Автор: Ivolga
Бета: нет
Пэйринг: змей/кролик
Рейтинг: NC-17
Жанры: Фэнтези, Hurt/comfort, Слэш
Предупреждения: Зоофилия
Размер: мини
Статус: закончен
Описание: Змею, буквально вытащившему мальчишку-кролика из пасти крокодила, может взбрести в его голову все, что угодно. Как и Йиме, чьи пристрастия никогда нельзя было назвать "нормальными".
* * *
Он плыл, глотая через раз мутную зеленую воду, жмурился, когда лучи полуденного солнца обжигали черные зрачки и синюю радужку. Ноги свело судорогой, колени не гнулись вовсе, воздух в легких стремительно заканчивался, а горло, сжавшееся настолько, чтобы не пропустить ни звука изнутри, не впускало ни капли кислорода снаружи. Левая рука то и дело кровоточила, рассеченная серьгой-фонариком в левом ухе, которое не желало ни на дюйм погружаться в воду - оба намокших кроличьих ушка с каждым толчком корпуса прижимались к глазам, заставляя жмуриться еще чаще.
За спиной было шумно от летевших во все стороны брызг, причиной которых, однако, были не негнущиеся ноги, а мощный крокодилий хвост, пасть хозяина которого недвусмысленно щелкала, заставляя сильнее работать руками, ударяться о воду пальцами, ладонями, глотать вяжущую на языке жидкость и судорожно вдыхать спертый воздух, разбавленный туманом.
Плечо хрустнуло, когда его насильно выгнули под неестественным углом, сустав щелкнул, и левая рука отнялась вовсе, безвольно погружаясь в воду перпендикулярно уставшему телу. Солнце пекло неимоверно, спина оказалась обожженной, все больнее было делать взмахи правой, одновременно не оставляя попытки выровнять дыхание. Это все было невыносимо больно, но страх, подгоняемый размеренным щелканьем и хлопаньем хвоста о воду, был сильнее и в этой неравной битве пока вырывался вперед.
Вскоре и правая рука тоже занемела, ноги давно уже повисли, изображая что-то наподобие волнообразных движений, а иногда и колебаний "ножницами".
В нос полилась вода, илистое дно чвакнуло, приятно охлаждая разогретые ступни, в груди появилось неприятное жжение, горло сжалось еще сильнее, а язык, казалось, прилип к небу. Давление внутри вдруг превратилось в давление снаружи.
Что-то сжало грудную клетку скользкими тисками, норовя вытолкнуть с водой и ребра, предварительно превратив их в костяное месиво. Он не потерял способности видеть и ощущать, посему единственное, о чем он подумал, было то, почему, собственно, вместо зубов в его кожу впиваются щекочущие шею чешуйки, которые никак не могли оказаться илом, чьи ракушки уже давно бы перерезали глотку так же легко, как вспороли пятку.
Перед глазами зеленая муть приобрела четкие очертания, туман и солнце появились так же внезапно, как и способность ощущать кончиками пальцев дуновение ветерка. Йима закашлялся, пытаясь вдохнуть побольше, но грудь снова сжали, перед глазами поплыли круги цвета бензина, и он все-таки отключился.
***
Нос и веки неприятно жгло, жжение было таким же острым, как и в горле, и в легких. Саднила спина, на которой он лежал.
Дышать было трудно, на груди холодным теплом защищало от солнца что-то тяжелое, и, если Йима хоть что-то понимал в этой жизни, он мог с уверенностью заявить только одно: каким-то чудом ему удалось избежать участи крокодильего обеда.
Он открыл глаза, думая, что неплохо было бы и осмотреться, как "что-то" на груди зашевелилось, и они, будто бы очнувшись, посмотрели друг другу в глаза. Змей - удивленно, а Йима - все еще расфокусированно.
Он закричал, не надеясь даже, что теперь это у него получится, но окрестности огласил дикий визг, более присущий испуганной девушке, чем подходящий Йиме, которого если и можно было принять за девушку, но только не в этой ситуации.
Он не потерял сознание, он просто кричал, выталкивая из легких воздух, ощущая, как по подбородку стекают струйки болотной воды. Он кричал, переходя на неясное шипение, вцепившись скрюченными пальцами в желтую траву, на которой лежал. Змей, явно не ожидавший такого подвоха со стороны хрупкого и легкого мальчишки, только зажмурился, напрягшись, отчего его длинное цветное тело вибрировало.
Йима закончил тихим "аи" и закашлялся, прижав ладони к саднящему изнутри горлу. Змей заинтересованно поднял веки с пушистыми длинными ресничками, сузил зрачки до белых точек, отчего его глаза стали практически черными.
От Йимы это не ускользнуло, и он собирался было закричать снова, но рептилия, предугадав его действия, предостерегающе напрягла мышцы хвоста, обвитые вокруг хрупкого колена.
Йима намек понял и захлопнул рот, для надежности прикрыв его еще и рукой, кровь на ребре ладони которой уже запеклась. Он пальцами поскреб по горлу, кадыку, где осталась рваная царапина от цепочки с кулоном, который всплывал, подражая ушам, и грозил задушить Йиму во время бегства вплавь от крокодила. Хотя общество гигантского змея, пусть и спасшего от неизбежной смерти, было не лучшим вариантом.
На фоне золотистых и фиолетовых цветочков, чьи стебли прятались в траве, которая теоретически, там, за спиной, переходила в кукурузные поля, далеко от болотистой топи, устья реки, нежно-голубого, прозрачного, где все и начиналось, сердце Йимы забилось спокойнее.
Было хорошо. Был воздух, конечности, к которым возвращалась чувствительность, небо над головой, солнце в редких облачках. Синеватый гребешок на треугольной голове змея, который изучающе рассматривал Йиму.
Кроличьи ушки настороженно встопорщились, хвостик чуть пониже копчика дрогнул, а ноги враз онемели - все тело Йимы напомнило ему о том, что исход встречи кролика и змея заранее известен им обоим.
Глаза змея блеснули алым, вмиг вернулся слух, отмечая на фоне свистящего в поле ветра тонкий свист скользящего туда-сюда по змеиной губе язычка.
Йима поборол желание упасть в обморок снова, справился со стремлением желудка вывернуться наизнанку, но ничего не смог поделать со своим ртом, из которого, несмотря на широкую ладонь, его закрывавшую, вдруг раздалось тихо-тихо, заставив самого кролика подпрыгнуть.
- Спасибо.
Йима зажмурился, стиснув зубы. Возможно, головокружение было вызвано транспортировкой сюда, солнцем, страхом - да чем угодно, кроме мягкого шелеста, который, казалось, ласкал не только слух, но и ухо, возле которого качалась треугольная голова - змей что-то сказал, на несколько секунд тронув белый мех плоским черным язычком.
- Ч-что?.. - Йима не был уверен, что услышал что-либо вообще, но все же переспросил, рискнув открыть глаза.
- Пожалуйста, - повторил змей, подтверждая, что вот, не показалось, и... улыбнулся. Пузырчатая кожа "губ" сложилась в кривую, оголившую длинные клыки. Язычок затрепетал, будто принюхиваясь.
Йима не удержался на руках и рухнул в траву.
Змей подтолкнул под его шею свой хвост и что-то неодобрительно мурлыкнул, вибрируя всем телом.
***
Он смотрел вверх, хотя притягивающее взгляд голубое небо заставляло лежать только с закрытыми глазами; они слезились, соленые капельки стекали к ушам, под затылком пульсировало холодное сильное тело, а голова змея покоилась на кольцах, приподнимавшимся на груди в такт дыханию.
- Ты... - начал было Йима, но говорить было почему-то больно. Теперь горло сдавливал не страх и даже не боязнь захлебнуться - туда, под кадык, подкатился какой-то колючий комок, с появлением которого от уголков глаз потекли уже не капли, а полноценные струйки. - Что ты сделаешь со мной? - Как можно безучастнее задал он вопрос, а внутри все сжалось, похолодело, кажется, еще ощутимее, чем змеиное тело.
Змей, еще ни о чем не догадываясь, не удосужившись даже открыть глаза, пробормотал:
- Дальше видно будет, не знаю. И вообще, - выдохнул он, облизываясь. - Ты здесь долго лежать собрался или как? Мне, конечно, все равно, но... - он хитро ухмыльнулся, что отразилось на следующей интонации, - я ведь спас тебя, и было бы обидно, если бы солнце... Ты меня понимаешь? – Он, наконец, посмотрел на Йиму осмысленно. Тот кивнул, апатично огляделся и попытался подняться.
Змей выполз из-под него, заструившись от травы к песку, туда, где была протоптана тропинка.
Вид Йимы, стоящего на коленях и упирающегося в траву ладонями, заставил змея приползти обратно и медленно-медленно скользить по белесым крупинкам, останавливаясь для того, чтобы мальчишка откашлялся.
Когда до маленького деревянного домика оставалось только обогнуть поле, Йима пошел на своих двоих, но теперь время остановок увеличилось - ему нечем было дышать после пары шагов, поэтому змей стоически терпел, присматриваясь пока к мальчишке и меланхолично глотая сонных к наступившему вечеру толстых жужжащих стрекоз.
И когда Йима, наконец, завалился как и был, голый, на узкий ковер, перевернувшись на спину, змей, чувствуя себя почему-то обязанным, хвостом пододвинул деревянную чашку, полную родниковой воды, и снова улыбнулся, заглянув в синие глаза и не увидев там более того страха, что был раньше - на него смотрели с благодарностью и, кажется, у них обоих такие взгляды были в новинку.
***
Когда Йима проснулся, была уже ночь. Теплая, летняя, скользившая легким ветерком по длинным ногам и ласково перебирающая короткие желтые прядки, белый мех кроличьих ушек.
Ковер был весь в песке, обожженная на солнце кожа требовала немедленного к себе внимания, и Йима, несмотря на протесты собственного организма, поднялся, отчего желудок сделал фантастический кульбит, забурчав. Мальчишка кое-как вышел во двор, встал около большой алюминиевой посудины, служившей ему ванной, и потянулся к ковшу с водой, еще теплой после жаркого дня.
Когда он возвращался в дом под аккомпанемент камушков, шуршащих под кожею змея, не было так больно, глаза, хоть и плохо видевшие в темноте, различали некоторые очертания, а тело, расцарапанное и болевшее все целиком, остыло-таки; Йима медленно заполз под тоненькое льняное покрывало, застонав от удовольствия, когда напряженной спины коснулся шелк белой простыни.
Змей заполз вместе с ним, устроившись на груди и животе.
- Тебе же больно, - удивленно начал он, глядя, как мальчик упорно смеживает веки, силясь заснуть. Попытки венчали одни только неудачи - он был слишком... слишком возбужден и напуган, и поэтому синие глаза сверкнули в ответ немного зло, но после взгляд стал кротким, стоило только Йиме вспомнить, что перед ним не кто иной, как змей, готовый сожрать его в любое мгновение. - Продезинфицировал бы... - меж тем вещало чудище сонным голосом, - все равно ведь не спишь.
- Не дойду, - устало огрызнулся Йима, чувствуя, как сводит позвоночник, не позволяющий выпрямить спину.
- Я принесу, - невозмутимо парировал змей, который, в силу чрезмерной дневной активности, все же засыпал на ходу.
- Ты... - Йима продолжил бы, но треугольная голова ткнулась ему в подбородок, рептилия зевнула, пощекотала язычком шею и уснула, беспокойно водя хвостом по укрытому теплому бедру.
Всю ночь Йима, которому в глаза будто песку насыпали, боялся пошевелиться, боялся быть раздавленным змеем, сжатым до хруста позвонков этим гибким холодным телом с блестящими чешуйками.
Пузо у змея было ребристое, желтое, до самого кончика хвоста продолжавшееся, завершавшее его тремя шариками.
Гребень оказался неожиданно мягким, как и неестественно длинные ресницы. В лунном свете змей казался будто бы сделанным из аквамарина - переливчатого, блестящего, холодного.
Он то скручивался в тугой комок, то сжимал кольцами бедро Йимы, то расслаблено покоился на теплом теле.
Утро встретило их обоих розоватой дымкой рассвета, сплетенных на узком диванчике в узел, где можно было разглядеть пушистый хвостик, длинные уши и нитки чешуйчатого змеиного тела. Когда Йима проснулся, змей, засунув голову в чугунок, вылизывал дно посудины, где еще утром оставалось немного рагу.
Йима тихо прокрался на выход, вернувшись через четверть часа посвежевшим, спокойным и завернутым в зеленое полотенце.
Он, сонно жмурясь, кусал свои тонкие бескровные губы, когда мазь, наносимая на порезы и ушибы, слишком сильно припекала.
После он прошел мимо заинтересованно смотрящего на него змея, вынул из корзинки морковку, а рептилии разбил два птичьих яйца в сине-зеленой скорлупе. Змей заулыбался, Йима, словно очнувшись, сдавленно охнул, осев на широкий деревянный стул.
Он успел одеться, и теперь нервно теребил рыже-желтые помочи, край ободранных шорт, смотрел на змея затравленно, с опаской.
- Мх-м-м... - выдал тот, укоризненно покачав головой. - Боишься меня, а, кролик?
Кролик нашел в себе силы кивнуть, сцепив пальцы в замок, но продолжал упорно смотреть на старые часы с кукушкой, что висели как раз над гардеробом.
- Я травоядное, - задумчиво прошелестел змей, угадав самый главный страх Йимы. - И не нужно на меня смотреть так, как кролик на у... - он осекся. - Забудь. - Хвост взметнулся в воздух, обозначая нечто неопределенное. - А ты один живешь, да? - Змей вдруг с интересом начал оглядываться, заинтересованно щуря черные глазищи с белым зрачком.
- О-один, - выдавил из себя Йима и устало вздохнул, покусав морковку. - То есть ты... меня не будешь? - Сформулировал он наконец, подняв на змея свои синие глаза.
Змей крякнул от двусмысленности сказанного, но свое "нет" прошипел, добродушно улыбаясь. Ровно настолько добродушно, сколь не было видно опасных клыков рептилии.
***
Из радиолы, стоявшей где-то в районе деревянных ступеней, доносилась громкая музыка, а Йима, вполне удовлетворившийся обещанием змея и, казалось бы, забыв уже обо всех царапинах и синяках, подметал пушистой щеткой на тонкой деревяшке пол, пританцовывая и отпинывая ногою ковер, когда под него забивался мелкий мусор.
В окно светило солнце, настолько яркое, что все стеклянные предметы вокруг бросали радужные полудужья под ноги Йиме, и он улыбался, прикрывал от удовольствия глаза, ритмично двигался, подпевал, зная уже наизусть все слова любимых песен.
Уши пушились, сережка блестела, пуская солнечные лучики в глаза змею, чинно возлежавшему на широком столе, свернувшись кольцами; недавно его добровольно-принудительно окунули в корыто с не нагревшейся еще родниковой водой, где руками и щеткой приводили в сколь-нибудь привлекательный вид. Теперь же змей, устало прикрыв глаза и елозя по столу хвостом в ритм, нежился в пятне солнышка; чешуя его блестела изумрудными и фиалковыми огоньками, черный узор серебрился, и Йима чуть не упал, запутавшись в собственных ногах, когда засмотрелся.
Змей изредка приподнимал голову, чтобы посмотреть на кролика.
На его во многом женскую фигуру, чья женственность заключалась в бедрах, что были навскидку шире плеч, непропорционально узкой талии и линии ног - между широких бедер все равно было видно треугольник, да и под коленями тоже - так выгибалась кость. Узкие щиколотки и маленькие ступни, смешные пальчики-пуговки в противовес по-мужски широким ладоням и узловатым пальцам рук. Округлый зад, длинная шея, пушистые белые ресницы тоже относились к чисто женскому, исключением был лишь большой рот с пухлыми, но, как оказалось, совершенно бесцветными губами. Веснушки у Йимы были рассыпаны по всему телу: на носу и щеках, груди, плечах, животу, под коленками. Хвост был желтовато-белый, волосы - желтые, а ушки сверкали белизной.
У Йимы был хороший слух, но голос, высокий и тоже женский, змею не нравился.
Йима отсалютовал змею рукой, отставил щетку в сторону и побежал во дворик - умыться. За домом, кстати, был огород, а после - фруктовый сад. И когда змей за недавним завтраком спросил Йиму о его возрасте и о тех, с кем он, вероятно, когда-то жил, мальчишка заткнул себе рот морковью, умоляюще глянув на рептилию. Змей намек понял и больше таких вопросов не задавал.
- Хэй! Ты не уснул? - Перед мордой змея появился улыбающийся умытый мальчишка с растрепанными волосами.
Змей покачал головой и сполз по ножке стола вниз, оказавшись рядом с Йимой - судя по сумке через плечо и корзинке, мальчишка куда-то собрался.
- Я за фруктами, - доверительно пояснил кролик, и его кроличьи ушки встали торчком. - Хочешь со мной? Это недалеко - всего пара миль через кукурузное поле!
- А как же... - змей попытался было что-то возразить, но его перебили.
- Там вкуснее, чем в моем саду, - безапелляционно заявил Йима, неизвестно когда оказавшийся перед зеркалом и подкрашивающий губы темно-розовым карандашом размером с кончик хвоста змея. Мальчишка торопился, подпрыгивая, отчего линия была волнистой. - Так ты идешь?
Змей кивнул, проползая мимо радиолы и жмуря глаза с пушистыми угольно-черными ресницами.
***
Песок под ногами был горячий, заставив змея ползти по траве, а Йиму подпрыгивать, смешно взмахивая корзинкой. На круглых его коленках белели маленькие шрамики, на левой ноге длинными полосками уходившие куда-то под линию узеньких шорт. Он что-то напевал опять, сверкая пятками где-то впереди, мелькая маленькой пестрой точкой среди зарослей кукурузы.
Тропинка уходила вперед, петляла, по обе стороны от нее возвышались толстые стебли кукурузы, и только кое-где можно было заметить аляпистые пугала вместе с сидевшими на них воронами. Змей усмехался и полз, качая головой; летний ветерок путался в синем гребешке, солнце выглядывало из-за редких облачков, делая цвета нереально яркими, неоновыми.
Синие глаза Йимы отдавали зеленью кукурузы, когда он, прибежав обратно, склонялся над змеем, что-то напевая или рассказывая, жестикулируя руками с корзиной, смеясь.
К концу пути до фруктовых рощ, заброшенных давно, как и поля и все в округе, змей был измотан, но до странного не зол - впервые в жизни он был спокоен настолько, насколько и предположить не мог.
- И что же с ними будешь делать? - Поинтересовался он, глядя на Йиму, который, закусив губу и слизнув с нее карандашную линию, карабкался по стволу древа вверх. Змей подумал и заполз на дерево тоже, повиснув на украшенной плодами ветке кольцами. - Так много... Сгниют же.
Йима со смешком надкусил желто-красный фрукт и сдул с руки маленького жучка.
- Будем делать джем, - облизнулся он; краска с губ сползла полностью, но они, будучи искусанными, горели ярко-ярко, да еще и влажные, все во фруктовом соке. - Меня мама научила. - Беспечно сказал Йима и потянулся за рыжим шариком.
Змей изогнул кольца, что, вероятно, было эквивалентно пожатию плечами, и, устроив голову на худой мальчишеской ладони, откусил от сладости, шевеля юрким черным язычком.
Йима рассмеялся и, разломив фрукт на две половинки, вынул кость и положил не надкушенную еще половину на ветку к змею. Глаза слепило яркое солнце, когда он, потянувшись, лез за очередным фруктом, и он жмурился, стараясь прогнать темные круги перед глазами.
Змей улыбался, перемещаясь с ветки на ветку, и, когда корзина была набрана наполовину, сполз вниз и свился вокруг нее, положив треугольную голову на плетеный борт.
Йима разбудил его, пригревшегося на солнышке, устроил на своих плечах и понес домой, что-то щебеча по пути и размахивая тяжелой корзинкой, царапавшей ногу.
Дома змей снова был подвержен процедуре, именуемой мытьем, однако уже в теплой воде, после накормлен яйцами и оставлен на столе досыпать. Йима примостился рядышком с книжкой, потрепанной и старой, с множеством закладок, перечитанной, пожалуй, не один раз.
Вымытые фрукты уютно устроились в наполненном водой тазу в тени шкафа.
***
Змей проснулся ближе к ночи.
Проснулся от шороха покрывала, который доносился откуда-то со стороны дивана, чего, однако, видно не было - окна были занавешены ситцевой тканью, а дверь, хоть и распахнутая настежь, света не давала.
Змей поднял голову.
Шорохи сменились на невнятное шипение, поскрипывание, ставшее вдруг непозволительно шумным дыхание и редкие тихие постанывания.
Змей сощурился и неслышно сполз на ковер, приблизившись к спящему уже по его мнению Йиме.
Звуки никуда не исчезли, только стали четче, явственней. Змей взобрался по подлокотнику на спинку дивана и свесил голову, с интересом присматриваясь; высмотрев в очертаниях покрывала двигающуюся туда-сюда руку, левую ногу, согнутую в колене и прижатую к спинке, правую, стоящую на полу, он усмехнулся.
Змей облизнулся и юркнул под покрывало, холодным кольцом скользнув по теплому бедру, руке, что вдруг вздернулась, сбросив покрывало на пол, и обвился вокруг истекающего смазкой члена, скользнув всем телом далее по груди и челюстью ткнувшись в подбородок мальчишки.
Йима зажмурился, пальцами тронув чешую, а когда кольцо вокруг его члена усилило давление, сжавшись, и заскользило, подобно его руке, он расслабился полностью, шире раздвинул ноги и уже уверенней коснулся змея, погладив.
Язычок трепетал, щекоча чувствительную шею, задевая цепочку с трогательным кулончиком-сердечком, спускался к плечам. Змей поднял голову, чуть царапнув зубками губы мальчишки, искусанные и приоткрытые. В ответ Йима высунул язык и лизнул змея в нос, застонав в голос от особенно резкого движения внизу.
Может, он и сказал бы что, если бы не ежесекундное отсутствие столь необходимого сейчас кислорода в легких; он дышал со свистом, двигая вспотевшими ладонями по шкуре змея, вскидывая бедра и стучась коленом о деревянный каркас дивана.
Уши были прижаты к голове, пальцы на ногах сжимались-разжимались, равно как и на руках, отчего змей, получавший от всего этого одно лишь эстетическое удовольствие, приноровившись различать в темноте не только очертания, но и даже цвета - лицо Йимы буквально пылало, глаза блестели - беспокойно бил хвостом по сбившемуся в ногах углу покрывала и только сокращал мышцы, любуясь каждой эмоцией, ощущая каждое движение мальчишки.
Змей развязно мурлыкнул, скользнув шишечками хвоста к пульсирующей дырочке, и даже скорее по стону понял, нежели почувствовал, как по его кольцами на живот мальчишки стекает перламутровая вязкая жидкость. Он скользнул вниз, вылизываясь и вылизывая.
Рука Йимы безвольно повисла, касаясь пола костяшками пальцев, а сам он шептал теперь что-то неразборчивое вместе с извинениями и еще чем-то, но змей, свернувшийся у него на животе клубком, хвостом шлепнул Йиму по подбородку.
Мальчик умолк, ногой накинул до колен покрывало и робко коснулся змея кончиками пальцев, где-то на периферии, прежде чем уснуть окончательно, не переставая удивляться тому, почему он, испугавшись, а после узнав змея, не остановил его.
Но Йиме не была присуща такая привычка, как думать и анализировать, поэтому он просто вздохнул, по-хозяйски прижав к себе змея, закрыл глаза и постарался уснуть. Благо, дневные (и не только дневные) события способствовали этому как нельзя лучше.
***
Змею такой трюк не удавался - глаза его тускло мерцали в свете ночи, изредка он закрывал их, когда пение светящихся в саду сверчков становилось совсем уж невыносимым. Рептилия скручивалась кольцами, вытягивалась вдоль Йимы, мирно спящего, пару раз отползала к деревянной кадке, чтобы попить.
Змей никогда не жаловался на бессонницу, нет; просто маленький шарик на конце хвоста все еще ощущал то самое жаркое прикосновение к анусу мальчишки.
Когда Йима во сне перевернулся на живот, сложив руки лодочкой под щеку, змей оказался лежащим на его пояснице, приятно охлаждая кожу. Он щекотал хвостом торчащие лопатки, видел изящную линию челюсти (по ней он не раз скользнул лбом, ласкаясь) и кончик хвоста его то и дело оказывался на округлых ягодицах, соскальзывая вниз по бедру.
Йима чихнул и проснулся, поднял голову, вздыхая.
Змей положил голову Йиме на плечо.
- Зачем ты это сделал? - Поинтересовался кролик скорее из любопытства, чем сожалеюще, а посему змей ответил честно.
- Мне нравилось выражение твоего лица, - так сказал он, улыбаясь и мечтательно облизываясь. - Хотя знаешь, - добавил он вдруг, - было бы занятно заползти в тебя целиком.
Мальчишка под ним ощутимо вздрогнул.
- К-как это? - Робко спросил он, сравнивая длину змея со своей "вместимостью"; кролик в удивлении распахнул глаза и дернулся еще раз, но не от неожиданности уже, а от страха.
- Не бойся, - змей погладил его именно "там", скользнув шишечкой к яичкам. - Я знаю, когда нужно будет... остановиться.
Йиму жаром обдало от этих прикосновений. Он поерзал немного, краснея еще и оттого, что член, предательски вставший, подтверждал всю привлекательность идеи змея для Йимы.
Змей приблизил голову к самому кроличьему уху, вылизывая его.
- Встань на колени, - шепнул он, длинным хвостом придвигая к себе початую за обедом баночку джема, случайно оставленную Йимой у дивана. Жестяная крышка звякнула, покатившись по полу, и замерла у ковра. - Хорошо, - змей шлепнул сладким хвостом по ягодицам и мазнул липкой субстанцией между, потираясь хвостом внизу о член, - раздвинь ноги чуть шире.
Йима тихо застонал и подчинился, прогнувшись в пояснице и оттопырив попку; змей куснул его чуть повыше хвоста, заставив Йиму еще раз застонать в собственную ладонь.
Голова змея качалась у щеки Йимы, свесившись с веснушчатого плеча; холодное тело лежало на спине, в то время как хвост кончиком, измазанным в джеме, массировал чувствительное местечко над яичками.
Первое движение вовнутрь заставило Йиму тихо замычать, а змея снова мурлыкнуть от ощущения липкого жара вокруг холодной гладкой чешуи; дальше третьего, самого большого шара змей не двинулся, хотя очень хотелось. Но далее он был почти плоским, с выступающими гладкими пузырьками начинавшегося живота.
Длинное тело змея завязалось на Йиме так, что облегало и бедро, и член, и плечо, одновременно будучи в Йиме и медленно двигающимся внутри него, пачкая джемом простыни.
Йима почти не шевелился, он закусил ребро ладони и еле сдерживался от того, чтобы не начать толкаться навстречу холодному липкому хвосту внутри него. Змей поистине получал удовольствие теперь - свесив голову с ягодицы, он наблюдал за собственным хвостом, сокращал мышцы, скользил вокруг и вовнутрь одновременно, сводя Йиму с ума не только ужасно медленным темпом, но и непрерывным мурлыканьем, почти тарахтением, сопровождавшимся легкой вибрацией всего тела.
В этот раз змей не только услышал и почувствовал, он увидел, тут же слизывая мутную жидкость и хвостом смешивая ее с джемом.
Он едва успел выползти из-под Йимы прежде, чем тот рухнул на диван без сил, едва успел шепнуть ему что-то пустяковое, едва успел лизнуть его благодарно в губы до того, как мальчишка вновь уснул, привычно прижав к себе холодное тело рептилии.
***
Змей не знал, как это утро началось для Йимы и в каком свете предстали перед ним события минувшей ночи попросту потому, что кролика утром нигде не было.
Он искал его, думая, что мальчишка, вероятно, забрел куда-нибудь.
Змей облазил весь сад, едва не заблудившись в сплетении картофеля и помидора, угодил в куст чего-то странного и с шипами, даже залез в холодную воду, но Йима все не находился и не приходил.
Змей не думал, что мальчишка вот так вот просто покинул свой дом, оставив в нем все, ему принадлежащее, нет. Скорее Йима хотел дать время ему, змею, на то, чтобы уйти.
Уверенность возрастала с каждым движением минутной стрелки и крепла с каждым последующим звяканьем часовой, сопровождавшимся писком синей кукушки. Когда времени было три часа пополудни, змей заполз за маленькую ширмочку у зеркала, чтобы после свиться кольцом на столике, где были разбросаны всяческие побрякушки кролика. Ему приглянулся браслет - тоненький, блестящий, а, главное, с тем же узором, что и "нитка" на спине змея. Он покрутил браслет на конце хвоста, решив, что заберет его после. Все равно ведь мальчишка до вечера не вернется домой.
Он волновался, волновался безумно, но не мог и на милю уйти отсюда, все ползая по разным закуткам, облизывая крышку злополучной банки с джемом, засовывая свою маленькую треугольную голову всюду, где это представлялось возможным. Время шло, мальчишка не появлялся, и змей, часто-часто моргая и печально смотря из-под пушистых ресниц на ярко-голубое небо, медленно, по дюйму уползал по горячему песку вначале к забору, после к кукурузному полю, а затем и далее - к брошенному два дня назад гнезду, уютному и нежилому теперь.
Браслет остался лежать на столике, выглядывая из-под какого-то полупрозрачного куска ткани.
***
Обратный путь до дома Йима преодолел почти бегом, надежно и одновременно нежно прижимая к себе бутончики дикой синецветной розы на длинных стеблях. Все тело было оцарапано и, вероятно, к ночи будет чесаться, но Йима сумасшедше улыбался, смеясь от переполнявшей его радости.
Интересно, а змеи любят розы?
Несколько раз он останавливался для того, чтобы отдышаться - путь до рощи был невероятно длинный, а он и так вышел довольно поздно, да и шел поначалу медленно по вполне понятным причинам. Но теперь дома его ждал змей, и Йима вновь принимался бежать по горячему песку, подгоняемый ветром в спину, взмокшую под изодранной футболкой, перепрыгивал через пушистые травяные кочки, напоминавшие кроличьи хвосты, один раз чуть не свалился в нору, у входа в которую было разбросано множество птичьих перьев.
На ступенях собственного дома поскользнулся и все же упал, не позволив себе взмахнуть руками и трепетно прижимая к груди цветы.
Отсутствие своего недавнего любовника он заметил не сразу.
Только тогда, когда розы чинно стояли в самой-самой красивой вазе, только тогда, когда сам Йима, вымытый и причесанный, вновь появился на пороге и размышлял на тему "чего бы надеть", только тогда и бросилось в глаза пустующее место на столе, нетронутый горшочек с тушеным рагу и задвинутая куда-то под диван баночка вчерашнего джема, который никак не смывался с утра холодной водой.
Солнце все еще светило, отражаясь солнечными кроликами и бликами в кристально чистой воде в большой круглой чашке, которую сжимали пальцы Йимы.
Он широко расставил под столом ноги, чтобы, опершись о них локтями, лоб положить на любимую книжку.
Он почти уснул - только почти - и, наверное, не сразу услышал шорох у двери. Змей вернулся за браслетом и удивленно косился то на цветы в вазе, то на Йиму, по щекам которого катились самые настоящие слезы, выражавшие и грусть и радость одновременно.
***
- Ты пришел? - Йима встал из-за стола, улыбаясь и тыльной стороной ладоней размазывая слезы по щекам. - Я уж думал, ты... - и он начал сбивчиво рассказывать о том, как испугался, как подумал о том, что все - змей ушел окончательно, и о том, как хорошо, что по какой-то чистой случайности рептилия все же вернулась.
Йима бормотал себе под нос что-то еще, смущаясь все больше с каждым своим словом и действием - он поспешно стягивал с себя одежду, все ближе подходил к креслу, и, наконец, устроился на нем, абсолютно голый, с закинутыми на подлокотники ногами, вцепившись пальцами в обивку.
- В общем, - выдохнул он. - В общем, если ты еще хочешь, то... - он просто чуть проехал тазом вперед, закусив губу и покраснев до кончиков пушистых ушей; взгляд змея ощущался буквально кожей, и Йима вдруг заметил, что неосознанно ерзает в кресле, возбуждаясь.
А змей вдруг, не говоря ни слова, подполз ближе, скользнул языком туда, где еще ночью был его хвост, который сейчас, оплетя бедро Йимы, ткнулся тому в губы.
Йима облизал шероховатый кончик хвоста, запрокинул голову, сжимая его губами. Замычал что-то, когда хвост зашевелился у него во рту, и выпустил с едва слышным чмоканьем.
Змей устроил голову на худом плече, очень аккуратно уложив свои кольца на живот и бедра; походя потерся хвостом о член и скользнул ниже, как можно медленнее входя до последнего шарика и еще чуть глубже.
Кольца изогнулись, своеобразно ласкаясь о кожу Йимы и оставляя на ней маленькие незаметные царапинки.
Кролик жмурился, шептал еще что-то до того, как последний шарик потерся о чувствительное местечко внутри, а змей, ощутив, как подбросило на кресле Йиму, толкнулся глубже, оглушительно мурлыча.
Йима стонал нетерпеливо, но даже не пытался дотронуться до своего члена, продолжая удерживать ноги на весу, под коленками. Он то сжимал пальцы на них, то вскидывал бедра, подбрасывая заодно на себе и змея, заставляя его наконец обвиться вокруг тонкой шейки и слегка придушить, чтобы не сползти; Йима пискнул и резко сдвинул колени.
Сознание после всего произошедшего он не потерял, только сполз немного по креслу вниз, прихватывая губами вместе с воздухом гребешок змея, разжал пальцы, вытянул ноги. Опустил руки, почти коснувшись мягкого ворса ковра, бездумно пошевелил одной; наткнулся на глиняную чашку, неизвестно каким образом там оказавшуюся. Он отпил немного воды, кончиками пальцев удерживая посудину, и поморщился, почувствовав снова движение внутри, только уже наружу, выходящее.
- Не уходи, - шепотом попросил он змея, а затем, положив на ладонь треугольную голову, поцеловал холодную чешую. - Чувствуешь? - Спросил он, горячо дыша и улыбаясь до того расслаблено и счастливо, что змей только лишь зевнул и переполз на подлокотник, оставив голову на широкой ладони и начав вылизывать тонкие пальцы.
Кролик хихикнул и обнял его, словно любимую игрушку. Прижал к груди, заставив услышать и ощутить биение сердца.
- Чувствую, - понимающе улыбнулась рептилия и подобно коту потерлась о руку, ласкавшую его под подбородком.
- Рай, - прошептал Йима, болтая ногами в воздухе и жмурясь, прикусывая губы.
- Что? - Переспросил змей сонно и облизнулся.
- Рай. - Йима нехотя встал, поднял рептилию на руки, подошел к столу и, прежде чем опустить змея на деревянную поверхность подле вазы с розами, пробормотал смущенно, но уверенно: - У тебя же нет имени, верно? Буду звать тебя так, Рай. - И, улыбнувшись одними лишь глазами, пританцовывая, абсолютно счастливый кролик направился к выходу, уже, однако, думая о том, что будет делать по возвращении.
***
За распахнутым окном на подоконнике сидела птичка.
Синяя, большеглазая, с длинным тонким хвостиком, представляющим собою три пера, узких и ярких.
Змей ахнул.
Повернул голову, телом прижавшись к столу. Йима уже исчез за ширмой - раздавалось шуршание тканей и звяканье чего-то еще, поэтому змей как-то так злорадно ухмыльнулся и сжался в пружину.
Птичка была, безусловно, красивая и, безусловно, глупенькая - она пару раз моргнула и ткнулась клювиком в деревянную доску подоконника, увидев крошку.
Хвост змея взметнулся в воздух с ужасно громким свистом.
- Ты чего? - Кролик выглянул из-за ширмы, неловко ступая на горячие доски пола, что не были прикрыты ковром.
- Ничего, - змей облизнулся и по возможности наивно моргнул, под<