Касногорское 2013
РОДНИКИ
Мы с Фёдоровичем едем по дороге Красногорское - Быстрянка по длинной высокой гриве. Машина идёт быстро – асфальт ровный и трасса знакомая. «Дорогу пучит весной» - говорит водитель. Родники здесь всюду под покрытием. Откуда они только берутся тут на горе?
«Родники они, как люди» - думаю я, они по одним законам живут. Полотно дороги, засыпанное галькой, для воды как русло ручья. Торопится родник по этому искусственному руслу до большой воды. Потом понимает свою ошибку и бьётся головой в асфальт, да поздно.
Правда, люди не родники, а скорее телесные тени от солнечного света, льющегося в окно деревянного дома. Нужно скорее встать, завести часы и продолжить киноленту своей жизни.
Сейчас осень и красота кругом, но Фёдорович говорит, что осенью хотя красиво, но грустно. Вот весной другое дело. И тогда хочется вырваться из земли, как роднику. А пока с тополей летят жёлтые листья. Кстати, мне не грустно осенью, я моложе Фёдоровича лет на двадцать…
Нина ОЩЕПКОВА
Дорога
Машина резво бежала по асфальту в сторону Красногорска. Миновав мост на седьмом километре, мы выскочили на гору. Моя спутница семидесятилетняя женщина с умным симпатичным лицом и спокойным взглядом серых глаз, задумчиво глядя из окна салона, ни к кому не обращаясь, промолвила:
- Вот здесь были наши шалаши…
- Какие шалаши? – не поняла я.
- Обыкновенные, из чащи. Знаешь, делали такие раньше: поставят колья, сделают перекладину, на неё набросают чащу, сверху закроют травой…
Как делались шалаши я знала, сама делала их не раз. Меня озадачило другое, – зачем почти в тридцати километрах от села, где в прошлом жила моя собеседница, сооружать шалаши?
Медленно, как бы с трудом извлекая из своей памяти детали незабываемых картин, она начала рассказ:
- Мне исполнилось тогда четырнадцать лет. Собственной семьи ещё конечно не было. У отца с матерью к тому времени было восемь детей, я вторая по рождению, главная помощница в хозяйстве, но это не считалось. Я бессемейная, вот меня в числе других и мобилизовали на строительство этой дороги.
- Ты строила эту дорогу? И давно это было? – задаю совсем уже глупый вопрос. С раннего детства пришлось мне ходить и ездить по этой трассе, и не разу не приходило в голову, когда и кто её прокладывал. Мне казалось, она существует вечно. Настолько стара и знакома во всех своих поворотах, спусках и подъёмах, со всеми её ямами и выбоинами, что и представить невозможно доныне живущих людей, участвовавших в её зарождении. Впервые я познакомилась с дорогой в восьмилетнем возрасте. Водила меня мама в Бийск. Лето, жара, и мы босиком шли по крупному гравию. Раскалённой галькой нестерпимо жгло подошвы, пятки исколоты так, что на них наступать страшно. Чтобы как то облегчить эту пытку, мама частенько сводила меня на траву, а где возможно на конную дорогу. Но по траве было идти неловко, да ещё часто попадались ровные квадратные ямы, по несколько метров в длину и в ширину. Мама объяснила мне, что из этих ям брали землю и делали из неё насыпь для шоссе. Вот и всё, что я знала до сегодняшнего дня о строительстве трассы Красногорское - Быстрянка. И само-собой разумеется, что время строительства представлялось мне представлялось далёким-далёким. А о том, что было это уже при советской власти и по методу, описанному поэтом прошлого века Н. А. Некрасовым в стихотворении «Железная дорога», знать не знала, слышать не слышала.
Бежит под колёса машины асфальт. Неспешно льётся приглушенный, чуть взволнованный голос рассказчицы:
- Мобилизовали нас: мужчин, женщин, девчонок, парнишек, лошадей из колхоза выделили. На телегах, широких - чтоб землю возить, приехали мы сюда. Вон в том логу наделали шалаши. Норма на каждого человека была – четырнадцать метров в длину, два метра в ширину, метр в глубину на конус, вырыть землю и сбросать на телегу. Возчики развозили её по насыпи. Начинали копать с рассветом и рыли весь день до потёмок, с небольшим перерывом на обед. Руки, спина немели от тяжести. Иной раз не выдержишь, ляжешь тут же на траву животом вниз, кто-нибудь отхлопает тебе спину, потом ты ему и опять за лопату. Норму надо было обязательно выполнять, и выполняли…
Женщина замолкает. Я чувствую, что-то есть недосказанное чего она не хочет касаться. Мне хочется спросить, почему надо было обязательно выполнить норму. Но я спрашиваю о другом – сколько же платили за эту норму? За этот каторжный труд? Рассказчица скорбно усмехается:
- А сколько платили в колхозе за «палочки»?
Палочка – трудодень, и оплата его, помниться мне, зависела от доходов, поступающих в колхозную казну с хозяйства. А женщина продолжает:
А пища какая была? Привезут старый-престарый творог или кислую закваску (простоквашу). Хоть сколько ешь, и всё голодный. Вот один мужичёк, Игнатьев, и поднаелся так, что едва с ним отводились. По земле катался, бедный. Нездоровый он был…
- Почему же врачи не освободили его от тяжёлой работы? – возмущаюсь я.
Какие врачи? Мы о них не слыхали. А и слыхали бы, так не в моде было к ним ходить… Одной бабоньке, Алексеевой, голову лопатой пробили…
Мотор машины ровно гудел. Асфальт игриво шуршал под колёсами. А мне почудилось, будто из-под гладкого покрытия дороги слышаться стоны и всхлипывания, отчаянные, надсадные, рвущие душу. Но тут моя соседка посветлела лицом. Лучики морщинок побежали от уголков глаз. Она лукаво взглянула на меня: А ведь мы тогда всего этого не замечали. Работа нас не пугала. Мы к ней привычны. Отломаешь смену, смоешь грязь с лица, рук, ног, закусишь, чем Бог послал, и прихорашиваешься на вечорки. Молодые ведь были. Гармошка уже поёт… Вот это у нас вторая смена.
Мы въезжаем в Красногорское. В те годы о которых шёл рассказ, село это называлось Старая Барда. И здесь, где сейчас пост ГАИ, была поляна. Рядом с дорогой по весне цвело множество кукушкиных слёзок, в кустах по болоту водились дикие утки, заячьи горошки встречались на каждом шагу. А на том месте, где расстроилась сельхозтехника, зеленело конопляное поле. И мне представилось, как, громыхая колёсами по ещё не накатанной дороге, въезжает в село обоз. Мохнатые лошадки охотно бегут домой. С каждой телеги слышны то задорная, то протяжная песня. Уставшие, загорелые, крепкие парни и девушки звонкими, свежими голосами возвещают о своём возвращении с урочных работ. Все трудности и невзгоды позади. Они довольны, что целы, живы и невредимы. И невдомёк им, что отбыли каторгу. Для них это была, работа, хоть и по принуждению, но нужная, необходимая. Дело их рук осталось на века. Только жаль, что нет вдоль дороги имён тех, чьим потом, зачастую слезами и даже кровью она полита.
1990 год, село Красногорское
Геннадий ЧЕСТНЫХ
Темные крапинки…
Васька Козарь недолюбливал женский пол. Уж больно прозаичным казались они ему. «Женщин так много на белом свете, - говорил он, - и все они в чем-то схожи». Природа – другое дело. Солнце светит не одинаково, ветры дуют по-разному, у каждого дерева свой запах. И бродил он один-одинешенек по тихим улицам вечернего села, насквозь перепутанного сухим ивовым плетнем да лохматым репейником. И не было у него сердечного друга.
Отец помер в день, когда Васька провалился на первом вступительном экзамене. Один из трех экзаменаторов с жидкой метелочкой волос на сизом темени, видимо, не выдержав Васькиной проклятой немоты, (стеснительно) брякнул ему в лицо. «Тебе, брат, не в литературу надо идти, а коней гонять в ночное». На том и кончились Васькины университеты. Тяжелое навалилось ему на душу – не спихнуть, не выбраться. Помер Васькин отец – Евгений Козарь – известный конюх, и Василий занял его место.
Васька стал пасти коней. По субботам он приезжал домой попариться в баньке, смыть лошадиный пот. Постоянное одиночество сделало его молчаливым, задумчивым. У него развилась странная привычка – прислушиваться, вглядываться в окружающих его людей, предметы. В свободное от работы время любил гулять в березовой роще, что росла вдоль реки Талки, всегда сонной, с зелеными прожилками водорослей у берегов. Он подолгу смотрел на тихую, почти недвижимую воду, где одиноко плавала белая луна. На самом дне искрились точечки звезд. Они то зажигались, то гасли. В роще пахло березовым соком. Около клуба играл баян. Деревенские девчата пели задушевную песню «Ивушка».
Захолонуло однажды Васькино сердце. Ему вдруг показалось, что ивы подпевают девчатам. Он погладил тонкий ствол деревца. Оно и в самом деле, откинувшись назад, позванивало серебристыми листочками.
- Ишь, какую тебе музыку сочинили, Божественную!
И будто от Васькиной похвальбы ивы начали еще сильнее шелестеть листвой. И Васька слушал этот шелест, затаив дыхание.
Ивушка зеленая,
Над рекой склоненная,
Ты скажи, скажи не тая,
Где любовь моя?
Среди девичьих голосов нравился ему голос Галки Линской. Он был мягкий, теплый, колеблющийся, словно звуки гитарной струны. Ему всегда хотелось потрогать его, но он был неуловим, как запах молодой березки.
В клуб он ходил редко. Танцевать не любил, да и не умел, если по правде сказать. Придет, забьется в дальний угол и дымит папиросой. Играет баян. Кружатся пары. Стучат в пляске девичьи каблуки, а он дымит, опустив на глаза вороненый чуб. Другие ребята охальничают, будто нечаянно трогают девчат. Девчата притворно злятся, хлопают ладошками по рукам охальников. Особенно озорничал Мишка Босой. Он и Галку Линскую выводил не раз из себя. Она не смеялась, как другие. Однажды она Мишку так огрела взглядом, что тот, хоть и был не в меру нахальным, остолбенел и ушел курить на улицу. Васька все это наблюдал. Ему тоже хотелось поозорничать, но у него были свои принципы в отношении женских прелестей. Он всё видел и ничего не замечал.
- Послушай, Козарь, сказала однажды Галка Линская. – Ты долго собираешься быть органом слуха?
Васька смолчал. Предательски зарделись щеки. Губы растянула виноватая полуулыбка. Линская ласково надавила пальцем в Васькин лоб, смеясь закружилась в танце. И снова, как тогда около ивушки, защемило под рубашкой у Козаря. Теплый свет разлился по телу.
- С чего бы это? – подумал Васька и полез в карман за новой папиросой. И что в них особенного? Девчонки они и есть – девчонки. Ишь, как Валька-то Кошкина выламывается. Нога туда, нога сюда. И брюхом шевелит, как индианка. А Нюрка-то Сизых с пятки на носок, с пятки на носок. Того и гляди титьки вывалятся. И что в них особенного, в этих девчонках? Губы намалеваны, ресницы на версту. Правильно, видно, говорил кузнец дед Евсей, город скоро полонит село. И забудут наши бабы, с какой стороны юкки надевать. Косы пообрезали, под польку-бабочку. Юбки побросали, штаны натянули. Одна смехота. А музыка-то? Какая там к черту музыка. Будто обухом по голове долбят.
Вдруг магнитофон перестал греметь, что-то щелкнуло в нем, громыхнуло, будто весенний гром за гору зацепился и будто проглянуло солнце, защебетали птицы. Начался вальс Иоганна Штрауса «Сказки венского леса». Со Штраусом он познакомился в прошлом году в кино. Музыка Штрауса, как великое чудо, захватило Васькино сердце и понесло в родные горы. Скачет он на своем Буланом по сосняку, навстречу утреннему солнышку, березы глаза рябят и птицы с ветки на ветку за ним несутся, горлышко росой промывают. Душа поет «парам-парам-там-там...»
Ему вдруг захотелось запеть или просто закричать. Он даже раскрыл рот, уронив папиросу, но вместо песни выдохнул почти беззвучный стон восторга. Во всем в нем звучала музыка ласковая, щекочащая. Она то поднимала его на трепетной скрипичной волне, и тогда невольно проступали слезы, то вдруг бросала его в омут бегущей листвы над головой, в пучину солнечного света, от которого больно резало в глаза. Он прикрыл их руками. А когда снова посмотрел на круг, никого не узнал. Будто после грома прошел теплый дождь и теперь светило ясное солнце.
Он увидел Вальку Кошкину. Еще несколько минут назад под барабанный бой она сотрясалась всем телом. А сейчас будто снова домой вернулась. Сережке-трактористу в глаза ласково заглядывает, вроде извинения просит. А Нюрка-то Сизых, поди ж ты, совсем обмерла на шее у Кольки-балаболки. Губами ухо ему щекочет. И Линская притихла, Матвею брюхатому руку на плечо положила. Тоже мне, пара – гусь да гагара. Чего это за него-то глазами цепляется?
Он плотнее стал приглядываться к Галке Линской. Вот она прошла по кругу около него, чиркнув взглядом, будто кресалом о камень. В другой раз, будто нечаянно локтем подтолкнула и тихо засмеялась. Голос у нее был мягкий и неуловимый, как запах молодой березки. А глаза? Они вдруг встревожили, замагнитили Козаря. Острые, насмешливые, с темной крапинкой посередине. Он старался не обращать на них внимания, отворачивался, прикрывался ресницами, дымом сигареты, но эти страшные глаза притягивали его, звали за собой. И когда грянула плясовая, он вдруг вскочил, топнул новыми ботинками и пошел, закружился волчком, вприсядку. И откуда такая прыть взялась? Плясал так, будто всю жизнь только этим и занимался. Пятисотватная электрическая лампочка над головой превратилась в огромный воздушный шар, в котором, казалось, качалось солнце.
Козарь чувствовал, как что-то сломалось внутри, разбилось вдребезги и растаяло. И стало так хорошо, хорошо.
Было далеко за полночь. Давно смолкли звуки музыки и стук девичьих каблучков. Талка все также омывала серебристые кудри плакучих ив. Оголившись, в синем лунном свете тянулись к небу молодые березки.
Васька Козарь держал Галку Линскую за обе руки и радостно смотрел в ее широко раскрытые глаза с темной крапинкой посередине. Они улыбались, искрились, притягивали, словно магнит.
Ивушка зеленая,
Над рекой склоненная,
Ты скажи, скажи не тая,
Где любовь моя?
Это пело Васькино сердце. Прозрачная ночь тихо засыпала на деревенских плетнях, в кудрях тополей, на синей глади полузастывшей реки, в которой одиноко плавали седая луна и белые крапинки звезд.
Елена ПУРТИКАС
«Вот и лето прошло…»
Ольга сидела, зажмурившись, подставляя себя лёгкому ветерку и ласковым солнечным лучам. В конце августа такие деньки выпадают всё реже, и грех было не воспользоваться этим подарком лета. Мысли текли лениво, как вода в тихой протоке, у берега которой на старых деревянных мостках она и расположилась. Отдыхала душой и телом, около получаса назад закончив мытьё домотканых цветастых дорожек. И теперь, скатав их в рулоны, положила внаклон на пологом берегу – ждала, когда стечёт лишняя вода, и они станут полегче. Пыталась, правда, унести сразу после стирки, но оказалось, что даже просто поднять два тугих скатка и то было не под силу. Бабушка Тася, «благословляя её на героический труд», предлагала взять для перевозки старую, Олину же, коляску, переделанную местным «кулибиным» в тележку. Но тащится по камням, через две улицы с этим раритетом молодой девушке было неудобно, и она отказалась наотрез. Теперь каялась в необдуманности этого решения, но было поздно. Идти же обратно за тележкой, бросив на произвол судьбы, хотя и временно, выстиранные дорожки, тоже не хотелось. Поэтому было решено – подождать час, полтора. А на это время отдаться силам природы. Когда ещё такая возможность представится? В том году уж точно нет. До конца отпуска осталось 2 дня. В воскресенье нужно было покидать эту небольшую деревню на берегу Бии, гостеприимный бабушкин дом с нехитрым бытом и знаменитой «свадебной пуховой периной», на которой так сладко засыпалось. Бабушка объясняла этот феномен просто, житейски: «Для тебя же её собирала: пёрышко к пёрышку, пушинка к пушинке. Вот выйдешь замуж и заберёшь её. Это приданное так приданное, не какие-то там ваши матрасы покупные, бездушные. Перинка с любовью делалась, для внученьки единственной».
Из всех развлечений в доме у бабули были только старенький чёрно-белый «Рекорд» да такая же радиола «Серенада» с набором пластинок 20-30 летней давности. Такое «собрание сочинений» осталось ещё со времён юности мамы, тоже уроженки этой деревни. Ольга была девушкой городской, современной, все блага цивилизации воспринимала, как должное. Но здесь, вдали от привычной суеты, она с удовольствием отдыхала ото всего этого. Короткие «деревенские каникулы» превращали её в обыкновенную сельскую девчонку: она полола огород, кормила кур, белила вместе с бабушкой горницу и вот теперь, дождавшись, наконец, солнечных дней – последний аккорд уходящего лета – помыла дорожки. Стоя по колено в воде и орудуя намыленной щёткой, она увидела лист, плывущий по реке. Жёлтый лист – первый привет осени. И как-то сама-собой всплыла в памяти строчка с маминой пластинки:
«Вот и лето прошло, словно и не бывало.
На пригреве тепло, только этого мало…»
Вроде бы – пустяк, строчка из песни, а кольнула грустью: отпуск кончается, лето тоже. Много планов было у неё на это лето. Но большей частью ненастная погода не дала отдохнуть, как хотелось, позагорать, поплавать. Дома с мамой доделывали ремонт, затянувшийся неоправданно долго. Подруги кто уехал в гости, кто работал. Выкроила вот недельку для поездки к бабушке и то… Девчонки – сверстницы здесь тоже в дефиците, с новоприезжими знакомиться на неделю смысла не было. На дискотеке в деревенском клубе ухаживания местных, чуть подвыпивших «казанов», обещавшие яркие, но скороспелые отношения, не вызывали желания даже просто поближе познакомиться. Возвратилась рано и от нечего делать завела опять старенькую радиолу. Пластинку из коробки вытащила первую попавшуюся. И вот по горнице разнеслось мечтательно-жизнерадостное:
«Хоть поверьте, хоть проверьте,
Но вчера приснилось мне,
Будто принц за мной примчался
На серебряном коне…»
В комнату заглянула удивлённая бабушка. Она не слышала, увлечённая очередным сериалом «про жизнь», как Оля проскользнула в свою комнату.
- Уже вернулась. А что так рано?
- Да знаешь, баб, как – то не к месту я там пришлась. Не вписалась в картину субботнего сельского отдыха.
- И что, даже никто не навязался проводить такую красотулю?
- А я не хотела никаких провожатых и ушла по-английски, не попрощавшись.
- Ну, да, - проговорила, как бы соглашаясь сама с собою бабушка и, прислушиваясь к словам песни, добавила – Жди принца на серебряном коне. Эх, девки, девки. Мечтательницы…
Это воспоминание о недавнем разговоре с бабушкой опять окунули Ольгу в омут какой-то безотчётной грусти. Но солнечные зайчики, пляшущие по лёгкой речной ряби, шелест листвы на соседней вербе, даже едва ощутимый запах тины, доносимый ветерком, заставили отвлечься от неприятных мыслей. Она блаженно закрыла глаза и погрузилась в лёгкую дремоту. Хорошо, спокойно.
- Красавица, можно причалить к вашему бережку?
Обычные слова прозвучали неожиданно громко, как выстрел, казалось, у самого уха. Ольга мигом открыла глаза и, забыв, что находится на зыбких деревянных мостках, попыталась резко встать. Но босые ноги соскользнули по мокрым камням, и она неловко, боком плюхнулась в воду. Руки, повинуясь инстинкту удержать тело, в последнем усилии ухватились за мостки и не дали окунуться с головою. Дружный громкий смех двух мужских голосов тут же «дали оценку» всему увиденному. Ольге захотелось заплакать от обиды – так сконфужено она себя чувствовала, поднимаясь из воды. Старенький блёклый халат намок почти до подмышек, коленка болела – наверное, синяк будет. Куда деваться от чужих глаз? Хоть сквозь землю провалиться…
- О, да нам с тобой, Диман, крупно повезло - настоящая местная русалка попалась!
Ольга наконец-то обрела способность воспринимать ещё что-то, кроме своих ощущений и, убрав со лба намокшую прядь, посмотрела перед собой. К мосткам подплывала надувная резиновая лодка, а в ней двое незнакомых парней, одетых по-походному. Первый, высокий и темноволосый, почувствовав мель, смело шагнул прямо через борт и, улыбаясь, потянул лодку к берегу. Но, увидев близко смущённое лицо Ольги, её глаза с готовыми сорваться с ресниц слезами, мгновенно посерьёзнел. Улыбка исчезла с его лица.
- Похоже, Стас, русалке от нашей встречи явно не по себе, - проговорил он, обращаясь к другому, светловолосому крепышу. Тот уже, шагая по мелководью, вытаскивал лодку на берег.
- Девушка, вы уж нас извините, не хотели мы вас напугать. Не подумали, что наше внезапное появление вызовет такую реакцию, Вы ведь на воду смотрели, не могли же нас не заметить.
- Вы, наверное, задремали, а тут мы не к стати, - опять заговорил темноволосый, по видимому, Диман, как называл его товарищ.
- Да, я замечталась немного, глаза закрыла. Тихо кругом, не ожидала никого здесь встретить, - отозвалась Ольга. Она оценивала сложившуюся ситуацию со своей позиции – вид, мягко говоря, непрезентабельный. Уйти с берега, скрывая слёзы, отсидеться до их отъезда, не век же они будут тут торчать? Это будет похожим на отступление, бегство. Её размышления прервал Стас.
- Мечтательная русалка не подскажет нам, где тут находится магазин? Хлеб у нас на исходе, а плыть ещё ого-го.
Радуясь возможности побыстрее сплавить виновников и нечаянных свидетелё своего незапланированного купания, Ольга закивала головой.
- Да, да, конечно, я покажу. Благо, здесь совсем не далеко, на соседней улице. Она пошла вперёд, поднимаясь по берегу, ощущала на себе взгляды своих случайных попутчиков. Ей было крайне неуютно и это заставляло торопиться. Доходчиво, как ей казалось, объяснив парням местоположение желанного магазина, Ольга заторопилась назад, к своим дорожкам. Но попытка поднять обе опять окончилась неудачей. Что же делать?
- Я мигом, я быстро, - мысленно подгоняла она себя, волоком затаскивая один скаток под ближайшую вербу. Схватила второй и зашагала к дому. Несмотря на тяжесть ноши, струйки воды, стекающие по ногам, то и дело слетающие с мокрых ступней шлёпанцы, дошла быстро. Бросила дорожку на лавочку у бани и заметалась по двору в поисках злополучной коляски.
- Да куда же её баба Тася дела?
Вопрос остался без ответа – бабы Таси тоже не было дома. Наверное, в магазин ушла за хлебом. Время шло, нужно было возвращаться, если не хотела встречи со своими недавними знакомыми. Волна неловкости захлестнула её с новой силой. Надо что-то решать и быстро. Забежала домой, сменила мокрый халат на сарафан, взяла в сенях старенькую клеёнку и чуть не бегом ринулась обратно.
На берегу было пусто, парни ещё не вернулись. Благодаря Бога за отсутствие непрошенных свидетелей, быстро завернула оставшуюся дорожку в клеёнку и стала подниматься вверх.
- Диман, смотри, наша русалка пытается уйти, не попрощавшись, по-английски. А мы даже имени её не спросили и не успели поблагодарить за помощь.
- Стас, - отозвался Дима, - ей по-моему сейчас не до знакомства, поклажа-то тяжёлая. Держи-ка сумку, - он решительно шагнул к Ольге.
- Разрешите, я вам помогу. Надо же как-то реабилитироваться в глазах местной русалки, да к тому же ещё такой красивой, - он подхватил свёрток под мышку, - Ну, куда идём? Никакие возражения не принимаются!
Ольга понимала, что путь друзей по реке неблизкий и Диме нужно вернуться скорее. Для рослого сильного парня «неподъёмная», с точки зрения девушки, ноша была не тяжела. Дошли довольно быстро. По пути Дима рассказал, что работает он в Бийске. А каждый отпуск посвящает путешествию по родному краю. Вот и этот использовал для сплава от Телецкого озера до города. Делился впечатлениями. Посетовал, что в понедельник тоже выходит на работу. Прощаясь у калитки и передавая злополучный груз, он вдруг вытащил из нагрудного кармана небольшую шоколадку и протянул её Ольге.
- А это вам, Оля, в знак извинения за причинённые неудобства. Простите ещё раз, я видел, как вам было неловко и обидно. Спасибо, что отнеслись к нам по-человечески, помогли найти магазин, - он заторопился, как-то смущённо затоптался на месте, - Знаете, я рад, что мы решили причалить именно к вашему берегу, ведь на той стороне тоже есть село. Но я сегодня сидел впереди и выбрал место остановки сам… До свидания, Оля. А вы и вправду похожи на русалку…
Ольга было хотела произнести свою дежурную фразу, что подарки от незнакомых мужчин она не принимает и вообще, шоколад не любит. Но удержалась – не хотелось обидеть парня. Она поблагодарила за оказанное внимание, приняв извинение, помахала ему вслед, пожелала счастливого пути.
До прихода бабушки из магазина дорожки были уже развешаны, халат сушился рядом, шлёпанцы вымыты и выставлены на солнце, шоколадка перекочевала на стол в горнице. В общем, ничто уже не напоминало о недавнем происшествии на реке.
Последние дни отпуска за хлопотами пролетели незаметно. Пришла пора собираться в дорогу. Ольга под руководством бабушки укладывала в сумку вещи, деревенские гостинцы, понимала, что всё припасённое не войдёт, но обижать добрую старушку не хотелось. Вот и набралось опять «воз и маленькая тележка». Чтобы как-то скрасить горечь расставания, она поставила пластинку, и незнакомый приятный мужской голос грустно констатировал:
«Босоногое лето промчалось
В колеснице из белых берёз,
Но как память о лете осталась
Прядь твоих золотистых волос…»
Веселья не получилось – обе всплакнули. Присели на дорожку. Оглядывая горницу, баба Тася в который раз спросила: «Ничего не оставила? Посмотри хорошенько!». Заметив на уголке стола за зеркалом шоколадку, сначала было удивилась, зная её равнодушие к этому лакомству, но потом быстро сунула плитку Ольге в сумочку: «В дороге пригодится. Вдруг есть захочешь». Дорога и вправду предстояла дальняя, с пересадкой.
В автобусе было многолюдно – воскресенье, многие возвращались домой от деревенских родственников. Впереди на сиденье расположилась молодая мама с маленькой девочкой. Малышке, наверное, ради поездки пришлось рано вставать. Она капризничала и не давала покоя маме и окружающим. Мамаша уже выбилась из сил, пытаясь утихомирить дочку. Ольга вспомнила про шоколадку и тихонько спросила соседку: «А шоколад ей можно?» Мама, не зная, как помочь горю, обреченным голосом выдавила: «Хоть что, лишь бы успокоилась!» И Ольга протянула капризуле шоколадку. Та сразу упокоилась и принялась шуршать фольгой. В автобусе воцарился долгожданный мир. «Ну вот, хоть кому-то польза, а то так бы и пролежала в сумочке», - подумала Ольга и, отвернувшись к окну, задремала.
- Девушка, девушка, - её легонько трясли за плечо, - это, наверное, ваше. Ольга открыла глаза и увидела, как соседка, мама девочки протягивает ей белый маленький листок.
- Что это? – пробормотала Ольга, вглядываясь в протянутую бумажку, - Откуда? Почему вы решили, что она моя?
- Она в шоколадку была засунута. Дочка открывала и выронила. Я хотела выбросить, но увидела цифры. Подумала, вдруг это что-то важное для вас. Тут по-моему номер телефона, посмотрите!
На маленьком листочке было написано «Дима», а ниже номер телефона. Дремотное состояние напрочь улетучилось. Ольга сразу обо всём догадалась. Но как листок попал в шоколадку? Наверное, Дима ещё в магазине загадал, что встретится с ней снова. Он попросил у продавщицы листок и ручку, написал свои координаты и засунул под стык обёртки. Постеснялся навязать своё знакомство, предпочёл ей самой сделать выбор. Трижды судьба испытывала эту шоколадку с запиской «на случайность». Она могла просто не взять у незнакомого парня это невинный знак внимания. Дима же не знал, что Ольга не любит шоколад и оставит его в бабушкином доме. Ведь баба Тася в последний момент буквально насильно впихнула его в сумку внучке. И сейчас в автобусе молодая мама могла не заметить упавшей записки или просто не придать этому значения. Но, не смотря ни на что, эта записка дошла до адресата. В душе Ольги шевельнулся чертёнок озорства: «А что если и вправду позвонить?» Дима отозвался быстро и в трубке прозвучало:
- Алло, кто это?
- Дима, это вас Ольга беспокоит. Помните, русалка из маленькой деревеньки на Бии?
- Ольга, Оля, - в голосе Димы слышалась неподдельная радость, - Я очень рад, слышать ваш голос. Где вы сейчас?
- Еду в автобусе в город.
- Когда прибудете на вокзал?
- Где-то около часу дня.
- Очень хорошо, я вас встречу. Никуда не уходите, прошу вас.
Подъехав к автовокзалу, ещё на стоянке она заметила знакомую высокую фигуру, всматривающуюся в подъезжающие автобусы, выходящих из них людей. Олю он узнал сразу. После короткого приветствия, как тогда, не дожидаясь её разрешения, подхватил сумки и зашагал к серебристой машине. Он будто бы боялся, что она передумает, стеснялся своей нечаянной радости. Договорились, что сначала отвезут и определят вещи, а там уже будет время на обмен впечатлениями. Садясь в машину, Ольга вдруг вспомнила и тихонько напела строчку песни, озаботившую бабу Тасю: «…Будто принц за мной примчался на серебряном коне…».
- Что это ты напеваешь? – спросил её Дима, выруливая со стоянки.
- Да, так, песню старую вспомнила, из маминой коллекции пластинок.
- А знаешь, я тоже люблю почему-то старые песни. Они душевнее как-то. У меня даже целый диск записан. Включить?
- Да, если можно.
Он нажал кнопку и динамик отозвался бодрым жизнеутверждающим голосом известной певицы:
«Я так хочу, чтобы лето не кончалось,
Чтоб оно за мною мчалось,
За мною вслед…»
Фёдорович летом
Алиса ЧАСОВСКИХ
Я благодарна судьбе
В далёкой глубинке по названию Озёрки жила – была маленькая девочка Аля. Она любила играть с друзьями и подружками в «школу», где всегда была учительницей. Она рассаживала своих учеников вокруг себя, давала им какие – то задания или читала вслух книги, а читать Аля, благодаря папе,
начала рано и читала хорошо. Это ей очень пригодилось в учёбе!
Закончив 4 класса в родном селе, она поступила учиться в среднюю школу в селе Красногорское, которую закончила с отличными оценками и была награждена золотой медалью. Аля осталась верна своей детской мечте – быть учительницей. После школы, не раздумывая, поехала поступать в Барнаул в педагогический институт. Большой шумный город, а в нём она была в первый раз, встретил девушку приветливо. Поселившись на квартире у знакомых, она каждый день с утра пораньше отправлялась на экзамены и консультации через весь город. Сидя у окна трамвая, Аля с интересом наблюдала, как просыпается город, как наполняются жизнью улицы. И это ей несказанно нравилось!
И вот экзамены успешно сданы! Впереди самое трудное – ожидание!
В конце августа пришло радостное известие: приглашение учиться желанной профессии. Проучившись 5 лет, она ни разу не пожалела, что избрала эту профессию и стала учителем иностранного языка. На 5 курсе ей вообще выпал счастливый случай: её выбрали участницей конкурса «Переводчик поезда «Дружба».
После строгого отбора она стала одним из переводчиков этого поезда. И в сентябре 1975 года 10 групп поезда Дружба отправились с Алтая в Германию, язык которой она с таким желанием изучала.
Аля часто задумывалась, как стало возможным, что девочка из далёкого села, мама которой техничка в школе, а папа - хлебовоз, сейчас едет в Германию, да еще переводчиком! Все это походило на сказку!
В будущем судьба преподнесёт ей еще 2 раза подарок! Уже будучи учителем немецкого языка она дважды примет участие в международном конкурсе, объявленном институтом имени Гёте для учителей немецкого языка, и выиграет грант и стипендию для участия в курсах усовершенствования знаний немецкого языка в городах Германии. Результат: сертификат о высоком владении немецким языком согласно европейских стандартов.
Так получилось, что Аля в Германии посетила больше городов, чем у себя на Родине: Берлин, Дрезден, Потсдам, Штуттгарт, Швебиш Халль, Эрфурт, Лейпциг, Веймар и другие.
Аля любит свою страну и верна своей малой Родине: живёт в Красногорске, работает уже много лет учителем немецкого языка в своей родной школе, разводит цветы как её мама, пишет стихи и всегда благодарна своей судьбе.
Родилась на Алтае в 1954 году в селе Озерки Красногорского района. Четыре класса закончила районном селе. С 5 по 10 классы училась в с. Красногорское.
Среднюю школу закончила с золотой медалью. В 1971 году поступила в Барнаульский государственный педагогический институт на факультет иностранных языков.
1975 году ездила в Германию в качестве переводчика поезда Дружбы. С 1976 года работает учителем немецкого языка в с. Красногорское.
Дважды проходила стажировку по немецкому языку в городах Германии (Дрезден, Швебиш Халль).
Моя Родина
Поднимаясь в Озерках в горы,
Я любуюсь на родные просторы:
Иша светлой лентою вьется,
Родник у подножия бьется,
Родные места манят, зовут,
Детство и юность вспоминаются тут.
Школа стояла - стояло село,
Школы не стало - распалось село.
Рыбак и щука
Щука в Ише
Проплыла под мостом,
Лениво еще
И вильнула хвостом.
И ей невдомек,
Что вверху поплавок,
А значит рыбак
Не сидит просто так,
Караулит и ждет,
Что вот-вот заклюет.
Комарик
Залетел комарик в дом,
Никого не видно в нем.
Неужель хозяин спит?
Комарик волнуется, жужжит:
Не проснулась детвора,
А вставать уж всем пора!
Я погромче пожужжу
И всех в доме разбужу.
Юбилей совы
Сова справляет юбилей,
У всех мечта: попасть бы к ней!
Программу супер обещает,
Гостей заморских приглашает!
Бар, ночная дискотека,
Юбилей совы – событие века!
Сова всегда была мудра,
Сова всегда была нужна!
Спасибо скажем дружно ей
В её прекрасный Ю Б И Л Е Й!
Миражи детства
Я люблю свое Отечество:
Озерки, Казырык, Ишу!
Там прошло мое младенчество,
В мыслях часто я туда спешу.
Белые березы машут мне крылом,
Тонкие осинки манят серебром,
Убежала б в горы, спряталась в траву,
Позабыть невзгоды, одолеть молву.
А лучше б убежала поиграть в лапту!
Стает снег весенний - мы уж на лугу,
Салки догонялки - это все игра,
Встречи расставания- были ли тогда?
Небо сине – сине, тучки ни одной,
Луг зеленый чистый, ветер озорной.
Все было прекрасно в этот миг простой!
Весна шагала рядом, всегда была со мной!
Возвращаюсь часто я в детский свой кураж,
Как нам взрослым важен наш родной мираж!
Радуга-дуга
Цветик - семицветик,
Судьбу мне предскажи,
Приоткрой мне тайну,
Что будет - расскажи.
Все в жизни так изменчиво
Как радуга-дуга,
То сине, то зелено…
Но выбор есть всегда!
Нет однообразию, унынию в душе!
Есть в жизни счастье!
Вы знаете уже?
Встреча с юностью
Юноши и девушки
Весело заглядывают в зал:
Сегодня встреча с юностью
И все спешат на бал.
Какими мы все стали?
Изменились или нет?
И вот на нашей встрече
Все узнаем мы ответ.
Белые сединки прокрались на виски,
Может быть, хандроз зажимает нас в тиски,
Но задор 70-х и искристый смех
Несомненно, выручает всех!
Пролетели 40 лет,
Ощутили вы, иль нет?
Некоторых с нами нет,
Но в памяти они живут…
А года идут, идут, идут …
Мы сегодня стали старше,
Но не унываем никогда,
Мы сегодня даже краше
И мудрее, чем тогда!
Прошуршало 40 лет,
Ощутили вы, иль нет?
Елена – распрекрасная царевна
Моя хорошая Елена -
распрекрасная царевна!
Весела, стройна, мила,
И у неё всегда дела.
То на тумбочке на ушко
Шепчет что-то ей