ГАБЕН (СЛИ)
1. БС – субъективное ощущение сенсорного мира (пространства, тела, объектов), процессы происходящие в сенсорном мире, сенсорные метафоры (4х-мерная: опыт, нормы, ситуация, время; базовая функция = сфера интересов)
2. ЧЛ – расположение объектов, изложение ситуации, фактов, действий без субъективной оценки, от факта/результата к следствию). (3х-мерная: опыт, нормы, ситуация; творческая функция = инструмент)
3. БИ – субъективное видение процесса, личное восприятие течения времени, мировоззрение или позиция, то каким ты видишь мир, атмофера, обобщения, абстрактные метафоры. (2х-мерная: опыт, нормы; ролевая функция = демонстрация)
4. ЧЭ – объективное описание характеристик субъекта при помощи его реакций на событие, или взаимодействий его с другими людьми. (1-мерная: опыт, болевая функция = игнор)
5. ЧИ – объективное описание свойств объекта, которых не видно, которые нельзя пощупать, которые нельзя измерить(сущность объекта, чем он может являться), направление развития ситуации, процесса. (1-мерная: опыт, суггестивная = кайф/боль)
6. БЭ – субъективное отношение к объекту, вещам, новостям, это информация о чувствах и взаимоотношениях. (2х-мерная: опыт, нормы, активационная функция = оценка других и себя)
7. ЧС – объективное описание свойств объекта, и влияние этого объекта или влияние на этот объект (3-мерная: опыт, нормы, ситуация; ограничительная функция = наблюдение)
8. БЛ – субъективное видение взаимосвязей между объектами. (от следствия к факту/результату) (4х-мерная: опыт, нормы, ситуация, время; фоновая функция = сфера жизни)
Эссе «Один день из жизни»
Тусклый свет комнатной люстры бил по глазам, отчего те невольно слипались и подрагивали под гнётом острой застоявшейся боли, потом становились в одном направлении, рассматривая ажурные рисунки на чёрном смолянистом фоне собственных век, и открывались вновь, обрамленные длинными прямыми ресницами. Перегруженная долгим сиденьем спина распласталась поверх двуспальной кровати, и всё тело за нею вскоре небрежно развалилось на кирпичный квадратный матрас, укрытый пушистым толстым одеялом и перьевыми подушками в цветочных узорчатых наволочках. Белая дверца балкона склонилась под углом; по узенькой комнате пробежала волна весеннего ветра с тонким запахом дешёвых сигарет, и всему телу вдруг стало свежо. Красота.
Из соседней комнаты раздавались звуки голосистой музыки и чей-то протяжный смех. Я автоматически нахмурила брови. Слишком шумно. Я недолюбливала праздники лишь по причине, что все они почти сопровождаются безудержным весельем и, как следствие, обилием шумных возгласов. Я ненавижу шум. Он действует на нервы, и голова от него всегда как-то особенно болит и кружится, а ясность ума – куда-то улетучивается. Я также недолюбливала праздники по той причине, что очень быстро меня одолевали приступы безграничной скуки за долгими «светскими» беседами: они высасывали всю энергию, и душа моя требовала скорейшего уединения.
Однако ж позже я осознала, что стало откровенно скучно мне и от собственного уединённого безделья. Тогда я взглянула в окно: ранее облитое солнцем небо проявляло первые свои признаки темнеющей поры и исказилось в какой-то неестественной серости. Вечер поздней весны, прохлада. Мне нравилась такая погода. Нет ни палящего солнца, чьи яркие лазеры как бы с усмешкою норовят прожечь сетчатку глаза, ни буйных ливней, чьи острые капли стучат по крышам жилых домов, словно градом, о себе оповещая. В ней было что-то среднее, размеренное, и потому мне захотелось пройтись по улочкам, присесть на маленькую лавочку и подышать городским промёрзлым воздухом расцветающего сезона.
Недолго думая, я захватила с собою несколько мелких вещичек, закинула легкую куртку за спину и осведомила мать о своих намерениях, естественно, приукрасив их желанием проследить за младшими сёстрами в ближайшем дворике. Скажи я ей прямо: «Хочу прогуляться», ̶ и на ее лице бы тотчас же отобразилось искреннее оцепенение, которое случается всякий раз у людей, когда что-то или кто-то выбивается из рамок традиционных норм и правил.
Моя «затворническая» жизнь до того приелась всем моим родным и близким, что уже давно и вовсе, казалось, стала ими игнорироваться. Когда меня упрекали в том, что я слишком мало появлялась на свету без особой на то надобности, я сонно сообщала: «Мне так нравится». Когда меня упрекали в болезненной бледности, сводя всё к тому, что я слишком мало появляюсь на свету без особой на то надобности, я ленно отвечала: «Мне так нравится». Когда меня упрекали в том, что для своего возраста я очень редко общаюсь со сверстниками, опять же сводя всё к тому, что я слишком мало появляюсь на свету без особой на то надобности, я нервно заявляла: «Да! И мне так нравится». Меня вообще очень сложно заставить поступиться со своими предпочтеньями: я никому никогда не мешала и не досаждала ими, никому их не навязывала и с уважением относилась к привычкам, противоположным моим; не забывала я и о своих прямых обязанностях. Со временем домашние к тому привыкли…
И в тот же день я наблюдала нотки некоторого удивления и даже, может, лёгкой радости со стороны своей матери. И это не могло не вызвать у меня улыбки.
Уже через минуту я оказалась под окном жилого дома. Осаждённые кирпичной клумбою полуголые деревья касались ветвями друг друга, и мягкий скрежет их распространил своё присутствие по всей округе. Провинциальные пятиэтажки отображали смиренную старость. Тонкие дверцы невысоких гаражей не торопясь ржавели, и климат всюду был какой-то серый и унылый и вместе с тем бодрящий, как перед катастрофою.
В тот момент ко мне подбежали сёстры. Несмотря на значительную разницу в возрасте, они были выше и плотнее меня. На лицах их отчётливо красовалось недоумение, причину которого, конечно же, все давно поняли. Меня это даже стало забавлять. Казалось, им не хватало глубокой чаши под рукою, с которой тонкой струйкой выплеснет наружу святая вода и окропит мою голову.
Я ухмыльнулась про себя и наказала всем вместе идти ко двору.
Сказать по правде, я никогда не проявляла особой любви к своим сёстрам. Родители часто расстраивались из-за наших друг с другом поверхностных отношений, а я не понимала, почему из-за родственных связей должна игнорировать человека как личность и принимать его таким, какой он есть, несмотря на его собственное отношение ко мне и сопутствующее тому поведение. К нейтральному общению меня побуждали лишь быт и чувство временной ответственности перед взволнованной матерью. И тогда, идя друг за другом, мы лишь скромно обменивались короткими предложениями, и ничего за ними не стояло ̶ ничего, кроме развязной бытовой формальности.
Мы подошли ко двору, и я сразу же заприметила одинокие красные качели посредине площадки. Легонько тронувши металл, я обнаружила отсутствие всякого скрипу и с чувством полного удовлетворения забылась в ритмичном полёте, периферией зрения оглядывая местность. В наушниках раздался женский вокал; по телу проскользнули тонкие музыкальные импульсы, и всё моё существо переполнила невероятная энергия. Под диафрагмой горело, и кровь будто бурлила и застывала во мне в ту самую минуту, а лёгкие ̶ захлёстывал воздух.
С ощущением своеобразной свободы я летела в метре над поверхностью земли и по-детски как-то вглядывалась в здание перед собою. Оно было громоздким. Я не понимала, лечу ли я к нему или оно желает упасть на меня и раздавить вместе со всею площадкой. Иногда я непроизвольно представляю, как здания вокруг начинают рушиться и падать, и всегда – на меня или друг на друга. Когда я смотрю на небо, мне почему-то кажется, оно меня засасывает, и вскоре я упаду и вдребезги разобьюсь об асфальт. Подобные образы присущи мне с раннего детства, но я никогда не чувствовала страха, прекрасно понимая, что все они – чистой воды плоды моей скромной фантазии.
Время шло, и уличные просторы омрачила глубокая синева; на небе прояснились маленькие белые стразы, и я нехотя поняла, что всем нам необходимо сворачиваться. А что было после – я откровенно не помню.
Я помню лишь короткие впечатления, что дарит мне жизнь. Не более того...