С упадком деятельности гранильной фабрики и после продажи Горнощитского завода в Екатеринбурге и в районах, примыкающих к нему, усилилось развитие кустарной обработки уральских цветных камней. К началу XX века кустарничество достигло гигантских размеров. Было зарегистрировано 226 гранильных мастерских, из них в Екатеринбурге — 97, в Берёзовском заводе — 82, Верх-Исетском — 22, Нижне-Исетском — 20,
в селе Шарташ5 — 5. Сюда мы не включили кустарей в Мраморном (бывшем Горнощитском) заводе.
Кустари-камнерезы нещадно эксплуатировались скупщиками. Скупничество было сильнейшим образом развито в Екатеринбурге. Статистические данные говорят о том, что 15,6 процента всех кустарей екатеринбургского уезда работало на вольный рынок, 5,1 процента — на заказчика-производителя, 30,4 процента — заказчика-потребителя, 18,4 процента — на скупщика и 22,5 процента неопределённо. Хотя ясно, что часть из этих «неопределённо» попадала в руки скупщиков.
Разлагающее влияние местных скупщиков-капиталистов было настолько очевидно, что даже благонамеренные статистические материалы земств были вынуждены признать это: «скупщики стараются скупать наивозможно большее количество изделий, нисколько не заботясь об их качестве, так как, например, гранёные камни ныне почти все сбываются на вес, то в расчёт скупщиков, главным образом, входит — выгнать возможно больше веса в камнях, хотя бы и получить при этом некоторое понижение в цене. Не преследуя лучшей отделки изделий, скупщики назначают на них самые низкие цены, при которых мастера только стараются изготовить возможно больше вещей. При таких условиях заботиться о более художественной стороне изделий рабочему, конечно, не приходится».6
В. И. Ленин в работе «Развитие капитализма в России» вскрыл и ярко показал картину ужасающей эксплуатации кустарей, те тяжкие условия труда и жизни, в которых они находились. Анализируя развитие «кустарной» промышленности, В. И. Ленин приходил к выводу о полном преобладании «… низших и худших форм капитализма в пресловутой «кустарной промышленности». Он писал: «Разделение труда в капиталистической мануфактуре ведёт к уродованию и калечению рабочего, — в том числе и детальщика-«кустаря».7 Ленинские выводы с полным основанием могут быть отнесены к камнерезному кустарному промыслу.
Камнерезный кустарный промысел в бывшем Екатеринбургском уезде распадается на несколько совершенно обособленных производств. На первом месте из обособившихся камнерезных промыслов в Екатеринбурге было гранение разноцветных дорогих камней. Затем идут производства из яшм, малахита, селенита, приготовление горок, наборных картин, печатей и т. д.
Разделение труда произошло не только по виду изготовляемых изделий, но и по приготовлению отдельных предметов. Так, например, для «накладок» один мастер делал плоды, другой — листья и т. д. Таким образом труд, расчленённый капиталистической мануфактурой на ряд отдельных процессов, лишался творческого характера. Художник камня становился холодным ремесленником.
Обработка твёрдых пород камней развивалась не только в Екатеринбурге, но и в примыкающих к нему районах — Берёзовском, Шарташском, Нижне-Исетском и Верх-Исетском заводах.
В Берёзовском заводе главным образом занимались гранением бусок, запонок, приготовлением искр или вставок. Причём и здесь наблюдалось разделение процесса труда: «особыми отраслями труда среди берёзовских гранильщиков является полировка огранённых изделий, а также сверление или переходка шариков, из которых гранятся буски».8 На приготовление бус шёл в подавляющем большинстве горный хрусталь, изредка употреблялся аметист, на запонки-искры — мелкие изумруды, топазы.
В Нижне-Исетском и Верх-Исетском заводах кустари преимущественно гранили цветные камни. Только несколько мастерских выпускали изделия из различных яшм.
Многие мастерские в Екатеринбурге имели учеников. Ученики особенно нещадно эксплуатировались. В. И. Ленин писал: «… естественным спутником мануфактуры является ученичество. Известно, что в общей обстановке товарного хозяйства и капитализма это явление ведёт к самым худшим видам личной зависимости и эксплуатации».9
Зоркий бытописатель Урала Д. Н. Мамин-Сибиряк посвятил теме ученичества рассказ «Вертел», в котором описал трагическую судьбу мальчика-ученика.
Не в лучшем положении находился и мраморный кустарный промысел. Обработка мраморов кустарями совершалась вручную, крайне ограниченным набором инструмента. Пила для распиловки больших кусков мраморов, несколько стальных долотец-резцов для мелкой работы, молоток — вот всё, чем располагал мастер. Только очень немногие имели станки для вытачивания мелких вещей.10 Причём инструменты приготовлялись самими кустарями.
Снабжение кустарей материалами было поставлено крайне плохо. Бесплатно они могли добывать серый мрамор и серпентин, или, как он тогда назывался, «чёрный мрамор».
Последний годился только на мелкие вещи. Добыча необходимого для работы белого полевского мрамора была затруднена. Кустари обходились в 70-х годах ещё старыми запасами.
Несмотря на относительную дешевизну инструмента и материала, производство мраморных изделий не достаточно обеспечивало кустарей. Продукция имела мало сбыта. Сбыт находился в руках подрядчиков. М. Попов, обследовавший Мраморный завод в 70-х годах прошлого века, писал о роли подрядчиков в жизни мраморских кустарей: «Для того, чтобы захватить в свои руки заказ, подрядчики сбивают цену до баснословного минимума, нисколько не заботясь о том, можно или нет сделать вещь за эту цену, а заботятся только об одном: как бы удержать заказы за собой».11 Рабочий день мраморского кустаря продолжался 14—16 часов. Зарабатывали в месяц в лучшем случае (при работе над памятниками) 17—18 рублей. Изготовление мелких вещей, например, вазочек, оплачивалось ещё хуже — около 12 рублей в месяц. Нищенская оплата труда, постоянная кабала у подрядчика, скупщика, капиталиста — всё это пагубно сказывалось на художественном качестве приготовленных вещей.
В Мраморском насчитывалось 116 домов кустарей, но настоящих мастеров было не более 20. Из этих двадцати только четверо могли делать резную работу и высекать из камня человеческие фигуры.
С годами увеличивается количество мастерских с наёмными рабочими: в 1887 году их было только 10, а в 1907 году — 33.