Обе женщины попытались обменяться несколькими словами, но английский рани Канари был в еще более плачевном состоянии, чем у Аниты. Две другие жены раджи робко поздоровались с ней. Это были индийские женщины из долины Кангра, из рода, восходящего к раджпуту [18], чистокровные индианки. Они не знали ни одного слова как по-английски, так и по-французски.
— Анита, познакомься с Харбанс Каур, махарани номер один, таков ее титул. Это моя первая жена.
Испанка почтительно склонила голову перед элегантной женщиной среднего возраста, но та даже не улыбнулась ей в ответ. Анита почувствовала, как у нее по спине пробежал холодок. Не нужно знать местного наречия, чтобы догадаться, что перед ней стоит враг. Когда раджа полуобернулся к другим гостям, Харбанс Каур продолжала рассматривать драгоценности Аниты и с вызывающим видом позволила себе потрогать жемчужное ожерелье, пощупать рубиновую брошь и алмазные серьги. Потом она потянула за золотую цепочку, которая чуть выглядывала из корсажа. Эту цепочку с крестиком испанка никогда не снимала. Махарани засмеялась, и Анита, растерявшаяся от бесцеремонности Харбанс Каур, вынуждена была наблюдать, как та повернулась к компаньонкам и другим женам, которые занялись комментариями и сплетнями по поводу «новенькой».
Оставшись наедине с незнакомыми женщинами и чувствуя себя покинутой всеми, Анита, уязвленная презрением первой жены раджи, испугалась. Хотя мадам Дижон не раз говорила с ней о женах раджи, юная испанка не особенно задумывалась над ее словами, пока не столкнулась с женщинами зенаны лицом к лицу. Внезапно в ее голове мелькнула мысль, что каждая из них пережила такой же торжественный день, что они — жены ее мужа, а она была всего лишь пятой. Анита расплакалась, ушла из зала в поисках места, где можно было бы спрятаться, чтобы утереть слезы, которые испортили макияж, изменив ее лицо. Мадам Дижон, которая была свидетельницей происшедшего, поспешила вслед за ней.
Они шли по длинному коридору, освещенному пламенем свечей, стоявших в маленьких стенных нишах. Затем, схватив Аниту за руку, компаньонка вывела ее на закрытую террасу, где благодаря жалюзи можно было видеть все, что происходило снаружи, и одновременно спрятаться от посторонних глаз. Анита дрожала и громко всхлипывала. Вдали был слышен шум праздника.
— Не позволяй им омрачить радость этого дня, Анита. Ты должна понять, что для них эта свадьба оскорбительна, потому что ты — иностранка, причем очень молодая и красивая. Каждая из них в два раза старше тебя по возрасту. Они завидуют и боятся тебя…
— Боятся?
— Конечно, ведь все они думают, что ты похитила сердце раджи, что и есть на самом деле…
Слова француженки успокоили Аниту, и к ней постепенно вернулось самообладание.
— В этой части мира, — говорила мадам Дижон, — иметь нескольких жен является нормой. Традиция требует, чтобы мужчины были привязаны к ним и заботились о них, что и делает раджа. Я была уверена, что тебе это объяснили.
Анита покачала головой. Мадам Дижон продолжила:
— Главное — не количество жен, а умение быть настоящей женой… Ты помнишь историю об императоре, который возвел Тадж-Махал?
Анита кивнула и, достав носовой платок, высморкалась.
— У него было гораздо больше жен, чем у раджи, но он любил только одну из них. И я ни минуты не сомневаюсь, что Джагатджит Сингх любит только тебя.
— Я не хочу оказаться там, где они…
Мадам Дижон улыбнулась.
— Не говори глупостей, ты никогда не попадешь в зенану… С таким-то характером, как у тебя! Вы будете жить, как живете сейчас, по-европейски. Раджа пообещал тебе это, а он — человек слова. Выслушай меня, Анита: если тебе удастся заставить себя любить, ты станешь настоящей махарани Капурталы, вопреки воле его жен.
Лицо Аниты озарилось слабой меланхолической улыбкой, как будто она осознала, что волшебная сказка закончилась и теперь начинается настоящая жизнь.
Благодаря своевременному вмешательству компаньонки эта маленькая драма, пережитая Анитой, прошла незамеченной для подавляющего большинства гостей, включая корреспондента «Civil and Military Gazette», лахорской газеты, которая в своем выпуске от 29 января 1908 года напечатала следующее сообщение для потомков: «Юная новобрачная обладает самой совершенной и утонченной красотой, она великолепно выглядела в своем сари из красного шелка, расшитого золотом. Драгоценности, которые были на ней, непередаваемы по своей пышности. Свадьба стала одним из самых живописных событий благодаря великолепию нарядов, в которых блистали приглашенные. Празднества прошли с большой помпой и блеском».
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Господин мира
Показная пышность сопровождала раджу по жизни с самого момента его рождения. Жители Капурталы отчетливо помнили, как в два часа ночи 26 ноября 1872 года их разбудили залпы пушек, возвещавшие о долгожданном появлении на свет наследного принца. Так начались сорокадневные празднества, которые обошлись казне в миллион рупий и на которых присутствовали губернатор Пенджаба и махараджи Кашмира, Патиалы, Гвалиора и прочих соседних государств. Власти раздавали милостыню нищим и объявили амнистию двадцати восьми узникам тюрьмы. Ликование, с которым народ праздновал его появление на свет, объяснялось не только длительным ожиданием, но и тревожной ситуацией, вызванной тогдашним правителем, раджей Хараком, страдавшим кратковременными приступами бешенства. По предписанию врачей он вынужден был подолгу находиться в одной психиатрической больнице возле Дхара-масалы, небольшого города у подножия Гималаев. Для всех тех, кто считал его неспособным оставить после себя потомство, сообщение о рождении малыша было сюрпризом.
Сюрприз был особенно неприятен для одной из ветвей семьи, претендовавшей на трон и поставившей под сомнение истинность сообщения. По утверждению некоторых родственников, младенец не мог быть сыном своего отца, раджи Харака, а был отпрыском аристократа из Капурталы по имени Лала Харичанд, уступившего своего собственного сына в обмен на назначение его министром финансов страны. Англичане якобы организовали заговор, чтобы не допустить прихода к власти членов вышеуказанной ветви семьи. Они были категорически против этого по одной простой причине: эта ветвь семьи приняла христианство несколькими годами ранее благодаря добросовестной работе одних английских миссионеров-пресвитеров. Нельзя было допустить, чтобы христиане — пусть даже из королевской семьи — взошли на трон, поскольку это могло иметь опасные последствия во все более запутывающейся этнической и религиозной головоломке одного индийского государства.
Правда или нет, но родственники не отступились от своих притязаний перед лицом высочайших инстанций колониальной власти, дойдя до кабинета вице-короля, который поручил официальному врачу Капурталы подготовить доклад. Доктор Варбуртон провел небольшое расследование, допросив акушерку и медсестер, бывших при махарани. Он также смог расспросить и ее саму через переводчицу, поскольку мужчинам было категорически запрещено входить в зенану. В его докладе говорилось, что махарани была настоящей матерью новорожденного, и этот факт упрощал путь к формальному признанию наследника. Обиженная ветвь семьи ответила тем, что объявила врача взяточником, которого подкупили, и пригрозила предать это дело огласке. Они были столь навязчивы, что их изгнали из Капурталы и принудили жить в Джаландхаре. В качестве компенсации колониальное правительство позволило им носить титул раджи и удостоило их наград, дав отступившим членам семьи звание кавалеров ордена Звезды Индии и Британской империи. После того как дело уладили, было дано официальное объяснение, что речь якобы шла всего лишь об обычном скандале, который случается в королевских семьях во время наследования трона. Но семейный раскол завершился интересными последствиями.
Через пять дней после рождения принца женщины дома праздновали традиционную церемонию, чтобы уберечь ребенка от сглаза. В течение целой ночи звучали религиозные пения, а солдаты из полка били в большие барабаны у дворцовых дверей. На десятый день орды слуг принялись чистить стены и полы дворца, а родственники заполняли огромные кувшины молоком на ступенях у входа, отмечая таким образом момент, когда мать перестает быть «нечистой». На двенадцатый день, на другой церемонии, тоже согласно индуистской традиции, явился официальный астролог страны. Он прочитал гороскоп ребенка, делая многочисленные комментарии относительно его астральной карты, на которой было написано четыре имени. Вместо того чтобы это сделал отец, который находился в психиатрической больнице, тетя ребенка выбрала одно из имен, которое она потом шепнула на ухо ребенку: Джагатджит — «господин мира», так его назвали. В конце церемонии астролог прочитал полное имя наследника трона Капурталы: Фарзанд-и-Дилбанд Расик-аль-Иктидад-и-Давлат, Раджа-и-Раджаган Джагатджит Сингх Бахадур. Для англичан: раджа Джагатджит Сингх.
Малыш рос в зенане, окруженный аями, служанками и няньками, в обстановке комфорта и роскоши, невообразимых для любого европейца. Будучи единственным мальчиком среди всех детей, а значит, и единственным наследником, он привык быть в центре внимания с самого раннего детства, привык к обращению, соответствующему его статусу. Возле него всегда находился кто-то, кто следил, чтобы он не заболел, чтобы исполнить любую из его прихотей. Ему достаточно было поднять ногу, чтобы слуга обул его, или палец, чтобы другой слуга начал причесывать его. Он никогда не повышал голоса, потому что в этом не было необходимости. Одного взгляда хватало, чтобы выразить желание, которое немедленно воспринималось как приказ. Даже самые пожилые слуги падали ниц перед ребенком, дотрагиваясь до его ступней в знак почтения.
За его здоровьем следили с самым пристальным вниманием. Одна ая ежедневно собирала мочу малыша и внимательно рассматривала его стул. Если обнаруживалось что-либо необычное, его немедленно поили настоями лекарственных трав, а если было что-нибудь посерьезнее, вызывали лечащего врача. В течение всего детства Джагатджита ежедневно купали, начиная с мытья головы; потом его вытирали, уложив на некоторое подобие ложа, сделанное из переплетенных веревок, под которым находились раскаленные уuли и благовония, от чего волосы становились надушенными. Потом ему делали массаж с миндальным кремом, как того требовали правила. Для этого миндаль мололи каждую неделю. Тогда у него появились первые мысли о подкупе: он безуспешно пытался подкупить ай, чтобы избежать массажа, который был ему ненавистен. Все его детство прошло в окружении слуг, а позже наставников и преподавателей, так что он никогда не оставался один даже на мгновение. Возможно, поэтому, став взрослым, Джагатджит очень много путешествовал, чтобы оставаться самому на дорогах земли.
Он не знал своего отца, который жил в заточении в психиатрической больнице. Единственное, что запомнилось ему, это смерть раджи, потому что за ней последовали дни траура, в течение которых профессиональные плакальщицы наводнили своим плачем залы дворца. Джагатджиту было пять лет, когда он унаследовал страну. Он получил в наследство тринадцать почетных пушечных залпов, которые англичане определили для Капурталы, титул Его Высочества и пятое место в иерархическом порядке среди правителей Пенджаба. Но прежде всего он стал обладателем колоссального состояния, которое не соответствовало размеру Капурталы, занимающей тысяча шестьсот квадратных километров, что по сравнению с четырнадцатью тысячами соседнего государства Патиалы было, конечно, намного меньше.
Этим состоянием он был обязан своему деду, радже Рандхару Сингху, который благодаря безошибочной интуиции стал на сторону англичан, когда разразилось восстание 1857 года. Во время этой революции индусы и мусульмане, из которых состояли полки индийской армии, восстали против своих командиров, британских офицеров, нанятых Ост-Индской компанией. Хотя причиной восстания был страх перед обращением их в христианство и все более усиливающимися авторитарными действиями всемогущей компании, непосредственным предлогом к выступлению послужил слух о том, что новые ружейные патроны будут смазываться животным жиром. Это воспринималось как оскорбление и для индусов, думавших, что речь идет о коровьем жире, и для мусульман, боявшихся, что это будет свиной жир.
Зверства, совершаемые обеими сторонами в течение нескольких месяцев, пока длилось восстание, оставили трагический след в истории британской колонизации Индии. Восстание, рассматриваемое индийцами как их первая война за независимость, способствовало подъему индийского национального самосознания и пробило брешь в незыблемой власти англичан, что через девяносто лет привело к независимости. Для колонизаторов, которым понадобилось несколько месяцев, чтобы подавить восстание, это означало конец могущества Ост-Индской компании, которая с семнадцатого века управляла Индией как своим собственным бизнесом.
Королева Виктория приняла бразды правления огромной колонией и в прокламации, сделанной в 1878 году, решила заручиться лояльностью принцев. Англичанам, которых едва насчитывалось сто тридцать тысяч в стране с трехсотмиллионным населением, нужны были принцы, чтобы управлять столь большой территорией и всегда иметь возможность контролировать их, оставляя довольными каким-нибудь образом. «Мы будем гарантами власти и будущего рожденных принцев — правителей своих государств, — говорилось в прокламации. — Мы будем уважать их права, их достоинство и честь как свою собственную». Это был исторический момент, когда короли Индии перестали быть королями, а стали принцами. Защищенные Британской Короной, которая гарантировала им границы, доходы и привилегии, правители жили с тех пор уверенно и спокойно, не как их предки. Они уже не должны были отвечать перед своим народом, поскольку зависели от верховной власти Британии, которая одаряла их почестями, титулами и пушечными залпами, чтобы каждый, как он сам считал, мог сохранить свое место на иерархической лестнице. Англичане очень умело сделали принцев своими спутниками, каждый из которых находился на своей особой орбите.
Стабильность, которую обеспечила им Pax Britannica, сделала их податливыми и продажными. Они все больше и больше опирались на англичан, убежденные, что без них они не выживут, в то время как на самом деле это принцы были необходимы для выживания англичан в Индии. В результате раджи постепенно отходили от народа, забывая о заветах простоты и скромности, присущих индийскому обществу, и стали жить в роскоши, соперничая между собой и пытаясь догнать колонизаторов. Им тоже хотелось стать англичанами, но за это пришлось дорого заплатить, поскольку они принадлежали феодальному прошлому.
За то, что он стал на сторону англичан во время восстания, Рандхар Сингх из Капурталы был вознагражден огромными по своей протяженности землями, конфискованными у раджи из Одха, неосмотрительно ставшего на сторону бунтовщиков. Так несчастье одного стало процветанием и счастьем для другого. Эти земли обеспечили Капуртале громадный годовой доход в два миллиона четыреста тысяч рупий, которые стали оседать непосредственно в кошельках раджи. Уже в пятилетием возрасте Джагатджит Сингх был сказочно богат.
Раджа вырос, находясь одной ногой в Индии, богатой своими славными предками, а другой в Европе; одной ногой в феодальном мире, а другой в двадцатом веке. Одни давали ему уроки физики и химии, а другие — Камасутры (текст четвертого века, написанный на санскрите мудрецом, познавшим кодекс секса, чтобы вводить мужчин в искусство любви). Пока Джагатджит был малолетним, государство управлялось рядом блестящих британских чиновников; некоторым из них удалось стать генерал-губернаторами, как, например, сэру Джеймсу Лайэллу. Эти суперинтенданты в своей деятельности опирались на помощь надежных людей, из которых состоял совет чиновников страны, и все вместе они провели реформы, усовершенствовав систему управления таким образом, что, когда принцу исполнилось восемнадцать лет и он пришел к власти, все хозяйство находилось в полном порядке. Например, они сократили количество министерств, объединив министерства финансов и сбора налогов в одно, а также упразднили министерство по различным вопросам, которое занималось управлением конюшнями, слонами и прочей фауной.
Образование, полученное раджей благодаря тщательно подобранным преподавателям, было либеральным. Одновременно, согласно требованиям протокола, он приобрел хорошие манеры и ценности западной демократии без обязательства применять их на практике, поскольку ему приходилось править тремястами тысячами душ Капурталы, даруя им жизнь или смерть.
Его воспитатели пробудили в нем интерес к жизни Англии, ее истории, ценностям, институтам и обычаям. Англия представляла верховную власть, и в ней Джагатджит видел источник современной цивилизации. Лучшие автомобили, самые быстрые корабли, самые крепкие здания, самая большая империя, самая продвинутая медицина… Всем этим была Англия.
Как происходит взрыв? Что такое море? Какое различие между калотипом, литографией и фотографией? Воспитатели раджи удовлетворяли его детское любопытство, открывали ему глаза на мир, потому что люди из его семейного окружения не имели ни малейшего представления о жизни по ту сторону индийской границы. Благодаря британским аристократам, контакт с которыми Джагатджит поддерживал с самого юного возраста по праву своего высокого статуса, он познакомился с элитой этого общества. Он искренне восхищался этим обществом, а оно, в свою очередь, приняло его в свой круг как еще одного члена семьи. Поэтому раджа стал изучать английский язык с особым рвением. Впоследствии он овладел им настолько, что говорил свободно и безукоризненно, так по-британски, что никто бы не подумал, что он никогда не был в Англии. Его восхищение этой страной распространялось на всю Европу, колыбель технического прогресса конца девятнадцатого века. Машины, заменившие человеческий труд, аппараты, позволяющие говорить на расстоянии, воспроизводители картинок в движении, летательные машины… список изобретений, способных поразить воображение ребенка, был нескончаемым. И все это делалось в Европе. В результате Джагатджит взялся за изучение французского языка и вскоре уже хорошо читал и говорил на нем. Подобно многим своим соотечественникам, он обладал большой склонностью к языкам. Едва ли можно найти индийца, который не говорит на двух или даже трех языках, — это минимум для того, чтобы быть понятым в стране с четырнадцатью официальными языками и пятьюстами диалектами.
В десять лет раджа говорил на шести языках. Помимо английского и французского он прекрасно владел своим родным языком — пенджабским, родственным хинди, а также санскритом, который Джагатджит изучал с одним старым отшельником-индусом, и урду (древнеперсидский), являвшимся официальным языком при дворе. Этот старый обычай, унаследованный от империи Великих Моголов и сохранившийся через столетие после ее исчезновения, показывал, какой глубокий отпечаток оставило в Индии правление Моголов.
Джагатджит Сингх был воплощением тех радикальных перемен, которые произошли с индийскими монархами сразу после прокламации королевы Виктории. Через несколько лет раджа понял необходимость совершить прыжок через столетия. И Джагатджит продемонстрировал талант настоящего акробата, способного перепрыгнуть из одного мира в другой совершенно непринужденно. Ему пришлось одеться в европейский костюм, что было впервые в истории его рода, научиться играть в крикет и теннис, есть западные блюда и заниматься таким английским видом спорта, как pig-sticking (охота на диких кабанов с копьями). Однако раджа, внимая совету министров, продолжал ездить верхом на слоне — в тюрбане с перьями, сверкая бриллиантовой тиарой и колье из тринадцати нитей жемчуга. Он не забывал, что наследовал государство со всеми внешними признаками монархии, со всеми церемониями и ритуалами коронации, хотя понимал, что на самом деле это было тормозом из прошлого, в котором отсутствовал сам дух, придававший ощущение монархии. Ему внушали, что служба народу является самой важной миссией его жизни, но в глубине души раджа осознавал, как и все прочие властители, что его высокое положение обеспечено англичанами и даровано ему на пожизненный срок. А для того чтобы жизнь была комфортной и приятной, следует прежде всего ладить с властью. Сначала — добрые отношения с англичанами, а уж потом — служение народу. Конечно, эта система была порочной, однако в то время она казалась незыблемой. Мало кто заметил, что ветер истории уже принялся расставлять вещи по своим местам.
Стремительная адаптация раджи не проходила без помех или проблем. Непросто было примирить такие разные культуры, как английская и сикхская, непросто быть индийским принцем и британским кавалером в одно и то же время, древним и современным, демократом и деспотом, восточным монархом и европейским вассалом. Особенно при отсутствии отца, к которому следует добавить слабость матери, женщины традиционной, принадлежащей к другой эпохе. Все это оставляло его без необходимой уверенности для столкновения с меняющимся миром, чтобы разрешить противоречие: продолжать оставаться королем, не будучи им на самом деле.
Возможно, по этой причине Джагатджит Сингх принялся подавлять свои психологические проблемы, предаваясь обжорству. Вначале его пристрастие к еде ни у кого не вызвало тревоги; наоборот, пухленький наследник был действительно красивым мальчиком. Но позже, когда в возрасте десяти лет он стал весить свыше ста килограммов, это вызвало панику. Доктор Варбуртон, официальный врач Капурталы, посадил мальчика на строгую диету, которая не дала результата. Ребенок продолжал полнеть и слишком много спал. В это время у него появилась привычка просить помочь ему завязывать и развязывать норидар (пижаму), брюки в индийском стиле, очень широкие, которые держатся на шелковой веревке, обвязанной вокруг талии. Позже, когда раджа восстановил прежнюю форму, он не отказался от этой традиции. Индер Сингх, капитан его охраны, был ответственным за это в течение многих лет, выполняя особый каприз своего господина.
— Выращенный как единственный сын, вскормленный с малых лет сначала кормилицами, а потом аями, мальчик приобрел вредные привычки питания, — такой приговор вынес доктор Варбуртон в докладе Джеймсу Лайэллу, наставнику маленького Джагатджита, очень обеспокоенному прогрессирующей полнотой принца. — На сегодняшний день единственное, что мы можем сделать, это попробовать другую диету, — предложил врач.
— А если не подействует? Какие прогнозы по поводу того, что он будет продолжать набирать вес?
Доктор Варбуртон посмотрел на собеседника поверх очков. Он только что прочитал в одном из медицинских журналов статью и боялся, что она может подойти к тому случаю, который был у Джагатджита.
— Будем надеяться, что он не страдает детским ожирением, редкой болезнью. Пациенты засыпают стоя и продолжают полнеть до тех пор, пока не появляются тяжелые последствия для дыхания.
Наступило молчание. После довольно продолжительной паузы Лайэлл вновь подал голос:
— И…
— Многие умирают, прежде чем становятся взрослыми.
Лайэлл был поражен. После всего того скандала, вызванного другой ветвью семьи, перспектива остаться без прямого наследника и без возможности заполучить другого, ужасала. Перед политическим департаментом Пенджаба встала проблема.
— Посмотрим, как будет дальше, — продолжал доктор Варбуртон. — Может, это всего лишь следствие психологических проблем, которые проявляются через ожирение от еды!
Джагатджит остановился на уровне ста тридцати килограммов. Он был огромен для одиннадцатилетнего мальчика, однако его вес стабилизировался, и это принесло облегчение, хоть и временное, наставникам и врачам. Когда раджа достиг этого возраста, придворные решили искать ему первую жену. Мнение мальчика не учитывалось, поскольку у него не было возможности выбирать. Так требовала традиция. К тому же юный принц мог считать, что ему повезло, потому что, будучи сикхом, он не был ограничен в количестве жен, в отличие от мусульман, у которых не было права иметь более четырех жен. Только когда он станет взрослым и примет бразды правления, у него появится больше свободы в выборе жен, хотя доступ к женщинам из семей знатного рода всегда будет непростым, поскольку с самого детства они уже обещаны своими семьями какому-то определенному лицу.
Многочисленная группа придворных отправилась в долину Кангра, что в двухстах километрах от Капурталы, в поисках девушки из высокой касты, родом из раджпутов. Они хотели заключить союз, способный создать узы с великими семьями Раджастхана, родины раджпутов, откуда происходили и предки раджи, и с кем-нибудь, принадлежащим к очень высокой касте, чтобы создать «родословную» рода Капурталы. Изначально семья Джагатджита принадлежала к касте калалов, которым в давние времена поручалось готовить алкогольные напитки для королевских домов. Это была каста средней руки. Джасса Сингх, блистательный предок, с помощью сикхов, которые тогда составляли часть новой религии, сумел сплотить войско, подняться с оружием и объединить Капурталу. Но клеймо, остававшееся на калалах, продолжало давить на некоторых придворных, очень щепетильных во всем том, что было связано с генеалогией. Разве не говорилось в одной пенджабской пословице: «Ворону, калалу и собаке не верь, даже если они спят»? Поэтому было очень важно облагородить кровь.
В каждом селении прибытие делегации, явившейся на поиски невесты, сопровождалось барабанным боем. Девицы на выданье осматривались так дотошно, что многие родители начали жаловаться на излишнее рвение, с которым придворные оценивали физические достоинства кандидаток. Посланцы Капурталы вели себя высокомерно, потому что они представляли самого толстого принца, который только был на свете. Они знали о потаенном желании тысяч семей соединить одну из своих дочерей с раджей, поэтому ничуть не смущались, проверяя, настоящие ли у девушек ресницы или накладные, правдива ли информация о них или родственники преувеличивают достоинства претендентки. Ни один из членов делегации не согласился бы включить в заветный список мало подходящую кандидатуру.
В конце концов делегация из Капурталы выбрала прекрасную девушку по имени Харбанс Каур, ровесницу раджи. У нее были большие черные глаза и золотистая, как пшеница, кожа. Индианка по происхождению, она принадлежала к сливкам самых высших брахманских каст. Придворные начали вести переговоры с родителями о размерах приданого, которое надлежало выдать в момент бракосочетания, и определили его дату — 16 апреля 1886 года, когда молодые достигнут четырнадцати лет, то есть вполне подходящего возраста.
Свадьба прошла в строгом соответствии с сикхской традицией. Раджа не видел лица своей избранницы до того самого дня, когда был заключен брак, и сделал это через зеркальце, поставленное между ними. «Я стал смотреть в ее черные глаза, самые прекрасные, которые я когда-либо видел. Потом я улыбнулся, и она ответила мне улыбкой» — так было написано в дневнике Джагатджита. Единственное, что не нашло отражения в его записях, так это реакция Харбанс Каур, которая была поражена, увидев раздутое лицо своего безусого мужа, его тройной подбородок, потухшие глаза и огромный живот. Ни в одном дневнике не запечатлены подробности того, какими были первые впечатления покорной и испуганной девушки, как прошла ее первая ночь любви с неопытным и болезненно грузным раджей. Однако стало известно, что они не совершили супружеского акта.
К озабоченности, испытываемой двором и семьей по поводу здоровья раджи, который, несмотря на свою тучность, не проявлял признаков ухудшения состояния и недостаточности дыхательной системы, добавилось еще и сильное беспокойство по поводу его половой жизни и будущего династии.
26 ноября 1890 года не был обычным днем рождения. Джагатджиту Сингху исполнялось восемнадцать лет, что означало его совершеннолетие. Репутация тихони и добряка соответствовала внешнему виду пухлого молодого человека благодаря его более чем ста килограммам веса. Два человека должны были толкать веломобиль на тонких и больших колесах, который он использовал каждый день для утренних прогулок. Эта машина была идеей Дж. С. Элмора, главного инженера Капурталы, который установил велосипедные колеса на шасси и добавил к нему маленькое дополнительное колесо, сиденье и зонтик, чтобы защищать монаршую голову от солнечных лучей. Сидя таким образом на этом аппарате, подталкиваемом слугами, раджа разъезжал по городу и останавливался поговорить то с одними, то с другими, поскольку по натуре он был достаточно общительным. В иные дни он выезжал на лошади. Его наставники привили ему любовь к верховой езде, но он быстро уставал и боялся потерять равновесие в седле. Более комфортно раджа чувствовал себя, сидя на спине слона.
Прошло четыре года после свадьбы, а у молодой пары не было потомства. Но перед ожиданием, вызванным вступлением на трон, глухое беспокойство, которое царило за пределами дворца, было отодвинуто на второй план. Почти в тот же день, когда родилась Анита Дельгадо, человек, претендовавший на нее с таким пылом восемнадцать лет спустя, приходил к власти. Приготовления длились две недели. Триста приглашенных — англичане и индийцы — прибыли для участия в трехдневном праздновании, которое включало в себя церемонию, банкеты, прогулки по реке и охоту. «Гражданская и военная газета» — ежедневное издание, публикуемое в Лахоре, — предметом гордости которой было сотрудничество с ней Редьярда Киплинга, в выпуске от 28 ноября 1890 года сообщала «о хаосе во время открытия новой конькобежной дорожки у махараджи Патиалы из-за количества падений…»; о предупреждении, вынесенном молодым комиссаром полиции Пенджаба членам местного правительства в связи с тем, чтобы они «не носили на работе стоптанную обувь, а надевали нормальные туфли»; о штрафе в десять рупий, наложенном на одного пьяного английского солдата «за выкрикивание оскорблений вслед похоронной процессии мусульман» и тому подобном. Но передовица и основная часть выпуска были посвящены церемонии вступления Джагатджита Сингха I на трон.