– Довольно с нас средневековья и путешествий, – заявил редактор, внеся правки в свой экземпляр и отдав распоряжения насчет большого субботнего издания «Ярмарочной книги». – Нам нужно что-нибудь современное. Почему бы не вставить пару слов от «Шерлока Холмса»?
Редакторское слово – закон, во всяком случае, они так думают. «Шерлок Холмс»! Да это все равно что интервьюировать человека на Луне. Но не стоит сообщать редакторам все, что у вас на уме. Не имея иных возражений, я заверил редактора, что встречусь с «Шерлоком Холмсом», но прибавил, что для этого мне придется съездить в Лондон.
– Лондон! – презрительно фыркнул Большой Человек. – И вы еще называете себя журналистом? Вы слыхали о таких вещах, как телеграф, телефон или фонограф? Лондон! Или вам не известно, что все журналисты должны быть дипломированными членами Института выдумки и про сто обязаны уметь пользоваться даром воображения? При помощи последнего брались интервью у людей, которые находились в сотнях миль от интервьюера, причем иногда даже без их согласия и ведома. Подготовьте тематическую статью к субботнему выпуску. Всего доброго.
Я был отпущен с заданием, которое мне предстояло выполнить во что бы то ни стало. Что ж, мой дар воображения, вероятно, ждало суровое испытание.
Мой растерянный взгляд привлек знакомый дом на Слоун-стрит. Дверь была закрыта, занавески задернуты. Но я вошел. Двери – не преграда для человека, наделенного воображением. Комнату заливал мягкий свет электрической лампы. «Шерлок Холмс» сидит за столом, доктор Ватсон стоит рядом и собирается уходить на ночь. Шерлок Холмс, как недавно было показано одним известным журналом, это ярко выраженный фритрейдер, в то время как доктор Ватсон – умеренный сторонник политики протекционизма, который, как изящно выразился лорд Гошен[82], скорее спрячет свои невзгоды за башней мартело, чем признается в них. Холмс:
|
|
– И когда я увижу вас снова, Ватсон? Расследование «Загадок потайного шкафа» продолжится в Эдинбурге в субботу. Не хотите ли съездить в Шотландию? Возможно, там вы узнаете что-нибудь интересное, из чего позже может получиться неплохой рассказ.
– Мне очень жаль, – ответил доктор Ватсон, – я бы с радостью поехал с вами, но планы не позволяют мне этого сделать. Впрочем, именно в субботу я буду иметь удовольствие провести некоторое время в славном обществе шотландцев. Я тоже еду в Шотландию.
– А, значит, вы все же решили отправиться в Бордер[83]?
– Как вы узнали?
– Обычная дедукция, мой дорогой Ватсон.
– Объясните.
– Видите ли, когда человек чем-то поглощен, это рано или поздно проявляется. Во время наших с вами многочисленных споров о фискальном вопросе от меня не укрылось, что вы заняли позицию, враждебную по отношению к определенной школе мысли, и несколько раз вы высказывались о проведении «так называемых» реформ, как вы их определили, которые, по вашим словам, не явились следствием естественного движения от народа или самого народа, а были проведены исключительно благодаря давлению представителей политики манчестерской школы, которая так нравится толпе. Как-то раз вы обмолвились о «Хазе и Майнчестере», которые «перевернули мир с ног на голову». Слово «Хаз» запомнилось мне, но после разговоров со многими пишущими людьми, так ничего не узнав о происхождении данного слова, читая одну провинциальную газету, я совершенно случайно наткнулся на это выражение, которое, по словам автора, является описанием того, как жители Хоика относятся к продвижению реформы. «Хаз и Майнчестер» указали мне путь. Значит, подумал я, Ватсон кое-что знает о Хоике. Данный вывод подтвердился, когда я услышал, как вы в минуты рассеянности напеваете какую-то странную песню о норвежеском боге Торе. Я опять навел справки и, написав одному своему другу, который живет на юге, раздобыл экземпляр «Тирибеса»[84]. Всё это неспроста, рассудил я. Но чем так привлекает Хоик Ватсона?
|
|
– Изумительно, – сказал Ватсон. – И…
– Да, и когда вы назвали попытки германского правительства помешать развитию канадской торговли путем повышения тарифного барьера «гнилыми сливами», а потом, в гостиной, попросили нашу общую знакомую спеть «Славные, славные парни»[85], мое любопытство разыгралось настолько, что я просмотрел текст этой старой баллады и обнаружил, что в ней упоминается один небольшой городок неподалеку от Хоика. Я увидел проблеск света. Вас занимал не только Хоик, но и Галашилс, для меня это было очевидно. Оставалось ответить на вопрос: почему?
– Пока все понятно. Что же дальше?
– Дальше было интереснее. Например, рассказывая вам о шагах, которые привели к аресту подрядчика из Норвуда по отпечатку его пальца, я с безмерным удивлением увидел, что вы мои объяснения не слушаете, а напеваете приятную – должен сказать, весьма приятную, Ватсон, – песенку, «Лесные цветы»[86]. Я опять обратился к специалисту в этом вопросе, и узнал от него, что эта милая, хоть и трагическая песня имеет непосредственное отношение к Селкерку. Стоит ли напоминать, какой неожиданный интерес у вас вызвали Общественные выезды[87], и как дотошно вы изучали жизнь Якова IV, особенно его участие во Флодденской битве. Все эти вещи многое говорят дисциплинированному разуму мыслителя. Хоик, Галашилс и Селкерк. Каков смысл этого сочетания? Меня охватило желание разгадать эту загадку, Ватсон, поэтому в тот вечер, когда мы обсуждали «Трагедию разделенного дома», после того, как вы ушли, я заказал целую гору табаку, завернулся в плащ и провел ночь в раздумьях. Когда утром вы вернулись, вопрос был решен. Все свидетельства указывали на одно: вы намерены принять участие в парламентских выборах. У вас на уме города Бордера.
|
|
– Они у меня в сердце, Холмс, – вставил Ватсон.
– И куда вы едете в субботу, Ватсон?
– В Селкерк, буду там открывать ярмарку.
– В помощь сбора средств на восстановление моста?
– Да! – удивленно ответил Ватсон. – Но как вы узнали? Я никогда не упоминал об этом при вас.
– На словах – нет, но действия ваши показали ход ваших мыслей.
– Это невозможно!
– Объясню. Неделю назад вы пришли ко мне домой и попросили посмотреть «Песнидревнего Рима» Маколея. (Вам известно, что я большой поклонник работ Маколея и имею все его сочинения.) Бегло просмотрев книгу, вы взяли ее с собой. Когда через день-два вы вернули ее, в ней осталась бумажная закладка на «Песне Горация», и я заметил на закладке едва различимую надпись, сделанную карандашом, в которой отмечалось, что последняя строфа оказалась очень уместной. Как вы знаете, Ватсон, вся эта песня посвящена защите моста. Позвольте напомнить вам, как чудесно вы цитировали:
Когда мужчина чистит доспехи
И подравнивает плюмаж на шлеме,
Когда челнок в женских руках
Весело бегает по ткацкому станку,
В горе и в радости
Продолжает звучать рассказ о том,
Как мужественно защищал Гораций мост.
После всего этого мог ли я, человек смертный, не подумать, что вы сами вознамерились совершить подобный подвиг?
– Вы совершенно правы!
– Что ж, до свидания, Ватсон, рад буду снова увидеть вас после субботы. Когда поедете в Бордер, вспомните слова Горация: «Дано ль погибнуть краше, чем пред лицом врагов?» Впрочем, эти слова всего лишь пример. Удачной поездки, и успехов с мостом!