Шеймус
Настоящее
— Кира, милая, сегодня тебе нужно надеть нормальную одежду. Это же первый день в садике.
Она склоняет голову вправо. Кира всегда так делает, когда размышляет над ответом. Она оспаривает все.
— Я хочу надеть это.
— Это ночная рубашка, она не для садика[5], — возражаю я, одновременно делая три сэндвича с болоневой колбасой для ланч-боксов[6].
— Это платье, — мило произносит она, хлопая ресницами.
— Хорошая попытка. Но это ночная рубашка, на которой изображена кошка с короной и есть надпись: «Я чувствую себя принцессой». Нет. Ты не наденешь это. — Не то, чтобы у них был строгий дресс-код, но я знаю, что мне позвонят сразу же, как только она переступит порог садика.
Кира сползает со стула, хватает со стола кота Огурчика и с решительным видом направляется в свою комнату. Судя по всему, ночная рубашка сменится на что-то столь же неподобающее. Уверен в этом. Кира послушная девочка, но есть в ней бунтарская жилка. Проблемы решаются с легкостью, но с неожиданными поворотами. И всегда с милой улыбкой, которой я не могу отказать.
— Хочешь, я помогу тебе выбрать? — кричу я ей в спину. Одеться занимает у нее целую вечность.
— Нет, я справлюсь, папочка.
Я кладу несколько дополнительных ломтиков соленого огурца на ее сэндвич, а потом заворачиваю все три сэндвича в бумажные пакеты и раскладываю их по ланч-боксам вместе с бананом и соком. Выхватываю из кучки макулатуры на столе рекламную листовку пиццы, рву ее на три части и пишу на каждой из них записку, не забывая украсить ее сердечками. Это приведет парней в смущение. Закончив, засовываю их в ланч-боксы к остальной еде.
Надеюсь, ваш день будет таким же замечательным, как и вы.
|
Люблю,
Папа.
Когда я захожу в гостиную, Рори уже сидит на диване с рюкзаком на коленях и зачем-то регулирует лямки. Он всегда был непоседливым.
— Было бы круто, если бы в новой школе была команда по квиддичу.
— Да, круто. К сожалению, Академия Монтгомери не для волшебников. Мне жаль, дружище. — Я подыгрываю ему, потому что вижу, что он нервничает. Все-таки первый день в новой школе. Ему нравится, когда я называю его «дружище». Об этом говорит гордая улыбка, которая появляется на его лице каждый раз, когда я это делаю.
— Как думаешь, а есть хоть маленький шанс, что я — волшебник? Может, мои силы пока еще не проявились? — с надеждой спрашивает Рори.
— К сожалению, нет. Ты — Магл. Никаких волшебных сил. Кроме чувства юмора. — Я подмигиваю ему и выхожу из гостиной, чтобы проверить как дела у Киры и Кая.
— Я бы предпочел превращать людей в лягушек, а не заставлять их смеяться, — вопит он мне в спину.
— Ква-ква, — кричу я ему в ответ.
Он смеется. Мне нравится это слышать. Я чувствую себя победителем, когда вызываю на его лице улыбку.
Кира стоит в детской комнате в розовой юбке в желтый горошек, в синей клетчатой рубашке, лимонного цвета шлепках и в сияющей короне. Я бы, наверное, разочаровался, если бы ее наряд сочетался по цвету.
— Вы прекрасно выглядите, принцесса. Карета уже ожидает вас. Берите свой рюкзак, мы отправляемся, — говорю я, кланяясь.
Она хихикает, поднимает с полу рюкзак и выходит в коридор.
Я стучусь в закрытую дверь ванной комнаты.
— Ты готов, Кай?
Он открывает дверь и поднимает большие пальцы вверх, показывая, что скоро закончит чистить зубы.
|
***
В половину восьмого мы загружаемся в машину и едем в школу. Они в свою, а я — в свою. Их школа — это Академия Монтгомери, где ведется обучение, начиная с подготовительного и, заканчивая, восьмым классом.
До развода мы жили в двадцати милях отсюда. Поэтому нам пришлось поменять школу. Я чувствую себя виноватым, но так было удобнее. К тому же, мы можем позволить себе эту квартиру. А в старом районе — нет. Но я все равно чувствую себя виноватым. Эта вина, как якорь, удерживает меня на месте, затрудняя любое движение вперед.
Глава 7
Пугающе человечная
Шеймус
Настоящее
— А это не наша соседка? — спрашивает Кира.
— Она выглядит выжатой, — добавляет Рори.
Мне понадобилось несколько минут, чтобы рассмотреть людей, собравшихся на пляже, и перевести слово «выжатый» на американский английский. Когда я вижу Фейт, которая стоит на ящике из-под молока в нескольких шагах от пляжа, то все приобретает смысл.
— Да, это Фейт. И да, она выглядит уставшей. — Детям нравится новая соседка. Они видели ее мельком и теперь думают, что она милая и смешная.
Фейт держит в руках плакат с надписью: «Бесплатные обнимашки». В ней все кажется измученным: ссутулившаяся спина, полуприкрытые глаза, опухшее лицо. Кроме искренней улыбки, которая сияет на ее лице. Это маяк, который влечет к себе людей. Мы с детьми наблюдаем за тем, как к ней один за другим подходят желающие обняться. Каждый раз она сходит с ящика кладет плакат на песок и прижимает их к себе. Некоторые люди с энтузиазмом обнимают ее в ответ, а некоторые — стесняются. Иногда объятия короткие, а иногда длятся по пять-десять секунд. Вы можете сказать, что это совсем не долго, но, когда вступаешь в физический контакт с незнакомцем, пять-десять секунд кажутся вечностью. Мои эмоции колеблются между глубоким почтением, неодобрением и опасением за ее безопасность. Но больше всего меня удивляет то, что Фейт обнимает всех, без исключения, сильно, с любовью и от всего сердца. Своим прикосновением она передает каждому желающему частичку своей доброты. Она самый пугающе гуманный человек из всех, кого я встречал за долгое время.
|
Мне бы хотелось сказать, что она самая красивая женщина, но я… боюсь. Потому что в основе того, что она делает, лежит… любовь.
А любовь для меня — это страх.
И развод.
Черт.
Говорил же, что я озлоблен.
Кире не терпится побежать к Фейт, чтобы обняться. Она сама любительница этого и даже в пять лет способна распознать родственную душу.
— Папочка, можно мне обнять Фейт?
Мой рот говорит «нет», а голова согласно кивает.
Я даже не осознаю противоречивости этого, пока она не морщит лоб и не переспрашивает:
— Можно мне обнять Фейт?
В этот раз я просто киваю головой.
Она бежит по песку, а мы с ее братьями остаемся ждать на месте. Кира встает в очередь позади пожилой женщины с двадцатилетним парнем. Когда подходит ее черед, Фейт сразу же узнает мою дочь и, опустившись на колени, крепко прижимает ее к себе. Кира обнимает ее в ответ и утыкается лицом в шею Фейт. Сначала она ерзает, не в силах сдержать свое возбуждение, но через десять секунд успокаивается и довольно замирает. Так она прижимается ко мне каждый вечер. Это объятие, которое говорит о доверии, о любви и о чувстве безопасности. Оно растапливает мое сердце. Наблюдать за тем, как она дарит его едва знакомому человеку — потрясающе. Дети отлично разбираются в людях. В них преобладают инстинкты, но со временем цинизм разрушает их до тех пор, пока они не становятся бесполезными для большинства взрослых. Хотя, вполне возможно, что с возрастом мы просто учимся хорошо игнорировать их.
Кира возвращается с таким сияющим видом, словно ее сердце пылает настолько ярко, что освещает ее изнутри. Я тихо благодарю Фейт за этот момент. За опыт, который напомнил ей о том, какой магией обладает доброта, когда она наполняет твое существо.
Кира хочет, чтобы мы тоже сделали это. Она говорит, что мы все должны обнять Фейт. Мы с Каем и Рори дружно отказываемся. Хотя, на какую-то долю секунды мне захотелось, чтобы мои мальчики почувствовали то же, что было даровано их сестре. Их мать оставила нас вот уже месяц назад, и она никогда не любила объятия. Но мое желание быстро испаряется, когда я вижу, что сыновья прогулочным шагом направляются домой.
В этот момент моя горечь превращается в грусть.
Глава 8