Мамут Леонид Соломонович - главный научный сотрудник Института государства и права РАН, доктор юридических наук.
Категория "народ" с незапамятных времен фигурирует в размышлениях о государстве. Г. Еллинек отмечает, например, что "отождествление государства и народа относится к древнейшим теориям государства" [1] <*>. Не стану, однако, тревожить тени создателей классических политико - правовых доктрин далекого прошлого. В современном академическом (университетском) государствоведении эту категорию все чаще используют в манере, заданной тем же Г. Еллинеком ("Общее учение о государстве"). Выявляя элементы государства и анализируя их правовой статус, гейдельбергский профессор причисляет к таковым три величины: государственную территорию, население (народ) и государственную власть [2].
Сконструированная Г. Еллинеком "трехчленка" сделалась достаточно популярной. Ею пользуется авторитетный французский государствовед и теоретик права Леон Дюги. Он так определяет элементы государства: коллективность (нация, народ), территория, суверенитет [3]. Но охотнее других с еллинековской "трехчленкой" работали и работают немецкие и отечественные авторы. Немецких авторов оставляю в покое, отечественных оставить в покое не могу.
Неплохой индикатор распространенности обсуждаемой конструкции - применение ее в том или ином виде не только в монографиях, рассчитанных на специально подготовленного читателя (книги Н.М. Коркунова, Ф.Ф. Кокошкина, А.А. Жилина и др.), но также и в изданиях просветительского назначения. Останавливаясь на тех признаках, которыми маркируется государство и, таким образом, очерчивается его место в целостной системе человеческого общежития, В.М. Хвостов усматривает их в "особенностях, свойственных трем основным элементам государства; эти элементы суть: 1) верховная власть, 2) территория, 3) население" [4]. Н.Н. Алексеев, который был в ряду ведущих идеологов евразийства, считает элементами государства как реального явления "следующие всем известные элементы: 1) территория, 2) население, 3) власть, 4) организованный порядок. Первые три элемента относительно общепризнанны, хотя 3-й из них (власть) с большей или меньшей последовательностью включается представителями современной юридической школы" [5]. В курсе своих лекций по теории государства и права Л.И. Спиридонов в нейтральных тонах сообщает: "В теории часто используют понятие "элемент государства". Им фиксируется предметная, в том числе материальная, вещественная сторона государства. К числу таких элементов относят прежде всего население (народ, "нацию") и территорию, на которой оно проживает, аппарат чиновников, материально - технические средства, с чьей помощью осуществляется власть" [6]. Экзотически, однако, выглядит шеренга, в которой бок о бок дефилируют народ, территория, аппарат чиновников и...материально - технические средства осуществления публичной власти.
|
|
"Трехчленка" от Г. Еллинека не занимает монопольного положения в политико - юридическом знании общетеоретического профиля. Не всех государствоведов и юристов она устраивает. Н.И. Лазаревский убежден: "Народ и власть не только не являются отличительными признаками государства, но они не могут быть признаны и его элементами... логически правильнее говорить, что элементами государства являются люди, состоящие между собой в таких отношениях, что одни подчинены другим" [7]. Отвергающих (полностью или частично) идею трехэлементного состава государства достаточно много. Правда, тождества в научных и методологических позициях ее критиков нет.
|
|
Эта идея, на мой взгляд, ошибочна. Она в неверном свете выставляет действительные зависимости, которые существуют между государством и органично релевантными ему явлениями. Формула "элементы государства" инспирирует осмысление такового и приписываемых ему элементов как целого и частей (предметов), составляющих это целое. Отношения же целого и его частей - в общем плане суть отношения иерархии. Но диалектика связей "территории", "власти" и "народа" совершенно другая; причем каждый из названных "элементов" связан с государственностью сугубо на свой собственный лад. Например, "территория". Она - вовсе не часть самого государства, а лишь пространственное условие (наряду с временным) его бытия. "Власть" (вернее, публичная власть) и государство соотносятся не как часть и целое, а как функция и материализующая ее структура. Что касается "народа" и государства, то они коррелируют так, как субстанция и один из ее модусов.
Строго говоря, разбор формулы "элементы государства" в контексте данной статьи - занятие не самое животрепещущее. Этот разбор понадобился затем, чтобы продемонстрировать постоянное присутствие категории "народ" в действующем арсенале политико - юридической науки и чтобы акцентировать ту стержневую роль, которую играла (и должна играть) эта категория в процессе познания природы государства и права вообще, правового государства - в особенности.
|
|
Позитивные общетеоретические наработки политико - юридической науки, относящиеся к триаде "народ - государство - право", имеются. Но они, по моему мнению, скромны. Многое в этой триаде с подобающей полнотой не прояснено. В ходе ее исследования современной отечественной науке о государстве и праве предстоит также преодолеть тяжкий груз воззрений на государство, право, народ, некогда навязанных марксистско - ленинской идеологией. Без избавления от них объективный анализ комплекса проблем "народ - государство - право" невозможен. Приведу некоторые из таких воззрений, дабы критичность их восприятия не ослабевала.
До сих пор в памяти (и в теперешних публикациях случаются), уместные разве что только в левоэкстремистской пропаганде, клише типа: "государство - орудие (машина, дубина) в руках господствующего класса для подавления своего классового противника"; "право - воля господствующего класса, которая выражена в законах, поддерживаемых принудительной силой государства". А чего стоят теоретически бесплодные пассажи вроде таких: народ в историческом материализме - это "совокупность тех классовых и социальных групп данного общества, которая является его основной производительной и преобразующей силой" [8]; людям не из "основной производительной и преобразующей силы" отказано входить в народ, быть его неотъемлемой частью. Другой курьез: "народ в современном понимании - это классы и слои общества, которые борются за торжество нового общественного строя - социализма и коммунизма" [9]. Не борешься за торжество коммунизма - значит, не народ. Предельно просто и ясно. С такими нелепыми трактовками категории "народ" общей теории государства, науке конституционного права, международному праву делать совершенно нечего. Вместе с тем этим дисциплинам непременно следует иметь в своем арсенале основательное, реалистическое представление о народе.
Раскрытие природы и форм бытия народа - труд сложный. Коренная причина его сложности состоит в том, что народ (определяемый специалистами как исторически возникшая на определенной территории устойчивая совокупность людей с общими относительно стабильными особенностями языка и культуры, а также осознанием своего единства и отличия от других подобных образований, фиксируемым в самоназвании) [10] существует во множестве разных измерений (подсистем) социального бытия. Каждая из таких подсистем, в которых "располагается" народ, наделяет его своими собственными специфическими чертами - качествами. В нем, взятом изолированно, как бы в самом по себе, их нет, и они не могут быть выведены из составляющей народ некоторой совокупности людей. Вот как раз обретение народом своеобразных качеств в результате его расположения в той или иной социальной подсистеме обусловливает наличие разных модификаций народа, наличие суммы его ипостасей.
Вычленение различных конкретных модификаций народа, которое делается в познавательных целях, необходимо и оправданно. Заказана, однако, редукция всей полноты реальных форм существования народа к той или иной отдельной его модификации, "выгораживаемой" исследователем для себя ради гносеологического удобства. Равно заказано небрежение этой полнотой упомянутых форм.
Число подсистем (измерений) социального бытия, в которых располагается народ, велико. Они разобраны для изучения по принадлежности историками и этнографами, культурологами и лингвистами, демографами, антропологами, экономистами, медиками и др. Государствоведение и юриспруденцию профессионально интересуют особенности народа, жизнедействущего в публичновластной (политической) и правовой подсистемах. Эти особенности народа на очереди.
В привязке к территории государства определенная совокупность проживающих на ней людей фигурирует уже (с некоторыми оговорками) не в облике народа, а как население. "В конституционном праве и его доктрине, когда речь идет о государстве в целом, понятие "население" используется как аналогичное понятию "народ" [11]. Об оговорках. В конституциях при установлении нормы представительства на выборах по мажоритарной системе, введении правил изменения государственной территории (в частности, административно - территориальных границ), определении порядка реализации форм непосредственной демократии и т.п. предпочтение отдается понятию "население".
Есть государствоведы, которые, следуя Ж.-Ж. Руссо, отличают "народ" от "населения" по принципу активного участия (либо неучастия) индивидов в управлении государством. "Народом" при такой градации считается масса тех людей, которые прямо и активно (пусть в разной мере) участвуют в решении государственных дел; "население" - совокупность всех живущих в государстве людей, как имеющих право участвовать (и участвующих) в управлении государством, так и не имеющих данного права и потому не реализующих его: дети, иностранцы, недееспособные лица и др.
Большой и в политико - юридическом плане жгучий вопрос - соотношение "народа" и "нации". Специалисты - этнографы затрудняются указать четкий водораздел, отделяющий "народ" от "нации". Ясно, что между ними, с одной стороны, много общего. Но с другой - не менее ясно и то, что они не стопроцентно одинаковы [12]. Предоставим "народоведению" искать (а главное - находить) общие черты и специфические свойства, имеющиеся у "народа" и "нации". Современное же государствоведение склоняется к тому, чтобы усматривать субстанцию государства именно в "народе", понимаемом как совокупность людей, которых объединяет прежде всего связь с государством и подчинение его законам. Безусловно, историкам, социологам, этнографам народ открывается иными своими гранями (внутренними и внешними связями). Однако не они целиком приковывают к себе умственный взор государствоведа и юриста.
Снова о соотношении "народа" и "нации". Нация, этнос в узком смысле слова, не есть, конечно, для государства нечто потустороннее, пребывающее вне его времени и пространства, вне его "гравитационного поля". Безнациональных народов в природе нет (моно- либо полиэтничных по составу). Следовательно, нет и безнационального государства, хотя существуют нации, не имеющие собственной государственности. Всякое, любое государство испытывает многообразные воздействия национального фактора, решает связанные с ним проблемы. Надо только помнить, что последние не всегда совпадают с проблемами бытия организовавшегося в государство народа. Сделанное напоминание теряет силу, если оказывается общепринятым, всеми разделяемым выработанный, по словам А.Г. Вишневского, в результате осмысления западного опыта взгляд "на нацию как на согражданство, как на совокупность граждан, демократически управляющих своим государством и имеющих равные права" [13]. Прекрасно. Вопрос лишь в том, является ли такой взгляд ныне действительно повсеместно общепринятым.
Конкретные модификации народа - население, нация - само собой разумеющиеся, знакомые реальности для государствоведов. В их сознании легко укладываются постоянно употребляемые дихотомии "народ и государство", "общество и государство". Но вот столь же привычно и просто им воспринимать и исследовать народ еще в одной его модификации: в качестве общества? Между тем как раз в этом своем качестве народ более всего выступает субстанцией государства.
Народ, видоизменяющийся в общество, естественно, приобретает очертания и свойства последнего. Каковы они? Единогласия в ответе на этот вопрос нет. По-разному изображаются, например, очертания общества. Одни обществоведы полагают необходимым представить его в первую голову комплексом структурообразующих социальных связей. По К. Марксу, в частности, "Общество не состоит из индивидов, а выражает сумму тех связей и отношений, в которых эти индивиды находятся друг к другу" [14]. Близко Марксову взгляду мнение Т. Парсона: "Общество...мы рассматриваем не как конкретную агрегацию взаимодействующих и проявляющих себя в поступках людей, а как получившую аналитическое определение подсистему всей совокупности социальных действий людей, абстрагированную на основе аналитического вычленения процессов взаимодействия, и структур, образуемых взаимоотношениями между исполняющими свои роли людьми" [15]. Похожей точки зрения придерживается Я. Щепаньский: "Не сами человеческие личности, объединяясь, становятся обществом, а то, что их связывает и что происходит между ними" [16].
Авторы процитированных суждений, известные в науке люди, одушевлены благим намерением - доказать несостоятельность концепций, трактующих общество как механическое скопление атомов - индивидов. Намерение правильное и полезное. Но, осуществляя такое свое доброе намерение, наши авторы, кажется, перегнули палку. Вольно или невольно они отрывают структурообразующие социальные связи от их действительных продуцентов, носителей и реализаторов (акторов), то есть от людей, от индивидов. Сами же индивиды, люди выглядят под пером названных авторов некими малозначащими деталями, приложением к этим связям. Перекосы в теории, даже диктуемые потребностями ведения научной критики, не перестают быть крайностями, которые уводят от истины, а не приближают к ней.
На очертание общества есть также иной взгляд. Его сторонники акцентируют внимание прежде всего на том, что общество является определенной совокупностью людей. По Г. Зиммелю, общество: "Во-первых, это комплекс обобществленных индивидов, общественно оформленный человеческий материал, составляющий всю историческую действительность" [17]. Но, кроме того, общество для Г. Зиммеля: "Это еще и сумма тех форм связи, благодаря которым из индивидов только и получается общество в правовом смысле" [17а]. Согласно Э. Дюркгейму: "Всякий агрегат индивидов, находящихся в постоянном соприкосновении, составляет общество" [18]. Э. Дюркгейму вторит П. Сорокин: "Общество в смысле социологическом означает прежде всего совокупность людей, находящихся в процессе общения" [19].
Бесплодны в познавательном плане конструкции, которые выстраиваются по однобоким схемам. "Общество не состоит из индивидов, а..." С фактами подобные конструкции в разладе. Действительное общество являет собой прежде всего некоторую совокупность людей, "комплекс обобществленных индивидов". Даже неловко повторять такие тривиальности. Общество состоит из индивидов, и интегрирует их в него производимая и актуализируемая этими же индивидами в процессе их постоянного взаимодействия система специфических отношений, норм, институтов, образа жизни и др., а также внешние условия их совместного бытия.
В рамках государства общество и народ - явления однопорядковые, по своему "человеческому материалу" тождественные. Некоторые нынешние исследователи это скорее чувствуют, угадывают, нежели отчетливо сознают. В книге "Российская государственность: истоки, традиции, перспективы" имеется рубрика "Власть и народ". В рубрике с этим названием нередки такие фразы: "Государство - тень общества, результат и форма способности его сохранить себя от распада, дезинтеграции"; "Государство утвердилось в представлении, что должно брать ответственность за все функции общества"; "Должна быть установлена граница между функциями общества и государства, отвечающая потребностям общества и функциональным возможностям государства" и т.п. [20]. Встреча с такой лексикой наводит на мысль, что для авторов, озаглавивших данную рубрику "Власть и народ", "власть" и "государство", "народ" и "общество" - синонимы. Ничего одиозного в этом нет, если синонимию принимать за однопорядковость. Предосудительна подмена самой однопорядковости идентичностью. "Власть" не идентична "государству"; термин "народ" близок по значению термину "общество", однако ему не идентичен.
Обратная картина в следующей рубрике "Российской государственности..." ("Общество и государство"). Теперь не "народ" замещают "обществом", а "общество" замещают "народом". Устами Н.А. Бердяева В.В. Ильин и А.С. Ахиезер вопрошают: "Почему самый безгосударственный народ создал такую огромную и могущественную государственность?" Они непринужденно перефразируют знаменитую сентенцию Ж. де Местра: "Каждый народ имеет то правительство, которого заслуживает" [21]. У В.В. Ильина и А.С. Ахиезера понятия "народ" и "общество" свободно взаимно конвертируются в одинаковой "стоимости". При соблюдении ряда условий такая конвертация возможна и целесообразна. Главные из них: а) знание своеобразия, характерных признаков каждой из политико - юридических модификаций бытия народа, б) умение применить это знание в нужный момент и в нужном (по содержанию и смыслу) контексте.
Предположим, государствоведу потребовалось обратиться к изучению народа как населения. Что особенно будет интересовать исследователя в данном случае? Величина и плотность населения. Его возрастные параметры. Дифференциация на группы: городскую и сельскую. Миграционные процессы. Юридическая связь составляющих население индивидов с государством (гражданство либо отсутствие такового). Участие в отправлении общегосударственных дел, в решении задач местного самоуправления и др.
Аналогичным будет подход государствоведа, который ближайшим предметом своего изучения делает народ в облике нации. Разумеется, он сосредоточится на разборе вопросов, отличных от тех, что вызывают преимущественный интерес при исследовании народа как населения. Здесь внимание государствоведа сфокусируется на проблемах, связанных именно с таким обликом народа. В поле его зрения окажется, естественно, этническая структура народа (монолибо полиморфная), этнокультурные группы и их категории (этносы как целостности на исконно занимаемых ими территориях и этнические группы, пребывающие в обособлении от основной массы своего этноса - диаспоры), национальные большинства и национальные меньшинства, национальный язык и национальная культура, политико - юридические способы существования различных этнических групп и т.д.
На сегодня в мире нет (что уже отмечалось) безнациональных народов. Но народ - не чисто этнический, а этносоциальный организм. Потому он не совпадает во всем своем объеме и во всех отношениях с собственно национальной коллективностью. Любопытно, что еще Гомер проводил, по меткому наблюдению Э. Бенвениста, грань между народом (демосом) и этносом. Для Гомера, пишет французский ученый, демос - "территориальное и одновременно политическое понятие - обозначает разом и часть земель, и населяющий их народ". Народ следует мыслить себе иначе, нежели этнос, поскольку "слово ethnos применяется не только к людям, но и к животным, пчелам - случаи, в которых demos никогда не употребляется... из гомеровских примеров следует, что demos - это общность людей, объединенных только общими социальными условиями, а не родственными узами и не принадлежностью политического характера" [22].
Каждой из конкретных модификаций народа (будь то население, нация, общество) присущи свои особые признаки. Достоверное описание и объяснение последних предполагает выбор и использование специфических ракурса, языка и познавательных средств. Будучи разными как предметно, так и по значению, эти признаки не отгорожены друг от друга китайской стеной, не являются взаимоисключающими величинами. Наоборот, подчас они пересекаются, всегда друг друга дополняют. Оно неудивительно. Ведь в конечном счете указанные признаки суть различные свойства одного и того же социального субъекта - народа.
Настала пора вернуться к прерванному изложению вопроса о народе, который перевоплощается также в общество. В принципе всякое общество есть на определенный лад перевоплотившийся народ. Но не о всяком обществе (и, следовательно, народе) пойдет дальше речь. По понятным соображениям идти она будет только об обществе государственно - организованном, т.е. о народе, организовавшемся в государство. Категория "государственно - организованное общество" - отнюдь не изобретение сегодняшнего дня. В "Философской пропедевтике" (1808 - 1811 гг.) Гегель отмечает, что: "Природное общество семьи расширяется до всеобщего государственного общества, которое выступает в общем виде и целом не столько как общество, состоящее из индивидов, сколько как внутри себя единый, индивидуальный народный дух... Наука о государстве есть представление той организации, какой обладает народ, как внутри себя живое органическое целое" [23]. Народ, который трансформируется в государство, становится вследствие этого всеобщей организацией или, что то же самое, государственно - организованным обществом, политическим союзом.
Устройство, отличительные черты политического союза (государства) детерминируются тем, что на него прямо "замкнута", непосредственно в нем опредмечивается публичная власть - одна из основных социальных функций. В нем (а не в каких-то отдельных его частях) она укоренена, институционализируется и осуществляется. Содержание публичной власти как социальной функции - интеграция и организация (упорядочение) общества, управление им, достигаемые с помощью соответствующих средств и методов. Публичная власть, которая изначально и постоянно конструктивна по отношению к обществу, жизненно необходима ему.
Публичная власть имеет двойную объективацию (двояким образом опредмечивается). С одной стороны, она объективируется в людях, во всех людях, составляющих государственно - организованное общество; это их деятельностью, практической энергией актуализируется и реализуется публичная власть как социальная функция. С другой стороны, она объективируется в сети структур публичновластных отношений, институтов, норм, процедур, ролей и т.д.; эти структуры воспроизводятся и видоизменяются человеческой деятельностью, но вместе с тем они же обеспечивают и направляют ее. Оба момента объективации публичной власти абсолютно обязательно предполагают друг друга. Не бывает деятельности членов государственно - организованного общества, так или иначе не опосредствованной сетью структур публичновластных связей и установлений. Точно так же данные связи и установления не могут возникнуть и существовать вне и помимо этой деятельности.
Публичная власть удовлетворяет потребности общества, достигшего известной стадии исторической зрелости, в полномасштабной интеграции, в надлежащем упорядочении социального общежития, в управлении общественным целым. Благодаря ей оно (а стало быть, народ) делается государственно - организованной коллективностью, публичновластной организацией. Эта организация (и организованность) наделяет народ такими специфическими чертами - качествами, которых нет у народа - населения и нет у народа - нации.
Бросается в глаза то, что в отличие от народа - населения и народа - нации государственно - организованный народ является коллективностью людей, устроенной иерархически. Ее композиция не может быть другой, тут вариантов нет. "За все время своего существования человечество не нашло никакого более универсального принципа организации, чем иерархия" [24]. Знаю, есть люди, у которых иерархия, как принцип объединения людей в организацию - государство, вызывает идиосинкразию. Не нравится им иерархия, гневаются они на нее, будто она обманула этих людей в их лучших ожиданиях [25]. Остается посочувствовать таким людям и присоветовать им иметь трезвые, реалистические ожидания.
Действием принципа иерархии закономерно обусловлена пирамидальная архитектоника государственно - организованного общества. Каркас пирамиды образует две (как минимум) структуры: а) вертикальные, идущие от вершины пирамиды (то есть от центра организации) публичновластные отношения, б) располагающаяся на линии этих отношений многоуровневая система разноранговых политико - юридических ролей [26].
Публичновластное отношение асимметрично. Его участников единит связь субординации, которая выражается в актах веления (приказа, команды, распоряжения) и актах подчинения такому велению. Отсюда ясно, что субординация исключает равенство связанных ею субъектов. Один из них находится на позиции приказывающего (властвующего), а другой - ему подчиняющегося, выполняющего его волю (подвластного). Оба вместе, властвующий и подвластный, только сообща воплощают публичную власть [27]. Другой вопрос (столь же кардинальный), что политико - функциональные возможности каждого из этих двух ее агентов различны, и зачастую различны принципиально.
Такова лишь схема публичновластного отношения. В плоть и кровь общественной жизни оно ощутимо претворяется единственно тогда, когда за велением, которое властвующий адресует подвластному, следует реальное подчинение поведения подвластного этому велению. Если такого контакта нет, публичновластное отношение на практике состояться не может, оно повисает в воздухе, а сама публичная власть превращается в призрак.
Публичновластными отношениями "прошито" все государственно - организованное общество. Они охватывают собой весь трансформировавшийся в него народ. Также в силу этого обстоятельства народ в его целостности есть вместилище, обладатель, носитель и исполнитель публичной власти. Формулы конституций современных правовых государств: народ - единственный источник власти в государстве, народ - источник всей государственной власти, вся власть в государстве принадлежит народу, вся власть исходит от народа и т.п., - могут казаться поверхностному взгляду декларативными, отдающими дань новоевропейской демократической риторике. Однако за этими формулами стоит авторитет науки. Они теоретически выверены, адекватны фактическому положению дела. Нет причин считать воспроизведенные исходные позиции конституций современных правовых государств сугубо нормативными политико - юридическими суждениями, относящимися не к сфере сущего, но лишь к области желаемого, долженствующего быть. Но такие их оценки делаются.
Публичная власть - атрибут жизнеустройства и жизнедеятельности государственно - организованного общества. Ее конфигурация неизбежно преломляется (притом очень рельефно) в нем, она отпечатывается на облике народа. Имманентная публичновластным отношениям дихотомия "властвующий - подвластный" соответственно придает народу вид коллективности, дифференцированной на "властвующих" и "подвластных". Такое расслоение совершается и наличествует внутри народа. Во все времена народ образуют "властвующие" и "подвластные". Это расслоение не раскалывает единую государственно - организованную общность людей на "не-народ" и "народ".
Несть числа попыткам закрепить благозвучное имя "народ" лишь за "подвластными": "простыми людьми", "трудящимися массами", "рядовыми" гражданами и проч., а "властвующих" изобразить эдаким вненародным самозванцем, неведомо откуда сваливающимся на беду страдальца - народа.
Образованнейший психолог В.П. Зинченко летом 1998 г. публикует статью "Психология доверия". В ней он взволнованно пишет: "Можно, конечно, посочувствовать нынешней публичной власти. За прошедшие со времени речи Столыпина 92 года (его речи во Второй Государственной Думе. - Л.М.) россияне лучше не стали. Думаю, не стали и намного хуже. Они закалились, но пока не ожесточились. Их недоверие к власти, к чиновникам, к милиции, к армии, к судопроизводству, к банкам, к средствам массовой информации, к почте, к домоуправлению и т.д. и т.п. - это нормальная, здоровая защитная реакция на хроническое, длящееся многие десятилетия вранье" [28]. Получается, по В.П. Зинченко, что в нашем государстве чиновники, сотрудники милиции, военнослужащие, люди, работающие в банках, в системе связи, в жилищно - коммунальных конторах и т.д. и т.п., то есть миллионы российских граждан - не россияне ("не-народ").
А кто же они? Живущие в Индии тамилы или случайно залетевшие на Землю марсиане? Праведна и полезна "здоровая защитная реакция" одной части россиян на негативные факты деятельности ("вранье") другой части таких же, как и они, россиян (и те и другие один российский народ, народ России), только занятых в сфере оказания политических, правовых, социально - экономических и др. услуг. Однако никак нельзя признать "нормальной, здоровой, защитной реакцией" катастрофичное для всех без исключения россиян подозрительное, неприязненное отношение к публичной власти как к социальной функции, к реализующим ее институтам государственно - организованного общества, к инфраструктурам последнего и т.д.
Пирамидальная архитектоника государственно - организованного общества, отношения властвующих и подвластных конкретизируются в многоуровневой системе разноранговых ролей. Их номенклатура остается в истории государственности сравнительно стабильной. В категории "властвующих" были и поныне значатся (под разными титулами) главы государств и министры, губернаторы и градоначальники, генералы и послы, законодатели и судьи, полицмейстеры, урядники, старосты и т.п. Категория "подвластных" состоит большей частью из людей, которые занимают место на самой нижней ступени пирамиды государственно - организованного общества. Но не только из них, а также из тех, над кем находятся вышележащие уровни пирамиды публичновластных отношений. Кроме ролей, играемых подданными, гражданами, которые не принадлежат к "командному составу", все остальные участники этих отношений играют (за редким изъятием) одновременно роли "властвующих" и "подвластных".
Подчеркивая расслоение организации на управляющих и управляемых (не таковы ли "властвующие" и "подвластные"?), А.И. Пригожин полагает, что в группе управляющих "почти все статусы двузначны" [29]. Иначе говоря, такие статусы совмещают в себе роли управляющих и роли управляемых. По-моему, такого совмещения ролей ("статусов") нет. Обе эти сущностно разные роли никак не сливаются в одну "двузначную". Просто каждая из них при определенном стечении обстоятельств достается одному человеку и обе они выполняются им одним.
Сравнительная стабильность номенклатуры основных политико - юридических рангов "властвующих" и "подвластных" соседствует с происходящими в истории государственности изменениями содержания, способов реализации и форм взаимосвязи данных рангов и ролей. На поверхности лежат, например, различия, которые вызываются переменами в компетенции и стиле поведения главы государства. Роль одна и ранг один, но сколь неодинаковы древневосточный деспот, европейский самодержец XVII - XVIII вв. и современный конституционный монарх. Столь же различны их отношения с другими властвующими и подвластными. Приблизительно то же самое можно утверждать и о такой роли, как гражданин. Гражданин афинского полиса заметно отличается по своему политико - правовому статусу от гражданина средневекового города - государства. В свою очередь, громадная разница существует между средневековым бюргером и гражданином современного правового государства.
В каком порядке и кому из членов государственно - организованного общества (народа) достаются определенные роли и политико - юридические ранги? Проще всего, пожалуй, с первичной ролью - ролью обыкновенного (и только) подданного, гражданина. В подавляющем большинстве случаев индивиды ею обзаводятся (наделяются) в силу факта рождения и жизни в данном государстве. С обретением тех или иных политико - юридических рангов, относящихся к ролям "властвующих", дело обстоит сложнее. Индивиды, которые стремятся заполучить их, должны удовлетворять принятым в этом исторически конкретном государстве критериям. Таковых немало. Происхождение и родственные связи, этническая и конфессиональная принадлежность, общественное положение и имущественное состояние, образовательный уровень, профессиональные качества, политические убеждения, лояльность, черты характера и др. Вхождение в роль из разряда "властвующих" сопровождают, как правило, некоторые процедуры: восшествие (на престол), назначение, избрание, приглашение и т.д.
Требуемые критерии, процедуры - необходимые условия приобретения индивидом рассматриваемых ролей. Но решающее значение имеет здесь его личная воля быть в этой роли и исполнять ее. Нет такой воли - нет и на политической сцене соответствующего действующего лица, актора.
В конце XVIII в. в наиболее развитых странах Запада интенсифицировались процессы демократизации общественно - политической жизни. Постепенно углубляясь и распространяясь на другие страны, они продолжились в XIX и XX столетиях. Устанавливалось равенство всех людей перед законом, вводилось всеобщее избирательное право. Укреплялась система представительных учреждений. Ликвидировались различные дискриминационные барьеры, которые закрывали доступ к высокоранговым ролям "властвующих". Существенно поднималась грамотность населения. Усиливалось социальное влияние средств массовой информации. Но данные процессы в принципе не изменили иерархическое построение публичной власти государственно - организованного общества. Осталась прежней в своей основе шкала политико - юридических рангов ролей "властвующих" и "подвластных". Правда, зримые перемены претерпевают содержание таких ролей и способы их реализации.
С упрочением демократических начал в общественно - политической жизни качественный сдвиг происходит не в кругу самих ролей участников публичновластных отношений. Он происходит в тех условиях, соблюдение которых требуется для обладания ролями "властвующих" (в том числе высокоранговыми). Отмена сословного, имущественного, конфессионального, этнического цензов, ценза по половому признаку и др. впервые делает легально доступной для каждого члена государственно - организованного общества (народа) роль самого разного политико - юридического ранга. Это обстоятельство - один из значительных моментов становления правового государства как публичновластной ассоциации свободных и равноправных граждан.
Прежде роли "властвующих" и "подвластных" достаточно жестко фиксировались за определенными социальными стратами (кастами, сословиями и т.п.), различными территориальными мощностями, религиозными и профессиональными корпорациями, имевшими неравные общественные и правовые статусы. Перемещения индивидов из одной такой коллективности в другую не столь часты. Потому и редкими, единичными бывали случаи смены людьми выпавших на их долю ролей и рангов.