Фейт
Настоящее
В здании дубак. Цемент, сталь и даже люминесцентный свет над головой заставляют тебя дрожать от холодна. На мне пальто, шарф и перчатки, но каждый сантиметр тела под одеждой покрыт мурашками.
Клодетт держит меня за руку и теребит застёжку на своей сумке — попытка молчаливо высказать свое недовольство медлительностью процесса.
— Фейт Хепберн, — раздаётся голос охранника в маленькой комнатке, в которой мы сидим. Я испуганно дёргаюсь, как если бы меня внезапно схватили за плечи две гигантские руки.
Клодетт поднимается первой, а я следом за ней.
Мы молча идем позади охранника через лабиринт железных дверей, а потом нам предлагают сесть перед бронированным стеклом по обе стороны от которого висят давно устаревшие телефонные трубки. Напротив нас никого нет, но это ненадолго.
Вскоре появляется человек в оранжевом комбинезоне. Он двигается медленно, всем своим видом показывая упрямство, лень или… может, он болен? Когда мы встретимся с ним взглядом, я смогу определить точнее. Его запястья закованы в наручники, а пальцы переплетены между собой. У него огрубевшие руки и сбитые костяшки пальцев, покрытые татуировками не самого лучшего качества.
Я боюсь поднять на него глаза, но когда он тяжело падает на стул, мы встречаемся взглядами. И я сразу понимаю, что этот человек упрям, ленив и… болен. А ещё он первоклассная сволочь.
Он хмуро смотрит на меня холодными, мёртвыми глазами. У него лысая голова, а кожа очень бледная. Щёки же красные и покрыты разорванными сосудами, которые переплетаются между собой, как дорожная карта.
Мы снимаем телефонные трубки.
Он молчит.
Я прочищаю горло.
— Чего вам надо? — Его голос режет, как нож, заставляя меня вздрогнуть.
|
|
Клодетт забирает у меня трубку.
— Мистер Гроувс, это Мег Гроувс, ребёнок, которого вы удочерили двадцать два года назад. Она хотела бы задать вам несколько вопросов об усыновлении и своей настоящей матери.
У него округляются глаза, но они быстро принимают прежнее хмурое выражение.
— Я не собираюсь ничего тебе рассказывать, — взглянув на меня, отвечает он, а потом обращается к Клодетт. — Эта маленькая сучка засадила меня за решётку.
Клодетт сжимает мою руку. Это попытка поддержать меня и одновременно выразить недовольство его словами.
— Мистер Гроувс, в вашем заключении под стражу не было вины ребенка. Нам бы не хотелось задерживать вас. Не могли бы вы вспомнить какие-то детали усыновления?
— Нет, — ворчит он.
— Вы ничего не помните? Имена? Места? Даты? — продолжает давить Клодетт.
— Нет, — с улыбкой отвечает эта сволочь. Когда он соглашался на посещение, то не знал, что его навещу я. И теперь не скрывает того, что ему нравится мучить меня.
— А ваша жена? Может, у неё память получше вашей? — интересуется Клодетт. Она пытается оставаться спокойной, но я слышу раздражение в её голосе.
— Сомневаюсь. В последнее время она не особо разговорчива.
— Почему? — спрашиваю я.
— Её нет в живых. Она умерла десять лет назад, — ровно отвечает он, как будто говорит о вчерашнем ужине, а не о мёртвой жене.
Клодетт замолкает.
— Мы закончили?
— Может есть кто-то еще, обладающий нужной нам информацией? Ещё один член семьи? — Это последняя попытка Клодетт спасти наш визит.
— Нет. Всем занималась жена, но она в могиле. — Он вешает трубку и встаёт, позволяя охранникам увести себя в камеру.
|
|
Я стою и смотрю, как он уходит. С моими секретами. Помнит он их или нет, но мои секреты в его голове. До этого момента мне никогда не хотелось открыть чей-то мозг, как книгу, и прочитать его в поисках ответов. Сейчас же я мечтаю вырвать из него страницы и убежать с ними, как воришка, чтобы жадно перечитывать их снова и снова, пока не запомнится каждое слово. Пока каждое слово не станет моим. Вот, чего я хочу.
Но ты не всегда получаешь желаемое.
Даже если хочешь этого больше всего на свете.
Глава 44
Календарь становится священной вещью
Шеймус
Настоящее
Я связывался с несколькими адвокатами. Но они не проявили интереса в моем деле, принимая во внимание текущие условия опеки и улики, свидетельствующие против меня. Они сказали, что это бесполезная затея. Бесполезным я называю бесцельную трату времени и бездумное существование. Мои дети — небесполезные. Бесполезная — это не о нашей ситуации. Поэтому я продолжаю поиски пока не нахожу адвоката, который соглашается восстановить справедливость и сделать то, что будет лучше для моих детей. В его словаре нет слова «бесполезный». Он выстраивает дело, собирает факты и собирается подать иск в середине января, то есть через месяц.
Календарь становится для меня священной вещью. И я с вновь обретённой решимостью вычёркиваю в нём каждый день.
Глава 45
Ты обманула меня дважды
Шеймус
Настоящее
Согласно постановлению об опеке, неделю рождественских каникул дети должны провести со мной — я забираю их в канун Рождества и возвращаю на Новый год.
|
|
После того, что Миранда устроила на День благодарения, я больше не доверяю я.
Поэтому двадцать первого декабря, сегодня, просто приезжаю и останавливаюсь перед воротами ее дома.
Ты обманула меня один раз — позор мне.
Но черта с два ты провернешь этот трюк дважды, Миранда.
Я улыбаюсь и набираю ее домашний номер на телефоне.
На третьем гудке отвечает запыхавшаяся домработница.
— Резиденция Букингемов.
— Могу я поговорить с Кайем?
— Подождите, — отвечает она и кладет телефон на стол.
Секунду спустя трубку берет Кай.
— Папа?
Все внутри меня начинает улыбаться, потому что я не только слышу его голос, но и знаю, что он в доме, который стоит передо мной.
— Привет, дружок. Можешь сделать мне одолжение?
— Конечно, — недоуменно отвечает он. Обычно наши разговоры начинаются не так.
— Я хочу, чтобы ты повесил трубку, позвал Рори и Киру и вышел с ними к почтовому ящику. Я отправил вам сюрприз и, кажется, он уже прибыл.
— Может, сначала поговорим пару минут? — спрашивает Кай, недовольный тем, что я тороплюсь закончить разговор.
— Обещаю, что мы поговорим. Я перезвоню после того, как ты проверишь почту.
— Хорошо, — все еще разочарованно отвечает он. Подарки и материальные вещи никогда не имели значения для Кая.
— Пока. Люблю тебя.
— И я тебя, папа.
Прошла минута, которая показалась мне часом, прежде чем открываются входные двери, и я вижу детей.
Своих детей.
Я стою перед машиной, крепко схватившись за декоративные прутья на воротах одной рукой, а второй держась за трость, чтобы не упасть. Мне хочется выкрикнуть их имена, но от эмоций сдавливает горло. Я знал, что буду рад увидеть их, но не представлял насколько. Говорят, что от разлуки любовь горячей. Это не так. Это намного, намного больше. Это все равно, что снова увидеть их рождение. Я в благоговении. Они так выросли за последние несколько месяцев. И хотя мне хочется оплакать то время, что мы потеряли, я не могу этого сделать. Мое счастье не позволяет этого. Оно хочет жить настоящим, все остальное — неважно.
Они пока еще не заметили меня. Кай с Рори спорят или, вернее, Рори спорит с Каем, а Кай не обращает на него внимания и смотрит себе под ноги. За ними идет Кира. Уже почти обед, а она в пижаме. Дочь выглядит уставшей. Внезапно она замечает, что я машу рукой, и тут-то начинается гам. С моего последнего приезда, на этой улице, наверное, не было так шумно.
— Папочка! — кричит она и бежит ко мне.
Кай и Рори резко останавливаются и, осознав, что происходит, тоже несутся по лужайке ко мне.
Кай первым подлетает к воротам и, набрав код, открывает их. Они медленно отодвигаются, а дети одновременно пытаются протиснуться в них, но безуспешно. Через несколько секунд я, наконец, крепко обнимаю их. Кира висит на моей левой ноге, Рори обхватил руками мою талию, а Кай грудь. Я почти забыл каково это.
Я поднимаю взгляд и вижу, что к нам с улыбкой направляется домработница.
— Вы полны сюрпризов, мистер Макинтайр.
Решив, что сейчас подходящее время, чтобы устроить перемирие, я тоже улыбаюсь.
— Привет, Роза. — Я знаю, как ее зовут, потому что дети часто упоминают это имя.
— Что вы тут делаете? — спрашивает она, но в ее голосе нет недовольства, как во время нашей последней встречи.
— Мне нужно было увидеть детей.
— И им тоже, — тихо произносит Рози, как будто это признание сродни предательству своих хозяев, и она не хочет, чтобы ее кто-то услышал.
Роза с расторопностью человека, которые долгие годы прислуживает другим, заводит нас в дом.
Я звоню Миранде. Она не отвечает, поэтому оставляю сообщение.
Роза звонит Миранде. Она не отвечает, поэтому Роза оставляет сообщение.
Роза готовит обед и кормит нас, пока мы ожидаем ответного звонка от Миранды. Она говорит, что это традиционное блюдо, которое научила ее готовить мать, когда она была маленькой девочкой и жила в Мексике: домашние маисовые лепешки с начинкой из картошки, лука и помидоров. Я удивленно наблюдаю за тем, как Кира ест их.
Роза довольно строга с детьми, но я чувствую в ней мягкость, которая говорит о том, что ей нравится проводить с ними время. Я вижу это в ее глазах, когда она смотрит на них, а они не подозревают об этом. Домработница обожает детей. Прикипела к ним сердцем. И защищает их. По возрасту Роза годится им в бабушки. И я рад, что у моих детей есть она.
Несколько часов спустя приезжает Лорен, а следом за ним и Миранда. Под давлением мужа она отпускает детей на несколько дней раньше и мы, собрав их сумки, отправляемся в рождественское путешествие. Я пока еще не знаю куда, но мне наплевать. Главное, что мы — вместе.
Глава 46