– Конечно, Воитель. Все будет исполнено.
Регул повернулся к выходу, и тут заговорил Эреб:
– Мы долго ждали этого события. Лоргар будет в восторге.
– Лоргару еще предстоит выиграть собственные битвы, Эреб, – резко ответил Воитель. – Если его постигает неудача на Калте и Легион Жиллимана вмешается в борьбу, все это будет бесполезно. Так что прибереги свое ликование до тех пор, пока я не сяду на трон Терры.
При виде телохранителя Петронеллы у Зиндерманна упало сердце. Каждый шаг этого человека приближал смерть, и Зиндерманн проклинал себя за то, что так долго добирался до палаты Эуфратии. Его медлительность погубила святую, а может, и всех ее защитников тоже.
Иона Арукен широко распахнул глаза, увидев массивную фигуру убийцы. Он быстро повернулся к своему приятелю:
– Титус, хватай ее, скорее!
– Что? – изумился Кассар. – Она подключена ко всем этим приборам. Нельзя же просто…
– Не спорь со мной, – прошипел Арукен. – Действуй быстрее, у нас гости, и гости нежеланные.
Затем Арукен обернулся к Зиндерманну:
– Ну, итератор? Это и есть тот единственный момент, когда мы должны осознать самих себя? Если это так, то я уже сожалею, что связался с вами.
Зиндерманн ничего не смог ответить. Маггард заметил их, и на лице бывшего телохранителя медленно расплылась улыбка, заставившая итератора похолодеть.
«Я убью вас всех, – говорила эта зловещая усмешка. – Убью не спеша».
– Не трогай ее, пожалуйста, – прошептал Зиндерманн и сам поразился тому, насколько жалкими были его слова.
Ему захотелось убежать, скрыться где-нибудь подальше от этой страшной улыбки, предвещавшей долгую, мучительную смерть, но ноги словно налились свинцом и приросли к полу. Зиндерманн понял, что не в состоянии шевельнуть ни одним мускулом.
|
|
Из палаты выскользнул Иона Арукен, за ним – Титус Кассар с неподвижной Эуфратией на руках. Зиндерманн заворожено уставился на капли, набухающие на концах оборванных трубок капельницы. Он не в силах был отвести взгляд и все смотрел, как капельки набухают, потом отрываются и падают на пол, растекаясь при ударе в маленькие лужицы.
Арукен поднял пистолет и прицелился в голову Маггарда.
– Не подходи, – предостерегающе произнес он. Маггард даже не замедлил шага, лишь зловещая усмешка стала шире.
Титус Кассар, прижимая к груди Эуфратию, медленно попятился под взглядом убийцы.
– Проклятье, бежим отсюда, – прошептал он. – Скорее!
Арукен махнул рукой Зиндерманну, чтобы тот уходил за Кассаром, и сковавшее итератора оцепенение рассеялось. Маггард уже был от них не более чем в десяти шагах, и Зиндерманн понял, что кровопролития не избежать.
– Стреляй в него! – крикнул Кассар.
– Что?! – воскликнул Арукен, бросая на своего приятеля отчаянный взгляд.
– Стреляй, – повторил Кассар. – Убей его, пока он не убил нас.
Иона Арукен посмотрел на приближающегося Маггарда, кивнул и дважды нажал на курок. Громыхнули выстрелы, и по коридору прокатилось эхо. Стена за спиной Маггарда взорвалась фонтаном осколков. Только убийцы на прежнем месте уже не было.
Зиндерманн вскрикнул и отскочил к Кассару, а Маггард выскочил из бокса, в котором укрылся за мгновение до выстрелов Арукена. Теперь в его руке тоже был пистолет, который трижды вздрогнул, изрыгнув три ярких вспышки.
Зиндерманн снова закричал и схватился руками за голову в предчувствии жуткой боли, когда пули вопьются в его тело, разорвут внутренние органы и выйдут из огромных ран на спине…
|
|
Но ничего подобного не произошло, и Зиндерманн услышал лишь удивленный возглас Ионы Арукена, который тоже отшатнулся и изумленно замер с открытым ртом.
Маггард все так же стоял на своем месте, и его мускулистая рука сжимала крупнокалиберный пистолет, наставленный прямо на них.
В жерле ствола бесконечно медленно раскрывался цветок белого пламени, а немного впереди в воздухе висели две пули, неторопливо поворачиваясь вокруг своей оси.
Пока Зиндерманн удивленно таращился, из дула пистолета Маггарда показался заостренный кончик третьей пули, и тогда итератор в недоумении повернулся к Арукену. Офицер титана пребывал в таком же замешательстве и стоял неподвижно, уронив руки.
– Что же это такое? – выдохнул Арукен.
– Я… н-не знаю, – заикаясь, промямлил Зиндерманн, не в силах оторвать взгляда от застывшей перед ним картины. – Может, мы уже мертвы?
– Нет, итератор, – произнес за его спиной Кассар. – Это чудо.
Зиндерманн почувствовал, все его тело словно онемело, и лишь сердце продолжало колотиться, угрожая проломить грудную клетку. Он обернулся; Титус Кассар стоял в конце коридора и крепко прижимал святую к груди. До сих пор Эуфратия не подавала никаких признаков жизни, а теперь ее глаза были открыты и полны ужаса, правая рука вытянута вперед, и серебряный орел, вплавленный в ее ладонь, сиял мягким внутренним светом.
– Эуфратия! – закричал Зиндерманн.
Но едва ее имя сорвалось с дрожащих губ, как глаза святой закатились, и рука бессильно свесилась вниз. Зиндерманн рискнул оглянуться на Маггарда, но та сила, которая спасла им жизнь, до сих пор удерживала убийцу на месте.
|
|
Зиндерманн сделал глубокий вдох и на негнущихся ногах побрел по коридору. Голова Эуфратии лежала на груди Кассара, и женщина снова была так же неподвижна, как и весь прошедший год. От этого зрелища Зиндерманну захотелось плакать.
Он поднял руку, дотронулся до ее волос и кожи, оказавшейся очень горячей.
– Она спасла нас, – с благоговением произнес Кассар.
– Я думаю, что ты прав, мой мальчик, – сказал Зиндерманн. – Я думаю, что ты совершенно прав.
Иона Арукен, пятясь, подошел к ним, снова держа убийцу на прицеле.
– А что будем делать с ним? – спросил он.
Зиндерманн оглянулся на Маггарда.
– Оставь его. Нельзя, чтобы его смерть оставила кровь на руках святой. Вряд ли Божественное Откровение выиграет оттого, что вторым деянием святой станет убийство. Если уж мы намерены учредить новую церковь во имя Императора, она должна проповедовать всепрощение, а не кровопролитие.
– Вы уверены? – усомнился Арукен. – Он снова попытается ее убить.
– Значит, нам надо обеспечить ей безопасность, – сказал Кассар. – На борту «Духа мщения» много последователей Божественного Откровения, и мы сумеем ее спрятать до тех пор, пока святая не поправится. Вы согласны, итератор?
– Да, это именно то, что нужно, – кивнул Зиндерманн. – Спрячьте ее. Берегите ее.
Глава 5
ТЕМНОЕ ЦАРСТВО
ДЕВА БИТВЫ
Локен уже довольно давно не заходил на стратегическую палубу, поскольку после сооружения Совета Луперкаля она почти лишилась своего прежнего значения. В любом случае, от членов ложи до него дошел негласный приказ о том, что он и Торгаддон больше не считаются приближенными Воителя и не могут выражать мнение Легиона.
Платформа пустынной стратегической палубы нависала над оживленным залом капитанского мостика, и Локен, склонившись над перилами, наблюдал за старшими офицерами «Духа мщения», которые обсуждали операцию по уничтожению истваанского Экстрануса.
Воины Гвардии Смерти и Детей Императора уже десантировались на поле боя, а значит, враги Воителя уже гибнут. Невозможность присоединиться к товарищам по оружию и разделить с ними опасности боя раздражала и сердила Локена. Ему хотелось бы сейчас оказаться на этой бесплодной скале рядом с братьями, тем более что, по словам Торгаддона, Саул Тарвиц был в их числе.
Сыны Хоруса и Дети Императора в последний раз встречались во время войны против аурейской технократии, и теперь братская дружба была официально восстановлена примархами обоих Легионов и неофициально – их воинами.
Локен тосковал по тем временам, когда вместе со своими товарищами был занят в обсуждении прошлых или грядущих кампаний. Чувство товарищества придавало ему сил и уверенности, и он понял это только теперь, когда остался в одиночестве.
– Я скучаю даже по твоим рассказам о «лучших временах», Йактон, – прошептал Локен с печальной улыбкой.
Наконец он отвернулся от капитанского мостика и развернул клочок бумаги, обнаруженный под потертой обложкой «Хроник Урша».
Не в первый раз он прочел строки, написанные торопливым мелким почерком Кирилла Зиндерманна на листке из записной книжки:
Даже Воитель, возможно, не достоин твоего доверия. Ищи храм. Он должен быть в таком месте, которое когда-то было сердцем всего Великого Похода.
Локен не забыл слов, сказанных Зиндерманном, когда Малогарст выдворял его из тренировочного зала, и отыскал книгу на пепелище третьего зала Архива. После несчастья, повергнувшего Эуфратию Киилер в коматозное состояние, большая часть Архива все еще лежала в руинах. Сервиторы и слуги постарались спасти как можно больше книг, но даже теперь Локен, не будучи заядлым книгочеем, испытывал грусть при мысли о бесценных сокровищах разума, погибших в пламени.
«Хроники Урша» он отыскал, без труда, словно книга дожидалась его. Раскрыв ее, Локен обнаружил оставленную Зиндерманном записку.
Капитан толком не знал, что ищет, поскольку сама мысль о том, что на борту «Духа мщения» может находиться храм, казалась ему смехотворной, но Зиндерманн, заклиная его найти книгу и вложенную в нее записку, говорил абсолютно серьезно.
Он должен быть в таком месте, которое когда-то было сердцем всего Великого Похода.
Локен оторвал взгляд от строчек и осмотрел стратегическую палубу: приподнятая платформа, где Воитель проводил совещания, ниши по краю, где Сыны Хоруса стояли в почетном карауле, и высокий стальной купол. Вдоль стен из-под потолка свисали почти неразличимые в полумраке знамена всех рот Легиона Сынов Хоруса. Заметив среди них знамя Десятой, Локен приветствовал его ударом кулака по нагруднику доспехов.
Если где-то и билось сердце Великого Крестового Похода, то именно на стратегической палубе «Духа мщения».
Сейчас здесь было безлюдно, но не только отсутствие людей рождало ощущение тоскливой заброшенности. Стратегическая палуба была отвергнута, и вместе с ней были отвергнуты проповедуемые некогда идеалы. На смену им пришло нечто темное и непонятное.
Стоя в центре стратегической палубы, Локен ощутил боль в груди, но она никак не была связана с его физическим состоянием. Ему потребовалось немного времени, чтобы заметить нечто необычное, чего здесь не должно было быть: запах, слабый, едва различимый, но явно присутствующий в воздухе.
В конце концов, Локен узнал запах, это был ладан, приторный и навевающий воспоминания о горячих сухих ветрах, напоенных горьковатыми ароматами трав. Исключительное обоняние позволило Локену различить еще какие-то ароматы, смешанные с запахом ладана, и направление, откуда они проистекали. В надежде отыскать источник запаха он прошелся по стратегической палубе. Где же он раньше мог слышать этот аромат?
Обострившееся обоняние привело его к знамени Седьмой роты, которой командовал Таргост. Неужели мастер ложи использовал знамя для какой-нибудь ритуальной церемонии?
Но нет, запах казался слишком сильным, чтобы распространяться от ткани. В воздухе теперь четко ощущался запах горящего ладана. Локен отвел знамя Седьмой роты от стены и ничуть не удивился, обнаружив за ним темное отверстие прохода, ведущего в лабиринт тоннелей, пронизывающих внутренности «Духа мщения».
Существовал ли этот проход в те времена, когда на стратегической палубе собирались члены Морниваля? Локен был уверен, что нет.
Ищи храм, – вспомнил он слова Зиндерманна, нагнулся, поднырнул под знамя и прошел в тоннель, позволив тяжелой ткани снова закрыть проход за его спиной. Запах ладана явно шел отсюда, и благовоние сгорело недавно, а может, горит и сейчас.
Внезапное воспоминание заставило Локена схватиться за рукоять боевого ножа. Ему стало ясно, где он обонял этот запах раньше. Юрты обитателей Давина благоухали этим ароматом, и, несмотря на воздушные фильтры доспехов, он проникал в ноздри и навсегда запечатлелся в памяти.
В переходе было совершенно темно, но усиленное зрение Локена позволило рассмотреть короткий, недавно проложенный коридор, упиравшийся в сводчатую дверь. На ее металлической поверхности были высечены непонятные знаки. Хотя это была всего лишь дверь, Локен ощутил неестественный трепет. Он… испугался того, что мог за ней обнаружить, и чуть не повернул обратно.
Осознав собственный испуг, Локен яростно тряхнул головой и решительно двинулся вперед. Но тревога не только никуда не делась, но с каждым шагом становилась все сильнее. На двери на уровне глаз висел искусно выточенный череп, но не это зловещее украшение, а сам факт его наличия заставлял Локена чувствовать себя не в своей тарелке. Что-то в свирепом оскале мертвой головы выдавало жестокого убийцу, говорило о радости кровопролития и стремлении к беспощадной резне.
Локен отвел взгляд от оскаленного черепа и обнажил боевой нож. Капитан вдруг поймал себя на том, что испытывает сильное желание вонзить лезвие в любого, кто окажется за дверью.
Распахнув створки, он перешагнул порог.
Его взгляду открылось просторное помещение бывшего склада, переделанного таким образом, что трюм стал напоминать подземную каменную пещеру. Двойной ряд скамей тянулся вдоль стен, исписанных непонятными знаками и словами. С потолка свисали черепа с пустыми глазницами, скалившие зубы в злобных ухмылках. Локен подошел ближе, и они стали легонько раскачиваться, а из глазниц потянулись тонкие струйки дыма.
У дальней стены стоял низкий деревянный стол. В широкой чаше, украшенной резьбой по всей поверхности, темнели бурые разводы, в которых Локен по запаху определил запекшуюся кровь. В небольшом углублении рядом лежала толстая книга.
Было ли это помещение храмом? Он вспомнил множество флаконов и бутылочек, расставленных в храмовой пещере Шепчущих Вершин.
То место на планете Шестьдесят Три Девятнадцать выглядело совсем иначе, но вызывало схожие чувства.
Внезапно в воздухе что-то прошелестело, словно неразборчивый шепот, и Локен обернулся, выставив перед собой нож.
Он был один, и все же шепот над ухом был слишком отчетливым, и Локен готов был поклясться жизнью, что перед ним кто-то стоит. Он сделал глубокий вдох и медленно обошел комнату, держа наготове нож на тот случай, если таинственный шептун все же проявит свое присутствие.
На скамьях он обнаружил лишь лоскутки разорванной на ленточки ткани и вернулся обратно к столу, который, как догадался Локен, должен был служить алтарем. Гарвель внимательно осмотрел книгу. Ее кожаная обложка потрескалась от старости и местами почернела от копоти.
Локен нагнулся и кончиком ножа открыл книгу. Текст был написан угловатыми значками, и строчки располагались на странице вертикально.
– Эреб! – воскликнул Локен, вспомнив, что точно такие же символы были вытатуированы на черепе Несущего Слово.
Неужели это и есть «Книга Лоргара», из-за которой, по словам Кирилла Зиндерманна, в Архиве возник пожар? Итератор клялся, что книга помогла какому-то монстру вылезти из варпа, после чего и начался пожар, но Локен видел только слова.
Как могут слова нести опасность?
Едва эта мысль оформилась в его голове, как Локен удивленно мигнул – знаки на странице задрожали и стали меняться. Символы наречия Несущих Слово превратились в жесткие цифровые обозначения языка Хтонии, потом изогнулись в элегантный шрифт имперского готика и продолжали меняться, трансформируясь в буквы тысячи неизвестных Локену языков.
Ему пришлось крепко зажмуриться, чтобы избавиться от неожиданно возникшего головокружения.
– Что ты здесь делаешь, Локен? – раздался над его ухом знакомый голос.
Локен стремительно обернулся, но обнаружил, что он по-прежнему один в пустом храме.
– Как ты осмелился обмануть доверие Воителя? – послышался тот же голос, и снова из-за спины, но на этот раз возникло ощущение присутствия чего-то материального.
Медленно повернувшись, капитан увидел стоящего у алтаря Торгаддона.
– Ложись! – закричал Тарвиц, и автоматная очередь прошла над его головой, закончившись черно-белыми взрывами на голой скале истваанского Экстрануса. – Отделение Фулджериона, за мной! Всем остальным отделениям оставаться на позиции и ждать приказа к выступлению.
Тарвиц побежал, не сомневаясь, что сержант Фулджерион и его солдаты следуют за ним по пятам к укрытию в ближайшем кратере. Станция наблюдения – огромное, похожее на орган сооружение из башен, куполов и антенн – была возведена истваанцами на Экстранусе, и все пространство перед ней постоянно пересекали линии трассирующих снарядов. Весь комплекс удерживался на голой поверхности скалы массивными якорями и был покрыт инеем и пылью.
Солнце системы Истваан, маленький холодный диск, едва выглядывало из-за горизонта и заливало все вокруг резким голубым светом. Автоматические огневые точки беспрестанно осыпали Детей Императора градом снарядов, но две сотни Астартес продолжали классическую атаку, целью которой был штурм бронированных створов восточного шлюза станции.
У истваанского Экстрануса почти не было атмосферы, зато наличествовал смертельный холод, и наземные боевые действия были возможны только благодаря системе герметизации силовых доспехов.
Тарвиц соскользнул в кратер, и орудийный снаряд тотчас выбил осколки камня из стены рядом с ним. Сержант Фулджерион и его воины, укрывшись за щитами от пуль, попадали на землю с обеих сторон от Тарвица. Все они были ветеранами, много лет служили в отделении Фулджериона и в самом страшном сражении чувствовали себя как дома. Тарвиц знал, что рядом с ним лучшие воины Легиона.
– А они были готовы к нашему приходу, верно? – спросил Фулджерион.
– Они должны были знать, что мы вернемся, чтобы восстановить Согласие, – сказал Тарвиц. – Кто знает, сколько времени они готовились к нашему возвращению.
Тарвиц выглянул из-за края кратера и отметил, что на всех заранее распределенных позициях видны пурпурные доспехи Астартес. Вот что значит подготовка Детей Императора! Они согласованно занимают позиции и наносят тщательно скоординированные удары, а боевые группы передвигаются по полю сражения, словно фигуры по шахматной доске.
– Капитан Гарро из Гвардии Смерти рапортует, что он вышел на позицию, – раздался в воксе голос Эйдолона. – Покажите им, как надо воевать!
Гвардии Смерти было приказано занять позицию у западных ворот станции, и Тарвиц не мог не усмехнуться, представив себе, как его старый друг Гарро упорно ведет своих воинов к цели под орудийным огнем. Непреклонную волю к победе он ставил гораздо выше всех тактических уловок. «Что ж, каждому свое», – подумал Тарвиц, обнажая свой цепной меч.
Столь простая тактика не устраивала Детей Императора, считавших, что война – это не просто убийство врага, а тонкое искусство.
– Тарвиц и Фулджерион на позиции, – доложил он. – Все подразделения готовы.
– Выполняйте приказ! – поступила команда.
– Вы слышали лорда Эйдолона! – крикнул Тарвиц. – Вперед, Дети Императора!
Воины ответили дружными возгласами, отделения поддержки открыли огонь, и Тарвиц с Фулджерионом выбрались на край кратера. Сражение можно было сравнить с неоднократно сыгранным спектаклем: каждое из подразделений двигалось в совершенном согласии с остальными, тяжелые орудия обстреливали вражеские огневые точки, штурмовые отряды устремились вперед к цели, а тактические отделения заняли позиции прикрытия.
Башенные орудия противника разворотило взрывом, и в морозный воздух взлетела туча осколков стали и керамита.
Мимо Тарвица со свистом пронеслась ракета, ударила в створы шлюза и оставила на поверхности металла раскаленную вмятину. За первой ракетой последовала вторая, потом третья, и наконец, створы прогнулись внутрь. В мертвенном голубом свете истваанского солнца Тарвиц заметил блеск золотых доспехов Эйдолона, лорд-командир устремился к наметившейся пробоине, подняв огромный энергетический молот, от которого во все стороны с треском рассыпались искры.
Молот обрушился на покореженные створы, бело-голубая вспышка, словно зигзаг молнии, осветила все вокруг, раздался, оглушительный грохот, и ворота рухнули. Как и подобает командиру, лорд Эйдолон первым ворвался в здание. Вслед за ним вбежал Тарвиц.
Внутри станции темноту нарушали только вспышки оружейного огня и искрящиеся кабели, вырванные из гнезд взрывной волной. Визор Тарвица быстро рассеял мрак, но через разрушенные двери наружу вырвался теплый воздух, быстро превратившийся в клубы белого пара. И вот тогда Тарвиц впервые увидел своих противников.
Они были одеты в черные доспехи, несли на себе громоздкие силовые батареи, соединенные толстыми кабелями с тяжелыми винтовками. На пластинах брони виднелся серебряный орнамент – возможно, просто украшение, возможно – схема сигнальной цепи.
Лица врагов закрывали капюшоны с единственной красной линзой напротив одного глаза. Под куполом станции находилось не меньше сотни солдат противника, они скрывались за грудами разбитого оборудования и мебели. Под прикрытием такой баррикады противники образовали сильную оборонительную линию и, как только Эйдолон со своими воинами вошел внутрь, открыли огонь.
Истваанские солдаты ответили залпами рубиновых лазеров, заполнив все пространство красным горизонтальным ливнем. В Тарвица попало сразу три лазерных луча, один в грудь, второй по ногам, а третий угодил точно в шлем, отчего системы восприятия наполнились треском статических разрядов.
Фулджерион упорно продвигался вперед, прикрываясь от лазерных лучей сильно побитым щитом. Эйдолон шел по центру, и каждый удар его молота разил истваанцев насмерть. От удара энергомолота раздробленные тела с переломанными конечностями взлетали высоко в воздух. Интенсивность вражеской стрельбы немного ослабела, и Дети Императора устремились вперед, заливая ряды противника болтерным огнем. Обстрел прорвал линию обороны, и штурмовики ринулись в образовавшиеся проходы, чтобы пустить в ход смертельно опасные цепные мечи.
Тарвиц трижды выстрелил из болтерного пистолета по движущейся черной фигуре, и один из врагов развернулся и упал после того, как заряд угодил ему в шею. Воины Фулджериона заняли позиции на остатках баррикады, и под прикрытием их огня Эйдолон с несколькими избранными воинами вновь двинулся вперед.
Тарвиц убивал врагов тщательно выверенными выстрелами и ударами цепного меча, сражаясь так, как должен сражаться Астартес из Легиона Фулгрима. Каждый удар нес смерть врагу, а каждый шаг был продуманным и точным. Инкрустированные золотом доспехи позволяли игнорировать огонь противника, а отсветы выстрелов на полированном шлеме делали его похожим на героя из древних легенд.
– Мы овладели входом в башню! – прокричал Эйдолон, как только последний из истваанцев был обезглавлен безупречным ударом одного из Астартес. – Гвардия Смерти докладывает о серьезном сопротивлении противника. Взорвите внутренние двери, и мы закончим за них работу.
Воины с зарядами взрывчатки бросились к дверям внутреннего перехода, и Тарвиц сквозь грохот стрельбы услышал серию взрывов. Он опустил меч и, воспользовавшись краткой передышкой в сражении, огляделся по сторонам.
У его ног лежало мертвое тело, в черных доспехах зияли трещины, а прикрывающий лицо капюшон был разорван. Замерзшие капли крови драгоценными камнями рассыпались вокруг головы, и Тарвиц, опустившись на одно колено, отбросил с лица обрывки ткани.
Кожа воина была покрыта черными татуировками, повторявшими рисунок на его доспехах. Невидящий глаз, уже заиндевевший, взирал с мертвого лица. Тарвиц не мог представить существо, обладающее достаточной силой, чтобы принудить человека отказаться от принесенных клятв в верности Империуму.
Но от поисков ответа на этот вопрос его отвлек глухой раскат взрыва, разрушившего внутренние двери. Выбросив из головы мысли о мертвеце, Тарвиц снова занял место рядом с Эйдолоном, а лорд-командир, подняв огромный молот, ринулся в центральный зал. Саул Тарвиц бежал рядом со своими боевыми братьями, зная: что бы ни приготовили для них истваанцы, никакое оружие не может сломить волю к победе, ведущую вперед Детей Императора.
Тарвица и его воинов окутали облака пыли, поднятой взрывом, и несколько мгновений понадобилось для того, чтобы сенсоры доспехов подобрали подходящий режим и вернули бойцам возможность видеть происходящее в деталях.
Скоро и пыль осела, и Дети Императора оказались в самом сердце истваанского Экстрануса.
Тарвиц резко остановился. Он внезапно понял, что информация о сооружении, полученная перед боем, оказалась неверной.
Сооружение не являлось станцией связи, это был храм.
Лицо Торгаддона было пепельного цвета, кожа казалась жесткой, а вокруг горящего желтого глаза собрались морщины шрамов. В безгубом рту поблескивали острые металлические зубы, а в центре лица пролегли две глубокие раны. На виске была вырезана восьмиконечная звезда, и ее точная золотая копия украшала черные доспехи.
– Нет! – воскликнул Локен и попятился от этого ужасного призрака.
– Ты отступник, Локен, – прошипел Торгаддон. – Ты предатель.
Иссушающий ветер унес слова Торгаддона и дохнул в лицо Локена запахом гниющей плоти. Едва Гарвель вдохнул эти ядовитые миазмы, перед его мысленным взором встали видения разоренных, заброшенных земель, заваленных остовами проржавевших машин, словно скелетами вымерших чудовищ. На горизонте гигантским засохшим цветком высился город, а из его смятых и обгоревших лепестков поднималась колоссальная центральная башня, утыкавшаяся в тяжелые темные тучи.
Тучи и дым застилали солнце, и с небес доносился гулкий хохот Богов Тьмы. Никогда еще Локену не приходилось видеть картины такого всепоглощающего запустения, и ему захотелось закричать во весь голос.
Это неправда. Этого не может быть. Он не верит в призраков и видения.
Ярость придала ему сил. Он заставил себя отвести взор от умирающего мира и внезапно обнаружил себя летящим по Галактике от одной звезды к другой. Он видел, как взрываются солнца, и пылающее звездное вещество вытекает в бездну. Над ним нависла зловещая громада красной звезды, словно огромный, ужасный, жгучий глаз. Из этого глаза непрерывным потоком вылетали подобные титанам монстры и целые флотилии, заливающие Вселенную потоками крови.
Из кровавых рек поднялись языки бушующего пламени и стали уничтожать все на своем пути, оставляя лишь бесплодную, почерневшую пустыню.
Может, это видение безумного ада, куда попадают после смерти грешники? Локен припомнил красочные описания из «Хроник Урша», дикие фантазии, мрачные суеверия.
– Нет, – раздался голос Торгаддона, – это не галлюцинация сумасшедшего. Это будущее.
– Ты не Торгаддон! – закричал Локен, тряхнув головой, чтобы избавиться от свистящего шепота.
– Ты видел гибель Галактики.
Локен увидел Сынов Хоруса, охваченных неистовым безумием, изливавшимся из огненного глаза, одетых в черные доспехи и окруженных кривляющимися бесформенными существами. Он заметил Абаддона и самого Хоруса – огромного, черного как ночь гиганта, который крушил целые миры своими латными перчатками.
Это не могло быть будущим. Это какое-то искаженное, бредовое представление о будущем.
– Ты ошибаешься.
Видение объятой пламенем Галактики рассеялось, и Локен попытался зацепиться взглядом за что-то устойчивое, что могло бы уверить его в невозможности воплощения ужасной картины. Но он снова летел и падал, и образы перед внутренним взором расплывались, пока он не открыл глаза и не обнаружил, что находится в третьем зале Архива. Здесь, в окружении книг, которые упрощали Галактику до понятий формальной логики и оставляли безумие запертым в жестоком эпосе язычников, Гарвель на мгновение почувствовал себя в безопасности.
Но и здесь что-то было не так. Книги вокруг него загорались, истинные знания планомерно уничтожались, чтобы народ оставался в невежестве и не мог постичь истины. На полках не оставалось ничего, кроме огня и пепла, а едва Локен попытался спасти гибнущие книги, огонь перекинулся и на него. Он старался уберечь от пламени мудрость древних времен, но его руки покрылись волдырями и почернели, и плоть стала отваливаться от костей.
Музыка сфер. Механизм реальности, невидимый, но всеобъемлющий…
Едва пламя прогорало, как с выжженных мест на Локена начинали пялиться из клубящейся бездны варпа глаза темных сил. Чудовищные существа, скачущие среди трупов, рогатые головы и блеющие козлиные морды, извращенные бессмысленными уловками варпа. Раздутые монстры, истекающие гноем и зараженные личинками, поглощали мертвые звезды; покрытый медной броней гигант испускал бесконечный воинственный клич, сидя на троне из черепов, а в серебряном городе, построенном из лжи, бездушные колдуны приносили в жертву миллионы жизней.
Локен заставил себя оторваться от этого безумия. Вспомнив слова, которые он бросил в лицо Хорусу Аксиманду у ворот храма Дельфоса, он снова громко прокричал их:
– Я не склонюсь ни перед каким храмом и не признаю существование духов! Я чту лишь чистоту Имперских Истин!
В следующее же мгновение его снова обступили каменные стены мрачного храма и напоенный ладаном воздух. Локен глубоко вздохнул. Сердце у него бешено колотилось, а голова кружилась.
Но он не ощущал страха, а только гнев.
Приходящие в этот храм обрекают всю человеческую расу темным силам, невидимо клубящимся в бездне варпа. Возможно ли, что это те же самые силы, что поразили Ксавье Джубала?
Те самые, которые едва не убили в корабельном Архиве Кирилла Зиндерманна?