The Cardula Detective Agency, 1977
Перевод: В.Краснов
Я зевнул, потер щетину на подбородке и уже в который раз подумал о том, насколько тоскливым и, в принципе, непростым для меня процессом было ежевечернее бритье. Раньше с этой задачей справлялся мой слуга Янош, но два месяца назад мне пришлось разрешить ему уйти. Я просто больше не мог позволить себе кормить его.
Я выбрался из постели и подошел к темным окнам. На улице шел сильный дождь. Да уж, погодка не для полетов.
Я включил в сеть электробритву и принялся за дело. Кое-какая сноровка у меня все-таки уже появилась. В принципе, это было даже проще, чем укладывать волосы на идеально прямой пробор. Закончив с бритьем, я выскользнул из пижамы и принял душ.
Потом я подошел к шкафу и осмотрел два оставшихся у меня костюма. Несомненно, они были отличного качества, но знавали и лучшие дни. Я искренне надеялся, что в одну из ближайших ночей смогу пополнить свой гардероб чем-нибудь новеньким – и, может быть, даже не черного цвета.
Одевшись, я накинул черный плащ и проверил, на месте ли кисет. Трудно предвидеть, как могут повернуться обстоятельства, и где придется провести день.
Выйдя из дома, я раскрыл зонт и зашагал к своему офису, до которого было чуть больше мили.
Дождь быстро перешел в легкую морось. Я проследовал по Висконсин-Авеню, пересек мост и свернул в переулок, по которому обычно срезаю путь, когда тороплюсь.
Я уже почти дошел до противоположной улицы Ист-Уэллс, когда кто-то прыгнул на меня сзади и провел удушающий захват.
Стало ясно, что меня банально грабят.
Я протянул назад руку, ухватил неизвестного за воротник, перекинул его через плечо и отшвырнул футов на двадцать в сторону кирпичной стены. Грабитель рухнул на асфальт и остался лежать на земле.
Но, очевидно, он был не один. Другой – и более крупный – незнакомец выскочил из ниши в стене. Он выбросил вперед правую руку, и кулак угодил мне прямо в челюсть. Я отчетливо услышал, как хрустнули фаланги его пальцев, после чего он взвизгнул от боли.
Я подхватил его, поднял высоко над головой и бросил туда же, где уже лежал, не двигаясь, его спутник.
Отряхнув плащ и подняв с земли зонт, я продолжил свой путь в офис. В самом деле, подумал я, это просто возмутительно. Что же, теперь невинный пешеход не может спокойно ходить в ночное время по улицам и переулкам?
Когда я подошел к своему офису, то застал там молодую женщину лет тридцати, ожидавшую у запертой двери.
Казалось, она слегка опешила, увидев меня, но так обычно поступали почти все люди. Она взглянула на ключи в моей руке и спросила:
– Вы работаете в «Детективном агентстве Кардулы»?
– Я и есть «Детективное агентство Кардулы», – чуть улыбнувшись, ответил я.
Затем я открыл дверь, и мы вошли в единственную комнату, которая и составляла весь мой офис.
Женщина села, вытащила серебряный портсигар и предложила мне сигарету.
– Нет, благодарю вас, – промолвил я. – Я не курю.
Она закурила.
– Меня зовут Оливия Хэмптон. Я звонила около часа назад. Автоответчик сказал, что ваш офис работает с восьми вечера до четырех утра.
Я кивнул.
– Время работы варьируется в зависимости от солнцестояния.
– Речь идет о моем дяде Гекторе, – продолжала женщина. – Кто-то стрелял в него, когда он переодевался к ужину. Пуля влетела в окно его спальни и прошла от дяди в нескольких дюймах.
– Хм, – задумчиво произнес я. – Раз уж вы пришли ко мне, в полицию, как я понимаю, вы обращаться не стали.
– Мы считаем это сугубо семейным делом. Все, кого логически можно подозревать, – родственники. За исключением дядюшки Кастиса Клэя Финнегана. Он, конечно, тоже родня, но его вряд ли стоит подозревать, поскольку он и так очень богат.
– А почему кто-то вообще желает смерти дяде Гектору?
– Потому что завтра утром дядя собирается встретиться с адвокатом, чтобы изменить завещание. Он вызвал нас к себе в кабинет и заявил, что намерен всех нас вычеркнуть.
– Зачем бы ему это делать?
– Он сказал, что после прочтения какой-то книги понял, что нельзя завещать богатство конкретным людям. Он хочет отдать свои деньги в различные благотворительные организации.
– А сколько у него денег?
– В последний раз, когда он говорил об этом, мне кажется, он упомянул три миллиона.
– Ага, и вы хотите, чтобы я выяснил, кто пытается его убить?
– Это было бы, конечно, неплохо. Но ваша главная задача – проследить за тем, чтобы дядя Гектор дожил до девяти часов завтрашнего утра, когда у него назначена встреча с адвокатом. После этого ни у кого из нас не будет мотива для его убийства, потому что в любом случае в завещании нас уже не окажется.
Я побарабанил пальцами по столу.
– Боюсь, что могу гарантировать его безопасность только где-то до шести утра. После этого у меня будет другое важное дело.
Женщина ненадолго задумалась.
– Полагаю, это все же лучше, чем ничего. Не представляю, кого я еще могу нанять в столь поздний час.
Она поднялась.
– Думаю, нам лучше поехать прямо сейчас. Если кто-то собирается убить дядю Гектора, он попытается снова сделать это сегодня ночью. Машина с водителем ждет нас внизу.
Дождь на улице все еще моросил. Мы прошли полквартала и свернули на парковку.
Когда мы приблизились к микроавтобусу марки «фольксваген», водительская дверца распахнулась, и из кабины выскочил невысокого роста шофер в униформе. Он бросился ко мне и поцеловал тыльную сторону моей ладони.
Это был Янош.
– Граф, – с жаром выдохнул он. – Как чудесно видеть вас снова!..
Оливия улыбнулась.
– Янош и посоветовал мне обратиться к вам. Он назвал вас графом?
– Вчера было одно, сегодня – другое, – пожав плечами, уклончиво ответил я.
– Его высочество переживает не лучшие времена, – сказал Янош. – Причем не по своей вине.
Я вздохнул.
– В свое время деньги не имели для меня значения. У меня были обширные владения на Кубе, в Бельгийском Конго, Ливане, Анголе и Бангладеш. Что не конфисковали и не национализировали – уничтожили.
Янош отодвинул боковую дверь микроавтобуса.
– На родине народное правительство превратило его фамильный замок в государственную достопримечательность. Целые автобусы школьников и туристов останавливаются там каждый день, и вся округа усеяна сувенирными и кондитерскими лавками. А в нижней восточной галерее замка устроили общественные туалеты.
Пока мы с Оливией ехали в микроавтобусе, она рассказывала мне о домочадцах дяди Гектора. О кузене Альберте, чья правая рука была на три дюйма длиннее, чем левая. О кузине Мэгги, любившей красный портвейн. О кузине Венди, писавшей любезнейшие письма авторам об отклонении их рукописей. И о кузене Фариболте, который терпеть не мог ракообразных.
Проехав по шоссе около двадцати миль, мы свернули с автомагистрали и продолжили путь по двухполосной проселочной дороге. Темноту вокруг нарушали лишь редкие огоньки фермерских дворов.
Дождь усилился. В небе сверкнула молния, загромыхал гром – поистине прекрасная ночь.
Была уже почти половина одиннадцатого, когда мы въехали в открытые ворота и прокатили по покрытой гравием ухабистой дорожке мимо причудливых ветвистых деревьев с опавшей листвой. В свете очередной вспышки молнии я разглядел впереди очертания огромного особняка в викторианском стиле. В некоторых окнах из-за задернутых портьер пробивался тусклый свет.
Янош остановил «фольксваген», и мы с Оливией поспешно взбежали по широким ступеням, чтобы укрыться от дождя под козырьком крыльца. Оливия открыла массивную дверь, и мы вошли в большой, слабо освещенный вестибюль.
Откуда-то из глубины дома послышался приглушенный одиночный стук, который тут же перешел в серию дробных ударов.
«Странно», – подумал я.
Звук был такой, как будто кто-то играл в боулинг.
– Сейчас я вас всем представлю, – сказала Оливия. – И начать мы можем с Альберта.
Она провела меня через коридор, а затем мы по лестнице спустились в подвал с высокими потолками.
Я огляделся. Каменные стены, каменный пол. Просторное, влажное, пропахшее плесенью и многовекой пылью помещение.
Я снова услышал удивившие меня звуки. На этот раз они прозвучали гораздо ближе.
Оливия открыла дверь, и мы шагнули в ярко освещенную продолговатую комнату с двумя дорожками для боулинга.
В комнате находился долговязый мужчина лет тридцати. Он стоял, сосредоточившись. В руке у него был кегельбанный шар. Мужчина сделал подход в пять шагов* и плавно выпустил шар, безупречно завершив свое движение. Шар сбил все кегли – это то, что в боулинге называется емким словом «страйк»**.
Автоматический пинспоттер*** подхватил упавшие кегли и вернул шар.
– Альберт, – окликнула мужчину Оливия, – это мистер Кардула, частный детектив. Он останется с нами на ночь и проследит, чтобы дядю Гектора никто не убил.
Альберт пожал мне руку, но мне показалось, что ему не терпится вернуться к боулингу.
Я взглянул на его таблицу очков: он выполнил подряд семь «страйков». Я одобрительно покачал головой.
– Какой у вас средний результат? – спросил я.
– Двести пятьдесят семь очков за последнюю тысячу игр, – оживился Альберт.
«Он что, издевается надо мной?» – подумал я. – «Средний результат – 257?»****
Но вслух я, слегка улыбнувшись, произнес:
– Отличный боулинг!
Он не возражал.
– Я практикуюсь по десять часов в день. Хотел бы тренироваться больше, но возможности человеческого тела не беспредельны.
Я опустил взгляд. Да, его правая рука как будто бы действительно была на несколько дюймов длиннее, чем левая.
– В свободное от игры время, – продолжал Альберт, – слежу за тем, чтобы все здесь было в рабочем состоянии. Могу с завязанными глазами разобрать пинспоттер, а потом собрать его обратно.
Он улыбнулся и добавил:
– Кстати, я уже провел девятьсот восемьдесят три идеальные игры.*****
Когда мы вышли из комнаты, Оливия сказала:
– Отец Альберта был у себя в городе кем-то вроде местного чемпиона по боулингу. Он и мать Альберта погибли в автомобильной катастрофе, когда Альберту было всего десять. Шесть лет он провел в детском приюте, прежде чем дядя Гектор узнал о нем и забрал его оттуда. Но к тому времени… – она вздохнула. – Дядя Гектор построил для него этот кегельбан, потому что, казалось, боулинг был единственным, что интересовало Альберта.
Я последовал за Оливией через сводчатый проход.
– Альберта не должно заботить то, что его могут вычеркнуть из завещания, – предположил я. – Если все, что он рассказывает о своих успехах, правда, то он – величайший из игроков в боулинг, которых когда-либо видел мир. Он шутя победит на любом турнире, в котором примет участие, и через короткое время легко станет миллионером.
Оливия покачала головой.
– Нет. Со дня своего приезда сюда Альберт никогда не покидал этого поместья. Ничего другого он и видеть не желает, что бы там ни предлагали.
Она повела меня в другую комнату и включила там свет.
Я увидел перед собой большие корзины, наполненные яблоками, картофелем, свеклой, брюквой, кабачками. Здесь же стояли ящики с песком, в которых, как я подозревал, хранилась морковь и другие корнеплоды. Одна из стен комнаты была вся увешана полками, на которых стояло множество стеклянных банок с консервированными помидорами, стручковой фасолью и другими овощами и фруктами. В другом конце комнаты располагались две большие морозильные камеры с верхней загрузкой.
– Всем этим кузен Фариболт занимается сам, – сказала Оливия. – И сеет, и обрабатывает, и собирает урожай. Потом он все это консервирует и замораживает. Он превратил каретный домик в амбар и развешивает там говядину, свинину и птицу. А еще он делает колбасы, ветчину и даже сыр.
Она прикрыла дверь.
– Фариболт был военно-морским летчиком. Его самолет сбили, но ему удалось дотянуть до крошечного необитаемого острова размером не больше акра. На острове имелось три пальмы и много всякой растительности, но не было ничего съедобного. Фариболт не мог даже наловить рыбы, потому что у него не было снастей для рыбной ловли. Но зато там были крабы-пауки*-*, слизни и другая живность, которая ползает и выходит на поверхность земли преимущественно по ночам. Фариболт пробыл на этом острове семь лет, прежде чем его спасли. Он похудел до тридцати шести килограммов и следующие пять лет провел в психлечебнице, где все норовил припрятывать еду под матрас.
Мы снова пошли вверх по лестнице.
– Когда Фариболт приехал сюда, он всегда запирал эту комнату. Мы должны были просить у него разрешения всякий раз, когда нам требовалось что-нибудь для кухни, и он всегда следил за нами, пока мы брали продукты. Но теперь он здесь уже одиннадцать лет и доверяет нам настолько, что оставляет комнату открытой, и мы вольны в любое время брать все, что захотим, но только так, чтобы запасы не иссякали.
Мы вернулись на первый этаж и вошли в большую, хорошо организованную кухню. В углу за столом сидела грузная женщина лет пятидесяти и разгадывала кроссворд. Справа от нее стояла полупустая бутылка красного вина и бокал.
Оливия представила меня кузине Мэгги.
– Она готовит для нас. И, вообще, она лучший повар в мире.
Мэгги улыбнулась.
– Я делаю то, что у меня получается лучше всего, и, кстати, не пью до семи часов. Вы не голодны, мистер Кардула? Может, приготовить вам поесть?
– Нет, благодарю вас, – ответил я. – Я ел всю неделю.
Она прищурилась.
– Всю неделю?
Я прочистил горло.
– Я имею в виду, что в последнее время достаточно много ел, чтобы не быть голодным. Как вы относитесь к тому, что дядя Гектор изменит завещание и лишит вас всего этого?
Мэгги пожала плечами.
– Ну, это ведь его деньги, и я не особо рассчитывала получить какую-то их часть, даже если предположить, что я переживу дядю, – в ее глазах мелькнуло беспокойство. – Просто сейчас я здесь работаю, вот и все.
Мы оставили Мэгги с ее кроссвордом и бутылкой и направились на второй этаж.
– Вы наняли кузину работать кухаркой? – спросил я.
– Мэгги нравится быть полезной.
– Почему она так беспокоится о том, что может потерять здесь работу? Если она, как вы утверждаете, отличный повар, она без труда найдет себе другое место.
– К сожалению, всякий раз, когда она оставалась без работы, она начинала пить. Причем пила с самого утра и не останавливалась до тех пор, пока была уже не в состоянии стоять или сидеть. Ее неоднократно увольняли без рекомендаций, и, когда дядя Гектор ее нашел, она была в совершенно отчаянном положении.
Оливия остановилась у приоткрытой двери.
Я заглянул в заставленную мебелью комнату. В глубоком мягком кресле уютно устроился полноватый лысеющий мужчина. Он курил большую изогнутую трубку и читал книгу, на обложке которой было написано: «Загадки брокколи».
Оливия представила меня Фариболту.
Фариболт предложил мне вина, но я отказался.
Он поднял бокал к свету.
– Шесть лет выдержки в бочке. Я называю его «Фариболт 71-го года». Из-за здешнего климата мне пришлось сосредото-читься на северных сортах винограда. Они не так хороши для вина, как сладкие калифорнийские сорта, но приходится довольствоваться тем, что есть.
Я взглянул на книжные полки. Все стоящие на них тома, казалось, были посвящены только овощеводству, садоводству и животноводству. Одна из полок целиком была отдана журнальным подшивкам. Вероятно, все одиннадцать лет здесь собирались журналы по органическому садоводству.
– Вы используете теплицы? – спросил я.
Фариболт отрицательно покачал головой.
– Нет. Теплицы предполагают, что плодородный сезон будет расширен до двенадцати месяцев, а это слишком много. Кроме того, половина удовольствия от садоводства заключается в сохранении урожая и заготовках на зиму, а также в чтении журналов и планировании весенних посевных работ на следующий год.
Мы покинули Фариболта и пошли дальше по коридору. Свернули за угол и увидели крупную даму лет сорока, которая полулежала на подоконнике. Лицо у дамы было мертвенно-бледное и даже какого-то зеленоватого оттенка. В ее полной руке покачивалась дымящаяся сигара.
Оливия вздохнула.
– Почему бы тебе не попытаться бросить курить, Венди? Сама ведь знаешь, что от курения тебе становится плохо.
Кузина Венди открыла глаза.
– В один прекрасный день я найду себе подходящую марку.
– Венди – основатель и редактор журнала «Обзор поэзии округа Тремпело». У него сто десять подписчиков по всей стране, и сто девять из них одновременно являются авторами.
Кузина Венди кивнула.
– Поверьте, эта работа отнимает у меня по двенадцать часов в день. В прошлом месяце мне пришлось перелопатить восемьсот рукописей, чтобы подготовить ноябрьский выпуск. Но, полагаю, никому и дела нет до всех моих трудов, переписки и бесплатной конструктивной критики.
– Зато, Венди, – сказала Оливия, – ты знаешь, что каждый твой читатель полностью зависит от того, насколько профессионально ты отделишь зерна от плевел, – она повернулась ко мне. – Моя кузина Венди – не просто редактор; она еще и непревзойденный знаток поэзии.
Кузина Венди скромно пожала плечами.
– Стараюсь по мере сил.
Когда мы отошли от нее, я спросил:
– Округ Тремпело? Разве это не на триста миль к северу отсюда?
– Да. Венди там жила раньше. Работала официанткой в придорожном кафе и в свободное время писала стихи. Однажды какой-то водитель грузовика случайно увидел на столе ее записи и начал вслух читать их другим посетителям – так она раскроила ему череп барным табуретом. Она до сих пор сидела бы в тюрьме, если бы дядя Гектор не узнал о ней и не поручился за нее ради условно-досрочного освобождения.
– Минуточку, – промолвил я. – Вы хотите сказать, что все эти люди действительно являются кровными родственниками дяди Гектора?
Оливия вздохнула и слегка улыбнулась.
– Сказать по правде, мы, конечно же, не родственники. Но нам нравится думать о себе, как о кузенах. Это как-то сердечнее.
На этот раз мы пошли по лестнице вниз.
– Дядюшка Кастис приезжает к нам погостить раз в полгода или где-то около того, – сказала Оливия. – Он приехал вечером после ужина, и дядя Гектор попросил, чтобы никто из нас даже заикался о покушении на его жизнь. Он не хочет, чтобы дядюшка Кастис волновался. Поэтому я просто скажу дяде Кастису, что вы тоже гость.
Мы застали дядюшек Гектора и Кастиса в бильярдной.
У дяди Гектора – невысокого мужчины с седыми волосами – было добродушное лицо.
Дядя Кастис, напротив, был высокий и с пронзительным взглядом. Он кисло посмотрел на меня.
– Гость? Или еще один из этих чертовых кузенов, которых Гектор постоянно где-то откапывает?
– Сколько уже за сегодняшний вечер у вас выиграл дядя Кастис? – спросила Оливия.
Дядя Гектор пожал плечами.
– Пятнадцать долларов.
– Дядюшка Кастис хорошо играет в бильярд, – заметила Оливия. – «Восьмерка»**-* – его любимая игра.
– «Восьмерка»? – переспросил я. – А, в смысле – бильярд? Помню, в студенческие годы в университете я тоже пару раз играл в эту игру.
Дядя Кастис взглянул на меня с жалостью. Потом скупо улыбнулся и объяснил мне нехитрые правила «восьмерки».
– Не хотите ли попробовать свои силы? Это было бы интересно. Ставка в пять долларов не слишком велика для вас?
Первую игру я проиграл. Вторую – тоже.
Дядя Кастис посмотрел на часы.
– Я собираюсь пойти спать. Как насчет последней игры? Давайте поставим по пятьдесят долларов?
Я согласился и, ухмыляясь про себя, быстро выиграл эту финальную партию.
Проводив глазами восьмой шар, который я дуплетом отправил в боковую лузу, дядя Кастис зыркнул в мою сторону.
– Я поторопился, – мрачно изрек он. – Я понял, что поторопился.
Он бросил на стол пять десятидолларовых банкнот и в гневе покинул комнату.
Дядя Гектор посмотрел на меня с одобрением.
– Черт возьми, я много лет хотел сделать это.
Я перешел к делу.
– Сэр, если позволите мне высказать свое мнение, то разве не разумнее было бы изменить завещание тайно и только потом сообщить домочадцам, что они лишены наследства? Вы же должны понимать, что люди, которые смело и открыто заявляют, что они намерены изменить завещание, рискуют следующим утром не увидеть восхода солнца.
При двух своих последних словах я слегка поморщился.
– Чепуха, – заявил дядя Гектор. – Девяносто девять процентов тех, кто изменяет завещания, благополучно доживают до утра и встречаются с адвокатами. А что касается того одного процента, которых убивают, то эти дела получают такую огласку, что наследникам может вообще ничего не достаться.
Он бросил взгляд на настенные часы.
– Ладно, полагаю, нам тоже пора спать. Насколько я понимаю, вы собираетесь всю ночь находиться в коридоре и охранять дверь моей спальни?
– Нет, – твердо ответил я. – Я буду внутри, вместе с вами. Не намерен ни на один миг упускать вас из виду.
Мы пожелали Оливии спокойной ночи и поднялись наверх.
Спальня Гектора была размером, наверное, с всю мою квартиру. В спальне стояла огромная кровать с балдахином. Еще там имелся большой камин.
Пока Гектор облачался в пижаму, я тщательно обыскал комнату, подошел к окнам и убедился, что все они надежно заперты. Потом задернул шторы, сел и задумался.
Затем нахмурился. Что-то тут было не так. Вроде как я должен был что-то увидеть, но не увидел. Я еще раз обшарил глазами комнату, но так и не смог сообразить, что же упускаю из виду.
Гектор сел на кровать и снял тапочки.
– Вам нет никакого смысла бодрствовать всю ночь, – сказал он. – Почему бы вам не прилечь на кушетку? Могу дать подушку и пару одеял.
– Нет, спасибо, – ответил я
Я подошел к книжным полкам, обнаружил там книгу по гематологии, взял ее и снова сел.
Гектор улегся в постель и закрыл глаза. Через пять минут он беспокойно заворочался. Он еще несколько раз менял позу, потом наконец вздохнул и сел.
– Просто не могу уснуть без своего привычного стакана теплого молока, а сегодня вечером совсем про него забыл. Вас не затруднит спуститься на кухню и посмотреть, не спит ли еще Мэгги? А если спит, то не могли бы вы сами налить стакан молока в кастрюлю и нагреть на медленном огне? Ну, вы и сами знаете, – почти до кипения. А потом добавить туда чайную ложку сахара и щепотку корицы.
– Прошу прощения, – сказал я, – но я не выйду из этой комнаты.
Он немного подумал.
– Тогда, наверное, я схожу сам.
– Очень хорошо, – отозвался я, – но я буду вас сопровождать. И мы убедимся, что молоко будет налито из только что вскрытой бутылки.
Гектор почесал затылок.
– Забудьте об этом. В любом случае, до кухни слишком далеко.
В следующую секунду он опять оживился.
– У меня же есть домашний бар!.. Почему бы вам не угоститься там чем-нибудь? Что может быть лучше пары глотков спиртного для восстановления сил.
– Мне не нужно восстанавливать силы, – ответил я. – И кроме того, я не пью. По крайней мере, не спиртное.
Гектор откинулся на подушку и закрыл глаза.
Время летело незаметно. В начале шестого я вдруг понял, что именно я должен был увидеть, но не увидел.
Я посмотрел в сторону Гектора. Действительно ли он спал или только притворялся?
Я подождал еще пять минут, потом зевнул и сомкнул веки, но так, чтобы между ними остались миллиметровые щелочки. Я стал глубоко дышать и позволил книге выпасть из моих рук на ковер.
Глаза дяди Гектора открылись. Минуты три он пристально смотрел на меня.
Потом бесшумно выскользнул из постели и на цыпочках подошел к бюро. Открыл ящик и вытащил оттуда финский охотничий нож.
Я слегка напрягся, но Гектор прокрался мимо меня к двери и исчез в коридоре.
Я поднялся и последовал за ним.
Пока Гектор, поминутно оглядываясь, пробирался по коридорам, я преследовал его, скрываясь в тени высокого потолка.
Наконец, он остановился перед дверью, медленно повернул ручку и проскользнул внутрь. Я тоже успел бесшумно влететь вслед за ним.
Комната была очень похожа на ту, из которой вышел Гектор. Здесь тоже стояла кровать с балдахином. На ней лежал дядя Кастис и тихо похрапывал.
Гектор подошел к кровати и замахнулся ножом.
Я быстро прыгнул вперед, ухватил его за запястье и вырвал из руки нож. Гектор опешил от моего внезапного появления, но не проронил ни звука – лишь на миг зажмурился.
На кровати дядюшка Кастис продолжал мирно похрапывать.
Я подошел к одному из окон и на секунду отодвинул штору. На улице все еще лил сильный дождь, темное небо периодически раскалывали молнии. Впечатляющая погода.
Я снова задернул штору, кивнул Гектору, и мы с ним тихо вышли в коридор.
На обратном пути дядя Гектор несколько раз посмотрел на потолок.
– Знаете, я мог бы поклясться, что некоторое время назад видел, как там что-то летало.
Как только мы оказались в его комнате, я негромко воскликнул:
– Ага, старый трюк с переменой спальни!
Гектор изобразил на лице непонимание.
– Что еще за старый трюк с переменой спальни?
– Когда я впервые вошел в эту комнату и обследовал ее, то должен был кое-что увидеть. Но я этого не увидел. Если бы это здесь находилось, я бы сразу обратил на это внимание. Мне потребовалось какое-то время, чтобы осознать, что этого здесь не было, но, как только я это понял, то заподозрил, что столкнулся с подготовкой какого-то злодейства, и что, скорее всего, вы в этом замешаны.
– О чем вы говорите?
– Оливия обратилась ко мне, потому что кто-то стрелял в вас через окно вашей спальни, – я указал в сторону окон. – Но ни в одном из них нет пулевого отверстия.
Гектор на мгновение задумался, а затем улыбнулся.
– Я забыл сказать, что в момент выстрела окно было открыто.
– Неплохая попытка, – признал я. – Но как вы тогда объясните тот факт, что в одном из окон в спальне Кастиса сейчас действительно имеется отверстие от пули?
Гектор снова задумался, но я прервал его размышления.
– Вы инсценировали покушение на вашу жизнь, а вечером, вероятно, сказали Кастису, что комната, в которой он обычно останавливался, ремонтируется или что-то в этом роде, и поэтому ему следует занять вашу спальню.
– Зачем мне было это делать?
– Потому что вы хотели убить Кастиса, но так, чтобы казалось, будто бы преступление произошло случайно. Якобы кто-то в доме, думая, что вы по-прежнему спите в своей кровати, прокрался в спальню, перепутал в темноте вас и дядюшку Кастиса и обрек последнего на смерть.
Гектор отвел глаза в сторону и промолчал.
– Но почему? – спросил я. – Почему вы пытались убить Кастиса?
Гектор вздохнул.
– Из-за денег, конечно же.
– Но у вас же миллионы.
– У меня были миллионы. Все было вложено в инвестиции в Анголе, Ливане, Бангладеш… – он пожал плечами. – Сейчас я практически без гроша.
Теперь он посмотрел мне прямо в глаза.
– Вы же видели людей, живущих в этом доме? И разговаривали с ними?
Я кивнул.
– Тогда вы, должно быть, поняли, что все они были серьезно обижены судьбой. Если они опять столкнутся с жизненными невзгодами, они просто сломаются. А я действительно не хочу, чтобы это случилось. Поэтому я решил, что единственный способ раздобыть достаточно денег, чтобы сохранить нашу семью, – это убить Кастиса. По правде говоря, он – законченный негодяй, и нет смысла расстраиваться из-за его смерти. И, знаете ли, мы на самом деле кузены. Кроме меня, у Кастиса нет прямых наследников, так что в случае его смерти я был бы первым претендентом на его состояние. Не кажется ли вам, что вы должны позволить мне взять нож и закончить…
– Нет, – сказал я твердо.
Пока я мог только посочувствовать дяде Гектору. У него был долг и ответственность перед членами семьи.
Гектор нуждался в помощи, которую, несомненно, заслужил. Я вздохнул. Ладно уж, сделаю работу за него. Не сегодня, конечно, и не в этом доме. Но однажды вечером, через неделю или две, когда Кастис будет идти по городской улице, я наброшусь на него, сверну ему шею и заберу бумажник. Полицейские квалифицируют это как уличное ограбление.
Положив руку на плечо Гектора, я сказал:
– Я категорически настаиваю на том, чтобы вы выкинули из головы мысль об убийстве Кастиса. Что-то мне подсказывает, что в ближайшие одну-две недели ваше финансовое положение резко изменится.
Гектор, казалось, был готов подождать.
– Сказать по правде, мне даже стало легче оттого, что не пришлось этого делать.
Я посмотрел на часы. Пора было уходить.
Я подошел к окну и отодвинул штору. Дождь все еще шел. Скверная ночь для полетов. Я повернулся к Гектору.
– Как думаете, Янош мог бы отвезти меня обратно в город?
– Конечно. Его комната – на третьем этаже, справа от бюста Эдгара Аллана По.
Я поднялся на этаж выше, разбудил Яноша и изложил ему мою просьбу.
Он зевнул и посмотрел на будильник.
– Извините, ваше высочество, но в такую сырую погоду в распределителе зажигания нашего «фольксвагена» конденсируется влага. Пока я его разберу, протру насухо и снова соберу, пока потом заведется мотор – мы только потеряем время и не успеем в город вовремя. А этот микроавтобус – единственная машина, которая у нас здесь есть.
Черт возьми, подумал я, это не оставляет мне иного выбора, кроме как промокнуть. Если я отправлюсь прямо сейчас, возможно, еще успею попарить ноги, когда доберусь до своей квартиры.
– А почему бы вам не остаться здесь? – сказал Янош. – В подвале найдется приятное местечко. Я мог бы принести туда раскладную кровать. Уверен, там вас никто не побеспокоит.
Мы снесли по лестнице в подвал все, что было нужно. Янош установил походную кровать, а сверху положил матрас.
– Ваш кисет, сэр?
Я протянул ему кисет.
– Не нужно сыпать на матрас слишком много, Янош. Я обнаружил, что достаточно просто положить под подушку полный кисет, и этого вполне хватает. Полагаю, здесь важен дух этого обычая, а не буква закона.***-*
Янош закончил возиться с простынями, наволочками и одеялами.
– Хороших снов, сэр, – пожелал он.
Когда Янош вышел, я переоделся в пижаму и лег. Действительно, просторное помещение. И свод над дверным проемом очень красивый. И аромат сырости. И застоявшийся воздух. Я представил себе, как тут стало бы еще уютнее, если бы я мог принести сюда кое-что из моей квартиры.
Я вздохнул. Нет, этому не бывать. Конечно, это был удивительный дом, но в нем и без меня уже хватало жильцов.
Вдруг мне показалось, что в коридоре снаружи послышался какой-то шум.
Я поднялся, надел тапочки и притаился в тени у двери.
Вошла Оливия. На ней был халат, на ногах – комнатные туфли, а смахивающее на тюрбан сооружение на голове говорило о том, что волосы у нее в папильотках.
В конце коридора она открыла дверь. Я увидел комнату, элегантно увешенную старинными кружевами паутины, и в центре ее мраморную тумбу, на которой покоился великолепный и вполне удобный сарко…
Оливия вошла и закрыла за собой дверь. Через несколько секунд я отчетливо услышал скрип поднимающейся крышки. А потом – закрывающейся.
Я улыбнулся и вернулся на свою раскладушку.
Мне плевать, как там этого требует обычай, сам я всегда сплю на левом боку.
* Один из элементов техники игры в боулинг.
** Если игрок в боулинг сбивает все кегли первым броском, такой бросок называется «страйк» (англ. strike – удар).
*** Кеглеустановочная машина; основной механизм в оборудовании для боулинга.
**** Даже в профессиональных лигах по боулингу у лучших игроков среднее количество очков, набираемых за игру, обычно 200 или чуть больше. Максимальное количество очков в одной игре – 300.
***** Американский Конгресс боулинга (англ. AmericanBowlingCongress) – спортивная организация, основанная в 1895 году, которая установила все основные стандарты и правила игры в боулинг.
*-* Японский краб-паук (лат. Macrocheirakaempferi) – вид ракообразных из отряда крабов. Один из самых крупных представителей членистоногих: размеры тела достигают 45 сантиметров длины, а размах первой пары ног – 3 метров. Распространен в Тихом океане у побережья Японии.
**-* «Восьмерка» (англ. eight-ball) – разновидность американского бильярда (пула). Цель игры состоит в том, чтобы забить все шары одной группы (либо «полосатые», либо «цельные»), а в конце забить шар с номером «8». Кто это сделает, тот и становится победителем партии.
***-* Кардула перефразирует фрагмент из Евангелия: «…буква убивает, а Дух животворит» (2 Кор. 3:6).