Прочитайте текст и ответьте на вопросы.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского) место, вокруг которого положены Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно-радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру. – Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Из-за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно-радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что-то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что-то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.
Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие-то люди что-то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что-то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что-то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что-то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Француз что-то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею.
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
Пьер побежал вниз.
«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» – думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения.
Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди, и в особенности налево у Семеновского, кипело что-то в дыму, и гул выстрелов, стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, как человек, который, надрываясь, кричит из последних сил.
Вопросы:
1.В каком настроении находится Пьер, когда попадает на батарею Раевского?
2.Как отнеслись бойцы к Пьеру?
3.Что из увиденного меняет настроение Пьера?
4.Почему Пьер вызвался бежать за снарядами, когда те закончились?
5.Что заставило Пьера вернуться на батарею?
6.Какую картину увидел Пьер, вернувшись на батарею?
7.Толстой рисует картину смерти и не жалеет красок. Какую мысль он хочет донести до читателя?
8.Какое определение дает Толстой победе под Бородином?
РОЛЬ
ЭПИЗОДА “НА БАТАРЕЕ РАЕВСКОГО” В РОМАНЕ Л.Н.
ТОЛСТОГО “ВОЙНА И МИР”
Война 1812 года всколыхнула всю Россию, наложила отпечаток на судьбы многих людей. Она объединила все общество, всех русских людей, которые встали на защиту своего Отечества.
Толстой очень тонко прочувствовал эту войну, настроение людей, принимавших в ней непосредственное участие. В каждом эпизоде этой войны он раскрывает характеры героев, их настроение. Победа в войне 1812 года — победа всего русского народа.
Перейдем непосредственно к данному эпизоду. События, происходящие в нем, затрагивают одного из главных героев романа — Пьера Безухова. Подъезжая к
месту военных действий, Пьеру непременно “захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки”, он был охвачен той торжественностью, которая царила в душе Кутузова и его свиты. “На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота чувства, которое Пьер замечал вчера...” В этот момент Пьер чувствовал себя частью
всех, он захотел принять участие в этих событиях. Улыбка радости и застенчивости не сходила с его лица перед началом сражения.
Но вот он подъехал поближе, потерял из виду своих проводников и остался один возле поля битвы. В этот момент Пьер растерялся. Теперь его окружали недовольные взгляды солдат, которые не понимали, для чего этот толстый человек в белой шляпе здесь топчется. Солдаты, которые толкали лошадь Пьера, возможно, уже не раз принимали участие в войне, они знали цену жизни, боялись ее потерять в этой кровавой войне. Но
одновременно понимали, что каждый из них обязан идти против другого человека, может
быть, такого же солдата, с такими же мечтами, как и у него, но имя тому солдату — враг. И люди убивали друг друга в этой войне, каждый преследуя свою цель: освобождение
Отечества, с одной стороны, а с другой стороны — желание наживы, хотя, возможно,
человек просто подчиняется приказам сверху, действуя бесцельно.
Пьеру эти чувства были непонятны, а эта война была в его жизни первой. Пьер ощущал себя лишним, “не на своем месте и без дела”, боясь опять помешать кому-нибудь. Он взошел на курган, устроился в конце канавы и с “бессознательно-радостною улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него”.
Появление “невоенной фигуры” Пьера сначала неприятно поразило солдат. Они с
любопытством разглядывали его, косились на его фигуру. Но это отношение к Пьеру вскоре переменилось, а случилось это тогда, когда они увидели Пьера, прохаживающегося под выстрелами так же спокойно, “как по бульвару”. Солдаты приняли Пьера в свой
круг, дав ему прозвище “наш барин”. Пьер забавлял солдат, они иногда подшучивали над
ним, но для них стало неожиданностью, когда он заговорил с ними на равных. И это
радовало их, недоброжелательность в их взгляде пропала. Пьеру понравились люди,
окружающая его обстановка. Его радостное настроение не проходило до тех пор, пока он
не увидел мертвого солдата, одиноко лежащего на лугу. Да, Пьер и раньше видел трупы людей, но в тот момент он не понимал этого, не заострял внимания. А теперь он сидел и вглядывался в окружающие его лица, поступки людей, их поведение. Безухов
заметил, что солдаты с хохотом разговаривали между собой, смеялись, шутили над пролетающими снарядами, как будто не замечали того, что пули и снаряды попадали в
намеченные мишени, в тех людей, которые еще минуту назад также смеялись вместе с ними, а теперь их изуродованные тела лежат на поле битвы. С каждым попавшим ядром оживление все более разгоралось. Но это веселье — не легкомыслие перед смертью, а нервное напряжение.
Пьер не смотрел на пожар, пылающий на поле сражения, он был поглощен “в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же разгорался и в его душе”. Чувство торжественности постепенно затухало в нем, на место этому чувству
приходил ужас. Пьер наблюдает за сражением, за тем, что каждую минуту из пекла выносят раненых и убитых. Он видит, что на поле лежат неубранные трупы. Но, по-моему, самое сильное впечатление на Пьера произвела смерть молодого офицера, которая произошла на его глазах. Все для Пьера стало неясно и странно, взгляд его помрачнел. Вдруг неожиданный страшный толчок откинул его назад на землю, этот взрыв заставил Пьера оглянуться назад, вокруг. Все, что он увидел, ужаснуло его, он обезумел от страха.
Вспомним то настроение, в котором мы застали его в начале эпизода, а теперь сравним его с этим моментом. То радостное чувство исчезло, испарилось, оно сменилось
чувством ужаса, неосознанностью действий. Пьер бежит от этого места, куда
глаза глядят. И в этот момент он сталкивается с французским офицером. Возможно, Пьер и не понял, что перед ним враг, но он инстинктивно стал обороняться от толчка. Он схватил офицера за горло и начал душить его. “Несколько секунд они оба испуганными
глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они
сделали и что им делать “Я ли взят в плен, или он взят мною?” — думал каждый из них”. Происходит столкновение двух людей, двух врагов. Тот, кто сильнее, тот и останется живым. По-моему, это неразумно, жестоко. Толстой пытается донести до нас смысл этого столкновения и не только этого. Француз и русский в данных условиях два врага. События заставили их пойти друг против друга, но это неправильно. И француз и русский, в первую очередь, — люди. У каждого из них своя судьба, жизнь, семья. Люди должны заниматься тем делом, которое им по душе. Они бы так и делали, но вот рождается человек с противоположными взглядами, склонный к конфликтам, который ставит перед собой задачу и идет к ее осуществлению твердыми шагами, переступая через других людей. Чаще всего эти люди стремятся к власти. Одним им до этих высот не добраться, и вот тут-то и начинается самое главное: пользуясь властью, они вовлекают в свои дела других людей и при их участии добиваются определенных целей. Чаще всего это достигается вооруженным путем. А это, в свою очередь, порождает смерть, ведь никакая война не обходится без кровопролития и смерти. Этот ужас, который творится на поле брани, трудно передать словами, но Толстому это удалось. Вдумайтесь в эти слова, которые выходили из-под пера великого писателя: “Толпы раненых... с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи”. Как много в этих строках ужасного, всколыхнувшего души многих читателей. Суть этого романа, этого эпизода — отношение Толстого к войне вообще. Он не принимает войну, противится ей. Он в этом эпизоде ни на каплю не приукрашивает события и в то же время не искажает действительность. Он просто рисует пером эту войну в тех красках, в которых ее видели участники: Пьер, краснорожий солдат. Обстановка, в которой, в конечном счете, оказался Пьер, была благоприятна для убийства, так как люди были доведены до предела, их покидал разум. Но Толстой не может оправдать убийства даже патриотическим чувством: война не выход из положения, нельзя бросать людей в огонь, обрекая их на смерть, из-за желания какой-то мелкой кучки индивидуумов. Это Толстой и показывает нам в этом эпизоде.
Да, враг должен покинуть территорию России, но это не оправдывает убийства тысяч людей с обеих сторон. Француз ли он, русский ли — все они люди — вот эта мысль волнует Толстого, и он доносит ее до нашего сознания.
До “Войны и мира” не было в русской литературе произведения, где психология всего народа была бы воплощена столь верно, и главное — была бы так близка авторскому взгляду на историю и развитие цивилизации.
Роль эпизода “На батарее Раевского” в романе Толстого велика: именно здесь мы открываем для себя отношение Толстого к войне, к ее последствиям, к ее никчемности,
противоестественности человеческому существованию.