Несмотря на такое убийственное предупреждение, через два дня «Гражданская и военная газета» от 13 апреля 1893 года в передовице сообщила о тайной свадьбе махараджи Патиалы с мисс Флорри Брайэн по сикхскому обряду. Там же говорилось, что это событие нельзя было откладывать, поскольку невеста уже на пятом месяце беременности. Знать Патиалы, вице-король и губернатор проигнорировали это событие. Принцы из Пенджаба тоже. Джагатджит Сингх был в Европе, но он, несомненно, присутствовал бы на свадьбе своего друга. В глубине души раджа восхищался им, потому что Раджендар осмелился сделать то, о чем он сам втайне мечтал: добиться женитьбы на европейке. Эти товарищи по кутежам, весьма опытные в искусстве любви, опустошившие все горы в поисках наложниц, относились к белой женщине как к самому дорогому трофею, возможно, потому что добыть ее было труднее всего.
Для принцев европейская женщина воплощала в себе все тайны, эмоции и удовольствия, предлагаемые Западом, новым миром, которым они каким-то образом хотели завладеть. Другим провоцирующим фактом, толкающим их на то, чтобы соблазнить белую женщину, было желание переиначить противоречивые отношения — смесь восхищения и неприятия, — поддерживаемые принцами с британскими властями. Это, скорее всего, шло от индийской традиции романтической любви, где влюбленные были способны преодолевать барьеры, возведенные кастами и религиями, для удовлетворения своей страсти. Великие истории любви, которые позже кинематограф перенес на экраны к всеобщему восхищению масс, изобилую! в индийской мифологии с самых давних времен.
Но и это не все! Дело в том, что белая женщина занимала свое место в Камасутре. Согласно этой библии секса, у самой лучшей любовницы должна быть очень светлая кожа и ее не следует искать в своей стране, там, где живут женщины на которых женятся, исходя из того, что их происхождение известно и подтверждается родственными связями. Любовница должна быть издалека, из другого королевства или как минимум из другого города. Особая концепция любви индусов отличала женщину-мать, на которой женятся, от женщины-любовницы, с которой проводят время и занимаются сексом. Дихотомия[25], корни которой уходят в древность полигамного общества, имела место и в Европе. Но в индийской мифологии плотские удовольствия возвышают женщину, в то время как рождение детей, которые, со своей стороны, чисты и священны, унижает ее, и она должна подвергаться постоянному очищению. Для создания новой жизни индийские женщины отдают при каждых родах частицу своего тела и своей души, и в результате им очень трудно, чтобы не сказать невозможно, вместе с удовольствием отдавать часть себя самой, дабы стать хорошей любовницей.
|
|
Поэтому не следует удивляться, что все индусы, с самой колыбели воспитанные на учениях Камасутры, мечтают о том, чтобы когда-нибудь вступить в связь с европейской женщиной. Обладать белой женщиной было высшим символом большой роскоши и экзотического великолепия.
Первый известный союз между индийским принцем и европейкой стал полным провалом. Флорри Брайэн, высокая, светловолосая, с голубыми глазами и даже немного нескладная — «женщина-кобыла», происходящая от «женщины-слона» по классификации Камасутры, — была счастливой только во время медового месяца. По своей наивности она полагала, что ей под силу изменить мужа, но постепенно стала убеждаться, что это невозможно. Жизнь Раджендара продолжала протекать между попойками, женщинами и спортом. Флорри начала все больше и больше чувствовать себя одинокой. Ее соотечественники создали вокруг нее вакуум, поскольку она была низкого происхождения и непонятного рода, а женщины махараджи объявили ей войну. Поэтому, когда из-за лихорадки умер ее новорожденный сын, Флорри решила, что его отравили. У англичанки не было доказательств, и она, знавшая Индию достаточно хорошо, понимала, что никогда и не будет.
|
|
Два года спустя Флорри лежала на смертном одре, будучи жертвой таинственного недуга. «Ее тело страдало от какой-то настоящей физической боли, — так было сказано в заключении одним английским офицером, подполковником Ирвином. — Но это было из-за страсти, которая мучила ее душу и стала главной причиной, сломавшей ее».
Тысяча белых голубок, которых Раджендар приказал принести в жертву в память о Флорри, были слабой компенсацией одиночества и отверженности, выпавших на долю несчастной женщины. Ее драгоценности оказались у раджи Долпура. Британским властям Раджендар сказал, что таково было желание Флорри, но расследование подтвердило, что он был должен очень много денег этому радже.
Пять лет спустя после смерти Флорри премьер-министр Патиалы объявил, что махараджа Раджендар Сингх упал с лошади и в результате полученных травм скончался. Что ж, славная смерть для того, кто так любил этих животных. Но официальное объявление было ложью. Вице-король лорд Керзон в письме к королю Эдварду VII объяснил, что у махараджи был приступ delirium tremens [26], вызванный алкоголизмом. Ему было двадцать семь лет.
|
|
Голод на европейских женщин, который испытывали принцы, привел к тому, что некоторые особы, не очень щепетильные в вопросах нравственности, взялись за ремесло брачного сводничества. Первыми «агентами» были голландцы Лиззи и Парк ван Тасселль, ключница и ее муж, который жил тем, что демонстрировал полеты на воздушном шаре. Им удалось выдать свою дочь Оливию за раджу из Джинда, получив от него пятьдесят тысяч рупий и обещание выплачивать пожизненно тысячу рупий в месяц. При такой успешной сделке чета голландцев решила поставлять новых европеек для других принцев.
Англичане были в замешательстве и ярости. Внезапная страсть к белым женщинам вела к нарушению общественного порядка. Союз между европейками и индийскими принцами подразумевал признание физического и духовного равенства, что ставило под сомнение расовую и классовую иерархию империи, которая в свою очередь была отражением индийской системы каст, где каждый знал свое место и не задавался по этому поводу никакими вопросами.
Проблема была в том, что власти не слишком хорошо знали, как реагировать на влюбленность принцев. Вице-король лорд Керзон пытался воспрепятствовать свадьбе раджи из Джинда, но тот дал ему понять, что это не его дело. Лорд Керзон, будучи человеком, не склонным терпеть возражения, ответил тем, что запретил Оливии носить титул махарани, а супружеской чете бывать в Симле. Кроме того, он перевел на другое место подполковника Ирвина за то, что тот не смог воспрепятствовать этому браку. Но это было примерно то же, что ставить ворота в поле. На самом деле колониальное правительство не знало, как противостоять этой армии маникюрш, танцовщиц, студенток и прочих европеек и американок сомнительного происхождения, которые бросились соблазнять принцев их империи.
Если Раджендар Сингх из Патиалы и достиг высокого уровня экстравагантности, то его сын Бхупиндар превзошел его с лихвой, став человеком-легендой. Со своими ста тридцатью килограммами веса, чувственными губами и надменным взглядом, Бхупиндар был известен чрезмерным аппетитом (он мог съесть трех цыплят в один присест) и похотью (гарем махараджи насчитывал триста пятьдесят жен и наложниц). Этот человек сгорал от животной страсти и отличался от своего отца еще большим сексуальным аппетитом. Он ни минуты не колебался, когда приказал совершить вооруженное вторжение в земли своего двоюродного брата, раджи Набхи, чтобы выкрасть молодую блондинку с голубыми глазами, которую заприметил во время охоты.
Бхупиндар и Джагатджит Сингх в конце концов стали очень известными в Европе. Они привлекали к себе внимание не только как сикхи, монархи двух государств в Пенджабе, но прежде всего как сильные личности. Пресса поговаривала, что они якобы соперничали между собой, но на самом деле этого не было. Несмотря на то что молодые люди имели много схожих черт, они все-таки были разными. Количество сожительниц у Джагатджита никогда не приближалось к количеству любовниц Бхупиндара. К тому же последний был гораздо богаче, больше любил роскошь и вел себя более воинственно. Бхупиндар фанатически увлекался поло, а Джагатджит — теннисом. Оба признавали британцев единственной властью, хотя оба и сопротивлялись ей; если бы молодые люди могли самопровозгласить себя королями, они бы это сделали, не задумываясь. Бхупиндар предпочитал стиль восточного правителя; Джагатджит мечтал походить на французских королей.
По-своему оба были хорошими отцами. Многочисленные дети Бхупиндара Сингха жили во дворце под названием «Лал Багх». За ними присматривали толпы английских нянек, и все отпрыски имели право на одинаковое образование и посещали лучшие колледжи. Один посетитель, который провел какое-то время в Патиале, насчитал перед Лал Багхом пятьдесят три детские коляски. То же самое можно было наблюдать в Капуртале, но в меньшем масштабе.
Три тысячи пятьсот слуг разного рода сновали по огромному дворцу Патиалы. Бхупиндар нанял английского механика, получившего подготовку по обслуживанию «роллс-ройсов», чтобы тот занимался его двадцатью семью «Silver Ghost», помимо девяноста автомобилей других марок, которые он приобретал. Любитель поло, как и его отец, он продолжал поддерживать команду «Тигры» на вершине национального чемпионата, а также улучшал конюшню, доставшуюся ему в наследство.
Если его отец и прославился как донжуан, то способности к сексу, которые Бхупиндар Сингх демонстрировал с детства, были из ряда вон выходящими и поражали богобоязненных английских чиновников. Махараджа коллекционировал женщин, как коллекционируют охотничьи трофеи, в отличие от Джагатджита, который, если и был влюбчивым, все же обладал способностью хранить верность своей возлюбленной хотя бы какое-то время. Кроме того, раджа из Капурталы любил общество привлекательных и умных женщин и старался поддерживать дружеские отношения даже по окончании сентиментальной связи.
Бхупиндара интересовал только секс. Во время жаркого лета он приглашал своих друзей покупаться в гигантском бассейне и вознаграждал их присутствием в воде молодых красавиц с обнаженной грудью, одетых в обыкновенные бикини из хлопка. Куски льда освежали воду, и монарх со счастливым лицом время от времени подплывал к бортику бассейна, чтобы глотнуть виски и наугад дотронуться до чьей-нибудь груди. Как-то, с чисто провокационной целью, он пригласил одного английского офицера, который, увидев эту картину, не знал, как себя вести. С одной стороны, ему хотелось окунуться в «многообещающие» воды, а с другой, он боялся, что на это скажут власти. В конце концов англичанин предпочел искупаться, чтобы, как и все остальные, на себе испытать удовольствие от пребывания в знаменитом бассейне махараджи.
Ненасытная жажда секса привела к тому, что Бхупиндар, будучи еще очень молодым, придумал себе культ, чтобы утолять ее. Он сделал это при содействии индийского священника Пандита Пракаша Нанда, последователя темного тантрического культа под названием «куль» — по имени богини Куль, которую ему приходилось ублажать с помощью некоторых приемов секса. Два раза в неделю Бхупиндар организовывал «религиозные собрания» в отдаленном от дворца зале, где священник установил глиняную статую богини Куль, украшенную драгоценностями, взятыми у махараджи. Конечно, официальные махарани сюда не приглашались и совершение обрядов всегда было окутано великой тайной. Священник проводил ритуал, набросив на себя шкуру леопарда и раскрасив лицо в красный цвет. Выбритый наголо, с небольшой косичкой, которую он носил посередине головы, Пандит имел довольно странный вид. «Он выглядел хищным, но спокойным и полным достоинства», — рассказывал Джармани Дасс, премьер-министр Капурталы.
Священник начинал с того, что просил присутствующих, среди которых было много юных девушек — в большинстве своем девственниц, — чтобы они пели в честь богини. Потом всем собравшимся подавали вино, смешанное с афродизиаками, и махараджа предлагал девственницам подойти к алтарю и раздеться, дабы молиться богине. Те, несведущие и запуганные пышностью религиозной церемонии, повиновались беспрекословно. По мере того как наступала ночь, а алкоголь и добавки в него начинали действовать, великий жрец просил некоторые пары совокупляться перед статуей богини, прося их делать это медленно, поскольку важен был не половой акт, а манера держать себя и продлевать удовольствие. «Одну за другой девственниц гарема в возрасте от двенадцати до шестнадцати лет подводили к алтарю в состоянии интоксикации, — рассказывал Джармани Дасс. — Этих девушек покупали в семьях горных племен и держали в одном крыле дворца, предназначенном для детей и подростков. Когда хозяева убеждались, что те уже достаточно созрели, их заставляли участвовать в церемониях, посвященных богине Куль, и повиноваться приказам своего господина. Вино, которое священник лил на голову девушек, стекало у них между грудей и доходило до живота, а потом до лобка, куда махараджа и прочие приглашенные подставляли рот, чтобы проглотить несколько капель жидкости, считавшейся священной и очищающей душу».
Джармани Дасс не уточнял, присутствовал ли на этих церемониях раджа Капурталы. Возможно, его никогда и не было на оргиях, которые воспринимались как признак дурного вкуса. Джагатджит был слишком утонченным для этого, что в какой-то мере подтверждается в конфиденциальном письме английского чиновника, близкого радже, написанном губернатору Пенджаба. Послание свидетельствует о том, что принц Капурталы вряд ли мог участвовать в подобных церемониях. «Министры из окружения раджи делают все возможное, дабы привлечь его к девушкам из рода раджпут, — писал чиновник. — Они прибегают ко всяким средствам, пытаясь отвратить его от сильного влечения, которое принц испытывает к европейским женщинам. Но радже не нравятся девушки раджпут. Предыдущее поведение Джагатджита Сингха показало, что его самое большое желание направлено на удовлетворение своих сексуальных потребностей с женщинами европейского происхождения или родственного ему. Раджа говорит и читает по-французски. Он подписался на журнал «La Vie Parisienne»[27], иллюстрации которого иногда заслуживают осуждения. Говорят, что на стене его спальни висит очень непристойная картина, хотя я не мог убедиться в этом своими собственными глазами».
То, в чем совпадали интересы обоих принцев, так это получение всяких афродизиаков. Поскольку они нуждались в этом для своего ритма жизни и оба были в некоторой степени ипохондриками, их всегда окружали многочисленные врачи — как традиционные индийские, так и европейские. Они обменивались ими, чтобы те лечили не только их самих, но и близких. Один слепой знахарь по имени Набина Сахиб часто посещал дворцы пенджабских принцев. Он обладал способностью определять болезни по пульсу пациентов. Поскольку женщинам из дворца не разрешалось показывать себя, а тем более позволять прикасаться к себе мужчине-врачу, чтобы определить, что с ними, этот знахарь приказывал им обвязать запястье веревкой и на расстоянии, вставив веревку себе в ухо, прослушивал их пульс. Точность его диагностики поражала европейских врачей.
Обход во дворцах начинался рано утром. Врачи устраивали прием в каком-нибудь специально отведенном помещении, а затем, обсудив различные признаки женских недугов, расходились по комнатам. За ними пристально наблюдали слуги, верные принцу. В некоторых случаях, для большей надежности, это были евнухи. Обычно врач разговаривал с больной через жалюзи или занавеску. Контакт лицом к лицу не допускался, хотя в экстренных случаях врачу разрешали просунуть руку под занавеской, чтобы послушать пульс. «Есть некоторые женщины, которые притворяются больными, чтобы добиться возможности пообщаться с врачом и дать ему пощупать свое запястье, — писал Николо Мануччи, итальянский врач, лечивший женщин из гарема императора Аурангзеба. — Врач просовывает руку под занавеской, и женщина начинает ласкать его руку, целует ее и нежно покусывает. Некоторые даже помещали ее у себя на груди…»
В начале двадцатого века индийские врачи продолжали подчиняться этим строгим правилам зенаны. В некоторых самых прогрессивных государствах, как, например, в сикхских государствах Пенджаба, только европейские и американские врачи могли лечить женщин непосредственно, без занавески, но только в экстренном случае. У них был такой престиж, что принцы доверяли им.
Закончив консультации, с записями в руках врачи обычно информировали раджу, причем всегда в присутствии индийских знахарей. В Патиале, поскольку там было свыше трехсот женщин, у врачей не было возможности писать отчет о состоянии каждой из них, используя ее имя. Поэтому для облегчения процесса женщин нумеровали в алфавитном порядке. Махарани присваивали буквы: А, В, С, D, Е, R., а вторым женам, рани, присваивали цифры: 1, 2, 3, 4, 5… Прочих женщин, окружавших махараджу, врачи обозначали с помощью букв и цифр одновременно: Al, А2, Bl, В2, О, С2… Таков был порядок, благодаря которому раджа мог ориентироваться по списку, где значился вид недомогания с описанием жалоб, прогноз и рекомендуемое лечение.
Раджи посещали больных женщин, и не только «официальных» жен (дочерей из аристократических семей), но и сожительниц, происходящих из горных племен. Попав в зенану, все ее обитательницы были достойны внимания раджи и все были уверены в том, что, как бы больны они ни были, их не выбросят на улицу. Чтобы знать, у каких из жен были месячные, Бхупиндар придумал простую вещь, которую вскоре переняли прочие раджи. Он приказал тем, у кого была менструация, оставлять волосы распущенными. Таким образом, он видел, к какой из женщин не нужно заходить, когда у него появлялось непреодолимое желание встретиться в интимной обстановке.
Движимый своим пристрастием к сексу, Бхупиндар использовал врачей для целей, не имеющих ничего общего с лечением. Помимо того что он знал, какие микстуры и вещества являются наиболее эффективными для продления эрекции, ему также хотелось узнать, существует ли способ вернуть молодость постаревшей любовнице, чтобы она оставалась для него такой же привлекательной, как в первый день. По свидетельству Джармани Дасса, Бхупиндару удалось добиться, чтобы врачи с помощью вагинальных инъекций достигли того, чтобы от тела женщин исходили чувственные запахи, вызывающие желание. Благодаря связям, предоставленным Бхупиндару его другом, раджей Капурталы, он нанял французских врачей, среди которых был и доктор Жозеф Доре с медицинского факультета Парижа. Этот врач занимался более серьезными операциями, включая и гинекологические, а Бхупиндар, будучи невероятно любознательным по отношению ко всему, что касалось секса, любил присутствовать во время их проведения.
Французские врачи осуществляли также и пластические операции, прежде всего на грудях. «Французские врачи были специалистами в этом искусстве и выполняли все точно по желанию раджи, который иногда хотел, чтобы груди были овальной формы, как манго, а иногда в форме груши. Когда у него возникала трудность в том, чтобы совершить половой акт с какой-нибудь из своих женщин, врачи были всегда готовы сделать операцию, чтобы облегчить проникновение».
Махараджа превратил одно крыло своего дворца в лабораторию, где производили экзотическую коллекцию духов, лосьонов и зелий. Индийские врачи соревновались в своем намерении создать соединения афродизиаков на основе золота и толченого жемчуга, а также специй, серебра, железа и трав. Эти средства становились более эффективными в сочетании с отваром моркови, смешанным с мозгами воробья. Но для того чтобы увеличить потенцию в той степени, которая устраивала бы махараджу, этого оказалось недостаточно. В конце концов французские врачи доставили во дворец устройство для радиационного облучения. Они подвергали принца лечению радиацией, гарантируя ему, что это увеличит «сперматогенез, способность яичек и стимуляцию центра эрекции». Но не потеря качества спермы огорчала Бхупиндара Сингха, отличавшегося огромным эгоизмом. Как и многих его друзей, его донимала другая беда, которая случалась все чаще и чаще: скука. Когда несколько лет спустя один журналист поинтересовался у него: «Ваше Высочество, почему вы не индустриализуете Патиалу?» — Бхупиндар ответил, как будто бы ему задали глупый вопрос:
— Потому что тогда у меня не осталось бы никого, кто захотел бы служить в вооруженных силах страны, и было бы невозможно обеспечить себя поварами и слугами. Все бы пошли в промышленность. Это привело бы к катастрофе.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
«Я — принцесса Капурталы»
— Госпожа, вам пакет.
— Сейчас спущусь.
Анита плавно потянулась. Все ее движения были размеренными, как при замедленной съемке. Она оставила на кровати веер из страусиных перьев и выглянула из окна своей комнаты на вилле Виопа Vista. На белесом небе виднелась едва различимая линия горизонта. Внизу, на клумбе, увяли цветы, газон был уже не такой зеленый, как в январе, а собаки свернулись калачиком в тени на веранде. Страдающая от зноя лань целый день лежит на берегу пруда. Жара пришла внезапно — повсеместная, сильная, сухая, обжигающая, такая же, как в Малаге в августе. Отличие лишь в том, что она начала усиливаться уже в марте и, как говорят местные жители, температура будет неуклонно подниматься вплоть до сезона дождей в июне.
Для Аниты это тяжело, потому что она на восьмом месяце беременности. Ее лицо, утратив детские черты, приобрело красоту взрослой женщины. Из-за растущего живота, обтянутого шелковым платьем, она кажется более плотной и высокой; персиковый цвет кожи делает ее лицо светлее. Несмотря на преждевременную зрелость, испанка продолжает сохранять свою грациозность. Она говорит, что не может жить без пунки [28], ее «живых вентиляторов». Старые слуги проводят весь день, лежа на веранде и дергая за веревку, привязанную к большому пальцу ноги. Веревка проходит через окно комнаты и посредством блока в потолке приводит в движение большой деревянный брусок, с которого свешивается влажная ткань, смоченная в воде с благовониями и двигающаяся в воздухе. Это дает небольшое облегчение, но даже при этом нужно морально бороться с жарой. Следует распределять силы, рассчитывать шаги и стараться предусмотреть, сколько энергии понадобится для любой работы. По этой причине Анита двигается медленно. Она спускается по ступенькам лестницы, осторожно облокачиваясь на поручни.
«Может, еще один подарок от раджи?» — спрашивает она себя. Ей кажется это странным, потому что нет никакого праздника. Пятого февраля, в день рождения Аниты, муж сделал ей сюрприз в виде великолепного колье из жемчуга, но иногда приходят неожиданные подарки. Недавно один из подданных раджи прислал им двух павлинов — этот человек был признателен за судебное решение в его пользу. А в другой раз дружественный монарх накануне своего приезда в Капурталу прислал на виллу Виопа Vista ящик с виски.
Пакет, о котором ей сообщили, поставили в зале; он напоминает маленький гроб. Этот деревянный ящик, заколоченный гвоздями и опечатанный, доставлен из Испании. Мажордом взялся открыть его и начал срывать дощечки, но внезапно бросил инструмент и убежал, зажав рот ладонью. Из ящика исходил ужасный запах гнили, бьющий в нос. Через несколько секунд среди слуг началась целая революция. Они снимали с себя тюрбаны, чтобы прикрыть нос, чихали и демонстративно отворачивались от посылки. Наконец с помощью других инструментов им удалось сорвать крышку.
Анита взяла себя в руки и принялась разворачивать пакет, обернутый бумагой и куском материи. Резкий приступ тошноты не дал ей довести начатое дело до конца. Увидев зеленых блестящих червей, она выронила сверток и вскрикнула. Старый слуга отнес ящик в сад и стал доставать то, что он никогда в своей жизни не видел. Это были два куска кровяной колбасы из Бургоса, ветчина из Хабуго, несколько ламанческих сыров, полных червей. В том, что произошло с посылкой, не было ничего удивительного, ведь путешествие ящика из Испании в Индию продолжалось пять месяцев. В пакете было милое письмо от семьи Дельгадо, в котором выражалась надежда, что эти яства помогут Аните не умереть с голоду, пока она будет привыкать к индийской пище. «Они что, забыли, где я живу?» — спросила себя Анита, решив отправить родителям срочную телеграмму, в которой просила ничего больше ей не присылать, поскольку она хорошо питается, «по-европейски», и даже пьет французскую минеральную воду.
В письме также были тревожные новости. Ее сестра Виктория все-таки объявила о свадьбе с этим дураком Джорджем Вайненоом. Родителям не удалось предотвратить помолвку, несмотря на все попытки удалить дочь от американца и увезти ее в Малагу. В один прекрасный день Вайненс появился в их доме и попросил руку Виктории. Получив отказ, он поднял скандал, вытащил пистолет и стал угрожать им, заявив, что покончит жизнь самоубийством. В конце концов, поскольку Виктория была влюблена в него, он добился своего. Будучи протестантом, Вайненс принял последнее условие родителей: перейти в католичество, потому что, как записала Анита в своем дневнике,».. моим родителям хватило и одной дочери, отданной в жены неверному, и они не собирались позволять, чтобы все их дети отказались от своей веры».
Виктория выйдет замуж в мае, и — как жаль! — Анита не сможет присутствовать на торжестве в Малаге, как и ее родные не смогли приехать на их с раджей свадьбу. Мир слишком велик, и разлука любящих существ воспринимается особенно тяжело в важные моменты, которые являются вехами в истории семьи. Как бы ей хотелось поговорить с кем-нибудь из близких в эти последние дни своей беременности! Рядом с ней раджа, всегда любящий и внимательный, и мадам Дижон, которая сопровождает ее повсюду, продолжая обучать французскому языку. А вот служанка Лола, уроженка Малаги, как и сама Анита, которая должна была бы быть ей ближе всех, раздражает молодую госпожу. Эта девушка слишком слаба и капризна, ей ничего здесь не нравится, и она не предпринимает даже попытки как-нибудь приспособиться к здешним условиям. Лола для нее скорее обуза, чем помощница. Анита с удовольствием отправила бы ее назад в Испанию, но предпочла подождать и не делать этого до рождения ребенка.
Лола практически ничего не делала, кроме того, что помогала ей одеваться. А ведь с Анитой нужно было постоянно заниматься, потому что с ней все время что-то происходит, хотя, честно говоря, в большинстве случаев только в воображении.
Анита была благодарна доктору Варбуртону, доброму человеку с густыми седыми усами, который всегда приходил к ней в своем неизменном цилиндре. Он внимательно следил за развитием беременности и пытался отогнать ее страхи перед родами. Она познакомилась с акушеркой, индианкой, помогавшей при родах остальным женам раджи и напоминавшей ей андалузскую цыганку. Но она не могла поговорить с ней из-за незнания языка. Анита чувствовала себя одинокой. Несмотря на то что она была окружена людьми, они казались ей странными и испанка практически ни с кем из них не общалась.
Жизнь на вилле Виопа Vista была в общем-то спокойной, особенно после того как установилась жара. Анита вспоминала хрустальный утренний воздух в Кашмире, где они провели несколько дней медового месяца в одном из дворцов махараджи Хари Сингха, расположенного у самого озера, покрытого лотосами. Сринагар, столица Кашмира, которую называют восточной Венецией, была такой милой, что казалось невозможным, чтобы «кто-нибудь мог быть здесь несчастным». Анита сказала об этом махарадже в качестве комплимента, и тот ответил ей, что она может считать этот дворец своим домом. Махараджа, индиец с задатками римского императора, правил четырьмя миллионами мусульман на территории, равной по величине Испании и прекрасной, как рай.
Через огромную долину изумрудного цвета, над которой возвышаются вершины Гималаев, укрытые вечными снегами, протекают полноводные реки, а над ними машут крыльями зимородки, готовые в любую секунду броситься на добычу. От лугов, пестреющих фиалками и тюльпанами ярко-красного цвета, нельзя отвести глаз. Анита увидела здесь больше фруктов, чем во Франции: клубника, ежевика, малина, груши, сливы и вишни — все такое спелое, что лопается даже от легкого прикосновения. Анита никогда не нюхала столько разнообразных цветов, как в садах Шалимара, и запах сумерек, когда она лежала в гамаке с чашкой чая, казался ей опьяняющим. Это были незабываемые дни. Они играли в теннис, бродили по полям, присутствовали на матчах в поло и созерцали величественный заход солнца, опускавшегося в искристые воды озера. Анита с удовольствием каталась в шикаре, лодочке в форме гондолы, которые носили здесь непривычно затейливые названия: «Гнездышко влюбленных» или «Нежная птичка весны».
Для Аниты приезд в Кашмир был одновременно выходом в свет. Ее персона и ее поведение были в центре внимания всех. Блистательная в своих индийских нарядах, испанка присутствовала на ужинах, где были и другие принцы, например низам Хайдарабада, который все время был крайне внимателен и доброжелателен к ней. Этот маленький мужчина (всего метр сорок ростом) правил двадцатью миллионами индусов и четырьмя миллионами мусульман в самом большом государстве Индии и был самым богатым из всех принцев. Поговаривали, что в ящике своего стола в Хайдарабаде низам хранил несколько завернутых в старый журнал алмазов, составляющих часть его сказочной коллекции украшений и драгоценных камней, которыми он мог мостить тротуары. Он жил в вечном страхе быть отравленным, и Анита за ужином заметила, как один из его слуг пробовал до него все блюда из меню. Низам, покоренный грациозностью Аниты, пообещал ей красивое украшение, когда она и ее муж примут приглашение приехать к нему в Хайдарабад. Прочие принцы и их родственники тоже выказали свое восхищение молодой испанкой и похвалили отменный вкус раджи, в то время как женщины из ревности стали предрекать европейке тяжелое будущее, которое ожидало ее как «пятую жену».