефон обратно Франко. - Жена?
- Да.
- Она по-прежнему арт-терапевт?
Мэлани сейчас работает неполный рабочий день в университете, но в основном занимается своими собственными художественными проектами. Но Тайрону об этом знать не обязательно.
- Да, - говорит Фрэнк Бегби, следуя за хозяином дома в великолепно обставленную прихожую. Большую часть стены занимают картины. Франко не знает, чьи они, но судя по роскошным рамам, должны стоить не мало.
- Ты художник, ты оценишь это по достоинству, - говорит Фрэнку Тайрон с видимой гордостью.
Он ведёт его в большую гостиную, с обеденной зоной, двумя люстрами в в дворцовом стиле и ещё несколькими картинами на стенах.
- У меня одна из самых больших частных коллекций шотландского искусства эпохи рафаэлитов. Вот Дэвид Скотт, и эти две - Уильям Дайс. И у меня есть эти оригинальные Murdo Mathieson Taits. Он проводит рукой по стене, украшенной несколькими полосками фигур и пейзажей. - Неплохо для мальчика с Ниддри Майнс! /Прим.переводчика: Район на юго-востоке Эдинбурга, считается одним из самых криминальных в шотландской столице/
- Да я не особо разбираюсь в искусстве, - говорит Франко.
- Но ты художник, мужик! Ты себе этим на жизнь зарабатываешь!.. -
- Слышал о китайской демократии, революции ружей и роз?
- О чём?
- Многие говорят, что причины в кризисе перепроизводства. Но с тем же успехом можно говорить о страсти к разрушению. Я вот считаю, что это гавно. - Фрэнк Бегби бросает вызов своему старому боссу. - Ты называешь себя бизнесменом, в производстве разбираешься.
- Не могу сказать, - говорит Тайрон растерянно.
- Квиты, - улыбается Франко. Он обходит большой обеденный стол, проводит большим пальцем по полировке. - Мило. Красное дерево?
- Да, - кивает Тайрон, наблюдая за тем как Фрэнк садится, грузно плюхаясь на диванчик с дорогой обивкой. Сам Тайрон с неожиданным для его объёмов изяществом опускается в стоящее напротив кресло.
Фрэнк Бегби оглядывается вокруг в поиске следов, которые подсказали бы ему, кто ещё здесь живёт. Тайрон был женат, и его дети должны были уже вырасти, но в этой большой комнате нет никаких признаков чьего-либо присутствия.
- Как жена? Вы всё ещё вместе? Прости, запамятовал, как её...
Лицо мужчины напротив ничего не выражает. Никакой реакции на слова Фрэнка, или вообще на его присутствие. Глаза Тайрона внезапно сужаются:
— Ты знаешь, что твой мальчик, Шон, - он растягивает слова так, что кажется будто он зевает, - Шон спутался с этим пиздюком Антоном Миллером?
- Нет.
- И с этой птичкой, Фрэнсис. Фрэнсис Фланаган. Говорят, она был с ним в его последнюю ночь.
Это, конечно, новости. Два новых имени. Антон Миллер. Фрэнсис Фланаган. В полиции ему не сказали, что кто-то был рядом с Шоном, но смысл в этом есть; кто-то же вызвал скорую помощь, пусть и слишком поздно. Может быть, девушка была там, и была свидетельницей убийства. Но потом запаниковала и убежала. Или, может быть, она его подставила. Или даже ударила его сама.
Фрэнк Бегби смотрит на бывшего шефа с подозрением. Ему случалось вести подобные разговоры раньше, и он знает - не в правилах Дэвида Силы помогать кому-то просто так.
- Почему ты мне об этом говоришь?
- Не только в память о старых временах. - Тайрон медленно качает головой, затем улыбается с искренней благожелательностью. - Даже не собираюсь притворяться, что это так. Видишь ли, у меня к этому мелкому пиздюку Миллеру свой счёт. По честному, я хотел бы, чтобы кто-нибудь выпустил из него его дерьмо. Ты с таким отлично справляешься, Фрэнк, - говорит Тайрон, пытаясь оценить реакцию Фрэнка Бегби. - Он грязный мелкий пиздюк. На его счету перестрелки, но он трусливая задница. Вот что я скажу, - Тайрон качает головой, - то что он замешан в смерти твоего парня, так же очевидно как то, что ночь следует за днём. Шон работал на него. Наркотики. Так что у нас есть общий интерес, - утверждает он, поднимаясь и направляясь к роскошному мраморный коктейль-бару, встроенному в угол гостиной.
- Если какой-нибудь жалкий гавнюк тебе бы насолил, - говорит Франко, наблюдая за тем, как Тайрон достаёт бутылку виски с полки за стойкой бара, - он бы и дня не прожил. Все те обсосы, что хотели свалить из системы за эти годы, Пилтон, Сайтхилл, Ниддри, Гилмертон... /Прим. переводчика: Франко перечисляет не фамилии, а районы Эдинбурга/ это ты их всех прикончил, - говорит он, думая о своём старом приятеле, Донни Лэнге, который публично бросил вызов Тайрону и затем исчез. - Чем отличается этот мальчик?
- Миллер - воплощение хитрости, - Тайрон проводит ладонью по гладко выбритой макушке. - Он создал свою систему банд, совершенно новую. Настоящую ганстерскую группировку, вместо плохо организованных братков. - Тайрон смотрит на Франко. Слишком долго. - У него есть мозги, и он знает, как играть в политику и строить альянсы. Он объединил все северные районы Эдинбурга: Драйлоу, Мьюрхус, Пилтон, Ройстон, Грэнтон и даже часть нового Лейта, начиная с Ньюхавена, - объясняет Тайрон, опуская бутылку виски на мраморную стойку бара.
Бегби кивает. Лейт всегда был с сам по себе. Мысль о том, что теперь это всего лишь форпост, территория, принадлежащая бандитскому молодняку, смущает его гораздо больше, чем он ожидал.
- У него и его банды есть амбиции и определенная предпринимательская изюминка. Миллер у них в авторитете. Если я наеду на него, его люди будут мне мстить. Начнётся война банд, это плохо для бизнеса и плохо для города.
Фрэнк Бегби понимающе кивает. Тайрон всегда был своего рода патриотом и обладал извращенным чувством гражданской ответственности. Старые гангстеры Эдинбурга потому были так успешны, и смогли в конце концов влиться в респектабельное деловое сообщество, не афишируя своего теневого статуса, что смогли свести к минимуму театральность насилия. Они избегали уличных войн, перестрелок, их правдивые биографии не появлялись на странице жёлтой прессы, как в соседнем Глазго. Журналисты были давно куплены, а город поделен на зоны. В систему набирались яркие криминальные таланты из одиночек, но новые банды, претендующие на собственный куш, уничтожались на корню.
Франко понимает, что новая система, которая не играет по старым правилам, стала головной болью для них.
На Тайрона давят и с другого фронта.
- Эта новое полицейское подразделение, борьба с организованной преступностью, в основном из старого отдела Стратклайла... С ними приходится тяжело, туда лучших из лучших набирают. С ними не договоришься, как с Лотианом, упокой Господь его душу, - объясняет Сила, а затем смотрит на Франко с заговорщическим видом: - Но вот если до Антона доберётся посторонний, как ты... Это не свяжут с системой. И я готов хорошо заплатить. Ты отомстишь за сына, поможешь мне, получишь деньги и избавишь родной город от отморозков. Ты замочил Крейга Лиддла. Сыщика, - поправляется Тайрон и улыбается: - ты можешь разобраться с Антоном.
- Раньше мог бы. А теперь я покончил с этим дерьмом.
- Будешь ждать, когда полицейские его найдут, - говорит Тайрон издевательским тоном. - Если дождёшься.
- Я изменился, - говорит Франко и лицо его обретает каменную неподвижность.
Тайрон, похоже, не слышит его.
- Это двадцатидвухлетний солод, - объясняет он, щедро наполняя виски толстостенные хрустальные бокалы. Он обрезает сигары стилизованным под миниатюрную гильотину ножом, а потом раскуривает их. Он протягивает стакан и сигару Франко, который смотрит на них, а затем на Тайрона. - Ты не утратил формы, и у тебя ещё есть вкус к насилию, меня не обманешь. Я вижу это в твоих глазах. Выпьем, - говорит Тайрон подбадривающим тоном.
Фрэнк Бегби широко улыбается.
- Как я уже сказал, я изменился, - повторяет он.
Он окунает кончик сигары в стакан и с наслаждением прислушивается к раздающемуся шипению.
Он встаёт с дивана и наблюдает за тем, как Тайрон в недоумении смотрит на испорченный виски, оскверняющий гостеприимство, а затем на него самого.
- Возможно, мы ещё встретимся, - говорит Франко, ставя стакан на кофейный столик, отворачивается и покидает комнату. Не много найдётся людей, которые рискнут повернуться спиной к рассерженному Дэвиду Тайрону Силе, но Фрэнсис Бегби просто делает очередное дыхательное упражнение и улыбаясь, уходит по коридору за пределы особняка.
Дядя
Дождь закончился, и солнце пробилось через густую завесу облаков, словно наконец обретя свободу. Эдинбуржцы невольно замедляют шаг и подставляют лица солнечным лучам. Но не Фрэнк Бегби; завтра кремируют его сына. Мысль о похоронах заслоняет остальные. Он предчувствует, что этот день будет наполнен горем и выпивкой, и ему видится в этом что-то настоящее. Какое-то поднимающееся из глубин чувство, которое может поглотить и его самого. Сломить. Это чувство тревожит его, и он решает перейти на бег. Он начинает с медленной, неуклюжей рыси и бежит всё быстрее и быстрее, пока искалеченная нога не подводит его.
Внезапно он ощущает, а потом видит, что айфон, подпрыгивающий у него на бедре в такт шагам, выскакивает из кармана, падает на решётку слива, переворачивается и скользит вниз. Кажется, что он медленно утекает в грязную чёрную воду. Франко в бешенстве наклоняется к решётке и приподнимает чугунный люк над тротуаром. От усилий вены на его руках и шее вздулись и выпирают. Он смотрит на грязное месиво в канализационном отверстии. Блин, он всё равно не может рыться в этом дерьме. Один, два, три... Проще купить новый телефон. Он отпускает решётку, позволяя ей вернуться на место, обтирает руки о штаны и продолжает свой путь, он направлялся в старый фабричный клуб.
Внутри спортзала всё гудит. Три из четырёх рингов заняты, на них идут спаринговые бои, несколько человек отрабатывают удары на грушах, кто-то отжимается от пола, остальные под руководством тренеров выполняют бойцовские ритуалы.
Франко кивает своему старому приятелю Майки Хопкинсу, который сидит за столом, разговаривая по мобильному телефону. Тот кивает ему в ответ.
Затем Франко переходит к растяжке, выполняя упражнения в медленном, но чётком темпе. Раз.., два.., три.., раз.., два.., три... Он чувствует на себе оценивающие и одобряющие взгляды. Так смотрят друг на друга в спортзалах по всему миру, в том числе и в боксёрском клубе в Калифорнии. Он видит людей, которые пришли поддержать форму, и тех, кто готов биться всерьёз, и ему нравится ощущать себя среди вторых. Ему кажется, что он противостоит самой жизни, полной всё меняющихся возможностей и угроз.
Когда Майки Хопкинс заканчивает разговор, Фрэнк Бегби надевает перчатки и делает знак, что ждёт его на ринге. Мужчины расходятся к канатам и начинают спарринг. Дыхание решает многое, и Франко дышит в такт собственным движениям. Он выполняет комбинации, следуя за выкриками тренера. Двойной удар, крест, левый крюк, двойной правый крючок, левый апперкот, удар...
Франко находит свой собственный темп, превращающий бокс в подобие танца на краю пропасти, темп, который очищает его голову от всех мешающих мыслей. Некоторые из присутствующих смотрят на них, остановив собственные тренировки.
После спарринга Франко весь вспотел и ему требуется довольно много времени, чтобы восстановить дыхание. В раздевалке он спрашивает парней об Антоне Миллере, ему нужно собрать информацию. Как они к нему относятся, дружат или враждуют. Что же, ему становится очевидно, что Миллер пользуется всеобщим уважением. А ещё его боятся. Опасное сочетание. Ясно, что Тайрона это не может не нервировать.
Майки и ещё несколько парней зовут его пообедать. Они сидят в забегаловке, едят цыплёнка-гриль, пьют кофе и он чувствует, что вернулся в старые добрые времена. Его помнят, и те годы, что он тут не был, ничего не изменили. Он остался здесь своим. Впервые с тех пор как он сошёл с самолёта, он чувствует себя так хорошо и спокойно в родном городе.
Вернувшись в Мюррейфилд, Фрэнк звонит Мэлани по городскому. Комната залита солнцем, но холод северного моря всё равно чувствуется. Он хочет в Санта-Барбару. Он немного стесняется Элспет, сидящей на диване перед телевизором с бокалом джина. Звонок переадресован на голосовую почту, и он пытается объяснить ситуацию с телефоном Тэско. Элспет кисло смотрит на него, и он задумывается - может быть, она злиться из-за счетов за междугородний звонок? Некоторые люди до смешного цепляются за такие мелочи.
Франко садится на стул на против, и они обмениваются банальными любезностями. Затем его взгляд падает на чёрно-белую фотографию на буфете.
- Хорошие парни, — замечает он одобрительно.
- Да, у нас никогда не было проблем с ними, — Элспет говорит, затем колеблется. Франко знает, что она думает о его детях, возможно, понимая, что ляпнула бестактность.
Он решает перевести тему.
- Так ты записала их в Джамбос? /Прим. переводчика: Лейтс Джамбо - школьный клуб в Эдинбурге, так же одноименная футбольная команда в категории юниоров/
Элспет отвечает слегка встревоженно:
- Отец Грега отводит их Тайнкасл /Прим.переводчика: футбольный стадион в Эдинбурге, принадлежащий команде "Харт оф Мидло́тиан", сокращённо "Хартс". "Хартс" входят в высшую лигу Великобритании/
- Наша семья всегда болела за "Хибс" /Прим. переводчика, разговорное название "Хиберниан", футбольная команда Лейта, традиционно поддерживаемая католическим сегментом Эдинбурга/. Традиция, так сказать.
Элспет смотрит на него с открытой издёвкой:
- Как ты можешь сидеть тут и с невинным видом рассуждать о нашей семье? О грёбанных традициях? Ты, предатель, даже от фамилии нашей отказался, сначала отсиживался в тюрьме, а потом свалил в свою Калифорнию.
Она поднимается. Он смотрит на бокал в её руке и готов поспорить, что это не первый за день.
- Где ты был, пока росли твои племянники или хотя бы твои сыновья? Водил ты их хоть куда-нибудь? — произносит Элспет желчно. — Разве дядя Фрэнк не водил их на матчи Хибс?
- Пламенная речь, — уступает Франко, завязывая шнурки на кроссовках. — Я просто подумал, что раз ты раньше болела за Хибс, то и сыновьям могла это передать по наследству, вот и всё.
- Что? Да тебе откровенно поссать, за кого я там болею. Срать ты на меня хотел. - Она хмурится. — Я вижу, что ты изменился, Фрэнк. Каким ты стал. Я понимаю. Ты всё тот же себялюбивый ублюдок и людей терпеть не можешь, только научился контролировать свой гнев. Я вижу это в твоих глазах, у тебя взгляд убийцы.
Дыши.
Франко чувствует, как его распирает от злости, ещё немного и он взорвётся. То же дерьмо говорил и Тайрон, какая-то чушь про его глаза, что все нахуй, к ним прицепились.
Раз... Два... Три...
- Что толку говорить об этом? — он качает головой и откидывается в кресле. — Твои глаза - твои глаза! — Расслабьтесь и наслаждайтесь собственным дыханием. Если вы утратите спокойствие - вы проиграли. — Как я могу поменять глаза? Мне их выколоть или надеть контактные линзы?
- Ты хуже чем был, — Элспет подливает себе джина. — Ты научился лицемерию и манипуляциям. Когда ты не контролировал себя, ты, по крайней мере, был честен.
Прежде чем заговорить Фрэнк Бегби делает ещё один глубокий вдох.
- Значит, если бы я тебе лицо расквасил и разнёс тут всё к хуям, — он оглядывает дорого обставленную комнату, — это сделало бы меня честным? А если я уважаю людей и чужие вещи, я лицемер? Соскучилась по скандалам? В том, что ты говоришь, Элспет, вообще смысла нет. — Он наклоняется к журнальному столику и доливает её бокал до краёв. — Вот тебе хорошая порция джина, курица. Может быть, это тебе поможет успокоиться. Истинная дочь своего отца.
Элспет уязвлена этими словами. Осознавать, что пьёшь слишком много это одно, но когда окружающие указывают тебе на это - совсем другое. Она думает о Греге, и о том, сколько ему приходится брать на себя. Но на мальчиках это не сказывается...
Она поднимает голову, и видит, что брат смотрит на неё так, словно способен разглядеть каждую мысль, проносящуюся в её голове. Возможно, Франко был страшен, когда взрывался, но куда страшнее он бывал, когда не давал выхода своему гневу. Это мрачное и тихое состояние никогда не длилось долго, и всегда предшествовало взрыву. Попытки удержать злость внутри почти никогда не увенчивались успехом. Но, кажется, теперь он овладел этим искусством. В глазах Элспет это делает его ещё более опасным. Воздух пропитан угрозой. Никогда раньше гнев Фрэнка не был направлен на неё, хотя ей случалось видеть его враждебность раньше. Но это касалось других членов семьи: чаще всего Джо, но с ней Фрэнк таким не был.
Фрэнк встаёт, смотрит на неё со странной улыбкой и прерывает затянувшуюся паузу:
- Но может быть, если бы ты постаралась не пить так много, твоя жизнь стала бы более насыщенной. Полной. Просто подумай об этом, — говорит он и с рассеянным видом уходит в свою комнату.
Телефон "Тэско" на прикроватной тумбочке заряжен на сто процентов, но Франко не уверен, что он заработает.
- Невероятно, — говорит он в пространстве, и ложится на кровать с ебуком. Он читает "Заводной апельсин". В юности он смотрел фильм, он до сих пор его помнит... Но чтение - это другое. Оно сложнее, но многограннее. Его ум преобразует расплывчатые символы в звуки, в ритм, порождающей в голове сонмы образов. "Не читай книги, пой их", — говорил ему когда-то куратор в тюрьме, и это сработало.
Раздаётся стук в дверь, и входит Грэг. Кажется, он пришёл в качестве миротоворца.
- Я слышал, вы с Элспет... хм... в общем, ладно, я думаю перед завтрашним днём мы все немного нервничаем.
- Да.
- Мальчиков мы отправили к моей маме. Не поужинаешь с нами? Я запёк цыплёнка...
- Звучит неплохо, — говорит Франко, вставая.
Он не особенно нуждается в обществе, и уже ел жаренную курицу за обедом, но он потратил достаточно калорий сегодня, и ему надо бы их восполнить.
Атмосфера за столом напряжённая. Франко видит, что Элспет пьяна. Открыта бутылка белого вина, но Грэг едва ли выпил хотя бы бокал. Внезапно сестра начинает плакать и закрывает лицо рукой. - Господи... — говорит она тихо.
- Солнышко, - мягко обращается к ней Грег. — Ты в порядке?
- Нет! Как я могу быть в порядке, когда мой племянник умер, бедный Шон, — она рыдает. Затем она поворачивается к Франко и говорит грустно. — Я помню. Я была ещё девчонкой, и я была так взволнована и горда, когда вы с Джун принесли его домой.
Франко молчит. Он возвращается в то время. Раздражающие визиты Элспет и его матери. Малышу нужно это, малышу нужно то. Всё в нём противилось мысли, что его собственная жизнь закончилась, и теперь он будет жить только через этого ребёнка. Он понял, что им манипулировали. Что беременность и роды были надеждой для Джун и его матери, надеждой на то, что он изменится.
Помня об этом, он хотел потом привезти Вал в Санта-Барбару, чтобы она увидела его дочерей. Показать ей, что эти изменения всё же произошли, после всего, всех тех полицейских рейдов, судов, мрачных свиданий в тюрьмах. Но всё, что он успел сделать для Вал - а она уже находилась на поздних стадиях рака - познакомить её с Мэлани, и прислать ей фотографию новорождённой Грэйс.
- Но ты, ты не защитил его, — обвиняюще рычит Элспет. — Тебе никогда не было до него дела!
- Элспет, перестань, словами ничего не исправишь, — останавливает её Грэг.
- Я стараюсь выяснить, что с ним случилось, — говорит Фрэнк. — Если бы мне не было дела, разве бы я занимался этим?
- Да, но тебе не было дела до него, — выплёвывает Элспет отрывисто. — Ты его не знал. Он был милым мальчиком, Фрэнк, таким славным ребёнком, до того, как наркотики не изменили его, — говорит она задыхаясь. — Он для каждого находил улыбку, он был таким забавным! Блядь, я не могу смириться с тем, что его больше нет. Нежели тебе всё равно, ты же его отец? Разве тебе не грустно, — она почти умоляет. — Скажи мне! Скажи, что тоже горюешь по нему!
- Что? Ты издеваешься надо мной? — Франко презрительно щурится. — Мы не виделись пять лет, и ты хочешь, чтобы я сидел тут и рыдал, расписывая как я любил своего убитого сына. Что, что это изменит теперь, когда на завтрашнее утро назначены его похороны? Не дождёшься, — говорит Франко решительно.
- Элспет, — умоляюще говорит Грэг. — У Фрэнка умер сын. Люди по разному проживают горе. Пожалуйста, прояви хоть каплю уважения. Мы должны не винить, а поддерживать друг друга.
- Но он вовсе не собирается меня поддерживать. Ты только взгляни на него! Сидит себе и жрёт, словно ничего не произошло!
Франко кладёт на стол нож и вилку.
- Ладно, я когда-то пришёл к выводу, что мне нечего дать моим сыновьям.
- Даже когда ты сделался художником!
- К этому времени у меня появилась моя собственная семья... моя другая семья, новая семья.
- Но ты был нужен своим сыновьям, и Риверу тоже. Они нуждались в тебе.
- И я ничего не сделал для них. Это дерьмово, но так бывает. Бывает со мной. Бывает с тобой. Да с любым может такое случится. Я подвёл их, — говорит он, снова берясь за вилку, — но я не мог поступить иначе. Этот корабль шёл ко дну.
- Итак, ты просто умываешь руки и оставляешь всё, как есть! — возмущённо восклицает Элспет. — Ты даже не собираешься повидаться с Ривером, бедный ребёнок, он уже не помнит, как выглядит его отец.
Грэг в бессильном гневе прижимает ладонь ко лбу, но Франко по-прежнему спокоен:
- Всё, что я могу для них сделать, это попытаться достойно прожить свою жизнь. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять какие поступки к каким последствиям приводят. Что лучше камера в тюряги или дом на пляже в Калифорнии среди всей этой нефиговой красоты? Вот единственный урок, которому я могу научить кого угодно. — Он кладёт приборы на тарелку и разводит руками. — Я не собираюсь никого поучать. Кто захочет, поймёт всё сам.
Элспет вздрагивает, но продолжает сверлить брата взглядом.
- Люди по разному проживают горе, — повторяет Грэг, сжимая руку жены. — Я уверен, Фрэнку сейчас плохо, как и всем нам. Не обязательно демонстрировать свои чувства. — Он глядит на Франко, жующего картошку. — Никто не знает, что у него внутри.
- Да! Никто не знает, а я знаю! Тупица! — Элспет раздражённо отталкивает руку мужа. — Красивого молодого парня убил маньяк, а никому нет дела. Никому!
- Я правда считаю, что тебе стоит меньше пить. Этим горю не поможешь, — говорит Франко, отрезая кусок от куриной грудки и отправляя его в рот.
Элспет смотри сперва на него, затем на Грэга, встаёт и пошатываясь уходит в другую комнату. Грэг переглядывается с Франко и встаёт, чтобы догнать жену.
- Оставь её в покое, — советует Франко. — Может быть, я не прав, может быть, ей сейчас необходимо напиться. Как ты сказал, каждый переживает горе по своему, кто знает, может быть, от этого ей легче. В былые времена я бы и сам к ней присоединился и мы бы тут напару закатывали трагические сцены, но со мной это больше не работает, увы, — замечает он. — Ладно, Грэг, ответь мне на один неприличный вопрос.
- Да? — переспрашивает Грэг, понижая голос и нагибаясь к Франко.
- Я всё понять не могу, что за приправы ты добавил в соус. Кориандр? — Франко отправляет в рот ещё кусочек курицы и прикрывает глаза, наслаждаясь вкусом. – Это великолепно.
Похороны
Пяти минут под моросящим дождём, после того, как Терри Джус высаживает их с Грегом и Элспет у Крематория Варинстон, достаточно для того, чтобы Франко почувствовал себя окончательно промокшим. Промозглая сырость проникает под одежду, капли дождя падают за воротник и стекают по спине. С телефона "Теско", похоже, удалось снять блокировку международных вызовов, и Франко отправляет Мэлани текстовое сообщение, не будучи до конца уверенным, что оно дойдёт. Вокруг крематория собираются группки людей, некоторые бросают на него сочувственные взгляды. Элспет, всё утро промолчавшая (как посчитал Франко, из-за похмелья), берёт Грэга под руку и начинает прохаживаться от компании к компании. Сам Франко не хочет ни с кем говорить, и он рад, что Терри составил им компанию на похоронах и своим присутствием удержал Элспет от продолжения вчерашнего разговора.
Терри накидывает свою таксистскую кожанку на плечи белокурой блондинке в чёрном топе, курящей электронную сигарету.
- Думаешь, пришла на шоу Роя Хадда [британское комическое телешоу — прим. переводчика], - усмехается он. - Типичный бедолага нарик. Они получили сообщение и даже записали его, но оно ужасно неразборчиво и, похоже, это всё как-то связанно с Антоном Миллером. Твой старый приятель Ларри Уайли был там, и сказал, - Терри презрительно закатывает глаза и стряхивает с волос дождевые капли, - что это "чистая работа".
Нечаянное упоминание Миллера заставляет Франко насторожиться:
- Как её зовут?
- Фрэнсис Фланаган.
Он повторяет про себя это новое имя. Франко разглядывает Фрэнсис Фланаган, пока она смотрит на группу крепких с виду молодых людей. С трудом верится, что они были друзьями Шона, и, может ли быть, что Антон Миллер окажется среди них?
- Она дочь Мо, - поясняет Терри. - Помнишь Мо Фланагана?
Это имя называет ему о чём-то говорит, и Франко кивает, вспоминая Мо - он был одним из бойцов СЛМ [СЛМ (YLT Yong Leith Team - в приблизительном переводе, Союз Лейтской Молодёжи печально известная банда в Шотландии, возникшая в Эдинбурге 70-х годов. Эта банда действует до сих пор и относится к полуорганизованной преступности. Члены банды любят оставлять аббревиатуру YLT в качестве графитти, — прим. переводчика]. Они сталкивались на юге Слоан-стрит. Так же, он вспоминает, что позже Мо спился.
Терри сообщает Франко, что Мо умер умер несколько лет назад.
- У девчонки та же слабость, что и у её старика. Жаль, она такая славная, - сетует он. - Она долго не продержится, увидишь.
Франко смотрит на Фрэнсис Фланаган, которая теперь разговаривает с двумя пожилыми женщинами. Она красива какой-то хрупкой, злой красотой, забранные назад волосы, подчёркивают резко очерченные скулы. Франко дрожит под пронизывающим холодным дождём. Вспоминает Калифорнию и бесстрастно констатирует, что ненавидит Эдинбург. Он проверяет телефон Теско, но не обнаружив никаких сообщений от Мелани медленно набирает ей новую смс,