Увеличение периода образования как условие возникновения молодежной субкультуры. Появление социальной потребности в необходимом и обязательном массовом образовании. Феномен «социального детства». Превращение статичных общественных систем в динамические. Частичная передача социализирующей функции семьи peer groups. Положительные функции молодежной субкультуры. Традиционный и нетрадиционный пути социализации молодых людей. Сочетание факторов, необходимое для возникновения молодежной субкультуры. Основные предпосылки появления молодежной субкультуры.
Одними из первых изучать молодежную субкультуру стали ученые Соединенных Штатов Америки. И на то была серьезная социально-историческая причина: молодежная субкультура как феномен впервые появилась в США. Из Второй мировой войны эта страна (в отличие от стран Европы, СССР и Японии, которые, воюя на своей территории, очень серьезно пострадали) вышла на волне экономического подъема. В то время когда европейские страны, Советский Союз, Япония, а также другие (экономически менее развитые) страны восстанавливали разрушенное хозяйство, США шли по пути развития собственного индустриального общества, превращая его в постиндустриальное. И в результате эта страна первой столкнулась с феноменом молодежной субкультуры.
Появление молодежной субкультуры в США приходится на 50-е годы XX столетия. Как впоследствии и в других индустриально развитых странах, начавших переход к постиндустриализму, ее первые представители были по возрасту старше тех, кто подхватил у них эстафету в последующие десятилетия. Окружающие скорее недоумевали, чем относились к ним серьезно. Вот почему в те годы обширные исследования молодежной субкультуры не проводились, и о первых представителях молодежной субкультуры, битниках и хипстерах, стали задумываться уже постфактум, а основные исследования феномена молодежной субкультуры пришлись на 60—70-е годы XX столетия — на период так называемой Студенческой революции, а также «выхода» из нее. Однако сказанное не означает, что в 50-е годы на молодежную субкультуру ученые не обращали внимания. Исследования тогда велись менее интенсивно, чем в последующие десятилетия, но наработки, сделанные в то время, очень ценны для понимания сущностной стороны рассматриваемого социального феномена.
Поскольку первые работы, посвященные молодежной субкультуре, принадлежали американским авторам, то естественно, что они использовали принятый в их стране научный аппарат. Поэтому в исследованиях того времени молодежная субкультура рассматривается как одно из атрибутивных свойств peer group, понятия, введенного в научный оборот в США для обозначения гомогенных малых групп и обладающего столь богатым семантическим полем, что, как правило, не переводится на иностранные языки. В более поздних работах понятие «молодежная субкультура» будет коррелировать с понятием «неформальное молодежное объединение», более точно отражающим суть дела. Но как бы то ни было, нельзя ставить знак равенства ни между молодежной субкультурой и peer group, ни между молодежной субкультурой и неформальными молодежными объединениями. И peer group и неформальные молодежные объединения — это лишь форма, внешняя оболочка или, если так можно выразиться, «тело», молодежной субкультуры. Сущностные же характеристики молодежной субкультуры лишь проявляются через ту или иную форму. Однако для выявления сущности молодежной субкультуры необходимо рассмотреть peer group и неформальные молодежные объединения.
Но прежде следует обратиться к социальным причинам, приводящим молодых людей в peer groups и неформальные молодежные объединения, которые, собственно, и продуцируют молодежную субкультуру, а также к тому, какая часть молодежи оказывается вовлеченной в этот процесс.
Как отмечалось, появление молодежной субкультуры на макроуровне обусловлено достижением ряда обществ развитой стадии индустриализма и началом их перехода к стадии постиндустриализма. Одной из главных причин выхода молодежной субкультуры на социально-историческую авансцену стало резкое увеличение периода обучения, необходимого подрастающему поколению индустриально развитых обществ для овладения будущей профессией. Речь идет о необходимом, обязательном образовании. Обязательном не в том смысле, что оно навязывается молодому человеку обществом, а в том, что без такого образования этот молодой человек либо вообще не сможет жить в современном ему обществе, либо столкнется с очень большими трудностями в своей взрослой жизни. Иначе говоря, если в доиндустриальных обществах и были отдельные люди, которые тратили массу времени на получение образования, то, как правило, это был их собственный выбор, а вовсе не общая социокультурная ситуация вынуждала их это делать. В современных же индустриально развитых и постиндустриальных обществах молодые люди практически не имеют такого выбора (здесь мы рассматриваем общую ситуацию, не принимая в расчет различные случаи отклонения от нормы): молодые люди вынуждены длительный период своей жизни тратить на образование. Причем на протяжении этого периода получение образование становится их главным, основным занятием. Часть молодых людей в индустриально развитых и постиндустриальных обществах получение образования воспринимает как обузу и повинность и не связывает его со своей будущей взрослой жизнью.
Кроме того, длительность периода получения образования, привыкание к состоянию и положению обучающегося оборачиваются у части молодых людей нежеланием взрослеть, а также попыткой выйти из естественного процесса социального взросления. Этому способствует и то, что в индустриально развитых и постиндустриальных обществах порог «социального», то есть «санкционированного» обществом, детства смещается в сторону старших возрастных групп, а граница детства в биологическом смысле переживает противоположную эволюцию в результате биологической акселерации молодых людей. В итоге совокупного действия обоих факторов заметно увеличивается период, который можно назвать чисто социальным детством, то есть такой, который не накладывается на детство биологическое, а как бы принимает у него эстафету.
Но сама по себе «затянутость» периода обучения в индустриально развитых и постиндустриальных обществах — необходимое, но не достаточное условие для появления феномена молодежной субкультуры. Ведь и ранее в доиндустриальные периоды были отдельные люди, на обучение которых уходили долгие годы. (Стоит вспомнить хотя бы друидов кельтских жрецов, которые, прежде чем стать жрецами, учились целых двадцать лет.) Однако в доиндустриальные периоды подобное длительное обучение не носило массового характера.
Социальные последствия индустриализации проявляются в том, что теперь требуются уже не отдельные гениальные одиночки-изобретатели или ученые, а массы образованных людей. Появление в XIX веке серийного производства привело к необходимости обучать всех, ведь когда появляется уже не уникальное единичное техническое изобретение, а серийные «средства» или «продукты» (как, например, автомобиль), сотни и тысячи, встает социальная задача одних людей учить производить эти автомобили, других — ими управлять, третьих — обслуживать их, четвертых — строить для них дороги и т. д. В результате резкое усложнение социокультурной ситуации и ускорение темпа социальных изменений оборачивается появлением социально-демографической группы «молодежь», основным занятием которой становится обучение. (Здесь мы уже имеем дело в обществах не с «молодняком», а именно с «молодежью».)
Итак, следствием индустриализации, а затем и перехода ряда обществ к техногенной ступени развития — к индустриально развитой стадии — стало появление большого количества людей молодого возраста, которые вынуждены были длительное время учиться жизни в окружавшей их социокультурной действительности. Но этот переход имел и другие последствия.
Индустриально развитые общества характеризуются чрезвычайно быстрым темпом развития: в единицу времени происходит большое количество социально значимых изменений. Ф. Маринетти в начале XX века в манифесте «Новая религия — мораль скорости» отмечал: «Великолепие жизни обогатилось новой красотой — красотой скорости». И действительно, стремительное и перманентное ускорение и обновление стали ведущими характеристиками жизни индустриально развитых обществ. Научно-технические революции делают их чрезвычайно динамичными системами, стимулируя радикальное изменение социальных связей и форм человеческих коммуникаций. В культуре индустриально развитых обществ присутствует ярко выраженный слой инноваций, которые постоянно взламывают и перестраивают культурную традицию, затрудняя тем самым процессы социализации и адаптации человека к постоянно меняющимся условиям и требованиям жизни. Усложнение и интенсификация социокультурной реальности, сопровождающиеся ломкой традиций и норм, стремительное и всеохватывающее распространение продуктов массовой культуры обусловливают угрожающие масштабы кризиса личности в обществах подобного типа.
По мнению американского футуролога, социолога и философа А. Тоффлера, ускорение темпов жизни рождает чувство эфемерности как нового качества «скоротечности» повседневного бытия, нарастание ощущения мимолетности и непостоянства всего. Если в прошлом идеалами были прочность и долговечность, то теперь господствует принцип «использовал — выбросил»; причем этот принцип распространяется на отношение человека не только к вещам, но и к людям, идеям, представлениям, понятиям и т.п.
В индустриально развитых и постиндустриальных обществах молодежь, занимая промежуточное положение между детьми и взрослыми, решает для себя проблему самоидентификации, выбора экзистенциальных моделей, ценностных иерархий, а также сценариев разрешения различных будущих проблемных ситуаций. Но недолговечность и новизна в современных техногенных индустриально развитых и постиндустриальных обществах образуют «опасную смесь», поскольку человек, стремящийся к самоидентификации, установлению социальных связей, ведет поиски в изменчивой среде, то есть все объекты, с которыми он соприкасается и к которым он мог бы присоединиться, пребывают в постоянном ускоряющемся движении. Таким образом, ему приходится выбирать среди меняюшихся ценностей и целей, число которых при этом неуклонно возрастает. Государство, школа, семья, религиозные организации, политические лидеры, средства массовой информации, различные субкультуры рекламируют весьма разнообразные и отличные друг от друга ценности. Поиски человеком самого себя, своей индивидуальности и социального статуса в современных индустриальных обществах, переходящих на стадию постиндустриализма, осложняются изобилием выбора вариантов, сочетающегося с эфемерностью, динамизмом и новизной.
На это накладывается еще и утрата семьей в этих обществах своих традиционных функций. Так, в доиндустриальных, «партикулярных» обществах господствовало единство семьи и рода, семья обеспечивала ребенка и биологической, и социокультурной составляющими его существования. Подросток в семье не только «получал жизнь» как таковую, но и мог в полном объеме овладеть общественно необходимым поведением, принятым в мире взрослых. В силу этого в доиндустриальных обществах благодаря социализирующей функции семьи переход из мира детства в мир взрослых для подростков проходил плавно, был и естественным, и желанным. В таких обществах молодежная субкультура как таковая просто не могла возникнуть, поскольку в ней не оыло социальной неооходимости. Также не существовало и особых молодежных форм поведения. Как писал К. Манхейм, «доказано, что примитивные общества не знали интеллектуальных конфликтов молодежи, поскольку там не было существенных расхождений между нормами поведения в семье и в обществе в целом».
Все изменилось с достижением обществами развитой стадии индустриализма и началом перехода к постиндустриализму. В таких обществах социальные и семейные структуры стали распадаться и ориентация семьи перестала быть достаточной для подростка. Как писал С. Эйзенштадт, появилась необходимость в новой ориентации, которая стала удовлетворяться прежде всего за счет объединения подростков с ровесниками в гомогенные группы «подобных» или «равных» себе. Часть социализирующих функций семьи перешла в peer groups, которые стали продуцировать собственно молодежную субкультуру.
Подобная точка зрения была распространена среди западных исследователей с конца 50-х вплоть до середины 70-х годов XX столетия. Но исследования семьи и молодежи, проводившиеся в 60—70-х годах, не подтвердили ее. Все прогнозы отмирания семьи как социального института, ее развала оказались ошибочными. Однако что действительно произошло с семьей с переходом общества к индустриально развитой стадии, так это смена се функции. Да, действительно, семья в индустриально развитых и постиндустриальных обществах уже не в состоянии предоставить подрастающему поколению полную и абсолютную социализацию. Но от нее этого уже и не требуется, а сам факт утраты семьей своей функции в процессе социализации и потери семейного престижа у молодежи, не соответствует действительности.
Так, Л. Розенмайер, проведя серьезные исследования, пришел к выводу, что противопоставление и поляризация семьи и общества, о которых так много говорилось ранее, лишены оснований. Кроме того, его анализ всех имевшихся на то время эмпирических исследований продемонстрировал, что противоречия между семьей и обществом, лишающего молодежь чувства уверенности в себе, не существует. Вместе с К. Аллсрбеком он издал монографию, в которой отмечалось, что при переходе к индустриально развитой стадии развития общества происходят «демократизация семьи» и «либерализация климата воспитания»: «Семья в значительной мере сохранила центральные функции социализации благодаря закладке эмоциональных и контактных структур в ребенка и подростка, благодаря выбору формы обучения в школе и дальнейшего образования, благодаря трудоустройству и различным социальным услугам». Они же сделали вывод, что в тех случаях, когда молодой человек должен найти решение действительно важных проблем, роль семьи для него по-прежнему велика.
Таким образом, можно сделать промежуточный вывод, что семья, по крайней мере на индустриально развитой и переходе к постиндустриальной стадиях развития, несколько изменив свои функции, сохранилась как институт социализации. В дополнение к ней появились другие инстанции, взявшие на себя и те функции, которые семья уже не выполняла (или часть семей не справлялась с этими функциями). Сработал механизм самосохранения общества. А молодежная субкультура стала одним из проявлений этого механизма, поскольку позволила компенсировать молодым людям то, что им уже не в состоянии была предоставить родительская семья.
В 60-е годы XX столетия западная социально-философская мысль обогатилась теориями общественного развития и структурного функционализма, в рамках которых разрабатывалась, в том числе и американским социологом Талкоттом Парсонсом, теория социального равновесия. Правда, Парсонс писал собственно о молодежи и ее «уравновешивающей» роли в социальном развитии. Однако все же «разрозненная», формально или неформально не объединенная молодежь не играет в обществе роли уравновешивающей силы. Равновесие же обществу в той или иной мере обеспечивает в том числе и молодежная субкультура, взявшая на себя также компенсаторную и социализирующую функции.
Кроме того, молодежная субкультура выполняет еще целый ряд функций, изучением которых занимался немецкий исследователь Д. Аусубель. Он пришел к выводу, что субкультура молодых людей-сверстников выполняет следующие положительные функции:
♦ адаптирует молодых людей к обществу;
♦ предоставляет возможность молодому человеку выработать собственный первичный статус;
♦ помогает молодым людям освободиться от родительской зависимости и опеки;
♦ передает специфические для того или иного социального слоя ценностные представления (автор придерживался не далекого от истины взгляда, что молодежь того или иного социального слоя создает собственную разновидность молодежной субкультуры; здесь имеется в виду то обстоятельство, что дети разнорабочих и дети высших слоев общества редко оказываются носителями одной разновидности молодежной субкультуры. Как правило, дети каждой из этих групп в специфических формах воспроизводят формы поведения своих родителей);
♦ помогает молодым людям сплотиться, чтобы противостоять авторитету взрослых (Аусубель понимал под взрослыми в основном родителей, а не мир старших поколений. Однако в реальной жизни тезис о противостоянии детей собственным родителям очень редко оказывается верным, поскольку лишь в исключительных случаях родные «отцы» и «дети» действительно не могут найти общего языка);
♦ помогает молодым людям удовлетворять потребности в гетеросексуальных контактах;
♦ работает как важнейший социальный подготовительный институт («переходное поле для юношеского возраста»). Молодежная субкультура возникает из потребности молодых людей в самовыражении, самоутверждении в обществе и невозможности по той или иной причине их удовлетворения традиционным путем. Однако для того чтобы самоутвердиться нетрадиционным путем, молодому человеку сначала следует принять единообразие определенной разновидности молодежной субкультуры. Для борьбы с «чужими» (а именно с «взрослыми», или «отцами») необходимо полное соответствие «своим», то есть единообразие молодежной субкультуры выступает непременным условием самоутверждения молодых людей в молодежной субкультуре. Таким образом, развитие личности молодого человека оборачивается его полным отказом от проявления индивидуальных качеств.
Причем для молодого человека оказывается вполне достаточным достигнуть определенного возраста, чтобы стать признанным членом молодежной неформальной группы, куда взрослому путь навсегда закрыт. (Следует отметить и обратный эффект: как только молодой человек переступает определенный возрастной барьер и признается «стариком», ему уже нет места в подобной группировке. Правда, и группировки или объединения, если они не тяготеют к чему-либо значительному, как правило, «стареют» вместе со своими членами, а затем распадаются: они сыграли свою роль — и необходимость в них отпала.)
Молодежная субкультура занимает промежуточное положение между детской и взрослой и выпадает из традиционного социокультурного процесса (хотя мы и не согласны с восприятием молодежной субкультуры как выпадающей из традиции, так как на сегодняшний день она уже превратилась в традиционный социокультурный феномен индустриально развитых социальных систем в период перехода к постиндустриализму). Исследователи как раньше (Т. Парсонс, Р. Мертон, С. Эйзен-штадт и др.), так и теперь (Г. Болин, С. Торнтон, К. Гриффин и др.) подчеркивают маргинальный статус молодежной субкультуры. Согласно теории социального поля, разработанной К. Левиным, в обществе молодые люди занимают «краевое положение», а группы, в которые подростки собираются, называются краевыми группами (или меньшинством). Согласно К. Левину молодой человек совершает вынужденный переход из мира детства в мир взрослой жизни, в силу чего доминирующим у него становится чувство социальной неуверенности. При таком «переходе» группа сверстников, играя незаменимую роль, маргинальна как миру взрослых, так и миру детей.
Но не все подростки оказываются вовлеченными в молодежную субкультуру. Молодые люди избирают и так называемый традиционный путь социализации. И, кстати, таких большинство. Это не означает, что эти молодые люди не слушают «молодежную» музыку, не носят «молодежную» одежду и т. п. Процесс социализации в их родительской семье и в их формальной группе не дал сбоя, родители вовремя признали в молодом человеке равного и помогли ему пройти социализацию традиционно, не прибегая к иным способам, а в формальной группе молодой человек занял надлежащее, соответствующее его потребностям место. Кроме того, это говорит и о том, что в силу обстоятельств таким молодым людям молодежная субкультура не нужна, и им достаточно той «культуры для молодых», которую для них создают взрослые.
Для возникновения молодежной субкультуры необходимо сочетание как минимум следующих факторов:
♦ отвержение принятых ранее регламентирующих социальных нормативов, не удовлетворяющих более ввиду объективно изменившихся условий (так называемая реакция эмансипации и негативизма);
♦ попытки построения собственных «независимых» мировоззренческих систем (этот фактор можно назвать философической интоксикацией);
♦ поиск молодыми людьми (подростками) референтных групп со сходными целевыми установками (так называемая реакция группирования).
Собственно с предпосылками молодежной субкультуры мы имеем дело в нескольких случаях. В основном они сводятся к сбою в «нормальном», привычном течении дел в четырех-пяти случаях:
♦ в семье (излишний контроль родителей или предоставление подростку сверхсвободы);
♦ в формальной группе (организации), к которой принадлежит молодой человек. Как правило, здесь речь идет о коллективе в учебном заведении (чаще всего в школе);
♦ в так называемых локальных войнах, в результате участия в которых молодой человек приобретает столь необычный для мирного течения жизни опыт (опыт страха, боли, убийства, крови, разрушения, потери товарищей и т. п.), накладывающий такой отпечаток на восприятие действительности и на отношение к окружающему миру, что молодой человек уже не вписывается в мирную жизнь, в которую возвращается (даже если он не получил физических увечий), и как бы «выпадает из гнезда»;
♦ среди безработных, а также временно или частично занятых работой молодых людей;
♦ при несоответствии реального социального статуса уже приступившего к работе молодого человека его желаемому (воображаемому) статусу.
Таким образом мы имеем дело с несколькими «болевыми точками», в зоне которых образуются «группы риска» для возможного продуцирования «субкультурной молодежи». Рассмотрим их.
Вначале обратимся к первым двум случаям, когда родительская семья или школа, то есть формальная группа, не справляется с задачей традиционной социализации молодого человека (здесь мы говорим не о полной социализации, а о той, которую они в состоянии дать, но в силу тех или иных обстоятельств не дают). В случае с семьей вопрос вовсе не в том, что неблагополучные семьи поставляют обществу творцов и носителей молодежной субкультуры. На практике все намного сложнее. Да, действительно, молодые люди из неблагополучных семей порой нуждаются в молодежной субкультуре, как в инстанции социализации, но, как правило, если дети из таких семей и превращаются в «молодежь», то они пополняют криминальные и криминогенные субкультуры, которые в действительности редко бывают чисто молодежными, автономными от взрослых групп (банд).
Практика же показывает, что «субкультурную» молодежь «поставляют» в основном достаточно благополучные и, более того, состоятельные и очень состоятельные семьи. Если даже в самой благополучной семье с уже возмужавшим подростком продолжают обходиться, как с маленьким ребенком, контролируя каждый его вздох и шаг, то, как правило, этот подросток либо постепенно превращается в совершенно беспомощное, безвольное, инфантильное существо, либо очень скоро оказывается в неформальной молодежной организации, в peer group, группе равных, где начинает отрабатывать социальную роль вовсе не «маменькина сынка». В таком случае молодежная субкультура превращается для молодого человека в своего рода игру, отсутствие которой у некоторых в молодости оборачивается порой неумением «жить с людьми» и «вписываться в общество» (в положительном смысле этих понятий) во взрослом состоянии.
Другой вариант сбоя социализирующей функции семьи возникает во внешне благополучных семьях, как правило, с достатком выше, а порой и значительно выше среднего, в которых родители полностью заняты либо работой (или, лучше сказать, зарабатыванием денег), либо собой, и у них совсем не остается времени на собственного ребенка. В результате родители, считая, что обеспечивают его всем необходимым, на самом деле «откупаются» от своего ребенка сначала всевозможными игрушками, затем — различной оргтехникой, потом — мотоциклами и автомобилями; к этому добавляются всевозможные дорогостоящие школы и развлечения. Нет только главного — родителей. А в итоге сверхсвобода от родителей и своеобразное отсутствие действительной родительской семьи приводят к потребности в альтернативной «семье», которой для молодого человека становится, как правило, неформальная группа сверстников, а субкультура, вырабатываемая этой группой, компенсирует ему то, чего он лишен в формальной родительской семье.
Еще одной предпосылкой появления «субкультурной» молодежи выступают формальные группы или организации: школа, различные кружки по интересам, спортивные секции, организации типа пионерской (ныне она продолжает свое существование в России, хотя и не в таких масштабах, как ранее в СССР), скаутской, комсомольской и т. п., в которых у тех или иных молодых людей происходит определенный сбой социализации. Здесь сразу следует развести значение школы и других формальных групп, поскольку, как правило, если что-то не задается в группах, то их можно просто «бросить», оставить, сменить. «Бросить» школу практически невозможно. Правда, можно перейти в другую школу, но это не так просто, как сменить кружок по интересам, хотя в принципе возможно и это, но не всегда.
Итак, какие ситуации в школе могут толкнуть молодого человека в неформальную молодежную группировку, к молодежной субкультуре? В основном их две: первая — «неконтакт» с учителем, вторая — проблемы с коллективом класса. В первом случае мы имеем дело с предвзятым отношением учителя к своему ученику, которое сказывается не только на его отношениях с учеником, но и на отношении к этому школьнику одноклассников. Так, если учитель для себя «поставил крест» на ученике, то школьнику будет предельно трудно изменить ситуацию в свою пользу. Такое отношение учителя к ученику может быть заслуженным или незаслуженным; подросток может реагировать на такую ситуацию по-разному; одноклассники могут принять сторону и учителя, и ученика, а могут занять и нейтральную. (Мы не станем здесь разбирать все эти случаи, поскольку это предмет другого разговора.) Для нас же очень важно обратить внимание на то, что ситуация «учитель — ученик» может быть причиной и условием попадания подростка в неформальное молодежное объединение, продуцирующее молодежную субкультуру, которая оппозиционна базовой культуре, олицетворением которой для данного подростка будет его «предвзятый учитель».
Вторая школьная ситуация — проблемы с коллективом класса — тоже может обернуться для подростка его приходом в молодежную субкультуру. Невозможность для молодого человека получения, как ему кажется, заслуженного признания формального коллектива сверстников или соответствующей его способностям и возможностям социальной роли в этом коллективе далеко не так безобидна, как может показаться на первый взгляд.
Специфика обучения в вузе ослабляет некоторые болевые моменты социализации молодого человека в школе. Отношения «преподаватель — студент», как правило, не столь длительны, как отношения «учитель — ученик», да и воспринимаются они менее болезненно уже более взрослым, чем в школе, молодым человеком. Студенческие же группы по сравнению со школьными классами оказываются несколько «размытыми». Но вероятность конфликтов, аналогичных школьным, со всеми вытекающими из этого последствиями существует и в вузе.
Следующей предпосылкой появления «субкультурной» молодежи являются так называемые локальные воины, или воины, в которых участвует относительно небольшая часть молодых людей, в то время как их сверстники продолжают вести обычную мирную жизнь. В отечественной научной литературе последствия участия в локальных войнах для молодых людей в контексте молодежной культуры не рассматривались вообще. Хотя за более чем полвека существования феномена молодежной субкультуры и мирового опыта локальных войн уже можно проследить взаимосвязь между этими двумя явлениями.
В свое время Ф. Жолио-Кюри на Первом всемирном конгрессе сторонников мира отмечал, что молодежь особенно заинтересована в мире, так как она становится «первой жертвой всякой войны, перед ней едва успевает раскрыться жизнь, которую молодое поколение жаждет видеть прекрасной и радостной. Но и те, кто не погибнет на войне, обычно остаются недоучками, вывихнутыми людьми, нормальная жизнь которых нарушена».
Говоря о воздействии локальных войн на молодых людей, участвовавших в них, мы имеем в виду изменение их принадлежности, то есть то, что «выброс» этих молодых людей из прочных детерминант мирной жизни и обретение ими опыта военных отношений между людьми (как со «своими», так и с «врагами») определяют их сознание. Причем в таком «определении» в решающей мере возрастает экстремальная роль самого сознания (и мышления) в моменты предельных выборов и решений. Эти решения зачастую не могут отвратить предначертания судьбы, но способны изменить ее смысл, спасая достоинство молодого человека, его возможность формировать свои исходные малые сообщества, неформальные молодежные объединения.
Впервые синдром локальной войны в контексте молодежной субкультуры проявился в США в 50-х годах. Тогда молодые люди, пришедшие с войны в Корее, вливались в субкультуру битников и создавали в рамках этой субкультуры коммуны. В результате значительную часть битников составляли пацифистски настроенные юноши, которых призыв на военную службу оторвал от работы, учебы и вообще мирной жизни. Десятилетие спустя то же самое повторилось с ветеранами войны во Вьетнаме. Ситуацию «выпадения из гнезда» изучают, но в основном в психологическом и медицинском аспектах проблемы. Социокультурная сторона явления, которое получило название «вьетнамский синдром», или позже «синдром локальных войн», не привлекает к себе пристального внимания других исследователей.
Суть синдрома локальных войн состоит в том, что на такие войны попадает лишь часть молодых мужчин, сверстники которых тем временем продолжают вести обычную мирную жизнь: учиться, обзаводиться семьями и т. п. Когда прошедшие войну молодые люди возвращаются в мирное общество, то оказывается, что не все в состоянии «вписаться» в него. Это приводит некоторых из них к созданию peer groups, субкультура которых позволяет им воспринимать мир и определенные представления через призму их контактной общности.
В подтверждение данной мысли приведем длинную цитату, но сделаем это намеренно, поскольку она хорошо иллюстрирует сказанное. А. Башлачев в статье «Игра в бунт» рассказывает: «Все началось в 95-м. Некий идеалист (выпускник средней школы, серебряная медаль) идет служить... Он готовит себя к армии, потому попадает в ВДВ, а в 96-м — в Чечню. За две недели до Хасавюрта получает контузию. Госпиталь, затем возвращение в часть. Система "день за три" отменена, то есть "дембель" только в 97-м году.
"Боевые" благополучно "погибают" в августе 98-го. Получить удается только 30% от обещанного. Попытки продолжить обучение не находят понимания в вузах. Сегодня наш герой трудится сварщиком за 1500 рублей в месяц. В свободное время, создав "неформальную молодежную группировку" экстремистского толка, избивает хиппи, панков и прочих неформалов-традиционалистов, не гнушаясь и острасткой по национальному признаку. Также пытается создать фонд взаимопомощи ребятам с "чеченским синдромом".
Он на первый взгляд ублюдок и сволочь. Но таким его сделало государство! Изувечило его душу, мозги, желания, здоровье, жизнь. Он выжженная пустыня, типичный представитель современного "андерграунда"».
Другой источник появления «субкультурной» молодежи — безработные, а также временно, частично или случайно занятые работой молодые люди. Под временной работой мы имеем в виду ту, которая выполняется по временному контракту (договору), возобновление которого не гарантируется; под частичной — работу с неполным рабочим днем; под случайной — ту работу, которая позволяет вполне трудоспособному и нередко хорошо профессионально подготовленному молодому человеку перебиваться случайными заработками. Для молодых людей, оказавшихся в одной из указанных ситуаций, наступает пора вынужденного безделья, на которую они реагируют по-разному. Одни, считая ситуацию, в которую попали, несправедливой, болезненно переживают отсутствие работы и активно ищут себе место по специальности. Другие, для которых работа является чем-то необходимым и неизбежным, воспринимают свое положение как исключенность из общества вообще и поэтому ищут любую работу. Третьи же, дая которых труд не представляет никакой ценности, относятся к собственной безработице как нормальному состоянию. Даже более того, отказывающиеся взрослеть подростки, молодые безработные, рассматривают собственную безработицу не как несчастье, а как подарок судьбы. Именно они, дети достаточно состоятельных родителей, получившие хорошее образование, выпадают из устойчивой системы социальных связей и благополучно оказываются в лоне молодежной субкультуры. Кстати, по официальным данным, в настоящее время в России молодежь составляет треть всех безработных. Многие юноши и девушки перебиваются случайными заработками и первыми испытывают социальную несправедливость и отсутствие гарантированных трудовых прав. Это ли не резерв для молодежных субкультур?
Еще один источник появления «субкультурной» молодежи — несоответствие реального социального статуса уже приступившего к работе молодого человека его желаемому (воображаемому) статусу; невозможность для молодого человека найти свое место в жизни или его завышенные представления о собственных способностях и непризнание этих способностей обществом. Это ситуация не признанных обществом музыкантов, поэтов, ученых, художников, философов, работающих, как правило, дворниками, истопниками, сторожами, поскольку общество их не оценило. Примечателен в этом отношении рассказ одного отечественного хиппи в передаче «Взгляд» от 25 февраля 1987 года. Он говорил в ней: «Насчет работы: я работал на многих предприятиях, но понимал, что это не мое. Вот сейчас я работаю на заводе. Слесарь, хороший. Но это не мое... Есть одна работа, на которую я хочу попасть, она моя: это археология. Там я мог бы работать даже бесплатно». Как считает Т. Б. Щепапская, «он, с одной стороны, рабочий на заводе (это место, которое отвело ему общество) — но сам себя с этим статусом не идентифицирует: "это не мое"; с другой стороны, он считает "своим" делом археологию — но такое самоопределение не санкционировано обществом». Таким образом, налицо несовпадение своего статуса в собственных глазах и в обществе.
Именно эта категория и поставляет «взрослых молодых людей» (так как они уже приступили к работе) для молодежной субкультуры. Ведь если человек не претендует на действительную непризнанную гениальность, то, казалось бы, чего проще — пойти выучиться на археолога и действительно быть археологом. Но такой молодой человек именно этого и не делает, а приходит к молодежной субкультуре и, как пишет Щепанская, «считает себя художником, среди друзей известен как художник, — а работает в котельной кочегаром; поэт (дворник), филосо<