Николай Смирнов
Нечаянный
визит
- эссе –
Дом Смирновых в Чагоде (ул. Сенная, 33),где квартировал работавший корреспондентом районной газеты «ИСКРА» поэт Юрий Котов.Здесь в середине июля 1970 года гостил Николай Рубцов и в разное время бывали поэты:Сергей Чухин, Николай Дружининский,Сергей Круглов. фото 1968 г.
Благодарю судьбу за то, что она подарила мне- маль-чишке, только вступавшему в жизнь, встречу с Че-ловеком, чьё имя и творческое наследие стали сим-волом добра, таланта и, глубокой любви к Отчизне.
В 1970 году я закончил среднюю школу.Жил в родитель-ском доме. Старший брат-в армии.Года за полтора до описывае-мых событий редактор районной газеты«ИСКРА» Кирилл Ки-риллович Андреев (с газетой я тесно сотрудничал как юнкорр несколько лет) предложил мне принять на жительство молодо-го,скромного, одинокого мужчину, приехавшего из Белозерского района -Юрия Котова-одарённого поэта. Личная его жизнь была не устроена и позднее закончилась трагически.
Из представителей творческих профессий к тому времени я был знаком с газетчиками нашей районки, да кое с кем из жур-налистов «Вологодского комсомольца», с которым тоже внешта-тно сотрудничал. Выделялся Георгий Попов–мой первый настав-ник в газетном ремесле, работавший ответственным секретарём редакции «ИСКРЫ», ставший позднее известным художником, и специальный корреспондент «Вологодского комсомольца» Вита-лий Кокарев, трагически погибший в 1975 году.Был ещё препо-даватель детской музыкальной школы Валерий Барабошин, тоже поэт не без дара С ним нас свела школа комсомольского актива «Юность».Сейчас он- уважаемый священник в Вологде. Потом появился баянист и лирик Виталий Солнцев,работавший в «Иск-ре» и живший на квартире на Сенной улице. Всё свободное вре-мя Виталий обитал с нами: помогал по хозяйству,играл на аккор-деоне, который приносил с собой. Вина не пили,не курили - не принято было. А угол наш притягивал к себе такие вот творчес-кие, нестандартные натуры -они находили приют,тепло и душев-ное участие в моём доме. Сегодня смею утверждать, что обще-ние именно с этой категорией людей дало мне многое и сформи-ровало жизненные принципы.
Я отозвался на просьбу редактора – всё-таки не одному куковать в деревенской избе. Потом к нам поселился ещё и мой двоюродный брат -одногодок Миша Павлов. Жили дружно.
И вот школа позади, каждый выбирал свою дорогу. Я по-дал документы для поступления на исторический факультет Во-логодского Государственного педагогического института. Ждал вызова для сдачи вступительных экзаменов.
В последней декаде июля 1970 года Юрий Котов собрал-ся навестить своего друга, тоже поэта, Виллиора Иванова, (сын Виллиора-Андрей сегодня-известный журналист в Вологде), жи-вшего в Бабаеве, и уехал к нему в пятницу вечером,а в воскресе-ние вернулся и не один.С ним был среднего роста лысоватый молодой мужчина, представившийся Николаем. Это был Рубцов. Юра Котов уже тогда называл его великим русским поэтом. Я ничего не понимал в поэзии, хотя с детских лет пытался рифмо-вать свои мысли. Казалось, что получается.Великих поэтов знал, тех, кого полагалось по школьной программе. Котов за время совместного нашего жития значительно расширил мой мир. Но видеть живого великого поэта было неожиданно.
Сомнения ушли незаметно, но однозначно и навсегда. Сразу, как только началось живое общение. Вспоминаю, что же в нём было особого, так располагающего к контакту? Первое впечатление- ГЛАЗА- глубокие, умные, грустные, но с горящи-ми искорками-солнышками, которые я различил даже ранним утром.
Поезд к нам в Чагоду приходил в 4 часа утра и мы улег-лись досыпать.Поднявшись,первое,что сделали,так это объехали окучником плантацию картошки на нашем огороде. Не помню для чего (ведь уже июль был на исходе),но сделать это мне сове-товали старшие соседи.Потом взрослые мужики делали ещё что-то тяжёлое с дровами,а меня отправили жарить картошку на про-шлогоднем свином сале. Мастак я был картошку жарить! И опыт имелся- это блюдо для нас одиноких мужиков было главным в повседневном обиходе.
Размявшиеся трудом праведным мужики пришли в избу бодрыми и посвежевшими. Рубцов даже ополоснулся ключевой водой Чёрного ручья. Утёрся полотенцем, пригладил ладонью лысину и сам себе прочитал, словно молитву:
В горнице моей светло…
Я застыл зачарованный с открытым ртом. Слышалась песня.
А он, закончив начатое, прошёлся по избе и, оставась в себе самом, продолжил:
В этой деревне огни не погашены…
А после этого чудесного монолога с глубоким вздохом тихо и мечтательно то ли сказал, то ли попросил:
-Вот бы гармонь…-
Гармошки в доме не было. Была семиструнная гитара. Я предложил. Рубцов взял её, перебрал струны, отложил в сторону и произнёс:
- Не то. Гармонь лучше.-
Я понял, что фраза относится к тому, что он прочитал и воспри-нял её как должное, чему комментарии были не нужны. Тогда уже было бесспорно ясно- ЭТО надобно петь!
А, придя в себя после услышанных шедевров, я спро-\сил, как это у него получается-складно и проникновенно. Рубцов ото-звался на искреннюю, не вычурную похвалу и снова ответом на вопрос выдал шедевр:
О чём писать,
На то не наша воля.
Тобой одним
Не будет мир воспет!
Ты тему моря взял
И тему поля,
А тему гор
Возьмёт другой поэт.
Но если нет
Ни радости, ни горя
Тогда не мни,
Что звонко запоёшь.
Любая тема –
Поля или моря,
И тема гор –
Всё это будет ложь!
Этим и ограничился.
Потом был обед, плавно перетёкший в ужин до глубокой ночи. Пили ли Рубцов с Котовым вино? Да, было у них припасе-но две бутылки вина «Лучистого».Хватило на два дня. Осталось ещё. Выпивали из гранёных стопок. Мочили губы. Клевали по картошинке. И читали стихи. По-очереди. По памяти. Десятки, сотни стихотворений. Своих и чужих. Философствовали глубоко и не всегда понятно.Спорили. Соглашались. Опять мочили губы, тыкали вилками в сковородку и снова читали стихи. И курили. Заметно было,что главный в диалогах–Рубцов. Юра Котов был с ним очень почтителен. Благоговел даже. Часто молча обычным оценочным жестом большого пальца правой руки обращал моё внимании на поэтические шедевры.
Я, впервые в жизни общавшийся с такими талантами и был очарован.Моих познаний хватало лишь на малую толику восприятия того, что слышал.Но чувства переполняли.Хотелось продолжения и продолжения.Всё соответствовало внутреннему миру подростка, ложилось и в мозг и,главное, на душу. Тогда уже зарождалась в глубине раненной потерями близких людей души непонятная грусть от противоречий между мечтами и дей-ствительностью. Разные люди уже встречены были на жизнен-ном пути.Познана была и искренность и подлость.Были друзья, с которыми предстояло расстаться надолго, быть может, и навсег-да. Потому меня глубоко тронула философия читанных Рубцо-вым стихов. Помню…
Давно ли, гуляя, гармонь оглашала окрестность,
И сам председатель плясал, выбиваясь из сил,
И требовал выпить за доблесть в труде и за
честность,
И лучшую жницу, как знамя в руках проносил…
… Не жаль мне, не жаль мне растоптанной
царской короны,
Но жаль мне, но жаль мне разрушенных белых
церквей!. …
…Боюсь я, боюсь я, как вольная сильная птица,
Разбить свои крылья и больше не видеть чудес!
Нет нужды описывать все время общения с Рубцовым. Всё равно не пересказать. Всё равно будет лишь восторг и грусть от его стихов и его глаз. Всё равно сами выплывают из памяти строчки:
Я люблю, когда шумят берёзы.
Когда листья падают с берёз.
Слушаешь, и набегают слёзы
На глаза, отвыкшие от слёз.
Впечатление от встречи было таково, что даже напряже-ние со сдачей вступительных экзаменов в институт его не приту-пило, продолжало жить во мне. И сами по себе из глубины души пятнадцатилетнего пацана выплыли навсегда эти самодельные строчки:
Картошка жаренная с салом…
Жалею сейчас лишь об одном – не фотографировал эту встречу. Почему, не могу сам себе объяснить.Фотоаппарат «Зор-кий-4» у меня был, и я с ним почти не расставался. Юра Котов тоже всегда таскал с собой свой «ФЭД» и в Бабаево ездил с ним. Такое, чтоб у нас «плёнка кончилась» и нечем было её заменить, невозможно. Значит, это та же очарованность встречей заколдо-вала нас обоих. Я много потом думал об этом. Не понимал себя. Сожалел. Сегодня признаюсь, что виной всему стало то, что сам я в тот момент не придал должного значения этому визиту и знакомству с Рубцовым. Мальчишка – что уж говорить! Не дано ещё было заглядывать чуталик вперёд.А жизнь, казалось, бу-дет вечной. О скорых потерях в этом круге не думалось….
х х х
В первые полгода моей учёбы в институте мы нечасто встречались на литературных вечерах, просто в городе, в редак-ции «Вологодского комсомольца». Николай Михайлович бывал и в нашем общежитии на улице Герцен, д.37. Он подружился с Сергеем Кругловым, тоже поэтом, моим однокурсником.Его то-же уже нет на свете. Это – отдельная тема.
Последний раз я видел Рубцова числа 10-12 января. Шла первая студенческая сессия. Рубцов зашёл с Сергеем Кругловым в общежитие за простой земной надобностью. Даже в комнату заходить отказался, поговорили накоротке в коридоре. Причина у него на то была. Комната наша была большая. Десять человек жило. Люди разные. Были ребята много старше нас-вчерашних школяров. Один из них, бывший шофёр лесовоза из каргополь-ской глубинки,сессию сдававший на «отлично» и впоследствии ставший-таки доктором наук, настолько кичился своей взросло-стью, опытностью и партийностью, что порой был невыносим. В один из визитов ко мне Рубцов столкнулся с ним. Они даже сло-вом не перекинулись! Просто одновременно находились в ком-нате. Но глубокая и чистая душа поэта поняла ту персону и не приняла. Потому в последнюю встречу, отказавшись зайти в комнату, он сказал:
- Там у вас в заднем углу живёт «чёрный человек» …-
Но мы всё-таки договорились после сессии основательно пообщаться. Не вышло…..
P.S. Всю жизнь я жалею об этом.
В 1991 году после путча, устроенного «ельциноидами», я, только что волею руководства переведённый на работу в Обком КПСС, вместе с семьёй остался без жилья. То, что было у нас по прежнему месту жительства я, как и должно советскому чело-веку и коммунисту, сдал… А хозяева Вологды при случае уже старались унизить подобных мне, как врагов. Кричали везде о правовом государстве, которое они построят взамен тоталитар-ного СССР, да под шумок в мутной воде воровали: -всё, везде, у всех – СЕБЕ любимым.
Непросто было добиться выделения моей семье «двушки» на пятом этаже старенькой панельки-хрущёвки. Здесь бывало
общежитие Обкома комсомола,где находили приют «до квар-тиры» и одинокие журналисты из «Вологодского комсомоль-ца». В их числе и Николай Рубцов жил в этой квартире нес-колько месяцев. Так вот вышло. Мы ж договаривались о встрече…