Майте Карранса
Проклятие Одии
Война колдуний – 3
Майте Карранса
«Проклятие Одии»
Последние три года я провела, с головой погрузившись в загадочный мир кланов омниор, их священных животных, пророчеств и схваток. В результате на свет появились три книги. И все‑таки мне было бы не написать их без одной очаровательной колдуньи, зачаровавшей меня своим задором и даром провидения. В ее обществе для меня не существовало никаких преград. Поэтому, в первую очередь, я посвящаю эту трилогию именно ей – Рейне Дуарте, моей колдунье‑хранительнице.
А также Хулии, Маурисио и Виктору, воплотившим собой в крови и плоти книги моей трилогии.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: ЭМОЦИИ
Мудростью слов в тайной кузнице
Плавили древнее злато,
Плавили для Избранницы,
Той, что придет когда‑то.
Мать всех колдуний, Ора
Жезл изгнала из мира –
Такова была ее воля,
Таково решение было.
Скрытый от взоров праздных,
Он ждет в подземных чертогах,
Когда величавым парадом
Бессмертные выйдут боги.
Тогда на свободу он выйдет
Из тесной земной юдоли
И ляжет в белую руку,
Ее запятнав кровью.
Огонь и кровь слишком тесно
Слиты в источнике силы.
Огонь и кровь – для хозяйки Жезла,
Кровь и огонь – для рабыни.
Жезл нашей матери Оры
Вновь воцарится над нами,
Ему подчинятся сестры
И будут покорны веками.[1]
Пророчество Треборы
Возвращение Гуннара
Высокий светловолосый мужчина чуть не задушил Анаид в своих крепких руках. Девушка не понимала, от чего у нее захватило дух – от недостатка воздуха или от наплыва чувств.
Анаид пятнадцать лет мечтала об этих объятиях – объятиях отца.
|
Ее отца звали Гуннар, и она видела его впервые в жизни.
Анаид чуть не замурлыкала от удовольствия, будто котенок. Зажмурившись, девушка прижалась к груди отца, замерла, наслаждаясь своими ощущениями и прислушиваясь к ударам сердца, такого же незнакомого, как и исходивший от Гуннара запах селитры и его исландский акцент.
Тук, тук, тук… Сердце Гуннара билось словно гигантский будильник, и Анаид подумала, что иметь отца так же здорово, как по утрам находить у постели мягкие тапочки или прятаться под широким зонтом от проливного дождя.
Внезапно ей стало стыдно думать об отце, как о тапочках, но девушка не успела найти более поэтического сравнения вроде теплого летнего бриза или луча весеннего солнца, потому что прямо над ее ухом раздался голос Селены.
– Анаид!
В голосе матери звучал неприкрытый упрек, словно она занималась чем‑то неподобающим. Подобным тоном Селена одергивала маленькую Анаид, когда та вытирала нос рукой или, выбегая на улицу, не закрывала за собой дверь.
Анаид сделала вид, будто не слышит, но Гуннар поднял глаза, разомкнул крепкие объятия и радостно воскликнул:
– Селена!
Когда сильные руки отца выпустили Анаид, девушка неожиданно почувствовала себя брошенной, и ей ужасно захотелось прижаться к нему снова.
У Селены явно не возникло такого желания.
– Ни с места! – крикнула она Гуннару, выставив перед собой атам.[2]
– Здравствуй, Селена! – прошептал Гуннар с той же нежностью, с какой только что обнимал Анаид.
Всем своим видом он пытался выразить радость от их встречи, но на Селену это не подействовало.
|
– Что тебе нужно?
Ее родители не походили на счастливую пару. Казалось, Гуннар и Селена даже незнакомы. Однако они так прекрасно смотрелись вместе, что Анаид горько пожалела об их непростых отношениях. А ведь когда‑то Селена влюбилась, в Гуннара с первого взгляда! Когда‑то… А точнее, пятнадцать лет назад. С тех пор утекло немало воды…
– Я думал, вы обе погибли!
– Теперь, когда ты убедился, что мы живы, можешь убираться на все четыре стороны!
Вид у Селены был весьма недовольный, и говорила она крайне сердито.
– Я думал, что вас сожрала та медведица, – решил уточнить Гуннар.
– По сравнению с тобой, та медведица казалась доброй феей, особенно по отношению к твоей дочери, – раздраженно заявила Селена.
Анаид вздрогнула, как от удара. Что это значит?! Селена намекает, что Гуннар ее не любит?!
К счастью, Гуннар не стал отвечать упреком на упрек.
– Анаид стала совсем такой, какой я себе ее представлял в мечтах! – пробормотал он.
– Каких еще мечтах?! Ты же сын одиоры! А одиоры и их отродье не мечтают! – язвительно заметила Селена.
– Ну, хватит уже, мама! – вмешалась Анаид.
Ей не нравилось враждебное поведение матери, но больше всего девушку возмущало то, что Селена не допускала и мысли, что отец о ней мечтал.
«Неужели она ревнует?!»
– Ты многого не знаешь, Селена. И даже не представляешь, что я пережил за это время – за все эти часы, месяцы, дни и годы, проведенные мною в воспоминаниях о тебе и Анаид.
От этих слов у Анаид потеплело внутри.
– Поэтому ты и убил медведицу? – не выдержав, спросила она. – Чтобы отомстить за нас?
|
– Жаль, что я это сделал, – с искренним раскаянием ответил Гуннар. – Я слишком поздно узнал, что вы спаслись лишь благодаря ей. После этого меня совсем не радовала теплая медвежья шкура и замучили угрызения совести.
– Совести? – с издевательской усмешкой воскликнула Селена. – Неужели у тебя есть совесть?! Совестливый сын одиоры – что‑то новенькое!
Анаид нахмурилась. Ее расстраивала ненависть, с которой мать произносила «сын одиоры». Селена словно стремилась подчеркнуть, что у них с Гуннаром не может быть ничего общего, потому что она – чистокровная омниора, а он – нечистый сын одиоры. Этими словами Селена клеймила Гуннара, как прокаженного.
Потом Анаид задумалась, что как дочь Селены она омниора… Но если ее отец – сын одиоры, выходит, что она – одиора! Кто же она на самом деле?! Неужели не омниора и не одиора?!
Как бы то ни было, Анаид не желала, чтобы ее отец снова исчез, и не собиралась позволить матери прогнать его.
– Ты поужинаешь с нами? – спросила она.
Повисло неловкое молчание.
– Ты приглашаешь меня на ужин? – нерешительно переспросил Гуннар.
– Разумеется, – ответила Анаид, встав между ним и матерью, – приглашаю! Ты будешь моим гостем.
– Спасибо! С удовольствием! – не раздумывая ни секунды, воскликнул Гуннар.
– Надеюсь, ты у нас переночуешь? – продолжала Анаид.
Услышав это, Селена побледнела. Законы гостеприимства были для омниор святы. Даже она не могла отказать гостю в ужине и ночлеге.
Увидев, как смешалась Селена, Гуннар пришел ей на помощь.
– Я могу спать в машине или доехать до Беникарло.[3]Это всего в нескольких километрах…
– Замолчи! – прошипела Селена. – Анаид не должна знать, где мы находимся.
– Тоже мне – тайна мадридского двора! – усмехнулась и так все прекрасно знавшая Анаид.
Их маленький домик на колесах стоял посреди заброшенного кемпинга в нескольких километрах от автострады. На западе виднелась широкая долина, прочерченная оросительными каналами, на север простирались поля миндаля. Над головами парили ласточки, вдали шумел прибой, и повсюду сильно пахло цветущими апельсиновыми деревьями. Все это говорило Анаид, что Средиземное море где‑то рядом.
Селена не хотела, чтобы дочь знала, куда они направились, убегая от Баалаты, свирепой финикийской одиоры, и где находятся теперь.
Однако Анаид было трудно запутать. Бабушка Деметра научила ее внимательно следить за положением солнца. Кроме того, Анаид прекрасно разбиралась в созвездиях, с которыми познакомилась в ночном небе над холодными Пиренеями в родном Урте. Накануне ей хватило одного взгляда сквозь пыльные стекла их дома на колесах, чтобы понять, что уже около полуночи, что они движутся в южном направлении, а Средиземное море где‑то совсем близко.
Тем временем Селена проворно выудила откуда‑то небольшую коробочку и, скривившись, сунула ее Гуннару.
– Забирай! Нам не нужны твои подарки!
Тихо вскрикнув, Анаид вырвала коробочку из рук матери.
– Отдай! Это мое! Это папин подарок!
Речь шла о рубиновых серьгах, которые Гуннар прислал Анаид на пятнадцатилетие.
– Верни его! – уперев руки в бока, приказала Селена.
Анаид очень хотелось не вмешиваться в ссору родителей, но положение было непростым. Верни она серьги Гуннару, он подумает, что она за Селену. Если она оставит подарок, Селена решит, что она за Гуннара.
– Мама, прошу тебя, не вынуждай меня…
Вышедшая из себя Селена уже не слушала дочь.
– А я говорю – верни! Свои подарки я ему вернула!
Анаид с трудом перевела дух. Сейчас, на фоне Гуннара Селена выглядела довольно неприглядно.
– Вернула и ладно, а я ничего возвращать не собираюсь! Серьги подарили мне, и я их оставлю!
С невесть откуда появившейся храбростью, девушка взялась одной рукой за мочку левого уха, другой подхватила украшение и проткнула острым замочком серьги затянувшуюся дырочку в мочке.
Анаид давно не носила серег. Ей было больно, но она даже не пикнула. При этом она смотрела Селене прямо в глаза, словно мерясь с матерью силами.
На шею Анаид капнула горячая капелька крови, красной, как рубин в золотой оправе, красовавшийся теперь в ее ухе. Протянув руку, Селена вытерла каплю, а Гуннар с величайшей осторожностью взял вторую серьгу и ловко проткнул ею правое ухо дочери. Непонятно, как это у него вышло, но Анаид совсем ничего не почувствовала.
Взяв Анаид за плечи, Гуннар разглядывал ее, как нежданное чудо. Наконец он так мило улыбнулся, что девушке снова захотелось оказаться в его крепких объятиях.
– Какая же ты красивая! – прошептал он.
Селена не выдержала. Она схватила Анаид за руку и потянула к себе.
– Ты хоть знаешь, откуда эти серьги?! – с прежним негодованием в голосе воскликнула она.
– Знаю. Они из сокровищ Ледяной Королевы. Ты же сама мне об этом рассказала!
– Из сундучка самой могущественной одиоры северного полушария! – прошипела Селена.
– Из сундучка моей бабушки! – с гордым видом заявила Анаид.
Хлопнув дверью, Селена в сердцах выскочила на улицу.
– Постой! – воскликнул Гуннар. – Не ходи туда одна! На улице опасно…
Он бросился за Селеной, но Анаид его удержала.
– Не стоит. Она все равно не вернется.
Анаид была права. Селена была очень упряма. И еще Анаид хотела побыть наедине с отцом, упиваясь своей первой – пусть пирровой – победой над матерью.
– Ты будешь яичницу?
– Конечно, – улыбнулся Гуннар.
– Я все равно больше ничего не умею готовить, – пробормотала Анаид, не стесняясь признаться в этом отцу.
Впрочем, она нашла только одно яйцо, да и то треснуло в ее неумелых руках на солидном расстоянии от сковородки. Пытаясь изобрести для отца какое‑нибудь другое угощение, девушка в отчаянии смотрела в их маленький автомобильный холодильник, в котором давно повесилась мышь.
Наконец они вместе с Гуннаром соорудили что‑то вроде салата из тунца с помидорами, поджарили мороженые куриные котлеты, а потом очистили яблоко и нарезали его изящными маленькими дольками, полив их золотистым медом.
В тот самый момент, когда Анаид ставила стаканы на маленький пластмассовый столик, загудел мобильный телефон, брошенный Селеной на стул. Селене пришло сообщение.
Не колеблясь ни секунды, Анаид взяла телефон и прочла полученный текст. Девушка думала, что это сообщение Елены, матери Рока.
«А вдруг она пишет что‑нибудь о своем сыне?!»
Страдая в вынужденном изгнании, Анаид без зазрения совести читала предназначавшиеся не ей строки. Однако, ознакомившись с содержанием сообщения, девушка выронила из рук разбившийся вдребезги стакан.
– В чем дело? – нахмурился Гуннар.
– Наверняка это Баалата, – прошептала побелевшими губами Анаид. – Она идет за мной по пятам…
И она протянула отцу мобильник Селены.
Помрачнев, Гуннар прочитал следующие строки:
«Анаид, я ищу тебя. Я пришла за тобой с самого края земли. Я все равно найду тебя. Пожалуйста, позвони мне! Или напиши! Дацилия».
Гуннар встревожился не меньше Анаид. Ознакомившись с содержанием списка входящих сообщений, он показал его дочери.
– Это далеко не первый раз. Эта Дацилия уже давно засыпает тебя сообщениями.
– Мама ничего мне о них не говорила! – растерялась Анаид.
– Не хотела тебя пугать, – стал успокаивать дочь Гуннар.
– Вот только не надо сейчас ее защищать! Я все‑таки имею право знать, кто за мной охотится!
Нажав пальцем пискнувшую кнопку, Гуннар стер поступившее сообщение и бросил мобильник обратно на стул.
– Знаешь, давай забудем о том, что там снаружи, и проведем приятный вечер втроем – ты, твоя мама и я. Идет?
Анаид кивнула. Ей нравился спокойный и уверенный в себе отец, способный помочь дочери привести в порядок ее безалаберную жизнь, разобраться в которой бесшабашная Селена была не в состоянии.
– Ужин готов. Сходи и позови маму. Если, конечно, ее не сожрала Баалата…
Покосившись на свои более чем скромные кулинарные достижения, Анаид вздохнула. Румяное яблоко окислилось и почернело, как лицо внезапно возникшей в дверях Селены.
Первый в жизни Анаид семейный ужин протекал не очень весело.
Селене все не нравилось. Гуннар пытался сгладить впечатление от ее колкостей, но Селена только больше раздражалась.
– Ты не заправила салат!
– Но у нас же нет уксуса!
– Салат и так вкусный! – вставил Гуннар.
– Салату без уксуса место на помойке!
– Но мама, ты же сама забыла купить уксус!
– Я бы купила его завтра. А теперь из‑за незваных гостей приходится есть всякую дрянь…
– А мне нравится, как Анаид все приготовила…
– Ты хоть понимаешь, почему он так говорит?! Сначала он запудрит тебе мозги, а потом будет вертеть тобой по собственному усмотрению.
– Папа просто сказал, что ему нравится мой салат.
– А мне он говорил, что ему нравятся мои глаза.
– Это не одно и то же.
– Он – сын одиоры! Колдун! Сын Ледяной Королевы!
– Он мой отец.
– По чистой случайности.
– Вот и неправда! Ты его любила и сознательно родила меня от него!
– Я могла родить тебя от кого угодно.
– Неправда!
– Я уже рассказывала тебе о том, что он с нами сделал. Что тебе еще нужно о нем знать?!
– Я хочу знать, что он думает.
– О чем?
– О вашей любви.
– Не смей ни о чем его спрашивать! Он наговорит тебе с три короба всякой всячины и обведет вокруг пальца!
– Зачем?
– Это в его натуре. Неужели ты не понимаешь?! Сначала он обманул Метрикселлу. Потом меня. А теперь хочет обмануть тебя!
– А ты наверняка хочешь меня защитить?
– Ну да…
Гуннара ошеломил стремительный обмен репликами, протекавший в его присутствии между не обращавшими на него ни малейшего внимания женщинами.
Он откашлялся и пробормотал:
– Можно, я скажу?
– Нет! – отрезала Селена.
– Да! – воскликнула Анаид.
– Мне бы хотелось изложить свой взгляд на обсуждаемый вопрос, – вежливо заметил Гуннар.
– Какой еще «свой взгляд»?! Решил опять заговорить нам зубы? – скривившись, спросила Селена.
Внезапно напускная вежливость Гуннара испарилась. Он помрачнел, и Анаид поняла, что ее отец может быть строгим и непреклонным.
– Я не нуждаюсь в твоем разрешении, чтобы высказать свое мнение, – заявил он.
Голос Гуннара прозвучал так твердо, что Селена прикусила язык.
Зачарованная решительностью отца, Анаид внезапно разглядела бороздившие его лицо морщины. Лицо Гуннара было суровым и строгим. Анаид не ожидала, что ее отец будет выглядеть настолько прошедшим огонь, воду и медные трубы.
Гуннар хмурился. Вокруг его голубых глаз собралась сетка морщин. Он казался недовольным и дружелюбным одновременно. Присмотревшись получше, Анаид заметила, что на висках Гуннара поблескивает седина.
«Не может быть! Селена говорила, что на вид Гуннару не дашь больше двадцати пяти. В ее рассказах он был вечно юным конунгом Олавом, покорителем далеких земель и сердец прекрасных валькирий, молодым мореходом Ингваром, кружившим головы красавицам и кутившим в тавернах в обществе своего верного друга, задиры Кристиана Мора…»
Сидевшему перед девушкой сильному широкоплечему мужчине было на вид лет сорок.
– А где твоя вечная молодость? Разве ты не бессмертен? – не выдержав, поинтересовалась Анаид.
– Я уже давно с ней расстался, – не сводя глаз с Селены, пробормотал Гуннар.
Селена прикусила губу. Она сразу заметила, как изменился Гуннар, но не сказала по этому поводу ни слова.
– Не смотри на него, Анаид! Он притворяется. Он колдун и легко может заморочить нам голову.
– А когда ты отказался от бессмертия? – не слушая мать, спросила Анаид.
– Пятнадцать лет назад, – нахмурившись, ответил Гуннар.
– Тогда, когда решил, что мы погибли?
Кристально чистый взор Гуннара подернула задумчивая пелена. Он погрузился в воспоминания.
– Нет. Еще до твоего рождения. Помнишь, Селена?
Селена покачала головой.
– Я ничего не помню, – пробормотала она.
– Очень жаль. А вот я помню все. Когда я с тобой познакомился, ты была очаровательной колдуньей‑омниорой и с тех пор совершенно не изменилась: те же зеленые глаза, те же стройные ноги, та же пышная шевелюра и та же неподражаемая манера одеваться. Но больше всего меня привлекала твоя неукротимая натура. Ты была неотразима. Я не знал, чего ждать от тебя каждый следующий миг. Ты была способна возглавить государственный переворот, взлететь до самых звезд или, растопив самое черствое сердце, поклясться кому‑то в вечной любви. Неудивительно, что молодые люди из числа твоих сверстников не решались с тобой даже заговорить. Они просто тебя боялись, а я… я влюбился в тебя по уши.
Селена и бровью не повела. Анаид же было непонятно, как можно сидеть и спокойно слушать подобные слова. Сама она точно лишилась бы чувств, скажи ей Рок хоть одну из произнесенных Гуннаром прекрасных фраз, но Селена лишь злобно процедила сквозь зубы:
– Ты меня обманул. Ты не сказал мне, что твоя мать самая могущественная одиора на свете – Ледяная Королева!
– Это ты меня обманула. Ты сама не сказала мне, что я имею дело с дочерью великой омниоры Деметры – Предводительницы кланов западных омниор.
– У меня и в мыслях не было использовать это против тебя! – взвилась Селена.
– У меня тоже!
– Врешь! Ты воспользовался моей наивностью для того, чтобы я зачала от тебя Избранницу! Анаид…
– Дай мне договорить, Селена!
В этот момент Анаид решила вмешаться и во второй раз за вечер заступиться за отца:
– Прошу тебя, мама! Я же слушала, когда ты рассказывала мне о нем. Дай же теперь папе самому рассказать о себе!
Решительность Анаид или деликатная настойчивость Гуннара подействовали на Селену, и она замолчала.
Налив себе немного вина, Гуннар заговорил дрогнувшим голосом. Даже если его волнение и было притворным, и он так ловко притворялся, его рассказ потряс Анаид до глубины души.
– Вы и представить себе не можете, что такое – прожить тысячу с лишним лет… Время неумолимо. Меняются горы, реки, человеческие жилища и, в первую очередь, сами люди. Все становится иным и, в конечном итоге, исчезает. В начале жизни, когда я был молод, я хотел покорить весь мир и перекроить его на свой лад, поставив свои магические силы на службу интересам жителей родных мне северных стран.
Когда я обрел власть, по моим приказам стали строиться жилища из камня и большие драккары, бороздившие моря в поисках новых земель, которые я завоевывал и присоединял к своим владениям. Мое сердце исполнялось гордостью, когда в мои гавани возвращались груженые тканями, пряностями, зерном и драгоценностями корабли, а мой народ ликовал. Я был конунгом Олафом, правившим норвежскими фьордами. Я возглавлял экспедиции, писал стихи и даже позволил себе влюбиться в прекрасную Хельгу. Но потом она умерла. Наши дети состарились и тоже умерли.
Пережив все это, я уединился в своем поместье. Затворившись в четырех стенах, я наблюдал с вершины башни за тем, как мои земли приходят в упадок, а мои бывшие подданные поклоняются другим владыкам. Вокруг бушевали войны и полыхали пожарища. Видя все это, я поклялся себе, что не пойду проторенным путем. Пустившись в странствия, я нигде не задерживался надолго. Отгородившись от мира стеной равнодушия и не испытывая привязанности ни к чему и ни к кому, я превратил свое существование в бесцельную череду дней, месяцев, лет и столетий.
Я побывал в шкуре наемника, странника и моряка. Иногда я по несколько лет жил в какой‑нибудь отдаленной стране, учил ее язык, ремесла и искусства, но потом утрачивал к ней интерес и снова пускался в путь…
Анаид вздрогнула. Ей и в голову не приходило, что можно выбрать равнодушие и неприкаянность как средство от тоски.
«Выходит, бесчувственные на вид люди могут оказаться великими страдальцами… Неужели, и одиоры страдают?!»
– Затем меня призвала к себе мать и объявила, что настало мое время стать отцом Избранницы. Я тысячу с лишним лет ждал, когда пробьет час выполнить это свое предназначение…
Я поселился в Барселоне под видом исландского студента. Пятнадцать лет назад Барселона была прекрасна. На ее великолепных бульварах днем и ночью бурлила жизнь. Среди клумб и высоких платанов фланировали толпы народа. Знойными летними ночами трудно было не упиваться вином и музыкой, встречая рассвет за чашкой горячего шоколада в кафе с видом на ажурные башни гениального безумца Гауди.[4]Я надеялся, что быстро исполню все, что от меня требуется, а потом стану упиваться свободой и жить припеваючи, ни перед кем ни в чем не отчитываясь.
– Когда ты о нем узнал? – спросила Селена.
– О чем?
– О своем предназначении?
– Я знал о нем всегда. Кристина постоянно твердила мне, что я появился на свет лишь для того, чтобы стать отцом Избранницы. Только ради этого моя мать, – единственная из всех одиор, – взяла на себя труд обзавестись потомством.
Анаид ужаснулась.
Выходит, ее отцу, как и ей самой, пришлось томиться под бременем ответственности, не зная, сумеет ли он достойно выполнить свое предназначение!
– Бедный Гуннар, – язвительно пробормотала Селена. – Как мне тебя жаль! Помню эту кикимору Метрикселлу. Не понимаю, как тебе удалось возбудиться, чтобы с ней переспать…
– Как только я познакомился с тобой, я перестал с ней встречаться.
Несколько мгновений Селена колебалась, не зная, что ответить, а потом буркнула:
– Неправда. Ты ее не бросил.
– Правда, – веско ответил Гуннар. – И тебе это прекрасно известно. С того самого вечера, когда я впервые тебя увидел и поцеловал, остальные женщины перестали для меня существовать. Ты помнишь, как все было?
– Смутно, – с трудом выдавила из себя Селена.
– Что я тебе тогда говорил?
– Не помню.
– Все ты прекрасно помнишь! Между прочим, ты обещала, что бы ни случилось, любить меня вечно.
– Ничего я не обещала!
– Но ведь ты сама опоила отца приворотным зельем! – возмущенно воскликнула Анаид, сама слышавшая от матери эту историю.
Селена опустила глаза.
– Это было излишне, – не сводя с нее пристального взгляда, произнес Гуннар.
– Но ты же встречался с Метрикселлой!
– Ты же сама меня об этом попросила!
– Но потом…
– Потом я подумал, что Метрикселла действительно от меня забеременела, и как честный человек…
Вскочив, Селена выпрямилась во весь рост и гневно ткнула пальцем в грудь Гуннара.
– Какое мне до этого дело! Ты предал меня! Выдал меня своей матери, чтобы та отняла у меня Анаид! Ты бросил меня! Никогда тебе этого не прощу!
Расплакавшись, Селена выскочила на улицу и хлопнула дверью с такой силой, что несколько секунд в доме на колесах все тряслось и звенело, как натянутые нервы.
– Не сердись на нее. Она такая. Ее не переделать, – произнесла Анаид извиняющимся тоном, словно Селена была не ее матерью, а взбалмошной дочерью.
– Знаю, – рассмеялся Гуннар. – Между прочим, я познакомился с ней раньше тебя.
– Выходит, ты отказался от бессмертия из‑за любви к маме?
– Можно сказать, да.
– Расскажи мне все поподробнее.
Взглянув в окно, Анаид заметила на улице фигуру Селены.
Та была не в силах слушать, как рушится созданный ею миф, в котором она была несчастной жертвой, миф, который она столько раз повторяла вслух и про себя, что сама в него поверила.
– Начало ты уже знаешь. Казалось, Пророчество указывало на то, что стать матерью Избранницы суждено Метрикселле. Я стал ухаживать за ней, но на студенческом карнавале неожиданно познакомился с твоей матерью. Это была любовь с первого взгляда. Я вполне мог взять себя в руки и не думать больше о Селене, но не пожелал этого делать. В ее лице я встретил женщину, которую искал тысячу лет. Из‑за Селены я поссорился со своей матерью, которой заявил, что больше не буду встречаться с Метрикселлой, и заявил, что мне наплевать на мое предназначение… Как ты наверняка уже знаешь, Метрикселле суждено было погибнуть, а Селену заподозрили в ее убийстве… Нам пришлось бежать. Мы решили отправиться на север. Я думал, что там мы окажемся в безопасности, но просчитался. Чем ближе мы приближались к краям, в которых господствовала моя мать, тем больше росла ее власть. Мне становилось все труднее ей сопротивляться. Во время нашего бегства я, в тайне от Селены, и отказался от своего бессмертия.
– Когда это произошло? – спросила Анаид.
– В ночь солнцестояния на горе Дольмен. Там, на этой проклятой омниорами вершине, я в последний раз воспользовался своими магическими силами и вынудил духов лишить меня бессмертия. Спустившись с горы, я был уже простым смертным. Разумеется, моя мать не простила мне этого и начала преследовать, требуя, чтобы я явился к ней с отчетом о своих поступках. Потом Селена поняла, что беременна, и решила следовать за мной еще дальше на север. Наше положение очень осложнилось. Я даже не подозревал, что моя будущая дочь станет Избранницей, ведь к тому моменту позабыл о своем прежнем предназначении, считая это делом прошлого. Однако я снова ошибся…
Анаид стало очень жаль своего только что обретенного отца, в чьей жизни было так много роковых ошибок.
– Я хотел только одного – остаться смертным и состариться вместе с Селеной. Мы бы вместе растили наших детей, которых нам не суждено было пережить. Однако участь смертных – не сахар. Мне стало непросто защищать Селену от нападений Баалаты, при этом понимая, что моя гибель подпишет смертный приговор и ей, ведь Селене было не выжить на севере в одиночку. Мне очень хотелось поделить свою жизнь надвое: одна половина была бы посвящена моей личной жизни, моей семье, моим дорогим и близким, а другая – моему долгу, моему прошлому и всему тому, что я имел, когда был бессмертным сыном одиоры.
Однако моя судьба оказалась неразрывно переплетена с судьбой Селены, упрямо желавшей следовать за мной. Я не стал оставлять ее одну в Исландии, где с ней тут же расправилась бы Баалата, и попытался передать Селену под защиту омниор из Клана Кобылицы, но она не пожелала со мной расставаться. Мне осталось только обратиться за помощью к Ледяной Королеве – твоей бабушке Кристине. Не защити она нас тогда, ты, детка, не появилась бы на свет. Разумеется, при этом я заявил Кристине, что она все равно тебя не получит.
– Зачем же ты тогда обезоружил маму? Она же решила, что стала твоей пленницей! – с упреком спросила у отца Анаид.
– Нося в чреве дочь сына одиоры, Селена приобрела способность общаться с духами. От них она узнала, кто я такой, и сразу на меня ополчилась. Я заметил, что она замкнулась и смотрит на меня волком. Поэтому‑то мне и пришлось обезоружить ее и неусыпно за ней присматривать. А она решила, что я что‑то против нее замышляю и сбежала, хотя на самом деле я просто хотел ее защитить, чтобы вместе вернуться в цивилизованный мир, где мы могли зажить дружной семьей.
– А медведица? – настаивала Анаид. – Если ты больше не был бессмертным колдуном и не выполнял приказов Кристины, почему ты ее боялся? За что ненавидел?
– С медведицей у меня были свои счеты. Когда‑то давно я уже сходился с ней в жаркой схватке. Я думал, что она ненавидит меня и желает сорвать свою злобу на вас.
Анаид верила отцу. Гуннар говорил искренне, и в его объяснениях все сходилось.
– Как же ты поступил, когда решил, что мы погибли?
– В слепой ярости я убил медведицу, но перед смертью она меня изрядно помяла, так что я сам чуть не умер от ран. Ведь я был смертным.
– И тебе не пришло в голову, что мы могли уцелеть?
– По правде говоря, такой исход казался мне совершенно невероятным.
Анаид задумалась о мужестве своей матери, которая в восемнадцать лет родила ее в одиночестве среди льдов и, питаясь лишь сырой тюленьей печенью, долго блуждала по тундре в сопровождении медведицы и собаки.
– И все‑таки благодаря мужеству мамы мы не погибли.
– Не забудь поблагодарить за свое спасение и омниор. Без покровительства Матери‑Медведицы и призрака иннуита Арука, вас ждала неминуемая гибель. Вы бы пали жертвами холода, голода или хищных зверей. Я хорошо знаю север. Он беспощаден.
– А что Кристина? Разве она не сказала тебе, что мы спаслись?
– Я больше не хотел о ней слышать, – покачал головой Гуннар. – Расправившись с медведицей, я поступил моряком на первое попавшееся торговое судно и четырнадцать лет бороздил моря и океаны, постепенно старея. Печально ощущать приближение старости, но я с радостью готовился взглянуть ей в глаза. По правде говоря, я с нетерпением ждал смерти, надеясь обрести в ней забвение от страданий.
– А как ты узнал, где мы находимся? – не унималась Анаид.
– В день гибели Деметры Кристина, моя мать, пробудилась от сна. Вместе с твоей бабушкой‑омниорой исчезло заклятие, усыпившее твою бабушку‑одиору. Вернувшись в мир, Кристина отправилась тебя разыскивать и, наконец, нашла. Среди одиор только она знает, что Избранница – это ты. Остальных одиор ввела в заблуждение Селена, выкрасив свои волосы в рыжий цвет.
– А что случилось потом?
– Сначала я отказывался отвечать на вызовы матери. Но она была очень настойчива, и однажды ее гонец достиг корабля, на котором я плавал: как‑то ко мне подлетел буревестник с локоном рыжих детских волос в клюве. Я сразу понял, что моя дочь жива, и сошел на берег в первом же порту. Мы были в Индонезии. Добирался до Урта я довольно долго и когда приехал, было слишком поздно. Вы с Селеной исчезли.
– Ты побывал в Урте?
– Да.
Анаид всплеснула руками. Отец побывал в Урте! Ей очень захотелось, чтобы ее мать сидела сейчас рядом и слушала историю Гуннара…
Именно в этот момент, словно прочитав мысли дочери, в дом вошла уставшая и продрогшая, но спокойная Селена.
Гуннар замолчал и, не сводя с нее глаз, ждал, когда та присядет на стул.
Анаид даже заподозрила, что это отец мысленно вызвал ее мать. Очень близкие, понимающие друг друга без слов люди легко могут развить у себя способность мысленного общения.
Немного подождав, Гуннар продолжил свой рассказ, обращаясь на этот раз к Селене:
– Оказавшись в Урте, я стал о вас расспрашивать, и мне посоветовали обратиться к человеку по имени Макс. Я съездил к нему.
У Анаид екнуло сердце, но Селена, как ни в чем не бывало, поинтересовалась:
– Что же он тебе сказал?
– Что вы собираетесь пожениться.
Селена стиснула кулаки и кивнула.
– Выходит, ты все уже знаешь.
Анаид, возмутилась:
– А почему я ничего об этом не знаю?! Почему ты даже не познакомила меня с этим типом?!
– Не хотела рисковать, – покосившись на дочь, буркнула Селена.
– Ерунда какая‑то. Этот Макс просто… Просто олух! – воскликнула Анаид, вспомнившая свою короткую встречу с новым другом матери. Анаид с Максом совершенно не понравились друг другу, в первую очередь потому, что до того вообще друг о друге не знали.
– Как‑нибудь без тебя разберусь, за кого мне выходить замуж! – огрызнулась Селена.
Гуннар взял Селену за руки. Она попыталась вырваться, но Гуннар был очень силен, и ей было не освободиться.
– Ты его любишь?
– Это что, допрос? – сквозь зубы прошипела Селена.
Гуннар сжал ее руки еще сильнее, и она невольно подняла на него глаза.
– Не стану тебе лгать, утверждая, что все это время ждал нашей встречи. Но лишь потому, что считал тебя мертвой. Все эти пятнадцать лет каждую ночь я видел тебя во сне. Я люблю тебя, Селена! А ты? Ты еще меня любишь?
Не дрогнув под взглядом серо‑синих глаз Гуннара, Селена набрала в грудь больше воздуха, а потом громко и отчетливо произнесла:
– Я люблю Макса и выйду за него замуж.
– Неправда! – возмущенно воскликнула Анаид. – Ты говоришь так, только чтобы сделать папе больно. Твой Макс – пустое место!
Но Гуннар вздохнул, отпустил руки Селены и покорно склонил голову.
– Как знаешь, Селена. Ты свободна в своих поступках.
Ужаснувшись тому, что отец отступит перед первой же трудностью, Анаид воскликнула:
– Но ведь ты ждал нас все это время! Видел во сне! Ты же хотел создать семью, а не снова ее потерять!
Повернувшись к дочери, Гуннар обнял ее.
– Я нашел тебя и ни за что тебя не потеряю!
– Очень трогательно! – усмехнулась Селена. – Прекрасно сыграно! Усталый скиталец обрел давно утраченную любовь и дочку‑красотку в придачу. Держите меня, сейчас я расплачусь!
– Это же мой отец! – воскликнула возмущенная сарказмом матери Анаид. – Какая ты злая! Неужели ты не способна прощать?!
– Браво! – захлопала в ладоши Селена. – Я же говорила – прекрасно сыграно. Она уже за тебя. Анаид пятнадцать лет даже не подозревала о твоем существовании, а за пару часов ты так запудрил ей мозги, что теперь она наверняка считает, что во всем виновата только я. Какой же ты лжец!
Анаид не желала слушать мать, казавшуюся ей сейчас самовлюбленной и жестокой эгоисткой, отказывавшей собственной дочери в том, чего ей хотелось больше всего на свете – в дружной семье.
А Селена продолжала самым язвительным тоном:
– Все, как в кино. Блудный отец возвращается к домашнему очагу, голодный, уставший, и обещает всех любить и обо всех заботиться. Но в жизни все не так просто, как в сказках бабушки Деметры. Кстати, Анаид, твою бабушку убили одиоры, а Гуннар был, есть и всегда будет сыном одной из них. Мы с ним заклятые враги. У нас не может быть ничего общего! Поняла?! Ничего ты не поняла, но меня это мало волнует!
Хотя Селена говорила совершенно искренне, с каждым ее словом Анаид все глубже проникалась симпатией к отцу. Ведь и она, Анаид, наполовину одиора! Чистокровная омниора Селена просто не знает, что значит – внезапно понять, что и в тебе таится изрядная доля мрака!
– А теперь можешь убираться туда, откуда пришел! – заявила Селена, не обращая внимания на душевные терзания дочери.
– Никуда я не пойду! – заявил Гуннар.
– Повторяю: я не люблю тебя и не желаю тебя видеть! – прошипела Селена.
– Я здесь не только ради тебя. Неужели ты думаешь, что я оставлю свою дочь на растерзание Баалате?!
– Это все отговорки! – раздраженно воскликнула Селена. – Уходи!
– Это не отговорки. Баалата уже рядом. Вам с Анаид с нею не справиться.
– Она присылает мне сообщения, а ты ничего мне не говоришь! – не выдержала Анаид.
– Ты что, брала мой мобильный?! – побледнев, спросила у дочери Селена.
– Я знаю, что ты получаешь от Баалаты адресованные мне сообщения, – не моргнув глазом, продолжала Анаид.
– Я не хотела, чтобы ты их читала, – неохотно пробурчала Селена. – Баалата могла почувствовать, где ты находишься!
– Почему же ты их не стерла?
– А вдруг они еще пригодятся! Я хочу переслать их Елене. Может, они ей подскажут, как нам защититься от этой ведьмы.
– Ты ничего не заметила на улице? – внезапно спросил у Селены Гуннар.
Не дожидаясь ответа, он приоткрыл дверь и пристально всмотрелся в темноту.
Звезды на небе погасли. На улице воцарилась кромешная тьма.
Анаид вздрогнула. «Что это за тень среди миндальных деревьев?!»