ЖЕЛАНИЕ ЖИТЬ
…Девушка спихнула с себя тяжелую загорелую руку, легко вспорхнула с измятых простыней на пушистый прикроватный коврик и резко обернулась, завернув себя в полог распущенных волос. Веселые золотистые пружинки запрыгали у пупка, защекотали ягодицы.
Почему после секса все мужчины впадают в спячку? Даже вот такой идеальный мачо с крутыми плечами и «квадратиками» на животе сразу после страстной любви пробурчал что-то невразумительное и затих, ткнувшись греческим профилем в подушку.
Спутанные смоляные кудри прилипли ко лбу, тени от ресниц на полщеки, тонкая талия, широкая грудь. Красавчик! Именно такую внешность она хотела для своего мужчины. Что хотела, то и получила, вот с внутренними качествами ей еще предстоит поработать. Да, и начнет она прямо сейчас!
В тот же миг с улетающего ввысь потолка хлынул прохладный летний дождь с маленькими радугами в каждой капле. Огромная кровать поплыла, потеряла очертания и растаяла. Голый мужчина, потеряв опору, смешно дрыгая ногами на мокром мраморе, пытался принять вертикальное положение и проснуться.
– Ну, Зола, ну что ты опять! Зачем?
Девушка, смеясь, вышла из спальни. Дождь сразу же прекратился.
Игрушки для Золы
– Как только мы с тобой отвлекаемся, у них сразу начинаются катаклизмы, – она всегда говорила «мы», чтобы Жан чувствовал свою сопричастность. Хотя на самом деле он был таким же, как и каждый из семи миллиардов человечков на ее игрушечной планете. – Вон, смотри, в Белом океане опять землетрясение, на Сытых островах вулкан проснулся, а в Южной Оверике революция. И это всего-то за ночь. Правда, у них сто лет прошло за это время. Но мне что, не спать теперь?
|
|
Жан и Зола в серебристых комбинезонах парили посреди многометровой сферы, покрытой изнутри трехмерным изображением океанов и материков. Это была огромная интерактивная карта планеты со всеми ее рельефами и жизнью в реальном времени.
– Золотко, ты преувеличиваешь свое влияние. Они уже давно живут самостоятельной жизнью.
– Да? А хочешь, докажу обратное? Смотри.
Девушка прикрыла глаза и сосредоточилась. Легкий дымок над Сытыми островами рассеялся, вулкан превратился в обычную гору.
– О! Видел? А ты говоришь, преувеличиваю.
В самом начале игры ее овеществленные желания растворялись сразу же после того, как Золотце переставала думать о них. Но, чем дольше она поддерживала их в реальности своими мыслями, тем больше потом предметам надо было времени для исчезновения. Они как бы закреплялись в реальности… или в ее памяти.
Сейчас даже уже неживая субстанция планеты может существовать без ее мысленной поддержки очень долго. Да, придуманная материя изменялась, ржавела, испарялась, рассыпалась снова на неорганизованные элементарные частички. Но на это уже уходили века и тысячелетия. По их летоисчислению.
Живая материя умирала быстрее. На родине Златы люди жили столько, сколько хотели. А здесь, на ее игрушечной планете человечкам удавалось прожить всего около ста лет, животным и того меньше.
Сейчас-то она уже знает, что именно скоротечность жизни и делает эту цивилизацию такой прогрессивной. Каждый в отдельности индивид старается успеть что-то оставить, чем-то блеснуть. Это, проживая вечность, можно позволить себе отложить свои подвиги на «завтра», а в спринте каждый шаг дорог.
|
|
В результате люди уже сейчас там, в ее игрушке строят машины, пытаются сами изменять мир, хотя всего лишь пять миллионов лет назад жили в пещерах.
– Вот и все. Революция закончилась мирным референдумом, вулкан уснул, и все разрушения восстановлены. Я тебя убедила?
Жан скосил свои прекрасные глаза куда-то к южному полюсу карты:
– Здорово, но я хочу кофе.
– Пожалуйста, – улыбнулась девушка, и рядом с ней материализовался поднос с чашечкой ароматного напитка.
– Скажи мне, любимая, – мужчина осторожно пригубил горячую жидкость. – Почему я так не могу? Почему мои желания не исполняются, не материализуются?
Опять эти вопросы. Ну почему они не могут просто наслаждаться жизнью?! Почему им надо обязательно все испортить своим неуемным любопытством. Желания не исполняются? Ха, еще как исполняются! Захотел любви – пожалуйста, захотел кофе – на тебе. Этот продержался дольше всех. Наверное, потому что получился самым красивым.
Золотце махнула ладошкой, сфера исчезла, вокруг защебетали птицы, запорхали разноцветные бабочки. Девушка села на качели и, оттолкнувшись от травы босой ступней, взлетела выше розового куста, полоснув по щекам Жана подолом белого пышного платья.
– Ты неправ, любимый. На самом деле все желанья исполняются. Стоит только захотеть, представить, поставить мысленно задачу, и все исполнится.
Мужчина тряхнул кудрями:
– Как? Но…
– А вот так! Все зависит от силы твоего желания, от уверенности в успехе. У тебя желания есть, а уверенности в их исполнении нет. Даже не так! Твоя уверенность в том, что все равно ничего не получится, забирает почти весь потенциал твоих желаний, – пролетая в очередной раз мимо парня, Зола обхватила его за шею и спрыгнула с качелей. – Ты сам блокируешь силу желания неверием. Летим!
|
|
Райский сад потух и мгновенно схлопнулся точкой в центре вселенной. И уже миллиарды звезд из черного бархата вселенной внимательно смотрели на парочку в скафандрах, болтающихся в невесомости посреди вечности и бесконечности.
– Что это, Золотце?
– Это космос, Жан. Я хочу показать тебе свой дом. Обернись.
Голубая планета медленно, вальяжно поворачивала округлые бока к своему солнцу. Один большой материк с бело-черными горами, речными ажурами и пестрыми пятнами городов занимал пятую часть всей поверхности.
– Смотри! Здесь я родилась. Во-о-он там на краю земли у экватора. Там и сейчас стоит вечный дворец Великого Усреднителя, – девушка замолчала, обнимая взглядом родные рельефы. – На моей планете живут люди, желания которых исполняются, но они этим почти не пользуются.
– Почему?
Планета исполнения желаний
Здесь, на этой планете давным-давно родился необычный ребенок. На мониторе в дежурном зале института Равновесия на графике этого самого равновесия кривая диаграммы резко скакнула вниз и угрожающе покраснела. Запищали тревожные датчики, проснулся дежурный.
В институте Равновесия судорожно искали специальными приборами источник отклонения стабильности на планете, чтобы срочно доложить «наверх». Источник быстро нашелся – это была новорожденная девочка.
Она появилась на свет золотисто-рыжей. Ее мама, уставшая и счастливая, прижимала к себе малышку, гладила мокрые кудряшки, целовала крохотные пальчики. Карие раскосые глаза младенца смотрели испуганно на новый очень яркий мир. А мир уже готовил для нового человека путы, оковы и защитные купола.
Голубая планета никогда не тряслась от войн и революций. Миром правила мудрая верхушка пацифистов во главе с Великим Усреднителем. Здесь никогда не изгоняли «колдунов», не сжигали «ведьм». На огромном единственном континенте приветствовали и уважали любые странности, непохожести.
Ровный климат на суше, спокойный океан вокруг, никаких сюрпризов. Новое, необычное было такой редкостью, что встречалось с восторгом, а не с опаской. Результатом такого плюрализма стало развитие способности управлять материей. Настало время, когда даже ребенок мог изменить мир вокруг себя силой мысли.
Нет! Хаоса не было, потому что шесть миллиардов населения планеты одновременно хотели разного: один грозы, другой жары, третий снега, четвертый яичницу…. В сумме все желания усреднялись, и идеальная жизнь текла себе дальше без глобальных изменений и потрясений. Ведь, что такое идеал? Да, это нечто среднестатистическое. Смесь всех желаний, усредняясь, порождал идеальное бытие. За стабильностью этого идеального равновесия следил Великий Усреднитель.
И вот вдруг на свет появился ребенок с колоссальной внутренней энергией, способной расшатать, поколебать устойчивую систему, а потом, возможно, и разрушить ее! Что делать?!
– Поместите ребенка под экранирующий купол, – приказал Усреднитель и тут же сжалился. – Вместе с матерью.
А про себя подумал: «Это поможет, пока ребенок маленький. Потом-то что делать будем? Через шестнадцать лет мы все тут пятый угол искать будем от этого Золотца».
Стряхнувшая с себя благостное умиротворение верхушка стала с нетерпением ждать рождения еще одного-двух-трех энергетически гениальных детишек. Они бы выровняли их неожиданно давший крен мир. Но в первые пять лет (а потом уже и смысла не стало) мать-природа так и не создала в противовес живущей в изоляции девочке какого-нибудь очень энергетически сильного мальчика. Не родился ни до, ни после подходящий уравнитель.
Через пять лет матери разрешили выводить дитя в мир, завернув ее голову в защитную экранную сетку, но все равно дар нет-нет, а прорывался наружу. Даже, когда малышка спала, рядом с ней оживали игрушки, на стене вдруг вспыхивала семицветная радуга. Несчастная женщина только вздыхала, наблюдая, как раскаляется иногда до белизны «шапочка» ее дочурки.
Великий Усреднитель распорядился поселить их в правительственном дворце, стены которого уже три тысячи лет не удавалось изменить ни одному дизайнеру-архитектору. Но даже у этого строения иногда тряслись колонны и летела чешуйчатая черепица с крыши от идей неугомонного подростка.
***
Синяя изумрудная зала имела такую акустику, что зайти в нее незаметно было почти невозможно. Приоткрыв тяжелую высокую дверь, Золотце почувствовала запах. Ванилью сладкой и теплой пахло только от Великого. Он давно уже не пытался что-то созидать, кроме своего запаха.
Они разговаривали уже два часа, как всегда, то азартно споря, то смеясь. Иногда Великий что-то рассказывал, а девушка слушала, но ее терпения хватала ненадолго.
– Вы разве не понимаете, что живете в прошлом?! Оглянитесь! Даже пыль под вашим троном – это прошлое, – девушка шаркнула вышитой балеткой по голубому мрамору. – Она тут уже давно, она была. Была! И не вы ее сделали. Она сама сделалась. А там за шторами над морем такие красивые розовые облака. Они тоже уже есть и тоже сами. Каждое мгновение – это уже прошлое и без вас. Вам разве не обидно?!
Усреднитель вздохнул и отодвинул кальян. Опять эта девчонка пытается раскачать их такой комфортный приятный мир.
– Хорошо, скажи,
– Ты хочешь попасть в будущее?
– Да! Хочу!
– Это невозможно. Милая девочка, оно перестанет быть будущим сразу после того, как ты попадешь в него. Для тебя оно сразу станет настоящим.
– Хорошо, пусть так, тогда… Тогда, Великий, миленький, я хочу… Я сделаю новый мир, в котором никто еще не был!
Великий с трудом поднял с дивана свое грузное тело и, шелестя мантией, прошелся по залу. Да, она сделает. Она это может. Невозможно влезть в эту рыжую головку, оттого и страшно. Огромная сила, не сдерживаемая ни опытом, ни великими знаниями, ни, в конце концов, любовью – это страшно. Она даже сама еще не знает о размерах, возможностях того орудия (дай бог, чтобы не оружия), каким владеет.
Но вслух он произнес, внимательно вглядываясь в медовые зрачки:
– Начни с себя, Золотце.
***
– Мамочка, у меня получилось! – крикнула Зола, скатываясь по перилам. – Мам, ну глянь же! Я научилась менять себя! И я знаю теперь, как мне улететь отсюда. Смотри!
Худенькая фигурка девочки обтянутая серебристым трико замерла, опущенные руки напряглись струнами и вдруг стали обрастать большими такими же серебристыми перьями. Женщина схватилась за сердце:
– Не надо, доченька!
Упрямая девчонка кинулась к балкону. Уже стоя на перилах, обернулась:
– Не бойся, мамочка, я и тебя с собой возьму… потом.
Огромная серебряная птица скользнула с перил двенадцатого этажа в стремительное пике. Крылья беспорядочно бились, дергался хвост. Где-то в самом низу падение неожиданно прервалось, прогнулось в полет, и птица также быстро, но уже без вращения взвилась к белым зефирным облакам.
– Оя-а-а-о-о… – донеслось до балкона, где стояла, прижав к груди ладони, замершая от страха мать. Никто на планете до этого мгновения не мог изменять себя!
В центре мирозданья
– Как интересно! И ты вот так прямо и улетела? – голова Жана в прозрачном шарике шлема повернулась к ней лицом.
– Нет, в тот раз я вернулась. Меня снова посадили под защитный купол. Они даже не предполагали, что у меня уже было достаточно сил, чтобы сломать его. Но я этого не делала.
– Почему?
– Ну, во-первых, я еще не знала, что могу это сделать, а во-вторых, со мной была моя мама, а у нее было слабое сердце. Она не хотела... Давай-ка мы вернемся домой.
***
– Зола, борщ опять слишком жирный, – Жан раздраженно положил ложку на льняную скатерть.
На девственно белом холсте растеклась свекольная клякса. Золотце перестала жевать и посмотрела на сидящего напротив мужчину:
– А так?
– О, теперь нормально. Так что там было дальше? Ты все-таки улетела от них?
Девушка вздохнула. Трудно требовать логики от поглощающего что-то вкусное мужчины, а от красивого мужчины вообще не стоит ничего требовать. Ведь, если они сейчас здесь, посреди мирозданья, значит, она там не осталась.
– Да, любимый. Через два года умерла моя мама, и я покинула планету, где меня все мои восемнадцать лет держали в клетке.
– Ты снова отрастила крылья?
– Нет. Крылья нужны только для первого полета. Понимаешь, Жан, они, как костыли для человека, который не верит, что умеет ходить. У него все есть для этого, сила, ноги, но он опирается на костыли, потому что не верит в свои силы, в свои ноги. У него нет веры, даже нет желания поверить. Человеку, чтобы летать, не нужны крылья, самолеты, космические корабли. Надо только сильное желание и вера в себя.
– И как же ты сбежала оттуда?
– Просто встала и пошла, вернее, оттолкнулась и полетела. Что будешь пить?
– Тыквенный сок, – Жан сыто откинулся на спинку стула. Перед ним на девственно белой скатерти появился бокал с густой золотистой жидкостью. – И тебя просто так отпустили?
– Нет, конечно. Меня пытались поймать. Даже создали для этого космические корабли. Усреднитель боялся, что бывшая пленница начнет мстить. А я просто хотела жить самостоятельно. И построила себе новый дом.
– Подожди, ты же говорила, что на твоей планете люди живут, сколько хотят. А как же твоя мама?
– Вот именно, дорогой, сколько хотят. Так вот, про новый дом.
Пробник
На этом астероиде не росли большие деревья с необхватными корявыми стволами. Своими могучими корнями они бы просто разорвали небольшое космическое тело. Здесь даже яблони, персики и груши поднимали верхушки только до той высоты, с которой можно было спокойно достать рукой их плоды.
Урожай созревал круглый год. Если в одном полушарии вишневая метель кружила нежные белые лепестки, а яблони только набирали бутоны, то всего в сорока километрах, на другой стороне маленькой планетки наливные тяжёлые яблоки оттягивали к земле тонкие ветви и валились в росяную осоку.
Ах, как приятно было валяться в душистой перине из клевера и одуванчиков! Рыжий лохматый парень надкусил теплый румяный персик. Сахарный сок брызнул на веснушчатый нос, потек по щеке к уху.
Коричневый собачий нос ткнулся в шею, шершавый горячий язык слизал медовые капли. Да, спаниели тоже любят персики. Парень приподнялся на локте и, размахнувшись, запустил косточку в небо. Пес проследил за удаляющейся точкой и укоризненно потряс ушами.
– Ну извини, забыл, что «космос – это не помойка», «экология превыше всего» и что там еще? А, «где родился, там и пригодился», – парень потрепал липкой рукой холку
лохматого друга. – Не переживай, Филя, она покрутится-покрутится и к нам же упадет. Пойдем-ка обед добывать, заодно и помоемся.
Рыбу на мелководье ловить весело и легко. Не нужны никакие сети, удочки. Достаточно лишь хорошей реакции, ловких рук, лап и зубов. У спаниеля отличная реакция и крепкие когти, ими удобно цеплять скользких серебристых рыбешек, поэтому он прыгал возле самого берега, обдавая хозяина фейерверком хрустальных брызг.
Человек стоял по колено в прохладной воде и удерживал еду на мелководье, изображая растопыренными пальцами страшную угрозу. Через полчаса на траве уже трепыхались шесть рыбешек.
Возвращаться к домику после вкусного обеда совсем не хотелось, и друзья развалились прямо на берегу пруда. Сытый, довольный Филя вытянул вверх коричневую морду, рассматривая гроздья созвездий. Небесные картины завораживали.
Парень проснулся от странного непривычного звука. Его дружок сидел в той же позе и рычал на звезды. Никогда еще это доброе отважное животное не проявляло так свои эмоции.
– Что случилось, Филька? – человек сел и прислушался. Наверное, приснилось. – Ого! Ничего себе! Что это?!
Из-за горизонта выпрыгнуло огромное светящееся пятно и, с ревом перечеркнув пополам небосвод, снова нырнуло за холм с противоположной стороны. Через несколько минут явление повторилось. Человек и собака бросились бежать.
Уже возле дома утоптанная дорожка под ногами подпрыгнула и ударила по коленкам. Мир вздрогнул. Светопреставление прекратилось. Где-то на их планете сел космический корабль. Дом из камыша и ивовых веток качнулся и повалился набок. Прямо к босым ногам упало гнездо с двумя голыми птенцами.
Посланники Великого долго ловили хозяина астероида. Они сожгли все. Под пятками жалобно чавкали черно-коричневые печеные яблоки. Повсюду торчали дымящиеся колы обугленных стволов. Затока высохла. В вязкой черной жиже дергались в агонии рыбки, лягушки и головастики.
Человек устал убегать и прятаться. Почему? За что? Пересохшее горло издавало только хриплые стоны, обожженные ноги не слушались. Глаза! Дым выел их до слепоты! Устал…
На парня накинули экранную сетку и потащили волоком голой спиной по горячим углям. У одного из врагов сначала затрещало, а потом заорало переговорное устройство:
– Третий, в чем дело? Что происходит?
Запыхавшийся Третий поморщился и отпустил на дымящуюся траву безвольное тело пленника:
– Великий, мы сами ничего не понимаем.
– Вы что, не можете справиться с одним предателем? Трое опытных воинов против одной девчонки! Вам что, туда армию прислать? Не можете обезвредить, взорвите все к чертовой матери!
– Великий Усреднитель! Мы предателя нейтрализовали. Он, она в образе мужчины уже под экраном. Но сгенерированная ею картинка не исчезает. Может, она притворяется…
– Это точно она?
– Тут больше никого нет. Только один человек, и мы его поймали, – космический полицейский пнул тяжелым ботинком бесчувственное тело.
– Поймали? Почему тогда не пропадает картинка? Там точно больше никого нет?
– Нет, точ…
Выгоревший астероид вздрогнул. Из-за горизонта взметнулась к зениту желтое пятно фотонного двигателя и стало медленно уменьшаться в зените. Три звездолетчика в ужасе наблюдали, как прямо на их глазах вместе с кораблем пропадает все: пепелище, трупики рыб, птиц, воздух!
Там, где раньше был водоем, появился идеально круглый кратер. Растаяло за несколько секунд, как снежный ком на печке, скрюченное тело вихрастого паренька. Гости растерянно уставились на опавшую защитную сеть. Вокруг поблескивали холодным светом россыпи кварцевых кристаллов. В зените меркла, уже не различимая среди других светил, маленькая звездочка удаляющегося корабля.
– Великий! Теперь точно нет. Великий, это была собака! Предатель Зола – это собака. А парень… это не она. То есть, он тоже плод ее воображения.
***
– Ты угнала их корабль! Как же они вернулись? – Жан грациозно перевернулся на другой бок, подставляя еще не охваченные солнечным ультрафиолетом участки своего прекрасного тела. – Они что, там погибли?
Шипящий на горячем песке соленый язык волны лизнул пятки и откатился. Золотце молчала, следя взглядом за толстым ленивым бакланом, ожидающим подачки. Да, погибли. Откуда она могла знать, что у ее земляков не хватит способности улететь, или просто построить себе новый корабль.
– Жан, а тебе не кажется, что мы давно не навещали нашу игру?
Мы живы, пока нас помнят
Игрушка выглядела странно. Вокруг нее, как пчелы вокруг меда, кружили искусственные спутники.
– Три войны! Пока нас не было, они успели сотворить три мировые войны, Жан! Что же они, а? Это же самоубийство! А сейчас еще оружие у всех страшное. Четвертую готовят.
– Что ты так распереживалась? Это же просто игрушка. Погубят, так им и надо. Интересно будет посмотреть, – мужчина попытался обнять свою подругу. – А мы себе другую игрушку сделаем, лучше этой.
Девушка резко оттолкнула его руку. Эта планета давно перестала быть для нее просто игрушкой. Зола могла проникнуть в любую ее точку, проследить судьбу любого человека. Она иногда проживала там 30-40 лет по их календарю. Да, как ни странно, это планета стала для нее альтернативой настоящей нелюбящей ее родины.
– Жан, хочешь научиться изменять мир?
– Конечно!
– Тогда вперед, твой мир ждет тебя. Ты сможешь там менять все своими руками.
– Не-ет! – красивые впалые щеки побледнели, высокий лоб вспотел. – Нет! Только с тобой. Я не могу тебя бросить, любимая. Не могу!
Золе вдруг показалось, что ее мачо сейчас заплачет, и ей стало ужасно стыдно. Это же человек, живой человек! Да, придуманный ею, да, такая же игрушка, как этот уже живущий своей жизнью мир. Но живой, думающий, чувствующий.
– Успокойся, мой дорогой. Бросать никто никого не будет.
Каждый человек жив, пока о нем помнят. И это не только фигура речи. Золотце проверяла это сотни раз на практике. Первые ее создания жили ровно столько, сколько она помнила о них. Может быть, если бы она дала им шанс побыть рядом подольше, они бы оставались до сих пор с ней. Но, честно сказать, тогда ее ничто не могло удержать на месте надолго. Все время хотелось чего-то нового, неизведанного. Она была, как сорвавшаяся с привязи собачонка, ошалевшая от свободы и скопившейся молодой бешеной энергии.
Жан достаточно давно с ней, чтобы не пропасть сразу, но он исчезнет, как только она его забудет. А значит, надо сделать так, чтобы его помнил кто-то другой. «Мы в ответе за тех…».
Вот только одна маленькая загвоздочка – Жан ничего не умеет делать. Он даже шнурки себе завязать ни разу не пробовал. Куда же его устроить? Придется сделать маленькое чудо.
Сценарий для чуда
Владелица фотомодельного агентства, успешная бизнес-вумэн, спортсменка и просто красавица Мартьяна Свирт в полном одиночестве отмечала свое тридцатилетие, тупо напиваясь разноцветными коктейлями. Хитрый бармен крысиной внешности каждый раз подталкивал к ней прозрачные емкости с жидкостями разных цветов.
Похоже, она выпила уже весь спиртной спектр. Где-то на третьем заказе женщина почувствовала, что ее тупая серая тоска растворилась в желтом аперитиве. Теперь Мартьяна пыталась допиться до счастья. Но… не получалось. Почти трезвыми глазами она посмотрела на «крысенка» за стойкой и тут же заподозрила его в мошенничестве. Это он не доливает ей счастья.
– Ты, крыса! Я тебя сейчас… зарою.
Маленькие глазки бармена смерили пьяную брюнетку с ног до головы. Пышные бедра, нереально утянутая талия, скорее всего силиконовые буфера в рамке красного декольте. Мордашка ухоженная, в меру размалеванная, на пальцах и в ушах брюлики, в сумочке айфон последней модели. Небось, с папиком поссорилась.
– Вы что-то еще заказывать будете? – произнес он и обернулся, проследив за взглядом красотки. – А это тут откуда?!
За его спиной, там, где утром на полке стол кальян, красовалась пузатая литровая бутылка с иероглифами и портретом волосатого мужика южной наружности.
– Вот этого парня мне налей для счастья! – девушка прицелилась пальцем в бутылку. – Налей, говорю! Нет, давай с тарой… не я старая, дурак, а мужика мне с тарой…
***
Мартьяна проснулась на собственном диване все в том же красном платье. Ребра ныли от неснятого корсета, глаза саднило от не смытой косметики. Рядом на журнальном столике стояла запечатанная бутылка с мужской головой на этикетке. Красавчик!
Хорошо, что выходной, в салон можно не ехать. Состояние такое, что передвигаться в пространстве вообще не хотелось, но на даче ее с семенами огурцов ждала мама. Ох, их же еще купить надо. За руль ей сегодня садиться противопоказано, значит все ножками и на электричке. Кому нужны эти огурцы?
Обеденная электричка, в отличие от утренней, не лопалась по швам от людской толпы. В вагоне, кроме Мартьяны, спали, читали, ели курицу и просто смотрели в окно еще человек десять. Напротив сидела цыганка. Нет, не такая, какие бродят по привокзальной площади с выводком грязных наглых ребятишек и пристают к прохожим.
Эта цыганка была какая-то неестественно правильная, как будто сошедшая с картинки в википедии. На груди в несколько рядов рассыпались чуть позвякивающие монисты, многоцветные складки длинной пышной юбки колыхались в такт покачиванию вагона, иссиня-черные волнистые пряди укрывали плечи в алом атласе рубахи. На уровне виска в волосах запуталась настоящая живая красная роза. Широкие красивые брови, жирная подводка вокруг и без того огромных глаз, темно-карие с золотыми искорками зрачки, длинный с горбинкой нос и яркие губы.
– К маме едешь, красавица? Огурцы везешь?
Девушка вздрогнула не столько от вопроса, а скорее от низкого глубокого голоса. Откуда она знает? Розыгрыш?
– Какого черта?
– Загнала ты себя, любить перестала, запуталась в проблемах, устала от одиночества. Не торопись. Сегодня случится чудо, ты встретишь свое счастье. Ты достанешь его из воды. Береги его. Запомни, достанешь из воды и всегда будешь помнить, любить. Любить и помнить.
Хозяйка салона уже хотела встать и пересесть подальше от назойливой странной цыганки, но та вдруг сама замолчала и скользнула к выходу, звеня монистами и браслетами.
***
Мартьяна шла по дачному поселку, наслаждаясь майским солнышком. Небо сияло чистотой. Ни одного облачка, только две птахи и равномерно жужжащий дельтаплан над головой. Газоны вдоль дороги желтели веснушками одуванчиков. Почти на всех участках копались энтузиасты частного сельского хозяйства.
Асфальтированная дорога огибала пруд с маленьким пляжем и двумя скамейками под огромным старым вязом. Над водой на тонкой ветке балансировал черный котенок и бесстрашно ловил маленькой лапкой шелестящие на ветру листья. Девушка присела на скамью и стала наблюдать за шалуном. «Не торопись» – сказала гадалка.
И вдруг что-то случилось. Огромная жужжащая птица упала с неба, скользнула крылом по кроне и опрокинулась в воду. Пушистый комочек кубарем полетел вниз и скрылся под водой в метре от берега. А посреди пруда тонул дельтаплан. Мартьяна, на ходу скидывая с себя ветровку и кроссовки, бросилась в воду.
В водоеме даже весной глубина не превышала полутора метров, но для маленького котенка он был океаном. Где-то рядом болтыхался в воде дельтапланерист. Он сначала орал, потом, видимо, нащупав дно, успокоился и стал чего-то ждать. Девушка, не глядя в его сторону, подхватила котенка и, утопая босыми ногами в илистом дне, вылезла на берег.
Она шла быстрым шагом к дому, прижимая к груди завернутого в ветровку мяукующего малыша, и приговаривала:
– Сейчас-сейчас, мой хороший. Сейчас, маленький, чудо мое лохматое. Сейчас придем домой, согреешься. Счастье мое из воды.
А где-то в центре мирозданья снимала с себя монисты и наслаждалась долгожданным одиночеством Золотце, упиваясь чувством выполненного долга: «Все, ребята. Дальше гребите сами, я наигралась». Впервые у нее не было ни одного желания. Время остановилось.