Крестовые походы против альбигойцев 7 глава




Все благоприятствовало нищенствующим орденам. Папский двор скоро увидел в них более действенное, чем все прежние, средство для подчинения всех христианских земель Святому престолу; эти ордена были призваны уничтожить независимость местных прелатов, сломить светских врагов папства и стать звеном между народом и наместником св. Петра. Им были предоставлены всевозможные привилегии и льготы, и, наконец, Григорий IX и Иннокентий IV целым рядом булл от 1240 и 1244 годов сделали их совершенно независимыми от местных церковных властей. Древний канон гласил, что отлучение от церкви или анафема могли быть сняты только тем, кто наложил их; этот канон был изменен в пользу нищенствующих монахов. Члены каждого ордена были ответственны теперь только перед своими высшими чинами и в своих бесконечных странствиях по всей Европе могли отныне подрывать могущество и влияние местных духовных властей, противопоставляя им всемогущество Рима, непосредственными представителями которого они являлись.

Отмена подсудности нищенствующих монахов местным судам порождала казусы. Например, когда в 1435 году легаты, посланные Базельским собором, прибыли в Брюнн, чтобы уладить соглашение с гуситами, они застали все население в страшном возбуждении: доминиканский провинциал соблазнил монахиню своего ордена и она только что родила; против же провинциала не было принято никаких мер. Легаты приговорили виновного к лишению сана и к заключению на всю жизнь в тюрьму на хлеб и на воду, но приговор этот не был приведен в исполнение, поскольку было сочтено, что провинциал не подлежит юрисдикции легатов.

Но, как бы то ни было, отныне Святой престол имел в своем распоряжении собственную армию, всецело преданную интересам Рима. В 1241 году Григорий IX дал братьям право свободно жить среди отлученных и принимать от них содержание и пищу. Таким образом, они могли проникать всюду и служить тайными лазутчиками даже во владениях тех, кто был враждебно настроен против папства. Никогда человеческая изобретательность не создавала более грозной силы, ибо монахи были глубоко убеждены в правоте своего дела, а окружавший их ореол высшей святости повсюду обеспечивал им расположение и поддержку народа и давал большое преимущество в постоянных спорах с местными священниками.

Сила новой армии в войне Святого престола с его светскими врагами подверглась испытанию в борьбе пап с Фридрихом II. В 1229 году всех францисканцев изгнали из Неаполитанского королевства как папских лазутчиков, возмущавших подданных императора. В 1234 году в Англии они собирали деньги для папы на продолжение борьбы с Фридрихом. Когда Григорий на Пасху 1239 года отлучил императора от церкви, он поручил донести свой эдикт до народа францисканцам. А когда Лионский собор в 1244 году низложил Фридриха, то огласить это решение было поручено доминиканцам. Фридрих всегда утверждал, что заговор на его жизнь в 1244 году был делом францисканцев, которые тайно проповедовали крестовый поход против него в его же собственных землях. Когда папе разными интригами удалось в 1246 году избрать вместо Фридриха римским королем Генриха Распе Тюрингенского, Иннокентий IV повелел францисканцам всемерно защищать его интересы. В 1248 году братья обоих орденов были снова посланы сеять смуту среди подданных Фридриха. Император ответил на это повелением не изгонять, как прежде, а сжигать нищенствующих. Однако нищенствующие монахи продолжали проповедовать крестовый поход против Фридриха, а после его смерти против его сына Конрада.

Со временем нищенствующие монахи начали вместо епископов сообщать народу папские распоряжения или приводить их в исполнение. Они представляли сеть невидимой полиции, охватившую всю Европу. Раньше, когда поступала в Рим жалоба на злоупотребления какого‑либо прелата, составляли комиссию из двух‑трех епископов или местных аббатов и поручали ей произвести следствие и представить отчет или реформировать церковь или монастырь, где было обнаружено злоупотребление. Вскоре эти важные обязанности стали поручаться одним только нищенствующим монахам, через которых папская власть давала знать о себе во всех епископских дворцах и во всех аббатствах Европы.

Нетрудно понять, что эта роль следователей, навязанная нищенствующим монахам, вызвала столкновение между новыми орденами и старым строем, который они стремились изменить. Впрочем, это было одним из незначительных поводов к антагонизму, проявившемуся в скором времени. Гораздо более серьезной причиной к несогласиям было предоставление нищенствующим монахам права проповеди и исповеди. Ленивые и чувственные, всецело поглощенные увеличением своих доходов, священники не заботились о душах своих прихожан и в то же время не допускали никакого постороннего вмешательства, которое могло бы сократить их доходы. В многолюдном Монпелье была всего только одна церковь, где можно было исповедоваться. В Иперне, имевшем до двухсот тысяч жителей, в 1247 году было только четыре приходские церкви.

В уставе доминиканцев 1228 года было обусловлено, что никто из братии не может проповедовать в епархии без согласия местного епископа и что проповедник не должен обличать пороки духовенства. В уставе св. Франциска это было также предусмотрено. Но когда в 1227 году Григорий IX ознаменовал свое вступление на папский престол предоставлением обоим орденам права проповедовать, исповедовать и отпускать грехи повсеместно, странствующие монахи, вопреки своим уставам, постепенно захватили все приходы и взяли на себя все заботы о душах людей к великому неудовольствию местного духовенства, которое из‑за этого теряло свои главные доходы и влияние.

Еще более увеличивало поводы к столкновениям то обстоятельство, что миряне повсюду оказывали самый лучший прием пришельцам и предпочитали их своим священникам. Горячность их проповеди и слава их святости привлекали народ толпами и к кафедре, и к исповедальне. Они были несравненно более ловкими руководителями душ, чем их нерадивые соперники из белого духовенства, и народ думал, что наложенная ими епитимия более приятна Богу, а данное ими отпущение грехов более действенно. Духовенство утверждало, что они были обязаны своим успехом индульгенциям, но монахи не без основания возражали на это, что миряне приглашают их, а не священников к себе и своим женам главным образом потому, что приходские священники – пьяницы и развратники.

Прибывая куда‑нибудь, брат сейчас же ставил свой переносной алтарь. Если кающиеся толпились около исповедальни, он оставался в населенном пункте на несколько дней, а иногда поселялся навсегда. Если в местности жило много людей, то к нему присоединялись другие братья. Благочестивые люди щедро одаривали их; они строили скромную часовню, затем монастырь и, наконец, целый ряд зданий, которые затмевали приходскую церковь и привлекали к себе людей. Мало того, умирающие в последние минуты жизни облекались в рясу нищенствующих монахов, завещая свое тело братьям и делая их своими наследниками; отсюда возникали новые ссоры, обострявшиеся все более и более и напоминавшие ссоры хищников над падалью. В Пампелуне в 1247 году несколько покойников оставались долгое время непогребенными из‑за горячих споров между канониками и францисканцами. Когда согласились делить бренные останки, доля приходских священников колебалась в пределах от половины до четверти; но это соглашение дало только повод к новым пререканиям. Почти всегда, когда дело доходило до явного разрыва, папа Иннокентий IV решал дело в пользу монахов.

Правда, в конце своего правления в ноябре 1254 года Иннокентий IV неожиданно издал буллу в пользу белого духовенства. Монашествующим орденам запрещалось допускать в свои церкви в воскресные и праздничные дни прихожан других церквей; они не имели права исповедовать без особого на то разрешения приходских священников; они не должны были говорить проповедей в своих церквах перед обедней, чтобы не отвлекать молящихся от приходских церквей; наконец, они не должны были проповедовать в этих церквах, когда там проповедовали сами епископы или кто‑либо по их поручению. Для монашествующих орденов эта булла была поистине ужасна, так как одним ударом уничтожала здание, воздвигнутое ценой стольких трудов и лишений.

Смерть Иннокентия стала для них настоящим спасением. Новый папа Александр IV был всецело на стороне орденов. 31 декабря, через десять дней после своего избрания, он обратился к обоим орденам с грамотами, прося их молитв и предстательства за него перед Богом; в тот же день особой энцикликой он отменил «ужасную буллу» Иннокентия и признал ее не имеющей силы. Кроме того, Александр предложил всем проповедникам воздерживаться от нападок на нищенствующих под угрозой потери своих бенефиций.

Победа нищенствующих монахов была полная. Это возбудило против них глубокую вражду всего духовенства, которое боялось за свои привилегии, богатства и авторитет и понимало, что новая папская милиция окончательно подчинит его Риму и лишит последней независимости. При этом нужно сказать, что доминиканцы и францисканцы совершенно не имели высоких добродетелей, которыми отличались их основатели. Лишь только ордены стали распространяться, как появились лжемонахи, смеющиеся над обетом бедности и пользующиеся проповедью как источником для грязных доходов. В 1233 году папа Григорий IX был вынужден строго напомнить главному капитулу доминиканцев, что бедность, проповедуемая орденом, должна быть действительной, а не притворной. Постоянное употребление папами братьев в качестве политических лазутчиков, естественно, отвлекало их от их духовных обязанностей, привлекало в их среду людей честолюбивых и неспокойных и, наконец, наложило на эти ордены светский характер, совершенно противоположный их первоначальной идее.

«Ангельская религия» францисканцев была подвержена всем печальным превратностям человеческой слабости. Это обнаружилось еще при жизни св. Франциска, который сложил с себя обязанности генерала ордена вследствие злоупотреблений, которые начали проявляться; причем он заявил, что согласился бы оставаться генералом ордена, если бы братья следовали по указанному им пути. Столкновения между теми, кто вступал в орден по убеждению, и теми, кто вступал в него из честолюбия, были неизбежны. Св. Франциску не нужно было быть пророком, чтобы предсказать на смертном одре близкие соблазны, междоусобные распри и преследование тех, кто не пожелает разделять заблуждения. Это предчувствие исполнилось с поразительной точностью, равно как и другое предсказание святого – о том, что скоро наступит день, когда орден будет настолько обесчещен, что членам его будет стыдно показываться среди народа. Преемник Франциска Илия сильно подвинул развитие ордена, но в направлении, противоположном тому, которое было дано ему первоначально. Самый ловкий и хитрый политик Италии, он увеличил влияние и деятельность францисканцев до таких пределов, что нарушения устава, ставшие очень частым явлением, так сильно смутили членов братии, что они принудили Григория IX сменить Илию.

Братья прибегали ко всем тонкостям диалектики, чтобы согласовать обладание несметными богатствами с предписанным уставом отрицанием всякой собственности. Убогие хижины, в которых приказывал жить св. Франциск, обратились в великолепные дворцы, которые воздвигались по всем городам и как бы соперничали своим блеском с богатыми соборами и роскошными аббатствами, окружавшими их. Св. Бонавентура, занявший в 1257 году пост генерала ордена францисканцев, разослал своим провинциалам энциклику, заканчивавшуюся следующими словами: «Бесчестная и низкая ложь – проповедовать полную нищету и в то же время ни от чего не отказываться; на народе просить милостыню, как нищий, а дома у себя утопать в роскоши». Но упреки св. Бонавентуры не изменили дела, и борьба внутри ордена продолжалась и дошла до того, что были признаны еретиками те, кто строго следовал уставу.

В следующем столетии францисканцы и доминиканцы одинаково дали волю своим светским вожделениям. Св. Бригитта в своих «Откровениях», признанных церковью внушенными свыше, прямо говорит, что эти монахи, «вопреки их обету нищеты, собрали несметные богатства, что они думают только о том, как бы увеличить их, что они одеваются так же роскошно, как епископы, и что многие из них щеголяют такими украшениями и драгоценностями, которых не носят самые богатые из мирян».

Таково было развитие нищенствующих орденов в их сложных отношениях к церкви. Но их широкая деятельность не ограничивалась защитой Святого престола и возрождением религиозного чувства. Одним из основных занятий францисканцев и доминиканцев было миссионерство, и на этом поприще они дали достойные примеры иезуитам, своим преемникам в XVI и XVII столетиях. Св. Франциск намеревался посетить Марокко в надежде обратить в христианство короля Мирамолина и уже прибыл в Испанию, но болезнь заставила его вернуться назад. Через тринадцать лет после своего обращения он совершил путешествие в Сирию, чтобы обратить в христианство местного владыку, несмотря на то что в это время шла война с сарацинами. Захваченный в плен в неприятельском лагере, он со своими спутниками, закованный в цепи, был приведен к владыке и изъявил готовность, в подтверждение истины своих верований, подвергнуться испытанию огнем. Владыка предложил ему богатые подарки, но он отверг их и был отпущен на свободу. Ученики его следовали этому примеру. Ни расстояние, ни опасность никогда не останавливали миссионерской деятельности францисканцев. В этом отношении между ними и доминиканцами шло благородное соревнование, так как и св. Доминик начертал широкий план миссионерской деятельности. С 1225 года мы находим миссионеров обоих орденов в Марокко. В 1223 году францисканцы были посланы для обращения дамасского султана Мирамолина, калифа и вообще народов Азии. В 1237 году стараниями доминиканцев были воссоединены с церковью якобиты Востока; они же подвизались среди несториан, грузин, греков. Такие же индульгенции, как крестоносцам, давались и тем, кто отправлялся в эти опасные миссии, где лишения и климат не были единственными страшными врагами. Девяносто доминиканцев приняли мученическую смерть от куманов в Восточной Венгрии в то время, когда там хозяйничали орды Чингисхана.

Булла Александра IV от 1258 года дает нам понятие о размерах миссионерской деятельности францисканцев; она адресована к братьям в землях сарацин, язычников, греков, болгар, куманов, эфиопов, сирийцев, иберийцев, алан, катаров, готов, зихоров, руссов, якобитов, нубийцев, несториан, грузин, армян, индийцев, московитов, татар, мадьяр, а также к миссионерам среди христиан, плененных турками. Каким бы странным ни казался этот перечень, он свидетельствует о том, как широко распространялась деятельность энергичных и самоотверженных братьев. Среди татар успехи их были вначале очень значительны, сам великий хан принял крещение, а общее число обращенных было так велико, что потребовалось назначить епископа, чтобы образовать из них общину; но хан отступил от веры, миссионеры были перебиты, и тому же подверглись многие из обращенных. Миссионерство среди армян ознаменовалось обращением царя Гайка, вступившего в орден под именем брата Иоанна. Это не был единственный францисканец царской крови: св. Людовик Тулузский, сын Карла Хромого Неапольского и Провансальского, отказался от предложенной ему отцом короны, чтобы сделаться францисканцем. Быть может, с меньшим доверием следует относиться к рассказу доминиканцев о том, что восемь миссионеров проникли в 1316 году в империю владыки Иоанна Абиссинского и основали там настолько прочную церковь, что полвека спустя там можно было организовать инквизицию, во главе которой был поставлен брат Филипп, сын одного из вассальных царьков владыки Иоанна. В своем рвении он напал, вооруженный духовным и мирским оружием, на другого местного царька, бывшего двоеженцем, и был изменнически умерщвлен последним 4 ноября 1366 года; его мученическая смерть и его святость были засвидетельствованы многочисленными чудесами. С чувством законной гордости вспоминают францисканцы, что члены их ордена сопровождали Христофора Колумба в его втором путешествии, горя нетерпением начать духовное завоевание Нового Света.

Но нас занимает другое специальное поле деятельности нищенствующих; это – обращение и преследование еретиков, инквизиция, которую они сделали своим орудием. Она должна была неизбежно попасть в их руки, как только бессилие старых духовных судов сделало необходимым создание нового учреждения. Открыть еретика и доказать его вину было нелегко; для этого нужно было иметь специальную подготовку, именно ту самую, которую старались дать своим адептам ордены, подготовляя их к деятельности проповедников и исповедников. Воины креста Господня, не связанные с местом, готовые по первому знаку идти на самый край света, всей душой преданные Святому престолу, были незаменимыми слугами папской инквизиции, которой суждено было постепенно заменить собой епископский суд и привести в подчинение местные церкви.

Мнение, что Доминик был основателем инквизиции и первым генерал‑инквизитором, неразрывно связано с католической традицией; его подтвердили все историки ордена и все панегиристы инквизиции; оно было санкционировано Сикстом V, а чтобы устранить всякое сомнение, приводят буллу Иннокентия III, возлагающую на Доминика обязанности генерал‑инквизитора. Но мы можем сказать, что ни одно церковное предание не покоится на более шатком основании. Несомненно, Доминик лучшие годы своей жизни посвятил борьбе с еретиками; вполне достоверно также, что он, как и все остальные ревностные миссионеры того времени, если не удавалось ему убедить еретика, с радостью являлся у пылающего костра; но в этом он не отличался от других фанатиков.

Не менее страдает преувеличением утверждение, что организация инквизиции и ее упрочение были делом одного доминиканского ордена. Рим никогда не возлагал официально на доминиканцев инквизиторских обязанностей; не было также никакого официального постановления об учреждении инквизиции. Доминиканцы были только наиболее подходящим и лучше подготовленным орудием для розыска скрывающихся еретиков, тем более что их главной обязанностью были проповедь и обращение. Когда же обращение уступило преследованию, то не менее полезными оказались и францисканцы, которые разделили с доминиканцами все труды по организации инквизиции. Впрочем, всякий раз, когда того требовали обстоятельства, не задумывались возлагать инквизиторские обязанности и на любое духовное лицо.

Несомненно, первые инквизиторы были из доминиканцев. Когда, после заключения договора между Раймундом Тулузским и Людовиком Святым, серьезно принялись за уничтожение альбигойской ереси, епископские суды оказались не в силах выполнить эту задачу, и были посланы доминиканцы, которые должны были работать под руководством епископов. Понемногу в руки доминиканцев перешла борьба с ересью и на севере Франции. В 1232 году их рекомендовали таррагонскому архиепископу как людей, опытных в деле розыска еретиков, хотя формально ведение расследований было поручено им в 1249 году. Вскоре юг Франции был разделен между ними и францисканцами. В Италии Иннокентий IV в 1254 году предоставил доминиканцам Ломбардию, Романью, Тревизо и Геную, а центральная часть полуострова была отдана францисканцам; в Неаполе в это время инквизиция еще не была введена.

Иногда оба ордена работали совместно. В 1237 году францисканец был присоединен к доминиканцу в Тулузе в надежде, что репутация относительной кротости, которой славились францисканцы, смягчит отвращение населения к новому учреждению. В апреле 1238 года Григорий IX назначил провинциалов обоих орденов в Арагоне инквизиторами этого королевства; то же и в том же году сделал он и в Наварре. В 1255 году францисканский настоятель Парижа был вместе с доминиканским приором поставлен во главе французской инквизиции. В 1267 году оба ордена посылают инквизиторов в Бургундию и Лотарингию; в 1311 году два доминиканца и один францисканец совместно являются инквизиторами в Равенне.

Но все же признали благоразумным строго разграничить юрисдикцию обоих орденов, чтобы предотвратить трения между ними. Так, например, в 1266 году горячая ссора возникла между доминиканцами Марселя и францисканцем – инквизитором этого города. Раздор распространился по всему Провансу – в Форкалькье, Авиньоне, Арле, Бокере, Монпелье и Каркассоне; повсюду францисканцы и доминиканцы публично проповедовали друг против друга и возводили друг на друга всевозможные обвинения. Многочисленные послания Климента IV показывают, что папа был принужден вмешаться в дело; он запрещает на будущее время инквизиторам пользоваться своей властью для взаимных преследований. Но по‑видимому, это запрещение соблюдалось не особенно строго, так как два столетия спустя, в 1479 году, Сикст IV был снова принужден запретить инквизиторам привлекать к суду членов соперничавшего с ними ордена. Как ревностно охраняли монахи границы своих территорий, прекрасно видно из спора, возникшего в 1290 году по поводу Тревизо. Эта территория принадлежала доминиканцам, но в течение многих лет обязанности инквизитора исполнял в ней францисканец Филипп Банаккорсо. Когда в 1289 году он получил епископскую кафедру в Тренте, доминиканцы, считавшие, что инквизиторские обязанности в Тревизо будут возложены на них, возмутились, когда их передали опять францисканцу брату Бонаджункта. Ломбардский инквизитор доминиканец брат Пагано и его викарий брат Вивиано зашли так далеко в своем сопротивлении, что в Вероне вспыхнули серьезные беспорядки; в дело вмешался папа Николай IV, лишивший виновных права отправлять их обязанности. Еретики, конечно, с удовольствием смотрели, как их преследователи занимались преследованием друг друга.

Вражда между двумя орденами была настолько сильна, что Климент IV счел необходимым определить, чтобы между их владениями постоянно находилась нейтральная полоса по крайней мере в 3000 футов; распоряжение это вызвало целый ряд всевозможных недоразумений. Возникли даже споры о праве на место в процессиях и при погребениях.

Как бы то ни было, оба нищенствующих ордена с начала XIII века были наиболее деятельной силой церкви. Хотя их первоначальное самоотречение и было добродетелью весьма редкой и весьма хрупкой и не могло долго оставаться в своей чистоте и неприкосновенности, все же, несмотря на то что нищенствующие монахи быстро опустились до уровня окружавшего их общества, смело можно сказать, что труды их и их старания не пропали даром. Они напомнили людям некоторые забытые ими евангельские истины; они оставили глубокий след в развитии средневекового общества – как в хорошем, так и в дурном отношении.

 

Глава VII

Установление инквизиции

 

Альбигойские крестовые походы положили конец открытому сопротивлению, но число еретиков не уменьшалось, только стало труднее обнаруживать их, так как они стали тщательнее скрываться. Мы уже видели, как неумело действовали местные прелаты. Ведь те духовные лица, которым следовало подавить ересь, должны были провести дело через три неизбежные ступени: обнаружение виновного, доказательство виновности и, наконец, наказание.

Епископы ожидали, пока народная молва не указывала им на отдельного человека или на целую группу людей как на зараженных ересью. Когда виновность подозреваемого была выяснена, редко находили внешние доказательства его вины, ибо сектанты очень старательно исполняли все обряды; с другой стороны, духовенство, мало сведущее в богословии, обыкновенно было не в состоянии добиться признания у людей, привыкших к умственной работе.

Пытка еще не применялась в судебной практике; но дикое применение ордалий, к которым так часто прибегали, показывает, насколько духовенство чувствовало себя бессильным перед лицом новых обязанностей. Даже сам св. Бернар одобрил эту меру, а Реймсский собор 1157 года узаконил применение ее в тех случаях, где подозревалась ересь. Одна бедная женщина, обвиненная в катаризме, была лишена пищи, пока на исповеди она не убедила священника в своей невиновности и не получила совета подвергнуться испытанию раскаленным железом, но она выиграла только то, что подвергла себя дважды действию огня: сначала раскаленного железа, а потом костра. Но мало‑помалу, под влиянием римского права, этот судебный прием потерял уважение в глазах церкви. Иннокентий III официально запретил его в 1212 году, после того, как епископ Страсбургский Генрих Веринген применил ордалию, чтобы уличить огромное число еретиков. Латеранский собор 1215 года, следуя примеру Александра III и Луция III, запретил лицам духовного звания участвовать в Божьем суде любого рода. Невежественные прелаты были поставлены в крайнее затруднение: как же тогда узнать правду? Это, на их взгляд, сильно усложнило судопроизводство.

Тем не менее существовала общая система розыска и постоянного следствия для раскрытия преступлений, в том числе и ереси. Так как применение этой системы породило инквизицию, нам следует остановиться на ней. Идея правильного розыска нарушителей закона была свойственна как гражданскому, так и каноническому суду. В империи Карла Великого специальные чиновники объезжали империю, собирая справки обо всех случаях беспорядков, преступлений, несправедливости; они имели право суда над мирянами и духовными лицами. Капетинги во Франции приняли аналогичную систему расследования. Следствия против людей, казавшихся подозрительными населению, породили систему Большого жюри – прототипа папской инквизиции в первоначальном виде.

Инквизиция подражала практике, существовавшей с X века: прибывавший в приход епископ избирал из уважаемых людей нескольких, которые давали клятву открыть без страха и лицеприятия все, что они знали или узнают впоследствии о преступлениях или злодеяниях, требующих следствия. Был составлен длинный вопросный лист, которым руководствовались епископы при выборе этих священных свидетелей. В 1184 году в Вероне папа Луций III по настоянию Фридриха Барбароссы с одобрения епископов издал декреталий (постановление в виде послания), в котором потребовал от всех суверенов присяги в том, что они будут помогать церкви в преследовании ереси, и приказал всем архиепископам и епископам или их представителям посещать раз или два в год все приходы, где было малейшее подозрение на существовании ереси; они должны были от нескольких людей хорошей репутации или даже всех жителей получить клятву, что они выдадут всякого подозреваемого в ереси. Все, отказавшиеся дать такую клятву, должны быть осуждены и наказаны как еретики. Прелат должен вызывать к себе подозреваемых и, если они не могут оправдаться, наказывать их по своему усмотрению. Упорствующие еретики, отказывающиеся отречься и вернуться в лоно церкви, а также снова впавшие в ересь после отречения от нее, должны быть переданы в руки светской власти для наказания. Покровителям ереси было отказано в праве быть адвокатами или свидетелями и занимать какую‑либо общественную должность.

В Авиньоне в 1209 году собор под председательством папского легата Гуго принял ряд мер, в сущности подтверждавших декреталий папы Луция III. Кроме того, приходских священников обязали присоединиться к мирянам, священным свидетелям или к местным расследователям ереси. Эта система, утвержденная в 1215 году собором в Монпелье, вызвала многочисленные преследования и костры. В 1215 году Латеранский собор еще раз подтвердил инструкции Луция III. Собор решил, что все епископы, которые будут небрежно исполнять свои обязанности, должны быть смещены с кафедр.

Эта угроза, однако, не оказала желательного действия. Правда, то там то сям появлялись фанатики вроде Фулька Тулузского или Генриха Страсбургского, которые все свои силы клали на подавление ереси, но большинство прелатов не делало ничего для дела инквизиции. Мы и без свидетельства современника Луки Тюи знаем, что большинство епископов относились к искоренению ереси без чрезмерного рвения, а многие обращали ее в источник доходов. Когда их упрекали в бездеятельности, они отвечали: «Как осуждать людей, которые не уличены в преступлении и не признаются в нем?»

Папы образовывали время от времени нечто вроде инквизиции легатов, своих прямых полномочных представителей. По мере расширения юрисдикции пап легаты сделались полезными орудиями вмешательства папы в дела епархий – они принимали решающее участие в преследовании еретиков. В сентябре 1209 года собор в Тулузе принял канон, предписывавший всем архиепископам, епископам и независимым аббатам привлекать к борьбе с ересью «священных свидетелей» – такая должность была учреждена в епархиях согласно решению Нарбоннского собора 1227 года. В последующие годы необходимость «священных свидетелей» подтверждали соборы в Арле в 1234 году, в Туре в 1239 году, в Безье в 1246 году и в Альби в 1254 году. В эти же годы были и отдельные случаи, когда учреждались инквизиции легатов. В 1237 году инквизиторы Тулузы действовали с полномочиями легатов. В 1239 году Григорий IX предписал тулузским инквизиторам следовать указаниям его легата, в обход прав епископов.

Общественное мнение господствующих классов Европы требовало, чтобы ересь была во что бы то ни стало уничтожена. Однако, когда кончилось открытое сопротивление, желанная цель оказалась дальше, чем когда‑либо прежде. Еретики прикрывались плащом верности католичеству, а когда случайно открывалось их гнездо, судье обыкновенно не хватало подготовки и ловкости, чтобы вырвать у них признание. При отсутствии открытого противостояния было довольно трудно раскрыть тайные мысли сектантов; для этого требовались специально подготовленные люди, единственным делом которых было бы исследование чужих убеждений.

Нищенствующие ордена вполне годились для работы, которая была не под силу епископским судам. Ведь необходимы были постоянные суды исключительно для подавления ереси, совершенно изъятые из‑под влияния местных страстей и личных счетов. Следователями и судьями должны были стать люди, специально подготовленные для раскрытия и обращения еретиков. Огромная популярность нищенствующих монахов обеспечивала усердное содействие населения, на какое не могли рассчитывать епископы, обычно находившиеся во враждебных отношениях со своими духовными чадами. Нищенствующие ордена были особенно преданы папству, и они сделали из инквизиции могущественное орудие для увеличения влияния Рима и уничтожения последних остатков независимости местных церквей.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2022-11-01 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: