P. B. Рыбкина формирование новой социальной стратификации

Интенсивно складывающаяся в России новая социальная стратификация - это 'своеобразный социальный мост между прошлым и будущим, между советским обществом эпохи СССР и новым, постсоветским, черты которого сегодня еще не ясны. И именно потому, что они не ясны, важно разобраться в том, какие перемены в системе социальных групп - классов, социальных сло­ев - начали происходить и происходят с распадом СССР и отказом от диктатуры КПСС.

Формирование новой социальной стратификации - это соци­альный процесс, который отличается от множества других соци­альных процессов, идущих в стране, по крайней мере, двумя фун­даментальными особенностями. Во-первых, в отличие от таких процессов, как, например, рост безработицы или. динамика мигра­ции, этот процесс затрагивает не какие-либо отдельные, а все.группы общества. В стране одновременно меняются старые и воз­никают новые классы и слои, причем то и другое взаимосвязано между собой. Действительно, новая политическая элита, фермеры, банкиры, крупные и средние промышленные капиталисты, безра­ботные, менеджеры частных фирм и многие другие группы зарож­дались в России практически одновременно по мере перемен, про-исхбдивших в политическом режиме и экономике.

Во-вторых, новая стратификация формируется не столь откры­то, не столь заметно, как, например, миграция беженцев или рост забастовок. Это вполне естественно, поскольку новая социальная структура возникает не враз, не в один-два года. Напротив, форми­рование новой системы классов и слоев, как правило, растягивает­ся на целые исторические эпохи.

Исключительна и роль этого процесса: формирование новой социальной стратификации - это главный социальный механизм формирования нового типа общества, в нашем случае - нового в сравнении с советским обществом эпохи СССР. К тому моменту, когда в стране окончательно сложится новая политическая система и новая - капиталистическая экономика, в ней завершится и про-

' Рывкина Розалина Владимировна - российский социолог, руково­дитель лаборатории экономической социологии Института социально-экономических проблем народонаселения Российской академии наук.

цесс формирования новой социальной стратификации. Более того, именно формирование новой социальной стратификации будет. главным показателем того, что переходный период завершился и новый (в сравнении с СССР) тип социальной системы сложился.

Столь большая роль процесса формирования новой социаль­ной стратификации объясняется тем, что все перемены в экономи­ке и политической системе проявляются через «человеческий фак­тор»: в процессе исчезновения одних и появления других его черт. Не случайно социальную стратификацию называют «человеческим измерением» тех перемен, которые происходят в системе эконо­мических и политических отношений. Между этими отношениями и социальной стратификацией всегда складывается определенная симметрия. В частности, в таких обществах, каким было советское и каким является нынешнее российское, многие черты основных классов и слоев (в первую очередь их экономическое положение и место в структуре власти) приобретают «теневой» характер именно из-за «теневых» черт экономики и политики.

Какие же перемены происходят в системе социальных классов и слоев на этапе, когда старый политический строй и старая эконо­мическая система рушатся и на смену им приходят новые экономи­ческие и политические отношения? '

Представляется, что главными являются четыре процесса:

1) изменение роли и социально-экономического положения бывшего господствующего класса СССР - партийно-советской но­менклатуры, формирование в России нового господствующего класса;

2) изменение социально-экономического положения тех соци­альных групп, которые в СССР считались системообразующими, -рабочего класса, колхозного крестьянства'и интеллигенции;

3) формирование новых классов, которых в советской истории страны не было;

4) формирование новой системы общественных (межклассовых, межгрупповых) отношений, базирующихся на но­вых отношениях власти и собственности.

В своей совокупности эти четыре процесса постепенно форми­руют общество, которое и по составу, и по характеру классов будет отличаться от того, каким было советское.

Если попытаться охарактеризовать эти направления перемен более обобщенно, то надо отметить их черты.

Во-первых, общество, идущее на смену советскому, формиру­ется как многосубъектное: одновременно возникает целое созбез-дие новых социальных групп.

Во-вторых, при всей связи нынешних классов и слоев с ранее существовавшими генезис разных групп нынешнего российского общества различен: одних из них ранее в стране никогда не было (например, новые «номинальные собственники», возникшие после первого этапа приватизации), другие, напротив, имеют давние кор­ни, существовали до 1917 г. и ныне пытаются возродиться, восста­новить утраченные традиции (например, монархисты), третьи су­ществовали в СССР и сейчас видоизменяются (например, правя­щий класс), четвертые сохраняются в советском варианте (например, учителя государственных школ).

В-третьих, перемены происходят на трех уровнях: статусном, поведенческом и ментальном, т. е. одновременно меняются и со--циально-экономическое положение групп, и их активность, и со­стояние их сознания.

Все это приводит к выводу о важности и одновременно чрез­вычайной сложности процесса формирования новой социальной стратификации в России. Как же изучать его, каких методов, подхо­дов он требует?...

«Схватить» процесс формирования новой социальной страти­фикации с помощью только эмпирических социологических мето­дов - анкетных опросов или интервью - невозможно. Составить какую-то картину в принципе можно лишь с помощью включенного наблюдения и анализа прессы. Но и с их помощью можно отразить лишь какие-то фрагменты общего процесса, к тому же взятые «на момент обследования». Но процесс этот должен наблюдаться на протяжении длительных отрезков времени - как минимум десяти­летий.

По всем этим причинам изучать стратификационные перемены приходится с помощью их теоретического анализа. Инструментом такого анализа может служить разработанная в зарубежной социо­логии теория социальной стратификации.

Немного истории. До середины 80-х годов термин «социальная стратификация» в научной литературе СССР почти не использо­вался, на него был наложен идеологический запрет. Действитель­но, разработанная в западной социологии концепция социальной стратификации (Дэвис, Мур, Парсонс, Лассвелл, Бурдье и др.) бы­ла опасной для власти, поскольку наводила на мысль о существо-

вании в СССР властвующей элиты и безвластных «низов». Но это идеологи ЦК КПСС категорически отрицали...

До эпохи гласности в научной литературе использовалось ме­нее опасное для власти понятие «социальная структура советского общества». С помощью этого понятия истинная стратификация в СССР (которая находилась «в тени») маскировалась под «социальное равенство свободных от эксплуатации работников». Такая маскировка была возможна потому, что идеологический ап­парат ЦК КПСС жестко и успешно «держал оборону» против де­тально разработаннЬй в США и Европе теории социальной стра­тификации. Ведь эта теория давала и критерии для анализа соци­альной дифференциации, и методы сбора информации. Поэтому идеологи КПСС ее ужасно боялись.

Нынешняя деидеологизация, снятие с обществоведения идео­логических запретов позволили обратиться к анализу социальной стратификации с использованием сложившихся в мировой науке методов и подходов. Но специфика переходного периода именно в России требует не только этого.¹ Чтобы понять, как возникает новая социальная стратификация, нужно обратиться к советскому про­шлому и попытаться провести «пунктирные линии» между ним и нынешним российским обществом. Для этого придется напомнить некоторые факты.

До перестройки вопрос о том, из каких классов состоит совет­ское общество, был как бы решен - решен в том смысле, что в стране господствовала официальная точка зрения КПСС: общество победившего социализма состоит из трех групп: 1) рабочего клас­са, 2) колхозного крестьянства и 3) трудовой интеллигенции, «прослойки» между ними. На этой концепции базировались основ­ные политические документ страны - Конституция СССР, Про­грамма КПСС, постановления СМ СССР, и другие, лежащие в осно­ве проводимой политики. Как бы ни критиковали эту концепцию ученые, но нельзя отрицать:' в немалой мере по ней жили.

Столь же общепризнано было и то, что, кроме рабочего класса, колхозного крестьянства и трудовой интеллигенции, в стране суще­ствуют еще и управленческий аппарат, кадры управления, аппа­ратчики. Считалось, что они входят в состав трудовой интеллиген­ции и потому как бы не нарушают картины морально-политического единства общества-. Хотя многие и понимали, что такое «аппарат» на самом деле, но все же большинство населения считало, что в СССР все более или менее равны.

Такое представление поддерживалось четырьмя фундамен­тальными обстоятельствами.

Во-первых, идеологи КПСС тщательно маскировали реальную структуру советского общества, прежде всего его господствующий класс. Поскольку, кроме рабочего класса, колхозного крестьянства и интеллигенции, никаких других классов не признавалось, то полу­чалось, что никакого правящего, господствующего класса в СССР нет. На этот миф работали основные политические лозунги («партия и народ едины»), внедрявшие идею слитности, идентич­ности партийно-советского аппарата и народа...

Во-вторых, идея о социальном равенстве в советском общест­ве разделялась если не подавляющим большинством населения страны, то многими советскими людьми. Ведь в доперестроечной России, кроме диссидентов, никаких открытых оппозиционных по­литических партий не было. Открыто никто власть не критиковал. Советский социальный порядок держался не только на боязни ре­прессий, но и на представлении миллионов людей о социальном равенстве всех членов общества. Групповые же экономические интересы, которые, конечно, были, оставались нереализованными.

В-третьих, номенклатура в СССР была хорошо выдрессирова­на. Она исправно выполняла предписания Политбюро ЦК КПСС:

привычно и без огласки получала положенные привилегии, выпол­няла традиционные для СССР правила взаимодействия с трудя­щимися: проводила массовые кампании, организовывала соцсо­ревнование, вовлекала «низы» в управление производством. Все это «питало» идеологический миф об аппаратчиках как части тру­довой интеллигенции. К тому же, как я уже отмечала, привилегии номенклатуры строго регламентировались и тщательно скрыва­лись...

В-четвертых, представление о равенстве всех социальных классов и слоев в СССР поддерживалось весьма эффективной системой идеологической обработки масс. Эта обработка создала укоренившийся в сознании населения образ советского общества как системы, основанной на морально-политическом единстве и социалистической.взаимопомощи свободных от эксплуатации ра­ботников. Этот образ, изложенный в канонизированном «Кратком курсе истории ВКП(б)», впитывался людьми с молоком матери -внедрялся в системе дошкольного воспитания, в школе, в институ­те, в кружка^ политобразования, сеть которых пронизывала всю страну. В результате человек смотрел на реальную жизнь через

призму впитанной с детства идеологии. Истинной реальности он чаще всего не видел.

В-пятых, советское общество было обществом трудовых кол­лективов. Трудовые коллективы решали практически все социаль­ные вопросы семей трудящихся: обеспечивали жильем, путевками, местами в детские учреждения, дефицитными товарами. В коллек­тивах формировались групповые нормы, соответствовавшие идео­логическим установкам государства и партии. Это поддерживало идеологию социального равенства.

Эти обстоятельства создали нетривиальную ситуацию: истин­ное строение общества было как бы «в тени». И хотя не только за­падные политологи и советские диссиденты, но и многие «простые люди» в СССР понимали, что на самом деле общество устроено иначе, чем рисуют идеологи, но официальная идеология и полити­ка как бы заглушали реальныеотношения.

... с середины 80-х годов советское общество вдруг задвига­лось и начало меняться. Что именно, какие стороны общества пришли в движение? Ведь одно дело, если меняются названия го­родов и улиц, фасады зданий и облик магазинов, и совсем другое,.если возникают новые классы. Чтобы уточнить, какие перемены начались в середине 80-х годов, напомню, что понятие «общество» трактуется двояко. «Простые люди» понимают его в широком смысле, как совокупность всего того, что окружает живущих в дан­ную эпоху людей, - от состояния торговли и программ телевидения до тех, кто правит страной. В отличие от такого понимания общест­ва ученые говорят о нем и в более узком смысле - как о совокупно­сти основных, наиболее важных социальных групп, взаимоотноше­ния между которыми определяют целостность общества, его спо­собность к нормальному функционированию и развитию.

Эти два взгляда не исключают друг друга, а отражают два уровня общества как сложного организма. Поэтому естественно, что те изменения, та динамика, которые начались в середине 80-х годов, захватили оба названных уровня общества: и совокупность взаимосвязанных социальных групп, и все остальные «реалии», всю социальную среду, окружающую эти группы. В соответствии с двумя уровнями общества можно говорить и о двух уровнях пере­стройки. Во-первых, о перестройке всей социальной среды, вклю­чая материально-вещественную и информационную. Во-вторых, о перестройке в узком смысле слова, т. е. о переменах в составе и структуре социальных классов и слоев общества, его социальной стратификации. Вторая группа изменений зависит от первой.

Главными факторами структурных перемен были: 1) снятие цензуры и введение гласности; 2) отказ от диктатуры КПСС;

3) идеологическая переориентация, отказ от принципов коммуни­стической идеологии; 4) ослабление государственного регулирова­ния экономики. Эти факторы в течение всего постсоветского пе­риода действовали и продолжают действовать в одном направле­нии, усиливая друг друга.

О роли гласности. Освободившаяся пресса раскрывала все новые и новые преступления власти, дезавуируя ее в глазах обще­ства. Тем самым аппаратчики все более утрачивали свой «властный потенциал», былую управленческую мощь. Ведь управ­ление - это принятие решений за других. И если выясняется, что властвующий слой общества - это преступники, то их властные возможности подрываются: они теряют возможность управлять по-старому, ибо население страны более не хочет им подчиняться.

Столь же очевидно влияние идеологической переориента­ции на структурную перестройку общества. Действительно, «новое мышление», пришедшее на смену коммунистической идеологий, «общечеловеческие ценности», пришедшие на смену классовым, социалистическим, - все это освобождало людей от традиционных для СССР идейных ограничений в политике и экономике, способст­вовало развязыванию всяческой инициативы, направленной на реализацию таких новых ценностей, как «демократия» и «рынок». Наконец, официальный отказ от диктатуры аппарата КПСС и со­ветского государства в экономике, разрушение этих двух самых мощных политических институтов СССР способствовали тому, что постепенно, но неуклонно экономическая власть перемещалась в другие руки. Но в какие?

Парадоксальный факт: хотя диктатура структурных звеньев, организаций КПСС и Советов ломалась, но экономическая сила агентов этих организаций, напротив, росла. Более того, именно от­крытый слом старых организаций КПСС и государства создал сво­его рода «ковер», под которым из бывших чиновников партийно-советского аппарата успешно формировались новые социальные группы - новые собственники, новый господствующий класс. Глав­ным условием, способствовавшим успеху этого процесса, было официальное декларирование перехода к рыночным формам хо­зяйствования. Распространявшиеся с первой половины 80-х годов кооперативы, арендные предприятия при всей их «псевдорыночности,». создавали благоприятные условия для завое­вания номенклатурой тех экономических позиций, которых она ра-

нее не имела и в которых остро нуждалась. Поэтому трех пере­строенных акций Горбачева - гласности, «нового мышления» и «новых форм хозяйствования» - было более чем достаточно для того, чтобы номенклатура могла взамен старых обрести новые со­циальные роли.

Рывкина Р.В. Экономическая социология переходной России. Люди и реформы. -М., 1998. -С. 303-311. 208

Содержание