Глава 1. Проблема
Обычно шум дождя, стучащего по окну, меня успокаивает, но не сегодня. Завернувшись в одеяло, я слушаю, как капли стучат по поверхности, и это сводит меня с ума. Кажется, что они, того и гляди, разобьют стекло. Возможно, все дело в бессоннице или в моих пошаливающих нервах, но я никак не могу найти успокоения в этом мерном шуме, а также не могу понять, почему такая ерунда так сильно выводит меня из душевного равновесия.
Я переворачиваюсь на спину и натягиваю одеяло до самого подбородка. Откровенно говоря, с недавних пор меня все раздражает. Раньше я отлично умела справляться со стрессом, но после того, как я взялась за работу над своим последним проектом, с этим моим умением что-то случилось.
Закрыв глаза, я разрешаю себе подумать о том, что сейчас занимает большую часть моего времени, хотя знаю, что это неправильно, ведь теперь я точно не усну. Хотя если выбирать между бесконечным шумом дождя и мыслями о работе, то последнее предпочтительней: погоду не изменить, но, возможно, меня осенит какая-нибудь идея, и я смогу найти решение проблемы.
Я терпеть не могу безвыходные ситуации, но каким-то непостижимым образом попала в одну из них. Как так вышло? Война поглотила большую часть моего детства и детства моих друзей, поэтому вскоре после ее окончания я решила рассказать правдивую историю о том, что же произошло на самом деле. Всякая выдумка, где мы изображались этакими сверхлюдьми, которые смотрели опасности в лицо, ни разу не моргнув, порядком мне надоела. Все было не так. Нам было страшно, мы держались только на упрямстве и сражались по необходимости. Те, кто со мной вместе участвовали в войне, знали, что такое страх и что такое смерть. И мне казалось невозможным преступлением забыть то, что произошло на самом деле в угоду красивой истории. Вот так у меня и возникла эта идея. Я твердо решила описать события пятилетней давности во всех подробностях, даже если иногда они были отвратительны, хотя что может быть хорошего в войне? С самого первого дня книга заняла все мое время.
На ум приходят листки пергамента, разбросанные по кухне, и от этого живот неприятно скручивает. Я добралась до места, где мне придется приложить максимум усилий, чтобы заполучить нужную информацию. А заранее я об этом почему-то не подумала. И именно это больше всего выводит меня из себя. Как правило, я хорошо планирую всю свою работу, но это задание оказалось сложнее, чем я предполагала. Лицу делается жарко. Я очень сердита на себя за то, что не просчитала все как следует с самого начала, а ведь ошибки в моей книге недопустимы! Но теперь мне кажется, что мне не удастся продвинуться дальше без того, чтобы не углубиться в исследования еще больше. Вздохнув, я понимаю, что думать о работе в такое время бесполезно, и встаю с кровати. Сейчас самое время выпить чаю и успокоиться.
Я выхожу из темной спальни, и все, о чем я могу думать, это тупик, в который я зашла в своих изысканиях. Мне необходимы подробности и доказательства с указанием источника. Мне нужны свидетельства людей, которые пожертвовали всем ради нашей победы. И вот тут-то возникала проблема: скажите на милость, как можно узнать детали, когда главный участник событий умер почти пять лет назад? Сначала я хотела воспользоваться собственными воспоминаниями, но сегодня стало очевидно, что из этого ничего не выйдет. Я переступаю через толстую книгу в кожаном переплете и с некоторым смущением вспоминаю, как, разозлившись, бросила ее через всю комнату. Конечно, это было не очень умно с моей стороны, но, по правде говоря, я получила непонятное удовлетворение, наблюдая за тем, как она летела по воздуху, словно вместе с ней я отбросила и часть своей досады. Я поворачиваюсь, подбираю книгу и направляюсь в кухню. Впереди еще много работы.
К счастью, чайник, что я заварила около часа назад, еще не остыл. Я снимаю его с плиты, беру чашку с сушилки и направляюсь к столу. Скорее всего, я допью все содержимое в течение часа и не уверена, хорошо это или плохо. Налив в чашку ароматную жидкость, я принимаюсь листать свои записи, сделанные тем же днем. Именно из-за них я и потеряла сон. Найдя нужную страницу, я хмурюсь и читаю имя, указанное сверху листа: Северус Снейп.
Я внимательно изучаю все написанное, и события, происшедшие несколько часов назад, всплывают в памяти яркими образами, и вот я уже вижу себя, стоящую у ворот Хогвартса.
* * *
— Гермиона! — шотландский акцент директрисы я узнаю где угодно.
Повернувшись к замку лицом, я вижу, как она идет быстрой походкой мне навстречу и улыбается. Оказавшись у ворот, она взмахивает волшебной палочкой, и тяжелые створки разъезжаются в разные стороны.
— Очень рада тебя видеть, дорогуша.
— А я очень рада снова оказаться в Хогвартсе, — отвечаю я, и губы сами собой растягиваются в улыбке.
Я всегда любила это место и, переступая порог, ощущаю, как магия пронзает меня насквозь. Наверно, это звучит глупо и избито, но у меня такое чувство, словно я вернулась домой после долгих странствий.
— Профессор, спасибо, что согласились со мной встретиться.
Минерва кивает головой и берет меня под руку, и уже вместе мы идем по тропинке к замку.
— Признаться, я была удивлена, когда получила твое письмо, — продолжает разговор мой бывший профессор. — До сегодняшнего момента никто еще не просил о такой привилегии, и я не совсем понимаю, зачем тебе это надо.
Слегка улыбнувшись, привычным движением я достаю записи из сумки. К счастью, я подготовилась к подобным расспросам.
— Все дело в том, что я пишу книгу, — говорю я и протягиваю Минерве тетрадь. — И когда я ее закончу, люди наконец узнают о тех жертвах, что многим пришлось принести ради победы.
Минерва выпускает мой локоть, берет книжку и начинает ее листать.
— Здесь есть имена всех, кто погиб, — печально говорит она, и мне делается немного не по себе от того, что она так сильно тронута.
— Профессор, — кивая головой, продолжаю я, — прямо не знаю, как быть дальше, я уже все перепробовала. Исследования зашли в тупик, а мне просто необходимо свидетельство из первых рук для того, чтобы закончить книгу.
Минерва добирается до самого конца записей, а потом, подняв голову, скептически смотрит на меня. Интересно, может ли она заметить нервозность, которую я испытываю от мысли, что мне придется увидеться с профессором Снейпом?
— То есть, ты хотела бы поговорить с Северусом?
— Да, да очень. Было бы хорошо, если это можно было бы организовать, — отвечаю я и засовываю руки в карманы джинс, чтобы было не видно, как я тереблю заусенцы. Совершенно не понятно, почему я так волнуюсь, но все равно не могу остановиться.
— Конечно, Гермиона, я могу это организовать, — говорит Минерва со скорбным лицом, и мне становится интересно, от чего она так расстроилась. — Однако, боюсь, тебя ждет разочарование.
Это меня мало удивляет. Мне трудно себе представить, что я могла бы вот так запросто болтать с кем-нибудь, подобным Северусу Снейпу. Даже при жизни он был чрезвычайно скрытным, и поладить с ним было непросто. А если судить по реакции Минервы, то смерть мало изменила его. Но мне все равно становится любопытно, почему она думает, что я разочаруюсь в результате.
— Я не совсем понимаю, к чему вы клоните, профессор? Я, конечно, знаю, что профессор Снейп не любит общаться с людьми, но, возможно, когда он узнает, что я задумала, то согласится мне хоть как-то помочь. Я уверена, вы слышали о произведении Риты Скиттер «Северус Снейп: сволочь или святой».
— Конечно, я видела этот ужас, — выдавливает из себя Минерва. Судя по всему, она тоже не любитель этого чтива. — Человек, описанный в книге, имеет мало общего с Северусом. А Рите должно быть стыдно за то, что она написала и выдает за правду.
— Вот именно поэтому я и хочу рассказать, как все было! Люди должны знать правду не только о профессоре Снейпе, но и о других людях, а то Сириус так и остался убийцей, а Ремус — монстром.
Пока я говорю, Минерва смотрит на меня и грустно улыбается. Я часто сталкиваюсь с подобной реакций, когда рассказываю людям о своем проекте.
— Люди, конечно, должны знать правду, но необязательно, что она им понравится, — произносит Минерва.
— Если они не могут принять истину, то это значит, что они ее не заслужили, — резко отвечаю я и начинаю подниматься по каменным ступеням, ведущим к замку. Не знаю, что это на меня нашло, но, наверно, вся эта ситуация меня раздражает, и я не сдержалась. Минерва смотрит на меня недоуменно. — Просто я считаю, что люди должны иметь свободный доступ к информации, — заканчиваю я.
— Гермиона, будь осторожна. Если ты пытаешься убедить людей, что все, во что они верят, неправильно, то рискуешь нарваться на грубость или, что еще хуже, испортить собственную репутацию, — отвечает Минерва.
Это звучит, как предупреждение. Конечно, директриса права, и иногда я сама начинаю сомневаться. Но с другой стороны, разве правильно скрывать то, что произошло на самом деле только потому, что я боюсь чужого мнения? Каждый день я пытаюсь найти ответ на этот вопрос.
— Я не буду насильно кормить людей правдой. Я просто поставлю перед ними блюдо с едой, а уж они сами решат, стоит ли его отведать.
— Ну что же, будем надеяться, что все придут в восторг от твоей стряпни и попросят добавки, — мягко рассмеявшись, отвечает Минерва.
Мы входим в замок, я спешу за Минервой по направлению к ее кабинету, и меня переполняют воспоминания. Я прохожу по знакомым коридорам, где на стенах весят все те же портреты. Мимо нас пробегают ученики, и через какое-то мгновение мы оказываемся перед дверями кабинета. Минерва тихо произносит пароль, дверь открывается, и мы входим. Внутри все осталось почти таким же, каким было при Дамблдоре. Я думаю, что это не случайно, ведь Минерва так походит на него характером.
— Ну вот, пожалуйста, — произносит директриса чуть дрогнувшим голосом.
Я, конечно, сразу узнала бы портрет человека, что погиб у меня на глазах в Визжащей Хижине. Он сидит перед нарисованным столом без движения и только изредка моргает. Я осторожно подхожу ближе, и меня трясет от страха, несмотря на то, что он умер пять лет назад и вообще это всего лишь изображение.
— З... здравствуйте, профессор Снейп. Сэр, это я, Гермиона Грейнджер. Можно ли вам задать несколько вопросов? Ну, конечно, если у вас есть время, — лепечу я.
Ах, ну какая же я дура! Есть ли у него время! Как будто он может быть чем-то занят. Тем не менее, я продолжаю смотреть в его черные, холодные глаза, надеясь на какой-то ответ. Но ничего не происходит. Снейп молча сверлит меня взглядом. Я не знаю, желает ли он донести до меня какой-то тайный смысл или просто хочет запугать, но последнее ему точно удается.
Я в недоумении смотрю на Минерву, которая сидит за столом, уперев подбородок в сложенные руки. На секунду она встречается со мной взглядом, но потом быстро отводит глаза. Я возвращаюсь к портрету профессора Снейпа и пытаюсь заговорить с ним еще раз.
— Профессор, вы меня слышите? Вы меня помните? Скажите хоть что-нибудь.
Но он не отвечает на призывы, а просто продолжает смотреть сквозь меня.
В какой-то момент я понимаю, что мои усилия бесполезны, и сажусь напротив Минервы. Признаться, я совсем не рассчитывала на такой поворот.
— Может быть, он не помнит меня? В конце концов, я сильно изменилась за пять лет, — мое предположение звучит жалко, но ничего лучше не приходит в голову.
— Он помнит тебя, моя дорогая. Северус был не из тех людей, что жаловались на память. Как ты думаешь, почему ему так удавались зелья?
— Тогда в чем дело? Отчего он мне не ответил?
— Гермиона, он всегда сидит молча, — сочувственно объясняет Минерва. — Я пыталась донести до тебя это с самого начала.
Я опять смотрю на портрет и не верю своим глазам: он пуст.
— А куда он ушел?
— Должно быть, на другой портрет, — отвечает Минерва, не прерывая зрительного контакта. Мне кажется, что подобное бегство случалось уже не раз. — Северус обычно не остается на этой картине дольше, чем два дня кряду. Наверно, он нашел еще один портрет недалеко от своего бывшего класса, и совершенно очевидно, что там он чувствует себя спокойнее, чем здесь. Но, к сожалению, он не имеет права покинуть этот кабинет навсегда, так как является советником действующего директора. Он может уйти только на какой-то непродолжительный срок.
Я вскакиваю со стула прежде, чем могу сдержать порыв, прохожу мимо Минервы и становлюсь прямо напротив пустого холста. Нарисованное кожаное кресло кажется знакомым, и я вспоминаю, что оно стояло в классе у Снейпа много лет назад. Стол этот я тоже где-то определенно видела. Ну да, конечно, у него в кабинете. Мне не понятно, почему ему не нравится находиться в окружении привычных предметов, но, в конце концов, мы говорим о Снейпе, самом загадочном волшебнике современности.
— Он не разговаривает только с вами или с другими портретами тоже? — спрашиваю я, продолжая рассматривать картину.
— Со мной — никогда. Я также не видела, что бы он беседовал с другими директорами и директрисами.
— А вам не кажется это странным? — произношу я, нахмурившись. Где это видано, чтобы портрет не желал быть портретом? Чудно, но в тоже время очень интересно. — Разве такое может быть?
Голос Минервы звучит так близко, что я вздрагиваю от неожиданности:
— Выходит, что может. Я приглашала нескольких специалистов, но они не смогли найти никаких аномалий. Художник тоже клянется, что с его творением все в порядке. Как видишь, профессор Снейп свободно передвигается, но почему-то наотрез отказывается говорить.
Вытянув руку вперед, кончиками пальцев я дотрагиваюсь до рамы, ощущая теплоту дерева. Но что-то кажется неправильным.
— И как долго он пропадает в другом месте?
Минерва кашляет, прочищая горло. Уж не всхлипывает ли она?
— Пока не успокоится, а через час-другой возвращается. Затем он остается здесь чуть меньше, чем на двое суток и потом опять исчезает.
Мне кажется, что она его жалеет. Где-то я тоже ему сочувствую. Наверно, Снейпа сводит с ума то, что он навсегда привязан к этому месту. Я трясу головой, стараясь отогнать эту мысль, пока она не запустила в меня зубы и жало. Я совсем не хочу представлять Северуса Снейпа в книге в жалком свете.
— Гермиона, прости, что не смогла тебе помочь. Твоя задумка очень хорошая, и надеюсь, что ты сможешь собрать всю необходимую для книги информацию, — говорит Минерва и гладит меня по плечу, надеясь тем самым подбодрить. Но мне делается еще обиднее: как будто я признала свое поражение и смирилась с ним. — Не сдавайся, — заканчивает директриса.
От этих слов у меня остается горький привкус. Наверно, мне следует улыбнуться, но ничего не выходит. Я раздосадована тем, что мне не удалось продвинуться в расследованиях. Интересно, с каких это пор мне стало казаться, что книга превратилась в камень, висящий на шее?
— У меня есть еще пара наводок, — лгу я в ответ, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно. По правде говоря, я уже и так пыталась расспросить всех, кого могла, о Северусе Снейпе, но безуспешно, и вот теперь загнала себя в окончательный тупик.
Минерва снимает очки, аккуратно складывает их и убирает в карман мантии. Все так же продолжая смотреть на портрет профессора Снейпа, она спрашивает:
— Ты когда-нибудь видела его воспоминания?
Мне делается смешно. Идея такая нелепая, что она даже не приходила мне в голову.
— По правде говоря, профессор, я об этом не задумывалась, ведь это еще более безнадежный путь. В конце концов, вся это информация хранится в Министерстве Магии под грифом «совершенно секретно», и только люди, имеющие особое разрешение, могут до нее добраться.
— Гермиона, твой лучший друг работает в аврорате, — говорит Минерва, качая головой от удивления. — Попроси его о помощи.
— Я сомневаюсь, что Гарри смог бы что-то сделать, — внутренне поморщившись, отвечаю я.
— Ерунда! Поттер, считай, начальник аврората, и я уверена, он может делать все, что пожелает.
Мне кажется, что разговор с Гарри на эту тему окажется пустой тратой времени, он ведь совсем не любит вспоминать, что произошло в Хогвартсе пять лет назад. Хотя, может, все же попытаться? Возможно, мне и повезет. В настоящее время Гавейн Робардс является главным аврором, но Гарри выполняет добрую половину его работы и, соответственно, имеет весьма полезные связи в Министерстве. Так что, скорее всего, он с легкостью сможет заполучить то, что мне нужно. Правда, неясно, согласится ли, ведь в прошлом он старался избегать подобных тем.
— Может, вы и правы, — отвечаю я и возвращаясь к стулу, чтобы забрать свою сумку. — Я просто огорчилась, что сама не додумалась до этого.
— Знаешь, я тоже огорчилась, — говорит Минерва и провожает меня до двери. — Мне бы очень хотелось вновь услышать его голос, даже если это просто был бы какой-нибудь язвительный комментарий.
— Благодарю вас, профессор, за потраченное на меня время, — я протягиваю руку для рукопожатия. На какое-то время Минерва замирает, а потом обнимает меня.
— Можешь обращаться ко мне «Минерва», — отвечает она, выпуская меня. — Если я еще чем могу помочь, дай мне знать.
Я улыбаюсь, и от моего плохого настроения не остается и следа. Каким-то образом Минерва всегда знает, что сказать для того, чтобы подбодрить меня.
— Всенепременно, — говорю я на прощание.
* * *
Записная книжка выпадает из руки и ударяется о столешницу. Тяжело вздохнув, я сажусь на стул, но не могу сидеть спокойно. Теперь у меня есть план. Я встаю и иду в кабинет, в котором царит еще больший беспорядок, чем на кухне. Я нахожу чистый листок пергамента, перо и чернильницу и, подхватив все это богатство, отправляюсь на поиски менее заваленного уголка в доме.
Наконец устроившись в большой комнате, я молча смотрю на пустой лист в попытке собраться с мыслями. Почему это так непросто? Ведь Гарри — мой самый давнишний и самый дорогой друг, но слова все равно не приходят на ум. Посидев еще, я немного успокаиваюсь и начинаю писать письмо.
«Гарри, надеюсь, что у тебя все хорошо. Я хотела бы попросить тебя об одолжении, хотя заранее прошу меня простить, если эта просьба поставит тебя в неловкое положение. Как ты знаешь, я пишу книгу о второй волшебной войне. Проблема в том, что я в некотором роде зашла в тупик в своих исследованиях. В общем, не мог бы ты мне помочь найти какую-либо информацию о роли профессора Снейпа в этой войне? Я подумала, что многие документы наверняка хранятся под грифом «совершенно секретно», но, возможно, у тебя есть какие-то способы их достать. Жду ответа. Твоя Гермиона».
Я перечитываю своё послание несколько раз. Конечно, не идеал, но подойдет. Спрятав письмо в конверт, я иду к клетке с совой, открываю дверцу, прикручиваю пергамент к лапке и выпускаю птицу в ночное небо. И только в этот момент понимаю, как же устала. Махнув рукой на беспорядок, я возвращаюсь в спальню и падаю в кровать.
* * *
Мне кажется, что я едва сомкнула веки, как кто-то уже стучит в дверь, и я просыпаюсь. «И кого же это принесло посреди ночи?» — раздраженно думаю я и только потом смотрю на часы. Оказывается, уже семь утра. Поднявшись с кровати, я бросаю взгляд на зеркало. Мамочки, на кого же я похожа? Стараясь хоть как-то пригладить волосы, хотя заранее знаю о бесполезности этого занятия, я иду к двери. Посмотрев через глазок, вижу, что по другую сторону стоит Гарри.
— Гарри, — говорю я, впуская его, — извини, что похожа на чучело, но последнее время очень плохо сплю, а ты как раз меня разбудил, — заканчиваю я и смущенно улыбаюсь.
— Разбудил тебя? — с сарказмом спрашивает он. — Наверно, стоило подождать двух ночи и отправить тебе сову, чтобы она вывела тебя из душевного равновесия непрекращающимся стуком в окно.
— Ох, извини, пожалуйста, — краснею я. — Я забыла о времени.
— Да ладно, бывает, — качает головой Гарри. — Что ты хотела узнать о профессоре Снейпе?
— О, это длинная история. Может, чаю? — отвечаю я и приглашаю его на кухню.
Гарри проходит мимо меня, попутно снимая пальто.
— Ну хорошо, пара минут у меня есть, — говорит он. — Но только если у тебя найдутся те вкусные лимонные печенья в глазури, — заканчивает мой друг и кидает верхнюю одежу на диван.
— Слушай, ведь сейчас раннее утро, — кричу я ему вслед. — Не рановато ли для сладкого?
— Да нет, в самый раз, — Гарри садится на стул в кухне, а я достаю печенья из буфета и раскладываю их на блюдце. — Так что ты хотела?
— Ты знаешь, что я пишу книгу о войне, и мне кажется, что Снейп играл в ней очень важную роль. Поэтому мне хотелось бы включить его в повествование, но беда в том, что я почти ничего не знаю о том, что произошло. И я подумала, что, возможно, в Министерстве сохранились его воспоминания.
— Скорее всего, — отвечает Гарри и кусает уже от второго печенья, — но наверняка к ним нужен особый доступ, а ты же знаешь, как я не люблю нарушать правила.
Я кидаю ему недоверчивый взгляд — что за шутки с утра пораньше?
Гарри тяжело вздыхает и пододвигает ко мне пустую тарелку.
— Тебе нужен доступ ко всему файлу?
На секунду я замираю и думаю, что мне спросонья послышалось.
— Вот так просто? — наконец спрашиваю я.
— Что вот так просто?
— Ты ведь никогда мне ничего об этом не рассказывал.
— Верно, но я вижу, как это важно для тебя, — тихо отвечает он. — К тому же, когда-то люди должны узнать правду.
— Если тебе так проще, то можешь мне просто все рассказать, — предлагаю я.
Гарри медленно снимает очки и протирает стекла концом рубашки. Похоже, мне наконец-то удалось поставить его в неловкое положение.
— Гермиона, мне не хотелось бы говорить на эту тему.
— Ну ладно. Но ты сможешь достать все дело целиком, включая воспоминания?
Какое-то время он обиженно смотрит на меня, а потом говорит:
— Она спрашивает, могу ли я достать дело? Ну конечно, я могу все. Вопрос в том, насколько это тебе действительно нужно.
— Гарри, у меня нет времени на подобные игры, — отвечаю я, сложив руки на груди. — Скажи прямо, ты можешь добыть нужную мне информацию или нет?
— Даром точно не могу. Пойми, Гермиона, ведь я рискую своей безупречной репутацией, — улыбаясь, произносит он. Совершенно очевидно, он решил отомстить мне за то, что я подняла его с кровати в два часа утра.
Вздохнув, я иду к буфету и извлекаю жестяную банку с печеньями, которую ставлю перед ним на стол.
— Мистер Поттер, это вам подойдет в качестве оплаты?
Гарри открывает коробку и видит, что та почти полная.
— Ну что же, годится, — говорит он. — Я пришлю тебе сову где-то около полудня. Или посреди ночи, я еще точно не решил. Слушай, мне пора на работу.
Он встает из-за стола и направляется к дивану, чтобы взять пальто.
— Большое спасибо, Гарри, — произношу я и обнимаю его. — Правда, большое спасибо.
— Да ладно, не за что, — он тоже обнимает меня. — И тебе спасибо, — заканчивает Гарри, встряхнув коробку с печеньем.
С этими словами он уходит, а я стою и молча смотрю на оставшиеся на столе крошки.
Глава 2. Открытие. Часть 1
«Зелёные глаза встретились с чёрными, но мгновение спустя в глубине чёрных что-то погасло, взгляд их стал пустым и неподвижным. Рука, державшая одежду Гарри, упала на пол, и больше Снейп не шевелился».
Гарри Поттер и Дары Смерти
После ухода Гарри время пролетает незаметно. На меня вдруг находит жажда деятельности, и я кидаюсь убираться в своей маленькой квартире. Я с нетерпением жду вечера, когда смогу заняться исследованиями и работой над книгой. Взмахнув палочкой, приказываю предметам отправиться на свои места. Очень удобное заклинание, которому я научилась у Молли Уизли. Я рассеянно наблюдаю за тем, как вещи укладываются в ящики комода, и продолжаю думать о проекте, который плотно вошел в мою жизнь за последние несколько месяцев. Уютный аромат свежезаваренного чая и вид убранной квартиры успокаивают, но я все же мечтаю о том дне, когда закончу книгу, и о том, как все изменится, когда она увидит свет. А ведь всего-то год назад я и не помышляла о подобном.
Гарри часто называли избранным, но, по правде говоря, люди плохо себе представляли, какой он человек и через что ему пришлось пройти. Первые несколько месяцев после войны дались ему особенно тяжело. Темный Лорд забрал у Гарри все тех, кто был ему дорог, всю его семью и многих его друзей. Опасность висела над Гарри, начиная с его рождения, и борьба с Волан-де-Мортом стала целью его существования, заслонившей жизнь обычного подростка. И когда после победы на Гарри обрушилась слава, он был к этому не готов. Конечно, он и до этого был знаменит, но тогда стены Хогвартса защищали его. Выяснилось, что настоящая жизнь отличается от сказки. Бесчисленные запросы на интервью, приглашения публично выступить или предложения написать его биографию начали поступать еще до того, как он смог попрощаться со всеми погибшими. Гарри, как правило, отказывался от всех этих возможностей и старался держаться в тени. Большую часть времени он проводил один дома, иногда даже скрываясь от меня или Рона. Поначалу он даже отказывался от работы аврора, и Артуру Уизли вместе с Министром Магии Шеклболтом пришлось лично его уговаривать. После вступления в новую должность его настроение и отношение к жизни значительно улучшились. Казалось, что все опять вошло в норму. И все же на людях он старался не говорить о войне, всегда ссылаясь на чрезмерную занятость. Так что он точно не подходил на роль человека, повествующего о битве при Хогвартсе.
Рон тоже не любил эту тему. Смерть Фреда очень сильно повлияла на него. Многие издания также приглашали его на интервью, но, как выяснилось, он плохо умел справляться с неожиданной славой. Какое-то время он работал вместе с Джорджем в магазине «Всевозможных Волшебных Вредилок» в Косом переулке, но из этого не вышло ничего путного. Джордж также очень тяжело переживал гибель своего близнеца, и они часто ссорились с Роном. Окончательно разругавшись с братом, Рон бросил работу и переехал жить к родителям. Не удивительно, что и эта затея не увенчалась успехом. Их отношения стали натянутыми, и только предложение Чарли помочь ему с драконами в Румынии спасло положение. Рон с радостью покинул Англию, оставив позади жадных до жареных фактов журналистов. Иногда он писал, обещая как-нибудь выбраться на пару недель на Рождество, но до сих пор это оставалось только словами.
Со временем стало ясно, что, кроме меня, больше некому рассказать правдивую историю о том, что произошло во время войны и битвы за Хогвартс. И дело было не только в том, что не все хотели говорить на эту тему. Многие просто не могли. Я считала, что люди должны знать о мужестве Ремуса и Тонкс и том, что за фасадом бесшабашного хулигана Фред был не менее храбрым, чем другие герои войны, и что он так же, не задумываясь, отдал бы жизнь за победу. И я хотела, чтобы общественность узнала правду о профессоре Снейпе. Он умер грязным предателем и презренным убийцей. Но в глубине души я подозревала, что это не так, и хотела донести это до окружающих. Проблема была в том, что даже я не знала всех подробностей.
Когда сражение окончилось, Гарри отвел меня и Рона в сторону и вкратце пересказал, что видел в омуте памяти. Он поведал, что все это время Снейп работал на Дамблдора и не был предателем. У меня было такое чувство, что воспоминания профессора Снейпа содержали гораздо больше подробностей, но по какой-то причине Гарри не хотел об этом говорить. Может быть, информация была слишком личной, и Гарри думал, что раскрывать секреты профессора будет неправильно. В любом случае, каждый раз, когда я пыталась написать о профессоре Снейпе, у меня ничего не получалось.
— Ну, скоро все изменится, — говорю я вслух и слегка улыбаюсь, откинувшись на спинку дивана. В руке у меня дымится чашка с горячим чаем. — Скоро все будет по-другому.
Раздумывая над значением своих слов, я почему-то не чувствую облегчения, наоборот, живот неприятно скручивает, и я начинаю нервничать. Но ведь в переменах нет ничего плохого, не правда ли? Хотя, с другой стороны, если я буду сидеть и все время переживать о том, что у меня получится написать, то к тому моменту, как сяду за работу, я вряд ли смогу сосредоточиться. Нахмурившись, я смотрю в почти пустую чашку.
Меня охватывает нетерпение, и я раздраженно оглядываю квартиру в попытке отвлечься. От шума дождя за окном я теряю остатки самообладания и принимаясь нервно ходить по комнате, сжав тетрадь с записями в руке. Раскрыв ее посередине, я читаю свои пометки, но только с третьего раза понимаю написанное.
Наверно, стоит выйти, пройтись, а то я точно сойду с ума. Я бросаю потрепанную тетрадь на диван и достаю из шкафа куртку. На удивление, мелкий дождик, который красит улицы Лондона в серый цвет, вселяет в меня спокойствие. Накинув капюшон на голову, я направляюсь к своему любимому кафе.
Из-за плохой погоды на улицах мало людей, а те, которые попадаются мне на глаза, или прячутся под большими зонтами, или опрометью бегут под укрытие. Я наслаждаюсь влагой, которая падает мне на лицо и пронизывает воздух. Она помогает освободиться от навязчивых мыслей. К тому же, я предвкушаю тарелку горячего супа, которая обязательно меня согреет. Через несколько минут я оказываюсь в любимом ресторанчике. Очередь двигается довольно быстро, и уже через пять минут я заказываю суп с сэндвичем. Усевшись в углу у окна, я рассеяно наблюдаю, как потоки воды стекают по стеклу. Наконец приносят еду, и я с удовольствием отправлю в рот ложку горячей жидкости. Когда последняя капля съедена, моё настроение значительно улучшается. Я даже не знала, что была так голодна. Наверно, стоит обращать на себя больше внимания.
Глянув на улицу, я вижу, что дождь почти перестал. По дороге домой я чувствую себя на удивление отдохнувшей и расслабленной, наверно, впервые за последние несколько недель. Хорошо, что мне в голову пришла идея прогуляться и чуть-чуть отвлечься от работы. Но не успеваю я как следует над этим задуматься, как уже заворачиваю за угол и оказываюсь перед своим домом. Неожиданно меня охватывает беспокойство. Что, если я пропустила Гарри? Я иду по тротуару и вижу, что что-то белое заткнуто за дверь. Наверно, это записка, где сказано, что он принёс обещанное, но не смог отдать, так как меня не было дома. Теперь мне придется долго ждать, прежде чем он сможет зайти опять. Нервничая, я ускоряю шаг и с трудом сдерживаюсь, чтобы не перейти на бег. Наконец добравшись до входа, я резко выдергиваю сложенную бумагу.
«Г., тебе стоит обратить внимание на охранные заклинания. Любой сумасшедший без труда сможет попасть в квартиру. Папка с делом на кухне, там, где лежало печенье. ГП».
Я вздыхаю с облегчением, абсолютно не обращая внимание на тот факт, что либо мой лучший друг взломал дверь в квартиру, либо я и вовсе забыла ее закрыть. Я иду в кухню и сразу же нахожу посылку. Открыв ее, я вижу внутри несколько склянок с серебристым туманом внутри. Это воспоминания профессора Снейпа. Под флакончиками я обнаруживаю толстую папку с документами, открываю ее и останавливаюсь в замешательстве. Наверно, я ожидала, что там будет краткий пересказ содержимого воспоминаний или, возможно, официальный министерский некролог. Я не предполагала, что найду протокол вскрытия.
Не знаю, почему, но у меня не сразу хватает смелости открыть этот документ. То, что мне пришлось пережить в Визжащей Хижине, является одним из самых неприятных событий в моей жизни, и мне совсем не хочется заново вспоминать все подробности. К тому же, я совершенно точно знаю, когда и каким образом погиб профессор Снейп. В конце концов, все это произошло у меня на глазах. Так что я пролистываю другие бумаги, которые принес Гарри. Там все так, как я и ожидала: краткий пересказ воспоминаний Снейпа, хотя мне это не очень интересно, так как я предпочитаю сама их посмотреть и составить собственное мнение. Все, что мне нужно, заключено в стеклянных флакончиках. Что же, мне придется опять навестить Минерву и попросить разрешение воспользоваться омутом памяти. Я принимаюсь складывать бумаги обратно в коробку, и тут что-то привлекает мое внимание. Должно быть, произошла какая-то ошибка, ведь дата смерти, указанная в протоколе, неверна. На бумаге написано, что профессор умер четвертого мая, но я точно знаю, что это произошло второго. Я удивляюсь и, отбросив сомнения в сторону, открываю документ.
Протокол Вскрытия
Имя: Северус Тобиас Снейп
Вид: Человек
Дата рождения: 9 января 1960 г.
Дата смерти: 4 мая 1998 г.
Опознание произведено: Кингсли Шеклболтом
Расследование произведено: Министерством Магии Великобритании, отделом магической криминалистики
Дело №: 426513
Отчет о проведенных реанимационных мероприятиях:
Реанимация не проводилась, так как потерпевший скончался на момент прибытия бригады авроров.
Наружное исследование:
Исследование произведено 5 мая 1998 г. Труп доставлен в морг Министерства Магии в следующей одежде: учительская мантия черного цвета, сюртук черного цвета, белая мужская сорочка и черные брюки. Левый рукав сюртука был полностью оторван и обмотан вокруг шеи пострадавшего. На одежде обнаружены мелкие повреждения и следы крови. На потерпевшего также были надеты черные носки и ботинки из кожи дракона.
Труп мужчины правильного телосложения, удовлетворительного развития с длиной тела семьдесят один дюйм и весом сто семьдесят фунтов. Предполагаемый возраст пострадавшего соответствует дате рождения. Глаза закрытые, роговицы замутнённые, зрачки равномерно расширены в диаметре, склеры не инъецированы. Волосы черные, прямые, длинной до одиннадцати дюймов. Ногти короткостриженные с лунками голубоватого цвета. Под ногтями обнаружена грязь, смешанная с засохшей кровью. Группа крови соответствует группе умершего. На указательном пальце правой руки имеются следы от зубов, предположительно идентичных зубам потерпевшего. На ладонях трупа отмечены ранки и ссадины различной длины. По предварительному заключению, данные повреждения были нанесены самим потерпевшим.
Воротник сюртука и сорочки разорваны. На левой стороне шеи потерпевшего обнаружена глубокая рваная рана. Также на левой стороне грудной клетки отмечены многочисленные колотые раны, примерно два дюйма глубиной и четверть дюйма в окружности. Основываясь на состоянии краев повреждений, можно заключить, что они были нанесены до смерти пострадавшего.
Кожный покров бледный, чистый, упругий и холодный на ощупь, на левой стороне тела значительно отличающийся по цвету. Необходимы дополнительные исследования для определения причины обесцвечивания. На теле найдены шрамы разного размера, полученные при жизни умершего. На предплечье левой руки обнаружено клеймо, также известное как Темная метка Волан-де-Морта. Метка выцветшая, потерявшая исходную форму, «стекшая» с руки потерпевшего.
Внутреннее исследование:
Внутренний осмотр произведен целителем Юриэлом Барнсом 5 мая 1998 г. в девять пятьдесят три утра. В соответствие с правилами, установленн