СОДЕРЖАНИЕ
7 ОТ ПЕРЕВОДЧИКА
10 ПРЕДИСЛОВИЕ от Уэйна Гретцки
11 ГЛАВА 1: НЕФТЯНИК ДО САМОЙ СМЕРТИ
14 ГЛАВА 2: ПЕРЕХОД В ПРОФЕССИОНАЛЫ
21 ГЛАВА 3: С ЧЕГО ВСЕ НАЧАЛОСЬ
32 ГЛАВА 4: ЗАХВАТ С ЛЕВОЙ
46 ГЛАВА 5: ПЕРЕХОД В НХЛ
54 ГЛАВА 6: ВЗБИРАЯСЬ НА ВЕРШИНУ
63 ГЛАВА 7: ПОТЯГИВАЯ ИЗ КУБКА
71 ГЛАВА 8: ИГРАЯ С ВЕЛИКИМ
87 ГЛАВА 9: БИТВА ЗА АЛЬБЕРТУ
92 ГЛАВА 10: УРОК ОТ «АЙЛЕНДЕРС»
98 ГЛАВА 11: НА ВЫЕЗДЕ
105 ГЛАВА 12: ДРУЗЬЯ НА ПОДМОГУ
118 ГЛАВА 13: ОТРЫВ ПО ПОЛНОЙ
127 ГЛАВА 14: 100 ТЫСЯЧ НА ГОЛЬФ-КЛУБЫ
135 ГЛАВА 15: ДЕРИСЬ ИЛИ ПРОВАЛИВАЙ
147 ГЛАВА 16: ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
161 ИСТОРИИ ВОСПОМИНАНИЯ
173 ПОСЛЕСЛОВИЕ от автора
174 БЛАГОДАРНОСТИ
Людмиле Михайловне, Светлане Николаевне и Игорю Михайловичу, моим друзьям Сереге и Наташе, без которых всё это было бы невозможно. Памяти Дэйва Семенко и всем преданным фанатам «нефтяников» посвящается!
ОТ ПЕРЕВОДЧИКА
У меня дома есть клюшка и пара шайб. Я стоял на коньках не больше 10 раз в жизни и никогда не интересовался хоккеем прежде, чем мне исполнилось 18. Ровно 6 лет назад, 23 декабря 2012 года, мне впервые в жизни довелось побывать на хоккейном матче. С этого все и началось…
Победы и поражения, триумф в Континентальном кубке, 9-я строчка в Западной конференции, участие в Кубке Надежды, смена тренера, домашний драфт, невероятный второй сезон, начало строительства новой арены и долгожданный выход в плей-офф, пение гимнов, походы в фан-магазин на «Дружбе» и дружба с ФК «Шахтер». Город дышал хоккеем! За время своего недолгого пребывания в КХЛ «Донбасс» успел приобрести немалое количество преданных болельщиков. Но в тот день, он получил меня.
Это было потрясающее время, чтобы начать интересоваться игрой. Национальная хоккейная лига как раз объявила очередной локаут, и многие звезды западных клубов переехали в КХЛ. Тогда в составе нашей команды, которая впервые выступала на столь высоком уровне, играли НХЛовцы Руслан Федотенко (Нью-Йорк Рейнджерс), Алексей Поникаровский (Виннипег Джетс) и Антон Бабчук (Калгари Флэймс). За эти недолгие несколько месяцев в Донецк приезжали Александр Овечкин и Евгений Малкин, Сергей Гончар и Сергей Бобровский. Но в тот вечер, когда мой друг и его отец впервые привели меня на хоккей, в городе гостил омский «Авангард».
Игра была тягучей и непонятной. Я не успевал следить за шайбой и, конечно, ещё не понимал, во что выльется для меня эта разовая спортивная акция. «Донбасс» проиграл 0-2 в матче, необыкновенно похожем на тот конкурентный и трудовой хоккей, в который сегодня, так умело, играет «Эдмонтон» под руководством Кена Хитчкока.
Сейчас я не могу не замечать в этом некоторых совпадений: «Авангард», как и «Донбасс», вынуждено покинул свой родной дом. А тогда единственной для меня отличительной чертой омской команды была её эмблема – летящий ястреб, которые в начале 2013 года не мог ассоциироваться у меня ни с чем другим, кроме молодой и неудержимой команды «Чикаго Блэкхоукс», сметавшей всех на своем пути. Удивительно, что при всем своем интересе к «Чикаго», включая его баскетбольное наследие («Буллс» 90-х всегда были моей любимой баскетбольной командой), мой североамериканский ледовый выбор остановился на «Эдмонтоне».
Я начал следить за «Ойлерс» в том самом 2013, абсолютно ничего не зная об их легендарном прошлом. Только любимые цвета и необычное название города, затерянного где-то в глубине канадского севера. С уходом «Донбасса» из Лиги мой интерес все больше переключался за океан. Увлечение клубом и его историей, не просто привело меня к любительскому занятию спортивной журналистикой, но и напрямую способствовало появлению этой книги.
Новость о смерти Дэйва вместе с желанием отметить его вклад в успехи команд прошлого и настоящего вылилась в отчаянные поиски каких-либо отрывков его автобиографии. К счастью, в многочисленных разделах Амазона можно было отыскать что угодно. Оригинальный экземпляр книги преодолел тысячи километров, переезжая из Пенсильвании в Нью-Джерси, Киев, а затем Донецк. Тремя почтами, через пару границ, один океан и один фронт, чтобы в итоге оказаться у вас в руках.
Александр Серединцев
D.S.:
Маме, папе, Брайану, Брэду, Марку, Джэйсону, Келли и Марветт
L.T.:
Дэборе, Митчу, Чэду и папе
ПРЕДИСЛОВИЕ
В период с 1979 по 1986 в моей «нефтяной» карьере было немного заброшенных шайб, в которых среди ассистентов не значилось бы имя Дэйва Семенко. Да, скорее всего статистика Национальной Хоккейной Лиги не покажет вам такого количества голевых передач у Дэйва, но поверьте моему слову, это была его заслуга.
Чтобы забрасывать в НХЛ нужно для начала занять удобную позицию, а уже потом найти правильное время для броска. Пока с нами в команде был Дэйв Семенко, мы с Яри Курри могли бросать по воротам столько сколько хотели! Дэйв начинал беспокоиться об этом с того самого момента, как перед нами открывались двери служебного входа очередной арены НХЛ.
Ни для кого не секрет, что хоккей – это тяжелый вид спорта. Если не брать во внимание пару тройку ребят вроде меня, здесь сплошь и рядом играют настоящие крепыши. Просто поверьте мне на слово, Дэйв Семенко был одним из самых жестких. Может быть даже самым жестким из всех, кто когда-либо играл в хоккей. О его силе ходили легенды среди профессионалов ещё задолго до того, как он перерос уровень юниорских лиг!
Не случайно ведь Дэйв был одним из самых популярных «нефтяников» как среди фанатов, так и среди одноклубников. Но если вы знали его не очень хорошо, для вас он так и оставался человеком пары слов. Хоккей на пределе своих возможностей день ото дня. Его стиль игры не зачаровывал, зато эффективность действий измерялась чемпионскими перстнями.
Я убежден, что присутствие Дэйва в «Эдмонтоне» ощущалось командой гостей уже на этапе 45-минутного переезда из аэропорта в город. Возможно, он - единственный из игроков, кому удавалось запугать оппонентов до такой степени, что те отказывались выходить на лёд! Но болельщики и друзья ценили его не за жесткость, а за умение видеть все в перспективе. Он напоминал нам всем, что хоккей – это всего лишь игра. Помогал смеяться и шутить над и друг с другом.
Его никогда не беспокоило то, что все признание достается бомбардирам. Дэйв помогал команде по-своему и был счастлив быть одним из нас. Я часто думаю о Семенко сейчас. Что я представляю в этот момент? Нет, не пронзительный жесткий взгляд, заставлявший многих тяжеловесов отводить глаза вверх и вниз, лишь бы на него не смотреть. Мне вспоминаются его маленькая улыбка, быстрое подмигивание и слова: «Не бойся, Гретц!»
И знаете что? Я никогда не боялся!
Уэйн Гретцки
1:
НЕФТЯНИК ДО САМОЙ СМЕРТИ
Наш самолет был в пятнадцати минутах от Эдмонтона, когда мой мир остановился. Нет, мы не разбились. Но для меня это было даже похуже аварии.
Я сидел в хвосте самолета и, как обычно, играл в покер с парнями. Все были в хорошем настроении. Да и почему нет? Мы - «нефтяники» из Эдмонтона, короли Национальной Хоккейной Лиги, лучшая команда мира. Мы уже выиграли два Кубка Стэнли и собирались сделать это в третий раз. Мы только что «упаковали» еще одну успешную выездную серию, добыв легкую победу со счётом 7:4 над «Джетс» в Виннипеге и направлялись обратно в Эдмонтон.
Казалось, так будет целую вечность. По крайней мере, мне не приходилось в этом сомневаться, перебирая карты за игровым столом. В тот момент я почувствовал хлопок по плечу и, посмотрев вверх, увидел нашего тренера, Глена Сатера, стоявшего в проходе.
«О-оу!» - подумал я. «Что я натворил на этот раз?»
Я сводил Слатса с ума в течение девяти лет. По правде говоря «Ойлерс» получили не ангела, подписав меня. За все эти годы Слатс объявил нам, наверное, около тысячи комендантских часов. Полагаю, я нарушил 999 из них, и он ловил меня каждый раз.
«Я обменял тебя в Хартфорд», - сказал Сатер, вручая мне клочок бумаги. «Эмил Фрэнсис – их генеральный менеджер. Вот его номер».
Намного позже, когда шок прошел, я вспомнил, как Слатса позвали со льда во время нашей утренней тренировки в Виннипеге. Прямо во время упражнений, которые он проводил, его вызвали в раздевалку ради телефонного звонка. Кто знает? Может он говорил с Фрэнсисом, и они как раз собирались закрыть сделку в тот момент.
Должно быть, я был, правда, ужасен на той тренировке.
«Он наверняка шутит», - именно такой была моя первая реакция на слова Слатса об обмене. За эти долгие годы мы все усвоили одну вещь: то, что Глен Сатер говорит и то, что он имеет в виду на самом деле, не всегда означает одно и то же. Слышали о чтении между строк? Зная Слатса, вам лучше всегда слушать между предложений. Так было и в случае с его командным приглашением в «Веселый лагерь».
Это был 1978 год, мой самый первый лагерь в профессиональной карьере, и он был… ну, он был особенным. Хотя бы из-за того, что он проходил в Европе. Поездка туда для проведения предсезонной подготовки означала, что нам нужно было начать занятия раньше даты прописанной в коллективном соглашении, так что всем пришлось подписать одну отказную.
Прежде всего, вам нужно представить офис Слатса. Большой письменный стол. Большой стул. Мертвые птицы. Мертвые рыбы. Да, это очень точно описывает ту обстановку. Он любил активный отдых, в связи с чем, многие его трофеи были расставлены по комнате. Не знаю, поймал ли он их сам или где-то купил, но все эти набитые чучела были там.
«Ты не обязан подписывать это и ехать туда» - сказал Глен, протягивая мне бумагу через свой стол. Конечно, мы могли её не подписывать. Но посидев и подумав, мысленно задаешь себе вопрос: «Как можно попасть в состав команды, не играя в тренировочном лагере?» К тому же рано или поздно лагерь все равно начнется. А тут подворачивался отличный шанс на бесплатное путешествие в Скандинавию. Как мы могли отказаться от такого? Особенно после того, во что Слатс заставил нас поверить. Все мы получили от него письмо с описание предполагаемой поездки, в котором он даже не называл это тренировочным лагерем. «Веселый лагерь» - самое обманчивое название документа, которое мне когда-либо приходилось получать от «Ойлерс». Мысли об обмане возникли у меня с самого начала. Мы рассчитывали на то, что останемся в Стокгольме среди множества ярких огней и прекрасных блондинок, а в итоге отправились в никуда. Две тренировки в день в крошечном городке посреди глуши, прыжки с автобуса на автобус по пути на выставочные матчи в небольших и холодных хоккейных аренах соседних городов. Никто из нас не знал языка. Один наш игрок, Пол Шмыр, имел привычку смотреть телепередачу «Маппет-шоу» по возвращении домой. Одним из героев этой передачи был «шведский повар». Так что Пол говорил на ломаном английском с глупым акцентом, который был у той куклы, представляя себя официальным переводчиком команды в том путешествии. У нас не было ни единого шанса.
Мы сумели занять себя в Стокгольме в ходе шестичасового ожидания «круизного корабля», который, со слов Слатса, должен был доставить нас в Хельсинки. «Послушайте, на корабле есть два ночных клуба» - сказал он нам. «Мы с тренерами не хотим вам мешать, поэтому мы разделимся: менеджмент в одном клубе, игроки в другом. Хорошо провести время, парни». Оказавшись на этом «круизном корабле», мы выяснили, что это чёртово корыто было чем-то вроде переделанного парома. Без шаффлборда и стрельбы из лука. Я до сих пор удивлен, что оно вообще было на плаву. Нас тут же посадили рыбачить.
Наш ночной клуб, который Слатс так любезно предоставил игрокам, оказался туалетной кабинкой на корме лодки. Дело усугубило и то, что мы застряли в этих маленьких комнатушках во время шторма. Половина наших ребят просидела в туалете до полуночи, опустив голову в унитаз. Но, по крайней мере, мы все вернулись домой "нефтяниками". И вот я сижу в самолете, где Слатс говорит мне, что я отправляюсь в Хартфорд. Чёрт возьми, он должно быть шутит! Я провел всю свою профессиональную карьеру в свитере "Ойлерс", сначала во Всемирной хоккейной Ассоциации, а затем в НХЛ. Они никогда меня не обменяют. Во всяком случае, я так думал.
Может быть это розыгрыш? Забавные шутки стали чем-то вроде традиции в "Эдмонтоне", особенно с наступлением дедлайна. Ли Фоголин был нашей любимой жертвой. Долгие годы я подшучивал над ребятами на тему обменов, и вот теперь, похоже, наступила расплата. Фоги был надежным защитником, честным гражданином, да и вообще, его спокойно можно было назвать «хорошим парнем». При этом он становился немного нервным всякий раз, когда приближался дедлайн. Я же никогда не упускал случая его разыграть. Подыскивал имя журналиста из другого города, выдумывал его несуществующий телефонный номер, и оставлял Ли сообщения у оператора гостиницы с просьбой перезвонить репортеру. Фоги возвращался в отель, получал сообщение и был уверен, что его уже обменяли.
Марк Мессье и Ли Фоголин всегда жили вместе в одном номере. Однажды в девять часов вечера накануне дедлайна лампочка сообщений на их автоответчике начала мигать. Это было мое сообщение для Ли с просьбой перезвонить одному газетчику из Баффало. Он был ошеломлен. Сказав Марку, что он не подойдет к телефону и не будет ни с кем разговаривать, он сел в кресло в состоянии полнейшего шока. Вдруг телефон зазвонил снова, и Марку пришлось буквально снимать Ли с потолка.
Месс ответил на звонок, помолчал пару секунд и сказал Ли, что Глен Сатер просит его к телефону. Бедняжка Фоги не мог сказать ни слова. Он был напуган до потери пульса. Оказалось, что Ли просто должен был выполнить кое-какие работы по дереву в подвале у Слатса, и тот как раз звонил договориться по этому поводу. Но мой случай не был шуткой. Да и Слатс ни за что не доверил бы мне размахивать молотком в своей гостиной. До Рождества 1986 оставалось около двух недель, а я прощался с командой, к которой присоединился в 1977. Командой, в которой я собирался закончить свою карьеру.
Но это был не конец. Я доиграл тот сезон в составе "Уэйлерс", а уже в следующем году оказался в "Торонто" Джона Брофи. Впрочем, большая часть меня никогда не покидала Эдмонтон. Другая же, с нетерпением ждала возвращения.
2:
ПЕРЕХОД В ПРОФЕССИОНАЛЫ
По иронии судьбы, в самом начале я не очень-то торопился в Эдмонтон. В 1977 я уходил в профессионалы из своей юниорской команды «Брэндон Уит Кингс» с двумя вариантами продолжения карьеры на руках: «Миннесота Норс Старс» в Национальной Хоккейной Лиге и «Эдмонтон Ойлерс» во Всемирной Хоккейной Ассоциации. И если бы не Глен Сатер, я, скорее всего, оказался бы в Миннесоте.
Предложения «звёзд» и «нефтяников» были одинаковыми в финансовом плане, но в контракте первых была одна заминка – они хотели предложить мне двухстороннее соглашение. Это значило, что как только во мне перестанут видеть игрока НХЛ, меня тут же отправят в нижние лиги с меньшим окладом. Фарм-клуб был последним местом, где мне хотелось бы оказаться. Люди очень быстро терялись там из виду. Я слышал истории о многих игроках, с которыми это произошло, и четко для себя решил: «Со мной этого не случится!».
Но даже с учетом этого я не был готов отказаться от НХЛ ради выступлений за «Эдмонтон». Тогда в Ассоциации уже играло несколько звёзд, но кто на самом деле мог гарантировать стабильность клубов и Лиги в целом? Я был не уверен во многих вещах. Изначально, мои интересы представлял парень по имени Фрэнк Милн. Но он не видел во мне перспектив, поэтому я перешел к агенту из Миннеаполиса, Рону Саймону. Его мне посоветовал Брайан Хекстолл, бывший игрок НХЛ и друг моего юниорского тренера Данка МакКэллума.
И хотя мне не хотелось отказывать «Эдмонтону», Саймон уговорил меня сделать последний «вежливый» звонок Сатеру, перед тем, как подписать соглашение с «Норс Старс». «Не дай Дэйву подписать контракт с Миннесотой!» - сказал тогда Слатс моему агенту. «Они отправят его в фарм-клуб! Скажи ему, что если он окажется у нас, то будет играть в большой команде». «Так почему бы вам не предложить ему односторонний контракт?» - спросил его Саймон. Сатер сказал, что перезвонит через 5 минут, но на деле понадобилось еще меньше. Пару минут спустя он набрал наш номер и сказал: «Всё, дело сделано». Я сел на ближайший самолет в Эдмонтон и подписал контракт с «Ойлерс». В тот момент я ещё не знал, что у «нефтяников» просто не было фарм-клуба: Сатер не смог бы отправить меня в любую из низших лиг, даже если бы очень того захотел.
Первым изменилось моё игровое время. Я не был успешным юниором, игравшим по полматча и больше, как это случалось со мной в «Брэндоне». Я – новичок среди профессионалов, которому Слатс давал не так много шансов. Сатер смотрел на скамейку, видел меня и думал: «Так, мы ведем в пять шайб, и до конца игры осталось 30 секунд. Пожалуй, выпустить Семенко сейчас будет безопасно. По крайней мере, он точно уже не успеет сравнять счёт».
Но это всё равно было здорово. Я играл среди профессионалов, а моя жизнь внезапно менялась в сторону чистой роскоши. Во время моей юниорской карьеры меня никогда не беспокоили переезды на автобусах. Честно говоря, с ними было связано много интересных историй. Но вот, буквально через несколько дней после отъезда из Брэндона, я сажусь в самолет вместе с «Эдмонтон Ойлерс» и лечу на очередную хоккейную игру в Хьюстон, с трехчасовой остановкой в Лас-Вегасе по дороге! Идеально.
По всем признакам Смоуки МакЛауд, был лидером команды. Это было нелегко заметить, потому что все ветераны одновременно двигались к выходу, как только самолет выруливал к терминалу. Смоуки никогда не выходил первыми из самолета, зато всегда раньше других оказывался на месте остановки такси. Я хорошо это помню, потому что всегда стоял рядом с ним у дороги и так же «голосовал» в надежде на поездку. Мы направлялись в место, которое сейчас называется «Баллис Лас-Вегас», первое в жизни казино, которое я видел собственными глазами.
Ещё во время юниорских автобусных переездов я немного научился играть в блэк-джек. Но здесь в Вегасе у них были специальные знаки для карт и всего-такого. Сам я не знал, какие сигналы нужно подавать, когда мне нужна была лишняя карта или, когда я хотел остановиться. Поэтому я просто стоял там и наблюдал за игрой в течение двух часов. Я бы ни за что не позволил себе выглядеть глупо перед теми людьми. К тому же, тогда само пребывание там было для меня чем-то особенно волнительным.
И если вы думаете, что я был настоящим провинциалом в Вегасе, вы просто не видели деревенщины, вышедшей на лёд в составе «Эдмонтона» под двадцать седьмым номером на игру в Хьюстоне. Там на стенах арены есть два больших экрана в каждом из концов ледовой площадки. Это были две по-настоящему огромные штуки, и, конечно же, я не видел ничего подобного прежде. Счет дней после отъезда из Брэндона еще не дошел до семи.
Я вышел на лёд в своей первой смене и оказался ровно напротив центрального нападающего соперников. Тогда-то я и посмотрел вверх, впервые увидев свою команду по телевизору. «О, это круто!» - подумала я за секунду до того, как увидел самого себя на экране. По крайней мере, я думал, что это я. Никогда раньше мне не приходилось видеть себя по ТВ, так что я не мог быть уверенным на 100%. Я немного пошевелил своим локтем. Действительно, парень на картинке тоже пошевелил локтем. Затем я поднял левую руку вверх и почесал свое ухо. Он методично повторил за мной и этот несложный трюк. Да, без сомнений, это был я.
Но пока все это происходило, я пропустил чертово вбрасывание. Игра переместилась от центрального круга к углу у их ворот. Затем шайба прошла за ними и по дальнему бортику была направлена соперником в сторону нашей зоны. Ребята кружили вокруг меня, а я стоял как вкопанный, почесывая ухо и покачивая локтем в центральном круге, стараясь разглядеть себя на большом экране. Кажется, уже через пять секунд кто-то крикнул мне «Проснись!», но когда я вернулся на скамейку, было ощущение, что я простоял на льду около часа.
Мне было негде спрятаться, поэтому приходилось просто сидеть на лавке и чувствовать себя идиотом. Прощальный совет Данка МакКэллума данный мне ещё в Брэндоне невольно всплыл в моей памяти.
Сейчас Данка уже нет. Он умер от рака в 1983, ещё совсем молодым. Данк МакКэллум был не просто моим тренером в «Уит Кингс», но ещё другом и вдохновителем. Я завел привычку набирать форму до того, как получал приглашение в летний лагерь от Данка, который все ещё играл в WHA, когда я впервые приехал в Брэндон из Виннипега. Многие профессионалы тогда проводили свои каникулы в юго-западной Манитобе и часто приезжали в лагерь подготовки «пшеничных королей», чтобы поднабрать форму к моменту открытия лагерей собственных клубов. Я же несколько лет подряд возвращался к катанию вместе с местными хоккейными детишками.
Странно, но мое самое яркое воспоминание о первой тренировке Данка с нами – его краги с логотипом «Хьюстон Аэрос». Я не привык видеть амуницию такого качества. По сравнению с тем, в чем играли мы, они были очень хороши. Мне казалось, что я смогу забивать, надев на себя эти штуки. В этом и была проблема всей моей карьеры. Мое развитие протекало в нормальном ключе, и все было прекрасно, как вдруг мне в голову закралась мысль, что я могу забивать по 50 шайб за сезон. Данк показал мне, что хоккей – это не только юниорская карьера. Никогда прежде я об этом не думал. Эмоции от попадания в состав «Брэндона» были очень сильными. Похожее чувство пришло еще раз, когда я узнал, что меня задрафтовали в НХЛ. Мои родители были в восторге. Я был в восторге. Это была вершина – я играл в хоккейной лиге Западной Канады.
Данк знал многих ребят, для которых юниорский хоккей был предлогом, чтобы бросить школу. Они приходили, играли три сезона и, если попадали хоть куда-то после этого, могли называть себя победителями лотереи, сорвавшими джек-пот. Я окончил 11-й класс в Виннипеге, но мои родители настояли, чтобы я продолжил учиться в Брэндоне. И если бы я бросил школу, они мигом вернули бы меня домой. Но с чего бы мне было её бросать? Я прекрасно проводил там время. Мне пришлось разделить программу 12-го класса на два года, чтобы успевать одновременно учиться в школе и играть в хоккей. Мы тренировались в середине дня, так что утро я всегда проводил на занятиях, если мы, конечно, были в городе.
Учителя в школе Крокус Плэйнс были великолепными. Никаких упреков, даже с учетом того, что я не блистал отметками. В то время, когда мы отправлялись на выезд на неделю и больше, мне не приходилось видеть книг с момента нашего отъезда и до возвращения обратно. По крайней мере, книг без глянцевых картинок. И я как-то с этим справился. Мой выпускной также отличался от остальных. Все эти головные уборы были мне не очень-то к лицу, так что никому не пришлось лично вручать мне диплом. Я просто пришел в кабинет секретаря, взял его из кучи бумаг на столе и сделал ноги.
Каждый раз, когда у нас выпадала свободная минутка, мы просили Данка рассказать нам о том, что же значит быть настоящим профессионалом. Мы видели, как живет он: в прекрасном доме, где у него всего было в достатке. Он был большим собственником, а еще выращивал скот симментальской породы. Его истории о друзьях из WHA и городах, где они бывали… а я то привык к Мэдсин Хэт и Флин Флон… никого не оставляли равнодушным.
На старте сезона 1977-78 я должен был стать новичком, и уже несколько подустал от юниорского хоккея. «Миннесота Норс Старс» выбрала меня во втором раунде драфта 1977, но не собиралась платить мне те деньги, на которые я рассчитывал. Чтобы не быть голословным, их первое предложение – трехсторонний контракт на 8, 15 и 30 тысяч долларов. А мне меньше всего на свете хотелось играть где-нибудь внизу за 8 тысяч долларов в год.
«Хьюстон» был первой организацией WHA, получившей мои права на драфте 1977. Но мне так и не посчастливилось сыграть за них из-за финансовых трудностей клуба. «Аэрос» пришлось серьезно потратиться на новый массивный контракт для Андрэ Лакруа. Внезапно я оказался им больше не нужен, и они обменяли меня в Эдмонтон. Все выглядело так, будто они и не собирались платить мне столько, сколько я хотел получить.
Так что я выдержал паузу в шесть-семь игр на старте сезона и уже планировал провести еще один год в Брэндоне в качестве юниора-переростка. Я считал, что вполне могу рассчитывать на достаточное количество игрового времени в составе «Уит Кингс», а еще вероятно получить прибавку к зарплате, относительно всех остальных ребят.
Судьба приучила меня жить на средства, которые едва ли можно было назвать «богатством». Когда в 1974 я начал выступать за их вторую по старшинству команду, «Брэндон Тревеллерс», мне платили по 25 баксов в месяц. По какой-то причине, они разделили их не поровну на два выплаты. Нам всегда больше нравилась вторая половина месяца, когда мы получали на руки чек на 15 долларов. Дополнительные 5 баксов всегда были кстати.
За следующие три года мне удалось повысить свою зарплату до 200 долларов в неделю. Это была хорошая прибавка, но даже несмотря на это мы кое-в-чем «срезали углы». У нас появилась привычка слоняться вокруг одной из пиццерий сети «Трифон», жалуясь на то, что мы убиваемся в каждой игре, пока хозяин, и по совместительству большой фанат «Уит Кингс», наконец не жалился над нами и не давал нам одну пиццу даром. Кроме того, были летние работы, где всегда можно было рассчитывать на пару сотен баксов дополнительного заработка. Каким-то образом деньги, казалось, никогда не заканчивались. В то время я еще ничего не знал о том, как зарабатываются 40-50 тысяч долларов, зато уже тогда я умел жить по средствам. Где-то по пути эта способность начала ослабевать.
Те семь игр в WCHL перед переходом в профессионалы были самыми приятными из всех, в которых мне довелось принимать участие. Они, конечно, были и самыми необычными. Я забросил 10 шайб и отдал 5 голевых передач, был большой звездой, играл, как хотел и делал вещи, которые никогда не делал до этого. Да и после этого, если быть честным. Время на льду было отличным, но это и было странным. В свой первый сезон в Брэндоне, когда мне было 17, меня вызывали в основу «королей» всего пару раз тут и там. Обычно накануне матчей с «Нью-Уэстминстер Брюинс».
Они играли в привычной для себя силовой манере, а я просто должен был сидеть на лавке, на случай если случится какая-то заваруха. Но меня все устраивало, правда. После уличных катков и маленьких арен на окраинах, где мне приходилось играть прежде, юниорская лига казалась мне уровнем профессионалов. Наша пятитысячная арена в то время была для меня настоящим гигантом. Но даже, когда я пробился в основу «пшеничников» через год, мне не очень сильно везло с игрой. Я был парнем из четвертого звена, которому приходилось много драться. А драться всегда было с кем.
На юниорском уровне у тебя по-настоящему мало времени, чтобы засветиться перед скаутами. Так было и в лигах пониже. Да и сейчас ничего не изменилось. Парням хотелось играть. Так что если ты не подходил на роль снайпера или специалиста обороны, тебе приходилось становиться бойцом и вживаться в роль тафгая. Самый верный способ заработать себе репутацию в этом деле – драться с лучшими. А их в Лиге всегда было предостаточно, по крайней мере, до моего финального сезона на юниорском уровне. Барри Бэк, игравший за «Нью-Уэстминстер», был одним из лучших. Похоже, у нас была какая-то негласная договоренность, потому что мы никогда не дрались друг с другом.
Когда все слетали с катушек в матчах Брэндона и Нью-Уэстминстера, мы с Барри более-менее мирно стояли в сторонке, наблюдая за происходящим и позволяя другим спустить пар. Но в тех последних семи матчах на льду был только один сильный боец, и это был я. Соперники давали мне столько свободы, что это больше походило на праздничное катание с болельщиками.
Мне понадобилось немного времени, чтобы заработать себе репутацию бойца. Я ведь постоянно дрался. Новости разлетались очень быстро. В юниорских лигах обсуждения ведутся абсолютно везде. И вот, ты сидишь в раздевалке или ешь пиццу, а рядом уже слышится: «Эй, ты знаешь того парня? Видел, как он дерется? Он нереально крут». Так что если ты подрался с одним типом или настучал другому, будь готов к тому, что скоро об этом узнает вся округа. Для этого не нужно было много времени. Репутация, полученная однажды, всегда оставалась при тебе. К тому же, я никогда не волновался на этот счёт. Все случалось настолько быстро, что мне некогда было забивать себе этим голову. Формула была простой: сначала делай – потом переживай.
Как-то раз мы почти учинили бунт в Реджайне. Я был участником одной из этих шумных потасовок, которые часто случаются после драки. Уже наполовину высунувшись из штрафного бокса, чтобы снова ввязаться в бой, я глянул на другую сторону площадки, где Данк, активно жестикулируя, показывал мне, чтобы я оставался на месте. Иначе я получил бы дисквалификацию. Тогда в Реджайне, наверное, впервые в жизни, я сделал вид, что подчиняюсь правилам. Я остался на месте. Где-то еще на минуту. Затем их игрок атаковал нашего вратаря, а в моем понимании это было куда хуже, чем выскочить со скамейки штрафников.
Я направился прямиком к этому парню через всю площадку, схватил его, пару раз вмазал ему кулаком и повалил на лёд, где мог еще несколько раз стукнуть его по голове. В тот момент я посмотрел на скамейку «Реджайны», где их тренер Лорн Дэвис просто сходил с ума. Игроки оттаскивали его от борта. С него слетел спортивный пиджак, рубашка была разорвана, а галстук наполовину развязан, но он все еще пытался прорваться на лёд. Мне было все равно. Я крикнул, что буду ждать его там. Что он собирался делать на льду в паре уличных туфель?
Наутро Лорн раскритиковал меня в местной прессе. Он сказал, что меня нужно вышвырнуть из Лиги. Сказал, что мое место в чемпионате, где я буду играть с мужчинами, а не щеголять среди юнцов, избивая 17-лених детей. Ему легко было говорить. А как я должен был узнать, сколько кому лет? Да и кому какое дело? Он ведь на льду, верно? Мне тоже когда-то было 17, и старшие парни никогда не делали мне поблажек. Позже Лорн стал скаутом в системе «Эдмонтона» и мы здорово подружились. Но больше никогда в своей жизни мне приходилось видеть более яростного человека, чем он в тот вечер. Лорн всерьез хотел оторвать от меня кусочек.
Наконец это свершилось. Я стал профессионалом. Пока я прохлаждался в Брэндоне дела с Миннесотой и Эдмонтоном начали налаживаться. Похоже, профессиональные клубы хотели заполучить всех силовых игроков, которых можно было достать. Они задрафтовали многих здоровяков из хоккейной лиги Западной Канады. Скауты все время крутились где-то поблизости, чтобы посмотреть на наши игры в черновом как распаханное поле чемпионате, где календарь был долгим, выезды изнуряющими, а бои практически бесконечными. Суровая команда «Филадельфии Флайерс» только что выиграла второй Кубок Стэнли подряд, так что их стиль доминировал в профессиональном хоккее и многие команды искали себе больших и агрессивных форвардов. Я оказался в нужном месте в нужное время.
Моя последняя игра стала классической битвой оборон, которые часто приходится видеть в юниорском хоккее. За несколько минут до конца встречи мы вели со счетом 9:8. Я уже забросил три шайбы и отдал пару голевых, но все еще не был доволен таким результатом. Когда до конца третьего периода оставалось около 5 минут, по причинам, которые мне до сих пор неизвестны, я решил разогнаться и со всего маху наскочить на парня в углу площадки. Я не знал его имени. Честно говоря, и до сих пор не знаю. Но я в буквальном смысле размазал его по борту. Двойной малый штраф за удар локтем. И пока я был в боксе, соперники вернулись в игру, забросили два гола в большинстве и выиграли матч 10:9. Однако меня это не расстроило. Мы играли перед своими трибунами, и они все равно выбрали меня Игроком встречи, подарив классный набор принадлежностей для бритья от «Брут».
И вот после игры я сижу в своем угловом кресле, приготовленном специально для звезд команды. В прошлом году оно принадлежало Билли Дерлаго, но я занял его сразу после того, как он отправился на повышение. Растянувшись в кресле, я думал о том, насколько крутым хоккеистом я был. Я как раз начал распаковывать подаренный мне набор, когда в раздевалку влетел просто обезумевший от ярости МакКэллум. Он знал, что мой профессиональный контракт с «Эдмонтоном» или «Миннесотой» был вопросом нескольких дней, и поэтому поспешил дать мне один маленький совет:
«Семенко, я хочу сказать тебе одну вещь прежде, чем ты станешь профессионалом» - прокричал он мне. «Ради всего святого, что персонал твоей новой команды собирается для тебя сделать, ты можешь взять этот одеколон и засунуть его себе в задницу!»
3:
С ЧЕГО ВСЁ НАЧАЛОСЬ
Все началось с моих лодыжек, собственно, как и у любого другого мальчишки из Виннипега, осваивавшего коньки на льду тех уличных хоккейных коробок. Я никогда не думал, что мне придется провести 11 лет в профессиональном хоккее: два сезона с «Эдмонтон Ойлерс» в WHA, а после еще девять в НХЛ с «Ойлерс», «Хартфорд Уэйлерс» и «Торонто Мэйпл Лифс». По крайней мере, я не думал об это в детстве. Подобные вещи были далеко за пределами моих самых смелых фантазий.
Свою первую хоккейную игру я провел в рамках домашней хоккейной лиги восточного Сент-Пола, муниципалитета на окраине Виннипега. Случилось это задолго до моего первого выхода на арену. Любую арену. Мне было пятнадцать, когда я впервые вышел на лёд нашей главной хоккейной площадки в Виннипеге, во время местного юниорского Матча всех звёзд. Это было огромное событие! Сколько раз я ходил туда со своими друзьями, чтобы посмотреть на игры «Виннипег Джетс»?!
Получить шанс сыграть на их льду – событие всей жизни! Все дети о чем-то мечтают, и я не был исключением. Я мечтал играть в высших лигах, но эта мысль всегда была нечеткой. В ходе моей юниорской карьеры я ни разу не задумывался о том, что будет, если я не заиграю на профессиональном уровне. В основном потому, что я никогда не позволял себе продумывать все так далеко вперед. Я был слишком занят делами, чтобы думать даже о пост-юниорском периоде своей потенциальной карьеры.
Я всегда жил сегодняшним днём. Даже во время своих выступлений в «домашней» лиге, где сначала ты играл за свою постоянную команду, а потом отправлялся на множественные пробы в различные клубы из лиги «ААА», о сроках которых они сообщали в местных газетах. Компания ребят, с которыми мы росли, играя в хоккей зимой, летом также играла в бейсбол. Мой отец тренировал оба эти коллектива. Какое-то время мы даже пытались играть в футбол, но это был не наш спорт.
У нас в районе имелась большая поляна, так что мы с парнями взяли папины газонокосилки и организовали там спортплощадку. Сначала это было футбольное поле, но оно нам быстро надоело и мы стали использовать его для игры в хоккей с волейбольным мячом вместо шайбы. Мы всегда играли во что-то похожее на хоккей. Летом мы часто проводили дни на велосипедах. Думаю, тогда мы были на колесах столько же времени, сколько и на ногах. Мы прощались с мамами после завтрака, а в следующий раз виделись только во время ланча. Потом мы снова пропадали до ужина. Но ни один день не проходил без клюшки.
Мы устраивали поле на дороге и бросали друг другу по воротам. Не знаю, как наши родители жили с тем шумом, который создавали шайбы, ударяясь о железные ворота гаражей. Если шел дождь, игры переносились в чей-то подвал. Это всегда был хоккей, в какой-то из его форм. Даже если мы играли на коленях с резиновым мячом. В какой-то момент я придумал себе хоккейную игру, в которую мог бы играть один. Я шел в подвал, становился у одной стены и бросал мяч в противоположную. Затем мне нужно было остановить его до того, как он отскочит и пролетит мимо меня, попадая в воображаемые ворота. В моем понимании я был одновременно вратарем и нападающим. Я мог играть так целый час, и, конечно же, каждый раз <