Роль языка и речи в онтогенезе психики и ее сформированном состоянии очень велика. Равно как велика и роль психики в усвоении и употреблении языка и формировании речевой способности.
Возникновение (применительно к детям – становление) речи существенным образом перестраивает всю психическую сферу человека: такие процессы, как восприятие, память, мышление, воображение, произвольное внимание, формируются у человека только при участии речи и опосредованы ею. Речь, выступая как важнейшая высшая психическая функция, организует и связывает все другие психические процессы. Приводя к перестройке всех качественных характеристик мышления, памяти и других психических функций, речь становится универсальным средством воздействия на мир, «…вместе со словом в сознание человека вносится новый modus operandi, новый способ действия» (43, с. 371). В сознании человека процессы мышления и воображения теснейшим образом связаны с речевой деятельностью, образуя специфически человеческий вид мыслительной деятельности – речевое мышление. Развитие речи тесно связано и с другими психическими процессами. Так, включаясь в процесс восприятия, она делает его более обобщенным и дифференцированным; вербализация запоминаемого материала (фиксирование наглядно-чувственных представлений посредством соответствующих слов-определений, слов-понятий) способствует осмысленности запоминания и воспроизведения; чрезвычайно важна роль речи в организации и развитии функций внимания, при регулировании человеком своего поведения и т. д.
С другой стороны, невозможность использовать язык и речь в онтогенезе психики или ограничение в его использовании приводят к задержке, дефициту и искажению многих сторон психического развития (что, например, наблюдается у детей с врожденной или рано приобретенной глухотой, детей с рано приобретенной афазией, детей с алалией и в других случаях отклоняющегося развития).
В свою очередь, имеющиеся у определенных групп детей с ограниченными возможностями развития разного рода нарушения психики (и прежде всего – нарушения интеллектуального развития), как правило, ведут к задержке или патологическому нарушению усвоения ряда компонентов языка (прежде всего – семантического, синтаксического и лексического).
Что касается уже сформированных РД и психики, то язык, как хорошо известно, очень часто употребляется в психической деятельности – в разных ее формах и на различных этапах ее осуществления. Многие акты общественной деятельности, основанные на психической деятельности, без языка и речи (РД) состояться вообще не могут (например, законы и законоположения, молитвы, клятвы и др.). Сама же речь и использование языка вне психической деятельности невозможны; любой речевой (языковой) акт психическая деятельность «начинает», «продолжает» и «заканчивает», оценивая при этом результаты речевой деятельности. Язык (если это необходимо индивиду) органически вписывается в психическую деятельность и обслуживает ее. Образно говоря, язык – слуга неязыковой (в т. ч. психической) деятельности.
Нельзя не учитывать и то обстоятельство, что процесс порождения речи представляет собой переход от смысла, который существует в «образной форме» к тексту, который существует в языковой, знаковой форме, а процесс восприятия речи представляет собой переход от текста к смыслу.
Итак, общим положением является то, что язык и психика теснейшим образом связаны, причем эти связи многогранны и неоднозначны.
Основная функция психики — отражение действительности в «образной форме». Психика человека, будучи целостным образованием, вместе с тем включает в себя психические процессы (ощущения и восприятие, память, мышление и др.), состояния и чувства, основополагающие свойства личности (дух, душу, мировоззрение, социальную направленность, устремления, способности и другие составляющее «высшего уровня» личности, а также характер, эмоции, волю, темперамент и т. д.).
Язык (в том числе – обыденный или идиоэтнический язык), как уже указывалось выше, есть знаковая система, предназначенная для осуществления коммуникации и многогранной психической деятельности.
Психика «являет себя» в образах. Образы прямо или опосредованно связаны с объектами – «оригиналами» из окружающей действительности. В образах так или иначе отражаются свойства и отношения, характерные для этих объектов.
Язык же «являет себя» и в знаках. Знаки выступают заместителями образов предметов и их отношений. В самом знаке (точнее, в его экспоненте, звукокомплексе) не содержится никаких сведений о действительности (идеальной или материальной). [156 - Имеется в виду образы разной степени обобщения (образы восприятия, образы-представления и образы-«понятия») и разной модальности (зрительные, слуховые, кинестетические и др.), комплексы образов, образы как личностные категории и др.] Знаки – условные заместители образов. Знаки лишь отсылают к образам и их отношениям. [157 - Хотя явление «звукового символизма» отчасти противоречит этому жесткому утверждению. См., например: Журавлев А.П. Фонетическое значение. – Л., 1974; и др.] Например, в самом знаке «стол» (а именно в его экспоненте) как последовательности звуков [s], [t], [о], [1] не содержится никаких сведений о столе, а именно о его структуре (форме столешницы, количестве ножек, высоте и т. д.), о его «индивидуальной» функции (столовый, разделочный, кабинетный, хирургический и т. п.), а также о нашем многообразном личностном отношении к «абстрактному» столу или к столу «конкретному», тому, который сейчас находится в поле нашего восприятия (значим он для нас или нет, удобен или неудобен и т. д.).
Знак (экспонент [158 - От лат. exponens – показывающий.]) «стол» лишь отсылает к определенному образу в определенной ситуации деятельности. Это в равной степени относится к любому другому значимому слову, скажем, к слову «красота», где в последовательности звуков (или букв) никакого понятия красоты не содержится; но это слово отсылает нас к понятию «красота», которое сформировалось в нашем жизненном опыте и закодировано в памяти в сложной образной форме.
В настоящее время ряд ученых сходится во мнении, что знания закодированы не в языковой форме знаков языка, а в форме «фреймов», [159 - Фрейм (от англ. frame – строение, каркас, структура, система) – совокупное и обобщенное знание о типовых ситуациях, предметах и явлениях.] стоящих за значением слов «семантических сетей» и предикативных отношений [160 - Подробнее см.: Залевская А.А. Информационный телезаурус как база речемыслительной деятельности // Исследования речевого мышления в психолингвистике. – М., 1985. С. 150–171.] (133, 216, 227 и др.).
Вероятно, человек в своей речевой деятельности использует все три перечисленные формы кодирования информации об обозначаемом в речевых высказываниях.
Говоря о соотношении психики и языка, не нужно забывать с том, что язык – это прежде всего средство деятельности (речевой и мыслительной), задача которой состоит в реализации потребностей личности (витальных и духовных). Задача языка как одного из средств деятельности – всемерно способствовать (наряду с другими средствами) реализации этих потребностей.
С учетом указанного, язык [161 - Имеется в виду процесс использования языка в речевой деятельности. (Прим. авт. В.Г.)] «невозможен» (нереализуем) вне психики вне сложной психической деятельности. Однако психическая деятельность (разумеется, прежде всего в элементарной форме) может осуществляться без языка или же осуществляться с его помощью.
Существуют следующие основные варианты соотношения психической и языковой деятельности.
• Психическая деятельность осуществляется без непосредственного использования знаков языка. Например, при некоторых формах зрительного восприятия, при решении некоторых интеллектуальных или художественных задач (прежде всего на ранних этапах осуществления умственных действий) и т. д. Вспомним также образно-действенное и образное мышление: эти формы мышления могут осуществляться без использования знаков языка.
• Психическая деятельность «на всем ее протяжении» (на всех этапах реализации) использует язык. Например, чтение лекции, выступление оратора, письмо другу и т. д.
• Психическая деятельность использует язык лишь на определенном, наиболее «ответственном» этапе (или этапах) своего осуществления:
(а) на этапе возникновения потребности, интенции, замысла речевого высказывания. Например, мы говорим себе: «Нужно перекусить», «Нужно идти на лекцию», «Скажем о главном», «Докажи, что», «Расскажите о…» и т. п.;
(б) на этапе афферентного синтеза (т. е. анализа ситуации, в которой будет происходить деятельность). Например, перед началом выступления мы нередко говорим себе: «Не волнуйся, публика (аудитория) очень хочет тебя послушать акустические свойства помещения благоприятсвуют восприятию речи» и т. п.;
(в) на этапе принятия решения. Когда мы, сообразуясь с ситуацией деятельности, например, говорим себе: «Я буду (или: не буду,) говорить»; «Я буду говорить на русском (или на каком-либо другом) языке»; «Я буду говорить быстро (или медленно), лапидарно (или развернуто)» и т. д.;
(г) на этапе планирования деятельности. Когда, например, кто-то из нас говорит себе: «Чтобы в Петербурге от площади Искусств быстро добраться до Эрмитажа, лучше пойти по улице Михайловской, дойти до Невского проспекта, повернуть направо, сесть на троллейбус»;
(д) на этапе осуществления деятельности. Я говорю себе (см. предыдущий пример): «Я выхожу на Невский проспект, поворачиваю к остановке троллейбуса».
На этом этапе речь может использоваться и в процессе текущего контроля, когда результаты определенных действий и операций деятельности сравниваются с составленным планом и вносятся (если это необходимо) соответствующие коррективы в выполнение действий и операций, а подчас и всей деятельности. Например, мы говорим себе: «Нет, я пошел неправильно, не нужно было переходить на другую сторону Невского проспекта. Надо вернуться на другую сторону»;
(е) на этапе сличения результатов завершившейся деятельности с замыслом. Например: «Ну вот, наконец-то и Эрмитаж!»
|
|
|
|
|
|
Характер отношений психики и языка определяется очень многими факторами: структурой личности (в частности, личностными потребностями), особенностями психических процессов и состояний, спецификой деятельности или ситуацией речевой коммуникации, в которой деятельность совершается, степенью сформированности у индивида самой психической деятельности, а также уровнем сформированности языковой способности.
При рассмотрении отношений «психика» – «язык» не следует забывать, что психика – это целостное образование. В реальной психической деятельности индивида тот или иной психический процесс, состояние или характеристика личности лишь временно выдвигается на передний план; вместе с тем следует помнить о нераздельной связи в психической деятельности рационального и эмоционального. Поэтому, рассмотри-вая отдельные частные отношения в общей системе отношений «психика» – «язык (речь)», необходимо иметь в виду, что это делается прежде всего в дидактических целях.
§ 2. Отношение «язык» – «ощущения» [162 - Некоторые исследователи рассматривают этот аспект отношений языка и речи и «психики» в рамках общего анализа процесса восприятия.]
Ощущение — это отражение отдельных свойств предметов и явлений, которое возникает при непосредственном воздействии раздражителей на рецепторы организма человека. Ощущение тесно связано с восприятием, а также с другими компонентами-феноменами психики (мышлением, личностными особенностями и др.), которые могут влиять на процессы возникновения ощущений.
Как уже было отмечено ранее, отношения между языком и психикой [163 - Здесь и далее определение понятия психики (психических процессов, сознания, личности) дается в самой общей форме, в первую очередь для напоминания читателям о содержании этого понятия; поэтому предлагаемые определения не претендуют на полноту и тем более – универсальность. (Прим. авт. В.К.)] неоднозначны. В полной мере это касается отношения «язык» (речевая деятельность в языковом плане) – «ощущения».
Ощущения могут возникать и протекать без использования языка (в речевой деятельности), в чем мы постоянно убеждаемся в опыте нашей обыденной жизни: огромное число разнообразных экстероцептивных, проприоцептивных и интероцептивных ощущений совершается без участия языка. Например, ощущая тепло, мы далеко не всегда говорим: «Мне тепло»; услышав грохот, не обязательно говорим: «[Что-то] грохочет» или же, испытывая боль, не всегда говорим: «Ой, больно» и т. д. [164 - Хотя чаще всего мы все же определяем, осмысливаем наши ощущения при помощи внутренней речи и языка.]
В то же время язык (через речевую деятельность) может оказывать на ощущения разнородные влияния. У человека, достигшего определенного возраста, ощущения «очеловечены», социолизированы, и поэтому их связь с языком очевидна. Так, посредством языка возможно вызывать некоторые ощущения. Если, например, в ситуации отсутствия лимона человек говорит («продуцирует» в плане внутренней речи): «Кислый лимон», у него, как правило, возникает ощущение кислого. Аналогично можно вызвать те или иные обонятельные, осязательные и даже болевые, а также некоторые другие ощущения. Поэтому традиционнее утверждение о том, что ощущения возникают при непосредственном воздействии раздражителей на рецепторы, не может рассматриваться как «абсолютное».
Язык «в состоянии» устранить («снять») ряд ощущений, например болевых: «Нет, мне не больно!», или слуховых: «Не слышу!»; ослабить или, наоборот, усилить их (недаром у постоянно говорящих о своих «болячках» эти «болячки», как правило, и болят сильнее). Аналогичным образом посредством речи (использования соответствующих знаков языка) возможно и целенаправленное «переключение» внимания.
Речь способна в ситуациях неопределенности помогать определению и уточнению модальности ощущений, их локализации, временной последовательности и длительности.
Комплексные ощущения достаточно часто вербализуются. Мы говорим: «Мягкий звук», «теплый звук», «бархатный голос», «холодный цвет», «горький запах», или как сказано у поэта: «томящим сумраком духов».
Нередко язык (речь) дает установку на ту или иную характеристику предстоящего ощущения: «Этот предмет мягкий, а этот твердый»; «Вода, наверное, холодная», «Груз-то тяжелый» и т. д. Надо сказать, что эти установки не всегда соответствуют объективным характеристикам воспринимаемых (ощущаемых) вещей или явлений, но мы нередко поступаем сообразно именно этим установкам. И здесь бывают случаи, когда язык искажает объективные характеристики тех или иных предметов или явлений. Например, если о гладкой доске говорится: «доска шероховатая», то мы подчас ощущаем мнимую шероховатость. Поскольку так называемые «органические ощущения» связаны с потребностями и нередко – с волевым напряжением, яркой эмоциональной окрашенностью, постольку эти ощущения, как правило, включают языковую оценку: «приятно» («неприятно»); «хорошо» («плохо»), «грубый голос», «отвратительный вкус» и т. д.
Язык способен обогащать наши ощущения. Например, мы говорим: «красный, как маков цвет»; «звук тихий, как шум камыша» и т. п.
Хотя язык (через посредство речи) и оказывает разнородные влияния на ощущения, он, тем не менее, не определяет генезис и проявления ощущений. Их определяют физиологические возможности человека и, что особенно важно, культура (в широком ее понимании), в которой индивид формировался и живет. Картина мира не задается языком. Язык используется в процессах познания окружающего мира в той мере, в какой это необходимо потребностям неязыковой деятельности (23, 218 и др.).
В этой связи в психологии человека традиционно обсуждается проблема восприятия и ощущения цвета и его обозначений. [165 - Интересующиеся этой проблемой могут обратиться к следующим публикациям: Шемякин Ф.Н. Язык и чувственное познание// Язык и мышление. – М., 1967; Горелов И.Н. Опыт психологического подхода к проблеме «лингвистической относительности»// Виды и функции речевой деятельности. – М., 1977; Фрумшта Р. М. Психолингвистика. – М., 2003.] Одни исследователи полагают, что язык определяет способность к цветоразличению (его объему, дифференциации оттенков и т. д.). Другие исследователи считают, что не язык (речь), а неязыковой опыт, потребности человека, живущего в «континууме» той или иной культуры, определяют процесс цветоразличения. Думается, что вторая точка зрения так же по-своему правомерна. Действительно, южанин в отличие от жителя Крайнего Севера может не различать многих оттенков снега, но не потому, что в его родном языке нет соответствующих названий, а потому, что в его жизненном опыте это не имело для него важного значения. Если же у него и возникнет когда-либо такая необходимость, то он в своем новом опыте освоит данные различия и отыщет в своем родном языке соответствующие словесные обозначения (характеристики). Например, такие определения, как «серебристо-голубой», «беловато-серый», «искрящийся» и даже к примеру, «алюминиевый». Таким образом дифференцированное ощущение мира или других психических явлений (о чем пойдет речь далее) определяется не только языком (речью), но и неязыковыми культурными влияниями и индивидуальным социальным опытом человека.