Робин обернулся, когда они вошли в столовую, и вновь ослепил своей тысячеваттной улыбкой:
– Понимаешь, это моя земля. Я могу здесь вызнать у людей то, чего они никогда не расскажут тебе.
Заинтригованный Макленнан проследовал за братом в тихий угол к маленькому столику и терпеливо ждал, пока Робин возьмет для них кофе.
– И что же ты вызнал?
– Эти твои ребятки не такие уж невинные младенцы. Их еще лет в тринадцать поймали на магазинных кражах…
Макленнан пожал плечами:
– Кто из детей не воровал из магазина…
– Это тебе не стянуть плитку шоколада или пачку сигарет. Это «Формула‑1» по магазинным кражам. Они соревновались, подначивали друг друга на по‑настоящему сложную кражу. В основном из маленьких магазинчиков. Причем ничего из этого им на самом деле не было нужно. От секаторов до духов. Так вот Керра‑то и поймали за руку, когда он стащил банку с фингеррутом из бакалейной лавки. Остальную троицу взяли на улице, где они его ждали. Едва их доставили в участок, они тут же раскололись и повели наших в сарайчик в саду у Джилби, куда складывали всю добычу. Ничего не было даже распаковано. – Робин недоуменно покачал головой. – Парень, который их арестовывал, говорил, что это прямо пещера Аладдина.
– Что было дальше?
– Родители нажали на свои рычаги… У Джилби папаша – директор школы, отец Мэкки играет в гольф с начальником полиции. Детки отделались строгим предупреждением, ну и, конечно, страху натерпелись.
– Любопытно. Но вряд ли тянет на Большое ограбление поезда.
Робин кивнул, соглашаясь:
– Но это еще не все. Пару лет спустя произошла серия хулиганских выходок с припаркованными автомобилями. Владельцы возвращались и обнаруживали внутри надписи и рисунки на ветровом стекле, сделанные помадой, – притом что машины были заперты. Все закончилось так же внезапно, как и началось, примерно в то время, как сгорела одна из угнанных машин. Ничего конкретного тогда против этих ребятишек не было, но местный следователь полагал, что за всеми этими проделками стояли именно они. У них талант влипать в такие истории.
Макленнан кивнул:
– С этим спорить не буду.
Информация о машинах его заинтересовала. Возможно, кроме угнанного «лендровера», его подозреваемые успели в ту ночь посидеть и за рулем другой машины.
Робину не терпелось узнать обо всех подробностях расследования, но Макленнан ловко вывернулся. Разговор скользнул на накатанные рельсы: семья, футбол, что купить родителям на Рождество, – и наконец Макленнану удалось уйти. Информация Робина была не слишком существенной, это верно, но подтвердила ощущение Макленнана, что за всеми подвигами бравых керколдийцев прослеживается нечто общее: жажда рискованных приключений. Такое поведение легко может перейти в нечто гораздо более опасное.
Однако ощущений мало – нужны серьзные улики. А таковых как раз и не хватало. «Лендровер» оказался для криминалистов буквально тупиком: они практически по винтику разобрали все его внутренности, но не нашли никакого подтверждения тому, что в нем была Рози Дафф. Всех охватило было воодушевление, когда на месте преступления обнаружили следы крови, но при внимательном исследовании выяснилось, что кровь мало того что не Рози, но вообще не человеческая.
Слабая надежда забрезжила на горизонте день спустя. Домовладелец с Тринити‑плейс, прибираясь на зиму у себя в саду, обнаружил засунутый в живую изгородь мокрый узел с тряпьем. Мистер Дафф опознал в нем вещи дочери. Теперь их передали криминалистам, но Макленнан понимал, что, несмотря на его резолюцию «Срочно!», до Нового года никто заниматься ими не будет. Еще одна незадача.
Он даже не мог решить, стоит ли предъявлять Мэкки, Керру и Малкевичу обвинение в угоне автомобиля. Притом что парни тщательно соблюдали условия своего освобождения под залог, он все‑таки собрался их было привлечь, когда случайно подслушал разговор в полицейском клубе. От собеседников его заслоняла спинка дивана, но он узнал голоса Джимми Лоусона и Иэна Шоу. Шоу настаивал на том, что студентам следует предъявить все возможные обвинения. К удивлению Макленнана, Лоусон с ним не соглашался.
– Некрасиво получится, – сказал он. – Нас станут считать мелочными и мстительными. Это все равно что объявить: «За убийство мы их привлечь не можем, но все равно накажем».
– Ну и что? – агрессивно откликнулся Иэн Шоу. – Если они виноваты, пусть помучаются.
– Но может быть, они не виноваты, – настойчиво убеждал его Лоусон, – ведь наше дело – отстаивать справедливость, правда? А это значит не только ловить виноватых, но и защищать невиновных. Ладно, они соврали Макленнану насчет «лендровера». Но это не делает их убийцами.
– Если это не один из них, то кто? – с вызовом воскликнул Шоу.
– Я до сих пор уверен, что это как‑то связано с этим холмом… Холлоу‑Хилл. С каким‑нибудь языческим ритуалом. Ты так же хорошо, как я, знаешь, что мы каждый год получаем рапорты из Тентсмьюрского лесничества – о трупах животных, похожих на жертвы какого‑то ритуального убийства. И мы никогда не обращаем на них внимания, потому что это мелочь в общей картине бытия. Но что, если в каком‑нибудь извращенце такое копилось годами? Ведь по времени‑то близко к сатурналиям.
– К сатурналиям?
– Древние римляне праздновали зимнее солнцестояние семнадцатого декабря. Но дата была подвижной.
Шоу недоверчиво фыркнул:
– Господи, Джимми, ты всерьез занялся научной работой!
– Я только поспрашивал в библиотеке. Ты знаешь, что я хочу работать в уголовном розыске. Ну, вот и стремлюсь себя показать.
– Так ты думаешь, что Рози убил какой‑то чокнутый сатанист?
– Я не знаю. Это всего лишь версия. Но мы будем выглядеть круглыми дураками, если ткнем пальцем в этих четверых студентов, а потом на Белтейн объявится еще одно жертвоприношение.
– На Белтейн? – растерянно переспросил Шоу.
– Конец апреля – начало мая. Большой языческий праздник. Так что я полагаю, нам не стоит слишком наседать на этих ребят, пока у нас не найдется улик понадежнее. В конце концов, не наткнись парни на тело Рози, «лендровер» спокойно бы вернулся на место, никто ничего бы не узнал и никому никакого ущерба. Им просто не повезло.
Они прикончили выпивку и ушли. Но слова Лоусона крепко засели в голове у Макленнана. Он был человеком справедливым и не мог не признать, что констебль во многом прав. Знай они с самого начала, что за мужчина, с которым встречалась Рози, они бы второй раз и не глянули в сторону этих четверых керколдийцев. Возможно, он так взъелся на этих студентов просто потому, что больше не на кого? Как ни коробило его от мысли, что о долге ему напомнил простой патрульный, слова Лоусона убедили Макленнана, что с обвинением против Малкевича и Мэкки лучше повременить.
По крайней мере, пока.
А тем временем он постарается проверить другие возможности. Посмотрим, не слышно ли что‑либо о сатанинских обрядах у них в округе. Беда в том, что он понятия не имел, с чего здесь начать. Может быть, послать Бернсайда потолковать с местными священниками? Он мрачно усмехнулся. Это отвлечет их от рождения младенца Иисуса, наверняка.
Верд помахал рукой Алексу и Бриллу, расставаясь после смены, и направился в сторону набережной. Съежившись, он зарылся подбородком в шарф от леденящего ветра. С покупкой рождественских подарков вроде бы покончено, но ему нужно было некоторое время побыть наедине с самим собой, прежде чем окунуться в непрерывное веселье Хай‑стрит.
Был отлив, так что он спустился по осклизлым ступенькам вниз с эспланады на берег. Мокрый песок, в сером свете дня похожий цветом на старую замазку, противно чмокал при ходьбе. Это так под стать его нынешнему настроению! Никогда в жизни еще ему не было так уныло на душе.
Дома все обстояло еще хуже, чем обычно. Ему пришлось рассказать отцу о своем аресте, и это признание вызвало бурю упреков и язвительных оценок его умения жить как положено хорошему сыну. С него теперь требуют отчета за каждую минуту, проведенную вне дома, как будто ему снова десять лет. А хуже всего – что у Верда не осталось моральной опоры. Он знал, что кругом неправ. Он чувствовал, что фактически заслужил отцовское презрение. И это угнетало его больше всего. Обычно он всегда утешал себя тем, что сам знает, как лучше. Но на этот раз он перешел все пределы.
Работа тоже не утешает. Нудная, монотонная, непрестижная. В свое время он превратил бы все это в отличную шутку, буйную и рискованную. Но сегодня в человеке, который с наслаждением дразнил свое начальство, заручившись поддержкой Алекса и Брилла, себя не узнал. Гибель Рози Дафф и то, что его привлекли по этому делу, заставило его осознать, что он и правда никчемный человек, каким его всегда считал отец. Очень неприятное осознание.
Дружба также не утешала. Общение с друзьями вдруг перестало быть поддержкой. Наоборот, оно лишний раз напоминало обо всех его проступках. Он никуда не мог деться от вины перед ними, ведь это он своими действиями втянул их в эту историю, хотя они его не винили.
Он даже не представлял себе, как встретит очередной семестр. Пустая пластмассовая бутылка, хрустнув, выскользнула из‑под ноги, когда он, дойдя до конца пляжа, стал подниматься по широким ступеням к порту. Все вокруг скользило и расползалось, как морские водоросли.
Когда небо на западе померкло, Верд повернул к магазинам. Пора притвориться, что он снова стал частью этого мира.
Канун нового, 1978 года. Керколди, Шотландия
В пятнадцать лет, когда им впервые удалось уговорить родителей отпустить их одних, они условились: в полночь под Новый год четверо бравых керколдийцев будут сходиться на Ратушной площади, чтобы встретить Новый год вместе. До сих пор уговор оставался в силе. Они стояли, уставившись на часы на ратуше, и, подталкивая друг друга локтями, ждали, когда часовые стрелки подберутся к двенадцати. Зигги приносил свой транзистор, чтобы наверняка услышать бой курантов, и они наливали друг другу, что удалось достать. Первый год они отметили бутылкой сладкого хереса и четырьмя банками «Карлсберг спешл». Нынче они доросли до виски «Феймос Граус».
Никакого официального празднования на площади не проводилось, но в последние годы тут стали собираться группки молодежи. Место это не было особо привлекательным, в основном потому, что городская ратуша – крайне невыразительное здание в духе поздней советской архитектуры, а кровлю башни покрыла зеленая патина. Но это было единственное открытое пространство в центре города, за исключением площади перед автовокзалом, которая была еще безобразнее. Ратушная площадь могла к тому же похвастаться рождественской елкой и иллюминацией, что также несколько веселее стоянки автобусов.
В этот год Алекс и Зигги пришли вместе. Зигги заскочил за ним домой и так обаял Мэри Джилби, что та налила им по рюмке «Скотча» для согрева. Набив карманы домашним песочным печеньем, сладкими ржаными булочками, которые все равно есть никто не будет, и кексами с изюмом, они отправились пешком мимо автостанции и библиотеки, мимо центра Адама Смита с его яркими постерами, рекламирующими «Деток в лесу» с Расселом Хантером и братьями Пэттон в главных ролях, мимо Мемориального парка… Разговор их вертелся вокруг предположений, удастся ли Верду уговорить отца отпустить его с поводка ради праздника.
– Последнее время он ведет себя очень странно, – сказал Алекс.
– Джилли, он всегда был такой. Недаром он Верд‑Выверт!
– Знаю, но он переменился. Я это на работе заметил. Его что‑то гнетет. А сам о себе ничего не говорит.
– Может, просто корежит его без спиртного и травы? – сухо предположил Зигги.
– Да не‑е, он не то чтобы злющий. Просто зажался намертво. Ты ведь знаешь Верда. Как только есть кого поддеть, его прямо несет. А тут стоит понурив голову и кротко делает все, что ему велят, – даже когда начальство наезжает ни с того ни с сего. Как думаешь, это все из‑за истории с Рози?
Зигги пожал плечами:
– Не исключено. В тот момент ему было все по фигу, под кайфом‑то. Сказать по правде, я с ним толком не разговаривал, пока Макленнан не нагрянул.
– Я вижу его только на работе. Смена кончается – все, его нет. Даже не заходит выпить кофе ко мне с Бриллом.
Зигги скривился:
– У Брилла есть время для кофе?
– Отвяжись от него. Это у него от переживаний. Когда ему удается уломать какую‑нибудь девчонку, он забывает об убийстве. Поэтому он и бьет все рекорды, – ухмыльнулся Алекс.
Они пересекли улицу и пошли по Вимисфилд, короткой уличке, ведущей на Ратушную площадь. Они шли уверенным шагом, как идут мужчины по своей территории – такой знакомой, что чувствуешь себя ее хозяином. Без десяти двенадцать они спустились по широким низким ступеням на булыжную мостовую перед ратушей. Там уже собралось несколько групп; по рукам ходили бутылки. Алекс огляделся, стараясь найти своих.
– Вон там, на углу у почты, – сказал Зигги. – Брилл притащил с собой очередную девку. О, и Линн тоже заявилась. – Он указал налево, и они направились к друзьям.
После обмена приветствиями все сошлись во мнении, что Верд вряд ли выберется. А затем Алекс обнаружил, что стоит рядом с Линн. «Она выросла, – подумал он. – Во всяком случае, это больше не ребенок». Она была женским вариантом Брилла с темными кудрями и тонким личиком эльфа. Но странным образом черты, придававшие облику Брилла нечто слабовольное, у Линн выглядели совсем иначе. Ничто в ней не наводило на мысль о слабости.
– Как жизнь? – обратился к ней Алекс. Пусть начало не слишком оригинальное, но пусть не думают, будто он завлекает пятнадцатилетних.
– Отлично. Хорошо погулял на Рождество?
– Нормально, – скривился Алекс. – Только мысли все время лезли… ты знаешь о чем.
– Знаю. Я тоже не могу от этого отделаться. Все думаю, каково ее родным. Они, наверное, уже купили ей рождественские подарки, когда она умерла. А теперь эти подарки лежат дома как ужасное напоминание.
– Да у них, думаю, все – ужасное напоминание. Давай лучше сменим тему. Как дела в школе?
Она переменилась в лице. Алекс понял, что ей неприятны любые намеки об их разнице в возрасте.
– Ничего. В этом году выпускные сдавать. Дождаться не могу, когда все закончу и заживу как человек.
– Ты уже решила, куда пойдешь дальше? – поинтересовался Алекс.
– В Эдинбургский колледж искусств. Хочу получить степень по изящным искусствам, а потом поступить в Институт Курто в Лондоне и выучиться на реставратора живописи.
«Здорово – видеть такую убежденность», – подумал Алекс. Был ли он сам когда‑нибудь так уверен в выбранном пути? К истории искусств его скорее принесло течением – в собственных художественных способностях он всегда сомневался. Он тихо присвистнул:
– Семь лет учебы? Срок‑то не малый.
– Я хочу этим заниматься и буду учиться столько, сколько нужно.
– А с чего это тебе захотелось картины реставрировать? – Ему стало по‑настоящему любопытно.
– Это завораживает. Сначала исследование, потом техника, потом – этот прыжок в темноту, когда надо интуитивно уловить, что художник нам хотел показать. Это потрясающе, Алекс.
Не успел он ответить, как вся компания завопила:
– Он пришел!
Алекс обернулся и увидел силуэт Верда на фоне серого Шериф‑Корта, похожего на замки шотландских баронов. Верд широко размахивал руками, словно ожившее пугало. На бегу он издавал ликующий вопль. Алекс посмотрел на часы. До нового года оставалась еще минута.
И вот уже Верд с ними, ухмыляясь, обнимаясь.
– Я просто подумал, что все это фигня. Я – взрослый человек, а отец не дает мне встретить с друзьями Новый год. Ну и что? – Он помотал головой. – Если он выгонит меня из дому, пойду ночевать к тебе, Алекс, – возьмешь?
Алекс хлопнул его по плечу:
– Почему бы нет? Я привык к твоему гадостному храпу.
– Тихо все, – крикнул Зигги, перекрывая общий гвалт. – Куранты!
Все смолкли, вслушиваясь в жестяной звон Биг‑Бена из приемника Зигги. Едва начался перезвон, как бравые керколдийцы взглянули друг на друга. Их руки взмыли, словно нанизанные на общую нитку, и с последним двенадцатым ударом крепко сомкнулись. «С Новым годом!» – хором вскричали они. Алекс видел, что друзей душат такие же чувства, как и его самого.
Затем они отпустили руки друг друга – и все исчезло. Алекс повернулся к Линн и целомудренно коснулся губами ее губ, промолвив:
– Счастья тебе в новом году.
– Думаю, это возможно, – мило покраснев, отозвалась она.
Зигги сорвал пробку с «Грауса» и пустил бутылку по рукам. Группки на площади уже рассыпались, смешались, все поздравляли знакомых и незнакомых с Новым годом, дыша виски и обнимаясь. Немногие, знавшие их по школе, выражали им сочувствие: вот не повезло, надо же было наткнуться на умирающую в снегу девушку. В их словах не было злорадства, но Алекс видел по глазам, что эта история им так же неприятна, как и ему. Четыре пары девушек начали танцевать рил вокруг елки. Алекс оглянулся по сторонам, не в силах выразить словами переполнявшие его чувства.
Линн тихонько просунула руку в его ладонь.
– О чем ты думаешь, Алекс?
Он посмотрел на нее и устало улыбнулся:
– Я подумал, как было бы все легко и прекрасно, если бы время сейчас застыло. Если бы мне больше никогда в жизни не пришлось возвращаться в Сент‑Эндрюс.
– Все будет не так плохо, как тебе кажется. В любом случае еще полгода – и ты будешь навсегда свободным.
– Я мог бы приезжать сюда на выходные. – Слова сами слетели с его губ. Оба поняли, что он имел в виду.
– Вот здорово, – откликнулась она. – Только не будем пока что рассказывать об этом моему кошмарному братцу.
Еще один Новый год… Еще один уговор.
В полицейском клубе в Сент‑Эндрюсе выпивка тоже лилась рекой. Звон колоколов почти перекрывало шумное благодушное веселье праздничного танца. Сейчас единственным сдерживающим фактором для тех, от кого служба постоянно требовала сдержанности, было присутствие жены или мужа, невесты или жениха, а также тех, кто позволил себя сюда заманить, чтобы спасти от одиночества холостых или незамужних.
Раскрасневшийся от пляски Джимми Лоусон подхватил под руки двух женщин средних лет, дежуривших за пультом связи. Хорошенькая регистраторша зубного врача, с которой он сюда явился, укрылась в туалете от его, по‑видимому, безграничной любви к шотландским народным танцам. Ему это было все равно: на Новый год всегда хватало женщин, готовых поплясать до упаду, и Лоусон с удовольствмем выпускал пары. Это как бы уравновешивалось его служебным рвением.
Барни Макленнан облокотился на стойку бара между почти лежащим на ней Шоу и Аланом Бернсайдом. У каждого в руке было по доброй порции виски.
– Господи, вы только гляньте на них, – простонал он, – скоро у них и до джиги дело дойдет.
– В такие ночки хорошо быть холостяком, – заявил Бернсайд. – Никто тебя не оттаскивает от выпивки и не волочет с танцев.
Макленнан на это промолчал. Он уже забыл, сколько раз убеждал себя, что без Элейн ему лучше. Но таких уговоров хватало не дольше чем на несколько часов. Прошлый Новый год они еще встретили вместе, хотя все уже было ясно. Они держались друг за друга куда слабее, чем танцоры, крутившиеся сейчас на середине зала. Не прошло и месяца, как она сообщила ему, что уходит. Ей надоело, что работа для него важнее ее.
С невольной усмешкой Макленнан вспомнил одну из ее вечных жалоб: «Было б не так обидно, если бы ты расследовал серьезные преступления вроде убийства или изнасилования. Но ты тратишь все Богом посланное время на мелкие кражи и угоны автомобилей. Каково, по‑твоему, чувствовать себя менее важной, чем побитый «остин‑макси» какого‑то старого пердуна?» Что ж, ее желание наконец исполнилось. Год спустя он забуксовал в самом серьезном деле за всю свою карьеру – колеса крутятся, и ни с места.
В каком бы направлении они ни двигались, все заканчивалось тупиком. С начала ноября ни единый свидетель не видел Рози с каким‑либо мужчиной. К счастью для этого таинственного ухажера, зима была суровой, когда людей больше интересует квадратный метр тротуара у них под ногами, чем то, кто с кем гуляет. К счастью для него и к несчастью для полиции. Они разыскали двух ее предыдущих дружков. Один расстался с нею ради девицы, с которой проводил время до сих пор. Ему было нечего делить с погибшей подавальщицей бара. Другого Рози бросила сама в первых числах ноября, и поначалу он показался многообещающим подозреваемым. Он никак не хотел примириться с ее отказом, пару раз появлялся в баре и устраивал небольшие скандалы. Но на ночь убийства у него было твердое алиби. До полуночи он находился у себя на работе, где происходила рождественская вечеринка, затем отправился провожать секретаршу своего босса и остаток ночи провел с ней. Он признался, что обиделся на Рози, когда она так с ним порвала, но, по правде говоря, получил больше удовольствия от новой своей пассии, гораздо более щедрой на сексуальные радости.
Когда же Макленнан на него поднажал, уточняя, что именно он имеет в виду, у парня взыграла мужская гордость, и он замкнулся как устрица. Тем не менее при дальнейшем допросе он признался, что у него с Рози настоящего полового сношения ни разу не было. Они ласкали друг друга, и только. Рози была не то чтобы ханжой, но не желала идти до конца. Он бормотал насчет того, что именно они делали ртом и руками, но утверждал, что этим все и ограничивалось.
Так что Брайан Дафф был в каком‑то смысле прав, когда говорил, что его сестра порядочная девушка. Пожалуй, в этом отношении Рози далеко было до настоящей разбитной девицы. Но все эти сведения о ее сексуальных предпочтениях ничуть не приближали его к обнаружению убийцы. В глубине души он предполагал, что, скорее всего, встреченный Рози в ту ночь мужчина – тот же самый, что взял ее силой, а затем убил. Это мог быть Алекс Джилби или кто‑то из его друзей. Но мог и не быть.
Его коллеги‑детективы спорили о том, почему этот неведомый ухажер так и не объявился.