Номинация «Малая проза»
Подноминация «Юмор»
Львиный порядок
(Стилизация под М. Е. Салтыкова-Щедрина)
Quod licet Jovi, non licet bovi.
Что позволено Юпитеру,
не позволено быку
лат. пословица
Видно так уж заведено, что в любом царстве-государстве тогда порядок царит, когда всяк свое место знает, кое ему испокон веков уготовано. Коли ты муравей, то жить тебе нигде, кроме как в муравейнике, не положено. Ежели ж ты крот, то и сиди себе под землей и солнцу носа не кажь.
Да только народ - существо замысловатое, непонимающее: все-то ему выше гривы скакнуть хочется. Ему уж и так, и сяк, мол, рожденный ползать летать не может - ан нет: какой-нибудь ящер-самодур выползет да и объявит, что это его удел - воздушные просторы бороздить, а нынешним небесным надсмотрщикам, соколу да ястребу, в пору дупла вместе с совами по ночам сторожить или же с белками на поляне шишками торговать, как всяким порядочным пенсионерам.
Вот чтобы такие-то подобные пустомели народ не смущали да в заблуждение его не вводили, надо, чтобы над народом правитель подходящий выискался и чтобы разумел он, как своих подчиненных в страхе и почтении придерживать. А посему с древнейших времен лев в государи назначен и титул главы всея государства звериного носит. Да и кому же, как не ему, надо всем животным миром главенствовать: и натура-то у него королевская, и повадки-то истинно самодержавские, а уж истины правленческие, писаные и неписаные, он еще с молоком матери всосал. А пуще всего важно, что может Его Львиное Величество, своих великих глаз не смыкая, само солнце лицезреть. Вот посему каждому льву на престоле очутиться предначертано, и никому от сей служебной участи не уйти. Даже коли под гривой у тебя сердце заячье ненароком запрятано - все равно главенствуй, раз уж львом родился. Порядок такой.
Лев Левыч 1002-ой
Как ни крути, а Лев Левыч 1002-ый был очень достойным претендентом на престол: довольно не глуп и не малодушен - болезни, правительственному роду, в общем-то, не свойственные, но изредка-таки встречающиеся. А уж образовательный процесс он всегда превыше всего ставил и две главные правительственные истины наизусть знал: кровопролитие и добродетель. Об этом еще дедушка его Лев Левыч 1000-ый наставленья давал, рыча от удовольствия:
- Главное, Ваше Львиное Высочество, чтобы царствование Ваше именно эти два аспекта предусматривало, а не то оглянуться не успеете, как сороки-бумагомараки Вас во всемирную звериную историю с позором занесут, и весь львиный род с его былыми великими тиранствами посмешищем станет, и никакого ему более народного послушания не будет.
Но это новоявленного правителя вовсе не страшило, потому как был он Лев порядочный: хорошо свое место знал и правление свое как львиному роду и подобает вести собирался безо всяких ненужных нововведений. И пример-то у него на глазах наглядный был - батюшка Лев Левыч 1001-ой. Тот уж точно от нетленных истин ни на шаг. Кровопролития надо? И ан во все кладовые государственные лапу запустил, с подчиненных три шкуры содрал, а прочию живность повинностями изводить начал: один только мясной налог в три раза увеличил, дабы его государственный мозг от ненасыщения не страдал. А уж как наберется страху все царство животное и забожится всеми четырьмя лапками, тут уж стоит и милосердие в ход пустить и как истинно любящий правитель простить зверье несмышлёное за то, что гуманного царя до белого колена довело. А для пущей милости можно и закончик какой-нибудь незначительный издать, чтобы от него ни горячо ни холодно было - ни Лев Левычу ущерба, ни народу прибытка. Все по справедливости, все в порядке.
Вот и решил Лев Левыч 1002-ый по старинке царствовать. Царствует он, царствует, потихоньку кровопролитствует, потихоньку милосердствует, да о делах государственных с придворными министрами вечерком за чаем беседует. Да только чем больше беседует, тем больше ему вестей неприятных доносят: не идет его царствование по прежнему порядку, хоть из шкуры вон лезь. То в реке бесчинства творятся: караси против щук митинги устраивают, дань им платить отказываются, баррикад понаставили во всю реку. До того от лап отбились, что решили самого Рака, надсмотрщика водного, на берег выбросить и местное водное самоуправление организовать, да у Рака свита вовремя подоспела, уняла бунтарей, а заговорщиков на уху отправила. Только Лев успокоился, вздохнул-выдохнул, а тут муравьи новый бунт подняли. Все муравейники позакрыли, вышли на поляну с плакатами и митинг устроили. Отправил было Лев Левыч 1002-ый свои войска, чтобы гиены да шакалы их утихомирили, да муравьям осы на помощь пришли: захватили в плен лесного надсмотрщика Михал Потапыча и заявили, что зажалят до смерти, если Лев не издаст закон об укороченном рабочем дне для насекомых.
Затревожился тут Лев Левыч не на шутку, сунулся в «Азбуку царствования», ан там, кроме кровопролития и милосердия, подходящего и нет ничего. И решил Лев Левыч на уступки пойти. Думал он, думал, какой закон бы издать, да и порешил, что порядочнее с его стороны будет не стратегией заниматься, а старые законы возобновлять. Вот и издал он указ: «Чтобы всякая животная тварь, пернатая, мохнатая или склизкая, на свой лад прорычать или просвистеть могла все, что она разумеет». Подписал Лев Левыч бумагу, рыкнул пару раз от удовольствия и пошел на веранду с министрами нового чаю отведать. Да только невдомек ему было, что, пока он чаевничает, от гнезда к гнезду листовки агитационные летают, у кротов в подполье заговор готовится, а Гепард стратегию всемирного звериного переворота излагает. В общем, так и застигла Лев Левыча революция за чаем, и канул он в историю вместе со своим порядком...
Подноминация «Любовь».
Et si tu n'existais pas или мертвых с погоста не носят
По мотивам рассказа «Темные аллеи» И. А. Бунина
Изобильный октябрьский дождь заливал лобовое стекло так, что пригородная трасса моментально превращалась в размытое пятно, озаряемое вспышками проносящихся мимо фонарей. Владимир уже с полчаса щурился во тьму в надежде углядеть придорожное кафе, где можно было бы переждать ливень. Наконец он приметил одиноко стоящее одноэтажное строение из красного кирпича с черепичной крышей, под которой разместилась большая вывеска «Встреча».
Владимиру еще не было шестидесяти. Он был высоким и по-богатырски крупным мужчиной, хотя в спокойно-голубых глазах и возрастных морщинках, их окружавших, уже читалось больше мудрости, нежели здоровья и больше опыта, нежели задора и удали.
В глубине веранды отворилась дверь, и в освещенном проеме появился женский силуэт.
— Девушка, здравствуйте, это кафе?
— И Вам доброго времени суток! — охотно, хоть и устало отозвалась она. — Кому кафе-чайная, кому пельменная-закусочная, кому пивная-барная, — что Вам больше нравится?
В ее голосе и простодушно открытой болтливости Владимиру услышалось что-то знакомое. Он оставил свой тарантас и направился к двери, обходя скопившиеся на веранде лужицы. Свет падал из-за спины девушки, поэтому лица не было видно до тех пор, пока он не подошел вплотную к двери. Только в этот момент Владимир понял, что юной она показалась только из-за своего невысокого роста. Даже если женщине было менее 45, как виделось со стороны, жизнь ее явно выдалась непростой, о чем говорили глубокие морщины на лице…
— Извините, — почему-то решил поправиться Владимир, — издалека мне показалось…
Он вовремя осекся, осознав, что женщине намекать о возрасте как-то неловко, но она уже с полуфразы поняла смыл:
— Да-да, не извиняйтесь – бывает. Маленькая собачка до старости щенок. Мне лет до 32-х частенько сигареты или алкоголь продавать отказывались. Паспорт просили. А я на лоб показывала и спрашивала: «Разве в 17 лет могут быть такие морщины?»
Владимир похолодел. Это не может быть случайным совпадением! Ту же историю слово-в-слово он слышал лет 15 назад от милой ему одно время девушки, которую звали…
— Алиса?..
— Да, Алиса Сергеевна… Хотя всю жизнь по имени да по имени. А мы с Вами знакомы?
Владимир не нашелся, что ответить в надежде, что она сама вспомнит былое, избавив его от вынужденных и вряд ли нужных кому-то объяснений, описаний, характеристик и оценок.
Женщина пристально посмотрела в его лицо, затем перевела взгляд в темноту за его спиной, прищурилась и снова взглянула ему в глаза:
— И снова твоя машина стоит дороже, чем моя квартира…. Владик. Рада тебя видеть, заходи.
Владимиру стало не по себе от этой фамильярности, но он промолчал и послушно шагнул в освещенную комнату вслед за хозяйкой. Помещение, в котором он оказался, было похоже скорее на квартирную гостиную, чем на кафе. Большой белый стол во всю длину комнаты с такими же приставными стульями. Уже не новый, но довольно хорошо сохранившийся и как будто только что аккуратно отмытый. Нежно-голубые обои, местами отстававшие, видимо, от сырости и подклеенные на двусторонний скотч. Переливающиеся серебряными оттенками шторы на окнах, подвязанные атласными белыми лентами.
— У тебя на Ярославке, кажется, так же было. Обои такие же, уютные... — почему-то произнес Владимир.
— Рада, что помнишь ту мою халупу, — снова охотно отозвалась она, уходя в другую комнату, и снова его внутренне передернуло от этой не столько фамильярности, сколько какой-то нарочито эпатажной грубости в характеристиках себя и своего быта.
Она вернулась с простым заварником, поставила на стол две чистые белые кружки и стала наливать ему чай…
— Зеленый… — начал было он, но Алиса снова перебила:
— Я помню. Все помню…
Вместе с клубами пара от горячего чая в воздухе разлилась неловкая и в то же время такая естественная для этой ситуации тишина.
— Замуж не вышла? — удивившись на сей раз собственной фамильярности, спросил он.
Этот вопрос всегда вселял в Алису надежду. С тех самых пор, как после первого расставания, спустя несколько месяцев молчания, он отправил ей самое простое сообщение «Привет. Как дела?» и тут же в шутку поинтересовался, не изменилось ли ее семейное положение.
— Тебя ждала, — абсолютно ровно и без каких-либо эмоций повторила она коронную фразу из их последующей многолетней переписки, прерываемой короткими встречами, на которых всегда звучало, как им хорошо вместе, как они оба хотят семью… А потом он пропадал на недели и даже месяцы. Без предупреждений, оправданий или объяснений, а она ждала, ждала очередного простого сообщения «Привет. Как дела?»
… И все начиналось сначала. Владимир объявлял, что было очень много работы, и это Алиса почему-то забыла его, не звонила и не отправляла посланий. Видимо, она не рассматривает его как мужчину для серьезных отношений и не хочет идти на компромисс для совместного будущего. Алиса соглашалась и снова с открытым сердцем летела в объятия долгожданному счастью, готовая к любым уступкам и любым компромиссам…
— Сколько мы не виделись? — спросил он.
— Смотря, как считать, — снова слишком откровенно и без тени каких-либо приличий призналась Алиса. — 20 лет вживую. 15 — с тех пор, как я перестала тебе писать.
… Простое «Привет. Как дела? Я соскучилась…» теперь писала она. Он отвечал через раз. То молчал, то поздравлял с праздниками, то живо интересовался переменами в ее жизни, то бросал короткое: «Привет, моя маленькая! 💋 Приезжай ко мне — поговорим!» Иногда Алиса отказывалась, иногда соглашалась — это уже не имело смысла. Всякий раз завтра Владимир писал, что сегодня встретиться не получится. Можно было оставить все это после нескольких специально случайно не состоявшихся встреч, но почему-то Алису снова и снова тянуло написать. В надежде, что именно в этот раз все будет иначе… Должно же быть… В конце концов виртуальная связь тоже связь, когда в реальности пустота.
— А дети? Ты же очень хотела детей?..
— Был. Мальчик…
— Рожала или… Прости… — Владимир снова осекся и опустил глаза. Их отношения, точнее те самые семейно-гостевые встречи закончились негласно и без официального разрыва после всего одной фразы Алисы: «Я больше не хочу просто встречаться. Я хочу детей». Именно после этого уже имевший от первого брака взрослую дочь Владимир решил уйти по-английски в страну, из которой приходят только виртуальные послания.
— Усыновила, — глядя куда вдаль, глухо произнесла Алиса.
— И где он? — с последней надеждой на хоть какого-то позитивный исход этого диалога спросил Владимир.
— Болезненный был, — все так же отстранённо озвучила она и извлекла из кармана полупустую пачку дамских ментоловых сигарет, достала одну и прикурила. — Генетика, говорили, плохая. Умер.
— Но почему не решилась на своего? Ты же красивая была, нравилась многим…
Алиса молчала. Наконец с большим облаком ментолово-табачного дыма выдохнула:
— Мало ли кому нравилась… А мне ты нравился... Сначала 20 лет тебя любила, потом Митьку взяла… Его любила… Сначала тебя не стало. Потом Митьки…
От такой параллели Владимир похолодел и тут же закашлялся от дыма, запах которого не переносил уже много лет. Алиса почти никогда не позволяла себе курить при нем:
— Ты же, кажется, хотела бросить курить?
— Хотела. И даже бросала. Да только вот… — Алиса тряхнула головой и будто очнулась ото сна. — Извини, я сейчас открою окно — проветрю. Я помню, что ты не любишь курящих.
За окном стояла абсолютная тишина, которая бывает только после сильного ливня в ночи в сельских районах, далеких от крупных городов.
— Дождь кончился, — примирительно произнесла она. — Ты можешь ехать…
Владимир молчал, устало глядя в пустую кружку от выпитого чая. Затем поднял глаза и пристально всмотрелся в лицо Алисы, пытаясь снова увидеть в ней ту, что много лет назад была ему мила своей лучезарной искренностью и позитивной непосредственностью. Искал и не находил.
Все так же молча он направился к двери. Алиса неподвижно стояла у окна, глядя ему вслед. На пороге он оглянулся, чтобы попрощаться, но, сам не понимая как, вдруг произнес:
— Знаешь, ты не спросила, но… Я тоже до сих пор так и не женился… И я все еще хочу семью! Давай поговорим! Не сейчас — нам надо многое осмыслить… Я завтра в 18.00 позвоню тебе, будь на связи! Решим, когда встретимся!
Алиса молчала, неотрывно глядя на Владимира. Из открытого окна ее обдавало октябрьским холодом, но мороз по коже шел изнутри, из сердца — как много лет назад.
— Скажи свой номер… Я позвоню…
— Я его не меняла…
— Как? Все эти годы?..
— Да…
— Я позвоню… — выдохнул Владимир, открывая дверь, и прокричал с непонятно откуда взявшимся молодецким задором в самом конце веранды:
— Я позвоню…
Алиса не закрывала окно до тех пор, пока Владимир второпях, почти бегом, не сел в машину и не отъехал от кафе, до тех пор, пока не сверкнул ей на прощание фарами, и до тех пор, пока его машина не скрылась за небольшим леском в нескольких километрах по трассе.
— Сделаю вид, что поверила, — сама себе произнесла она фразу, которую каждый раз говорила Владику вслух в ответ на его «позвоню».
Владимир гнал по придорожной трассе, открыв лобовое стекло. То ли в битве, то ли в экстазе в его душе сплетались самые противоречивые чувства: окрыленность и страх, жажда жизни и стыд, желание и отчужденная неприязнь, надежда на последний шанс и безысходный скептицизм. Перед глазами толпились образы из прошлого. «Она смотрит вдаль, и глаза ее синие лазурной волной поглощают мой разум…» — фоном звучала из динамиков поставленная на повтор недопетая песня группы «Плеханово». Когда-то именно под эту песню они катались по ночной Москве по пути из караоке, где Владимир впервые сам пел для нее «Et si tu n'existais pas», ставшую впоследствии ее любимой композицией. Много-много раз потом она будет просить Владика записать его исполнение этой песни на телефон, но он так и не согласится…
«Телефон!» — Владимир резко ударил по тормозам. Обе трубки послушно лежали в правом и левом карманах кожаной куртки, но ни в одном из них после долгих поисков не обнаружилось номера Алисы. Ни в телефонной книжке, ни в множестве переписок с незнакомыми номерами в его мессенджерах, приложениях и на сайтах знакомств.
На минуту Владимир оторопел — он тоже много лет не менял свой номер. Только вот трубку приходилось неоднократно менять, ремонтировать и восстанавливать содержимое, причем далеко не всегда полностью. Видимо, таким случайно потерянным и не подлежащим восстановлению в памяти его телефона оказался номер Алисы, а в его жизни — эпизод отношений с ней. «Мертвых с погоста не носят,» — эхом пронеслась в его голове фраза.
«Зачем я буду звонить ей теперь?» — подумал Владимир вслух и не нашел ответа.
Он на минуту представил Алису хозяйкой в своем доме и в своей жизни и внутренне содрогнулся одновременно с завибрировавшим в кармане телефоном.
«Привет! Как дела?» — писала молодая русоволосая незнакомка, смотрящая на него широко распахнутыми голубыми глазами с одного из многочисленных приложений для знакомства. Владимир нажал на опцию «Ответить»…
… Алиса все еще стояла возле уже закрытого окна и перелистывала многолетнюю переписку с Владиком, сгруженную ею в память компьютера, к которой она возвращалась унылыми осенними вечерами, когда ей становилось совсем одиноко. Каждая из этих переписок была для нее как Роза Иерихона, оживавшая в памяти при прочтении, как от капли воскресающей влаги.
Алиса: Я думаю, что мне пора удалить твой номер, забыть и послать далеко-далеко…
Владик: Пиши и звони, Посылалка ты моя. А я тебя не удалю. Буду ждать твоего снисхождения! Вдруг одумаешься! Может, я в твоей жизни большую роль сыграю и, может, счастливой тебя сделаю! Звони, как поймешь мои слова!
Где-то в отдалении сверкнула молния и эхом отозвался гром. Видимо, возвращалась гроза. Алиса поставила на зарядку телефон и села возле окна смотреть на дорогу, и в колыхавшихся на ветру силуэтах деревьев ей до рассвета мерещились очертания машины Владика, возвращавшегося сделать ее счастливой…
Подноминация «Для детей»
Авария одной Поэтесски
Ты отлично знаешь сам –
Мир наполнен чудесами!
Только эти чудеса
Люди могут делать сами!
Сергей Богомазов
Молодые поэтесски – сущности поистине удивительные. В каких только странных обстоятельствах ни приключается с ними вдохновение. История одной из них, случившаяся эдак с неделю назад, действительно кажется, как минимум странной. Без мистики в ней точно не обошлось.
… Поэтесска вернулась домой очень рано и совершенно не знала, чем себя занять. Генеральную уборку позавчера сделала, генеральную стирку еще утром закончила, телевизор почему-то смотреть не хочется, а от компьютера уже глаза болят.... Трижды Поэтесска ходила в магазинчик у дома: сначала за туалетным мылом, потом – за хозяйственным, затем от скуки решила купить маленькие резиночки для волос и заплести много мелких косичек. Неизвестно почему, но это занятие всегда стимулировало у нее результативный мыслительный процесс, поэтому накануне экзамена ее «зубрежка» обязательно сопровождалась процессом создания на голове прически в стиле «настоящая узбечка»…
Итак, разделив свою не особенно пышную шевелюру на несколько проборов, Поэтесска включила-таки фоном голубой экран. Самое интересное и хоть сколько-то сюжетное, что попалось в программе передач, - триллер «Пункт назначения». И вот тут началось самое интересное. Только не на экране, а в жизни….
Минут через пятнадцать, как раз во время одной из пугающих сцен фильма, во всей квартире одномоментно выключается свет, а экран телевизора резко уходит в темноту. Надо уточнить, что в самом, что ни на есть, земном доме Поэтесски проводка была не просто преклонного возраста – будучи эта самая проводка человеком, даже бабушка Поэтесски величала бы ее «на Вы»! Так что причину случившегося ЧП и опытный электрик определит не скоро, а вот последствия могут нагрянуть внезапно и оказаться поистине колоссальными. Так что пока Поэтесска в темноте думала о том, как не духовно, а вполне себе банально войти в созидательный процесс сотворчества с «аварийкой», в ее голове кружились самые чумовые мысли. Инстинкт самосохранения обострился до предела, а все многогранное романтическое обоняние Поэтесски было направлено только на то, чтобы учуять подозрительной запах гари на ранней стадии и сразу же принять хоть какие-то меры к спасению…
Трубку на обратном конце, слава Богу, подняли быстро и, опередив череду драматичных вопросов Поэтесски, девушка ответила спокойным и равнодушным голосом: «У вас авария на линии электропередач, бригада уже работает….»
Поэтесска беззвучно выдохнула и одновременно с этим поняла, что восторженную фразу «да будет свет!» произнесет еще не скоро – точнее, неизвестно когда... В новых обстоятельствах и без того терзавшая ее скука усилилась десятикратно. Ни свечки, ни спичек в доме, как назло не оказалось. Единственное, что ей удалось отыскать – маленький карманный фонарик.
Минут 10 Поэтесска гуляла с ним по квартире в поисках хоть какого-то досуга, которым можно заниматься вслепую, но ее фантазия так и не подарила ни одного обнадеживающего варианта, зато батарейка предательски приказала «долго жить». Поэтесска распрощалась с фонариком, а в квартире воцарилась абсолютная и безграничная тоска.
Поэтесска присела на диван и тупо уставилась в стену. Похоже, единственное удовольствие, которое уготовано ей свыше на ближайшие часа как минимум три, – это наблюдать импровизации тетра теней. Постановка холодного зимнего ветра, исполнение – ветви близко растущей к окну березы…
…И тут ее осенило! Что можно делать вне зависимости от пространства и времени, места и освещенности, состояния и настроения? Конечно же, сочинять!
… Поэтесска наощупь отыскала блокнотик и ручку, устроилась поудобнее на диване и задумалась… Вокруг стояла мертвая тишина, и ни один звук не провоцировал волшебный прилив вдохновения, только черные силуэты беззвучно танцевали на стене. Поэтесска закрыла глаза, и вдруг слова «полились» сами собой, а ей оставалось только фиксировать их на бумаге в абсолютной темноте....
Как выяснилось, писать наугад – процесс очень непростой, потому как строчки могут в итоге оказаться друг на друге, и что таила в себе каждая из них, потом не разберет даже графолог с внушительным стажем. Поэтому Поэтесска старательно чертила слова печатными буквами, а расстояния между ними отмеряла двумя сложенными пальцами.
Сколько времени Поэтесска потратила на это – уже сложно подсчитать, потому как на часы, разумеется, не смотрела. Единственное, чем прерывался ее безумный процесс переноса мыслей на бумагу, – это периодические передвижения в сторону выключателя в надежде, что лампочка в ответ на ее прикосновения все-таки загорится. Но этого не происходило.
Наконец поток мыслей оборвался, причем, как ей показалось, очень логичной точкой. А дальше случилась последняя странность. Как только Поэтесска дописала последнее слово, в голове мелькнула обнадеживающая мысль: «Сейчас в лучших традициях Голливуда и по всем законам драматургии самое время дать свет».
Поэтесска уверенной походкой подошла к стене и, чуть ли не вслух произнеся «Вуаля!», нажала на выключатель. Щелчок – и комната моментально наполнилась теплым приятным освещением…
… Разумеется, Поэтесска тут же решила прочитать то, что получилось… Пробежав глазами по строфам, которые к ее великому удивлению, были не только очень хорошо различимы, но даже ни разу не соприкоснулись друг с другом, Поэтесска поняла, что эта крайне неприятная авария подарила ей крайне приятный сюрприз – новое стихотворение, за которое через несколько месяцев Поэтесске даже вручат грамоту «Наши надежды».
Сумасшедшее
«Разум без рассудка – это ничто,
а рассудок и без разума – нечто».
Г. В. Ф. Гегель
Пламенные линии заката
Полосуют небо, как кометы...
Я сегодня девочка с приветом,
Музой увлеченная куда-то…
Разорву небесные преграды –
Пусть заскачут звезды по обоям,
В шоколадно-сумрачной прохладе
Небо пью молочно-голубое.
Распинаю тучи с громыханьем,
Бегая по облачным пескам,
И волшебным лунным изваяньем
Я рисую сказки городам.
Пусть всю ночь сияют без опаски
Из тягучей вязкой темноты
Разукрашенные ярко-лунной краской
Белоснежно светлые мечты...
Пламенные линии заката
Завязались в узелки рассвета.
И опять унылые предметы...
И опять домашние задачки...
Может быть, со стороны, эта ситуация кажется скорее нелепой бессмыслицей, нежели историей чего-то чудесного. Но кто может сказать определенно и с уверенностью, как выглядит чудо? Нет, не одноименный йогурт, а то самое необычное, сверхъестественное, аномальное, что мы не можем объяснить, но очень остро и тонко чувствуем?.. И что в большей степени можно назвать чудом, чем неожиданно нахлынувший поток бесконтрольного вдохновения, приходящего из ниоткуда и исчезающего в никуда?
И, если подумать, чудеса ожидают нас буквально на каждом шагу, ведь, расписав Вселенную на законы физики, химии, биологии, мы так и не распознали тайну человеческой сущности. Мы неслучайно называем «чудаками» тех, кто хотя бы однажды в своей жизни выкидывал что-то такое, от чего у окружающих вылезали глаза на лоб: сооружал на голове ирокез цвета несуществующей радуги или надевал костюм ярко-кислотного цвета. А тех, кто сам создает что-то необычное, по праву именуют «творцами» или «чудотворцами». Вот и нашей Поэтесске совершенно внезапно удалось почувствовать себя в этой роли, и найти свое самое настоящее чудо.