ЗЕМЛЯ И НЕБО ДАЛЕКИ ДРУГ ОТ ДРУГА 11 глава

Иногда бывает так, что вы сдаетесь, не войдя в соприкосновение. И сдача ваша тогда фиктивна, сдача ваша тогда исходит от ума, сдача ваша тогда не более чем ложь. Вы тогда претендуете на то, что уже сдались. Но вы не сдались. Это всего-навсего стратегия: вы хотите поэксплуатировать человека присутствия. Однако эксплуатировать его невозможно. Вы хотите что-то выудить. Вы думаете: «Ладно уж, сдача - это условие - так и быть, сдамся». Однако, сдача ваша не может быть сдачей. Сдача непременно должна случаться, вы не можете ее устроить, не можете осуществить ее усилием воли. Если вы осуществляете ее усилием воли, вы можете забрать ее обратно. Если вы ее устраиваете, вы можете ее прекратить. А, между тем, сдача случается.

Поэтому идите шаг за шагом. А шагов только два. Первый - быть зали­тым присутствием Мастера, опьянеть - и сдача тогда приходит сама собою. Вы начинаете чувствовать, что преклоняете колена. Не спешите. Иногда бывает так, что вы все делаете в спешке - спешка, особенно в наше время,

становится одной из проблем. Все спешат, стремятся сделать все как можно скорее. Поэтому, если вы приходите к Мастеру и слышите, что необходима сдача, вы уже готовы сдаться. Вы говорите: «Почему бы и нет? Посмотрим. Если что-то случится - хорошо, если ничего не случится - терять все равно нечего». А, между тем, такая сдача не поможет. Это не та сдача, о которой говорят суфии, поэтому они и говорят, что это второй шаг, а не первый. Первый - это быть в присутствии Мастера.

Здесь есть один саньясин, Прагош, который снова и снова пишет мне: «Ошо, с чем это связано? Вы кажетесь мне совсем обычным». Я ему пока не ответил, но сейчас настал подходящий момент. Я не кажусь обычным -я есть обычный. Однако в чем его проблема? Меня не волнует моя обыч­ность, я ей неописуемо рад. Но что беспокоит Прагоша? Его беспокоит то, что он ждет от меня чего-то весьма и весьма необычайного: что я должен быть человеком-чудо или чем-то еще в этом духе. Голова его заполнена ка­ким-то вздором. Ему хочется, чтобы я был глупым: вызывал из небытия пе­пел или швейцарские часы или проделывал бы еще какие-нибудь чудеса. Он ищет мага, а не Мастера.

И этот поиск есть поиск эго. Ему хочется, чтобы я был весьма необыч­ным, чтобы его эго могло бы себя вполне недурно чувствовать, оттого что сдалось необыкновенному человеку. Если бы я лечил людей прикосновени­ем, если бы я прикосновением оживлял мертвых, Прагош был бы тогда очень счастлив: такому человеку стоит сдаваться. Но в таком случае вы не будете мне сдаваться. Это будет путешествием эго. Вы будете чувствовать себя хорошо и удовлетворенно оттого, что вы ученики такого необыкно­венного человека.

А, между тем, суфии не верят в чудеса. Они думают, что все это глупо­сти, и что только глупые люди пленятся чудесами. Мастер обычен. Мастер - это нормальный человек, вполне обыкновенный. Мастер до того обычен, что в нем нет ни малейшего намека на эго. Все необычное - это, так или иначе, эго. А Мастер - это просто никто. Его необычность - это просто никтовость. Только люди, страдающие комплексом неполноценности, ищут необыкновенное. Но если человек приходит домой, поиска необыкновенно­го уже не бывает, поиска особенного уже не бывает. Быть обычным - это же так необычайно прекрасно. Впрочем, мне понятно его беспокойство. Ему хочется с моей помощью совершить путешествие эго. Вот он и беспо­коится: Ошо не проделывает никаких чудес. Он саньясин - но что это за сдача? Это не сдача. Он еще даже не вошел в мое присутствие, он еще не обрел того, что я называю соединенностью. Он еще не затронут мною и по­ка еще не прикоснулся ко мне. А, между тем, он саньясин. Должно быть, он поспешил. Ему бы следовало немного подождать.

Совсем недавно приходила его женщина - Урми. Она плакала и жало­валась: «Что делать, Ошо? Прагош возносит меня на такой высокий пьеде­стал. Он считает меня чуть ли не богиней, а потом заставляет испытывать вину за то, что я человек. Он ждет от меня поведения богини и, если я не веду себя как богиня, он заставляет меня испытывать вину». В то время как она рассказывала мне о своем несчастье, я думал: «Он и с тобой проделы­вает то же самое». Именно это он хочет проделать и со мной, и по отноше­нию ко мне. Он хочет вознести меня на высокий пьедестал - пьедестал че­ловека-чуда или чего-то необычного, чего, однако, не происходит.

Но стоит только вознести меня на высокий пьедестал, как он станет держать меня под контролем. Тогда он будет иметь надо мной власть, по­тому что будет контролировать. Если он захочет низвергнуть меня с пьеде­стала - это ведь его пьедестал - он волен это сделать. Именно это он про­делывает и по отношению к своей женщине. Сначала он возносит ее на высочайший пьедестал, а потом начинает ее мучить. Он становится могу­щественным.

Как же эго упорно в проделывании трюков! Вы обязательно должны пронаблюдать. С виду это кажется чем-то прямо противоположным: он-де такой смиренный, возносит свою женщину так высоко, что она становится богиней. Вы сочтете его весьма смиренным. Однако он не таков. Он очень хитер, очень политичен. Причем он может не делать это сознательно, это может быть просто бессознательным путешествием эго. Стоит только вам вознести женщину до уровня богини, как вы получаете власть. После этого она уже не сможет быть человеком, и вы тогда сможете находить в ней не­достатки, и она станет вас бояться. Бояться, потому что вы можете в любой момент ее низвергнуть. Именно это он хочет проделать и со мной.

Сначала он хочет вознести меня на высокий пьедестал, после чего он получит власть. А теперь взгляните на эту игру. Даже ученик хочет господ­ствовать над Мастером. Если я буду обыкновенным, у него тогда уже не будет власти, и ему тогда уже не удастся низвергнуть меня. Я просто стою на ровной земле - куда он будет меня низвергать? Тогда у него уже не ока­жется власти. А иначе он сможет прийти и сказать: «Ошо, вы же стоите так высоко - не делайте этого, не говорите того».

Мне уже доводилось такое наблюдать. За эти двадцать лет я контакти­ровал с миллионами людей, и это было одним из моих наблюдений: каждый хочет контролировать Мастера. Люди приходят ко мне и говорят: «Вам не следует этого говорить, потому что это повредит вашему образу. Вам не следует этого говорить».

Всего несколько дней назад ко мне пришел один индус и сказал: «Вам не следует говорить о гомосексуализме, даже если кто-то задает этот во­прос. И даже если это не является неверным, вам не следует этого говорить, иначе люди подумают, что вы поддерживаете гомосексуализм». Он гово­рил, что это опорочит мой образ.

Что только не советовали мне люди на протяжении этих двадцати лет: не делайте этого, не говорите того. Обычно я жил в семьях джайнов. И они увещевали меня: «Вам не следует есть по вечерам, ведь если вы будете есть по вечерам и кто-то придет за разъяснениями, он будет удивлен: какой же вы святой?» И если я хочу быть на их пьедестале, мне придется голодать.

Я жил в одном ашраме - ашраме Винобы - и вставал в шесть часов. А Виноба вставал в три. Поэтому ко мне приходили его ученики и говорили:

«Что вы делаете? Вы же должны вставать в три часа, иначе люди из этого ашрама станут удивляться: что вы за святой? Потому что мы привыкли к тому, что святой встает в три часа».

Я сказал: «А вы не думайте, что я святой - и я буду спать до шести. То, что вы обо мне думаете, не имеет значения. Я не собираюсь разрушать свой сон для того, чтобы быть вашим святым. Забудьте об этом».

«Вам не следует делать того-то, вам не следует быть таким-то, вам не следует говорить то-то, вам не следует комментировать то-то», - так много советчиков. И все они думают, что любят меня, и все они считают себя по­следователями, учениками. А сами просто помогают своему Мастеру хо­рошо играть на публику. И продолжают втолковывать: «Мы не говорим, что вы не правы. Мы говорим это из-за вашего образа в глазах окружаю­щих».

И вот теперь этот Прагош хочет вознести меня на высокий пьедестал, после чего он получит власть. И тогда, если я захочу оставаться на этом вы­соком пьедестале, мне поневоле придется оглядываться на Прагоша. Где Прагош? А то я, чего доброго, больше не буду на таком высоком пьедеста­ле. Кто вознесет меня на такую высоту? Помни, Прагош, ждущий от меня чего-то необычного: это просто твое эго. Тебе хочется быть учеником не­обыкновенного человека, и тогда твое эго почувствует себя весьма и весьма возвеличенным, удовлетворенным.

А я обычен, абсолютно обычен. Я не кажусь обычным - и это опять же трюк. Он спрашивает меня: «Почему вы кажетесь таким обычным?» Он не говорит: «Вы обычный». Он не в состоянии поверить, что я обычный. Быть может, я только претендую на обычность, и тогда в нем живет какая-то на­дежда, что рано или поздно я продемонстрирую свои необыкновенные чу­деса. Прагош, ты еще надеешься, не оставляешь надежду. Но этого никогда не произойдет. Я совсем обычный. Дело не в том, что я претендую или иг­раю в игру обычности. Я на самом деле обычен. И оттого, что я обычен, у тебя есть возможность сдаться. Я не собираюсь проделывать ничего такого, что может вызвать у тебя представление о моей необычности. Я не собира­юсь ничего проделывать. Только тогда сдача твоя будет полной.

Если ты сможешь сдаться обычному человеку, эго исчезнет. Суфии ни­когда не проделывали чудес. Суфии всегда были весьма и весьма обычны­ми людьми. Это одна из основ суфизма, ведь Мастер существует для того, чтобы помочь тебе сдаться, и он может помочь тебе сдаться лишь в том случае, если он никто. Если же он кто-то, тогда связь с ним заставит тебя почувствовать себя кем-то. Ты будешь хорошо себя чувствовать оттого, что ты необычный человек - ты связан с необычным человеком, и поэтому ты сам необычен.

Связь с никем - вот что такое сдача. И, благодаря сдаче, ты сможешь увидеть, что обычная жизнь так наполнена красотой и благословением. Эти деревья обычны, эти птицы обычны, это небо обычно, эта земля обычна, и Бог обычен. Здесь нет эго - кому тогда беспокоиться о необычном? Существование обычно, но обычность эта так красива, это сама красота. Быть обычным - значит быть религиозным.

Те, кто здесь со мной, и те, кто действительно связаны со мной, узнают, о чем я веду речь. Откуда эта жажда необыкновенного? В Прагоше, должно быть, есть какой-то комплекс неполноценности, и потому он ищет кого-то, кто бы всех превосходил. Сам он не может всех превзойти, но он, по край­ней мере, может быть последователем того, кто всех превосходит. Однако это побуждение исходит из комплекса неполноценности. В сдаче ты сдаешь все - свой комплекс неполноценности, свой комплекс превосходства, свое эго, свою смиренность - ты сдаешь все. Сдача обязательно должна быть полной. Ты кладешь себя в узел, бросаешь его к ногам Мастера и говоришь: «С этого мгновения я исчезаю». И с этого мгновения вопросов больше не существует.

Как с этого мгновения может существовать вопрос? Ты тогда уже не задаешь Мастеру вопросов. С этим покончено. До твоей сдачи вопросов было столько, сколько тебе хотелось их задавать, но стоило тебе сдаться, как это перестало быть нужным. А если спрашивание еще продолжается, если ты все еще охвачен подозрениями и сомнениями, значит, сдача еще не произошла.

Первый шаг - это соприкосновение с Мастером, второй - сдача. И по­сле этого, говорят суфии, завершается все путешествие.

Как найти Мастера? Уж конечно, не с помощью размышления. Раз­мышляя, ты продолжаешь держаться в той же самой колее, в той же самой старой колее, в прошлом. Размышляя, ты остаешься прежним, пресекая все возможности для нового. И обрати внимание: ты непрерывно думаешь, и внутри - непрекращающаяся болтовня, вечное говорение. Даже когда ты меня слушаешь - взгляни на себя, хотя бы на секунду: болтовня продолжа­ется, продолжается непрекращающееся внутреннее говорение.

Это внутреннее говорение отделяет тебя от реальности. Но стоит толь­ко этому внутреннему говорению умолкнуть, пусть даже на несколько мгновений, как ты становишься един - един с реальностью, един с Масте­ром, един с любимым человеком, един с Богом. Всякий раз, когда тебе за­хочется быть с чем-то единым - с твоей женщиной, с твоим мужчиной, с твоим Мастером, с твоим Богом, с существованием - всякий раз, когда тебе захочется быть с чем-то единым, в унисоне, это внутреннее говорение должно быть прекращено. Оно единственная преграда.

Не отбросив внутреннего говорения, ты не сможешь найти Мастера. В головах многих людей возникает вопрос: «Как найти Мастера?» Тебе при­дется научиться молчанию. И когда ты войдешь в присутствие того, кто присутствует, молча сядь. Соберись, успокойся, не думай - ведь думанье -это деятельность; просто будь. Это будет трудно, но если ты постараешься, это произойдет через несколько мгновений. То буду очень и очень быстро­течные мгновения, всего лишь промежутки, они приходят и уходят. Но и в эти промежутки на тебя снизойдет что-то похожее на проблеск. Ты будешь соединяться, разъединяться, соединяться, разъединяться, но это произойдет И стоит только тебе прикоснуться к тому, кто есть, пусть даже на одно мгновение, как ты узнаешь этот вкус. Даже капля этого даст тебе этот вкус. И тогда все прочие вкусы начнут исчезать, тогда вкус этот станет твоим единственным вкусом. И все желания тогда начнут сходиться в одно жела­ние: как быть с этим человеком, как быть полностью с ним? И с каждым днем оно будет расти. И однажды ты внезапно обнаружишь, что ты, оказы­вается, сдался. Да, однажды ты обнаружишь, что ты сдался. Сдача берет те­бя бессознательным, ты и не собирался сдаваться - это уже произошло.

Внутреннее говорение - путь старой самости, способ по-прежнему ви­сеть в прошлом, способ оставаться в эго. И вы постоянно думаете изо дня в день. Мысль присутствует всегда, как подводное течение. Но стоит только этому нарушиться, как вы погрузитесь в мир интуиции.

Интуиция скрыта здесь, как раз за этим слоем внутреннего говорения, поэтому учитесь жить без внутреннего говорения. Только так можно найти Мастера. Вам легче будет этому научиться, сидя у моря, глядя на ревущие волны - тогда здесь будет особо не о чем думать, и вы сможете просто смотреть и смотреть. Лежа на траве и глядя в небо, на звезды в ночи, на­блюдая деревья - здесь особо не о чем думать. Нет надобности думать о звездах. Они здесь, они так прекрасны. И вы можете просто быть с ними.

Сначала научитесь быть с природой, потому что природа молчалива. Она не отвечает, она не знает языка. И поэтому вы сможете погрузиться глубже уровня внутреннего говорения. И тогда начнется исследование, то­гда начнется поиск людей, которые обладают присутствием. Когда вы по­дойдете к человеку, у которого есть присутствие, вы внезапно заметите, что вы наполнились энергией, что вы вибрируете в новом ритме. Что в вас во­шел танец. Что пульсирует каждая клеточка, каждый фибр вашего сущест­ва. И вы очень близки к чему-то огромному, к чему-то невероятному.

Говорят, что Будда почувствовал день своего просветления за несколь­ко часов, почувствовал, что в этот день, который вот-вот настанет, про­изойдет что-то потрясающее. Это сводило его с ума. Он не мог понять, что это, но что-то ждало его совсем рядом, что-то обещало произойти. Безотла­гательность эта стала пронзительной. И в самый последний момент, всего за несколько часов до того, как ему стать просветленным... Это было почти как с беременной женщиной. Ее девять месяцев подходят к концу, и это может случиться в любое мгновение, должен случиться ребенок. А между тем, беременная женщина знает, у нее есть зримый симптом: ребенок, бры­кающийся у нее в животе. Но когда вы собираетесь родиться заново в буд-довость, в сатори, самадхи, ничего не бывает заметно. И все же что-то бьет­ся в животе.

Будда сидел под деревом, где он стал просветленным, и какая-то жен­щина принесла ему чашу со сладостями. Он съел сладости, подошел к реке и вымыл чашу. И это уже приближалось, наполняя собою все; он чувство­вал это. Это стало до того настоятельным, что он сделал что-то, чего нико­гда не делал прежде. Он опустил чашу в реку и сказал, не кому-то конкретно, а самому существованию: «Если что-то должно произойти, дай мне ка­кой-то знак. Не своди меня с ума».

Будда не верил ни в какого Бога, поэтому он не мог обратиться к Богу Он не говорил кому-то конкретному - он просто говорил существованию, или просто говорил самому себе. «Дай мне видимый знак. Пусть он будет таким если эта чаша начнет плыть против течения, тогда я успокоюсь -что-то произойдет». История эта прекрасна. История говорит, что чаша по­плыла против течения. Не прошло и нескольких секунд, как она скрылась из глаз, плывя против течения. И Будда был удовлетворен. После этого он сел отдохнуть под дерево. «Да, это произойдет». И к утру это произошло.

Это всего лишь притча. Не воспринимайте ее буквально. Не думайте, что чаша и в самом деле начала плыть против течения. Это просто говорит о том, что связь с Богом - такое же абсурдное явление, как чаша, плывущая против течения. Это противоречит всем, так называемым, законам, проти­воречит всем законам гравитации. Это противоречит всем, так называемым, законам, которые мы держим у себя в голове. Это новое явление, это про­явление нового закона. Все переворачивается с ног на голову. То, что нико­гда не происходило раньше, обещает произойти. Сознание всегда было пус­то, а теперь оно обещает быть наполненным. Сознание всегда было направлено наружу, а теперь оно направляется вовнутрь. В этом смысл ча­ши, плывущей против течения. Сознание всегда шло вниз - теперь оно под­нимается ввысь. В этом смысл чаши, плывущей против течения. В действие вступает новый закон.

Связь с Мастером - это начало нового мира, новой вселенной. Но ради нее мы должны будем пожертвовать прошлым. Для того, чтобы пожертво­вать прошлым, не потребуется ничего другого, кроме одного лишь отказа от внутреннего говорения. Оно держит все в плену старой реальности. Это и есть тот самый мир, который должен быть отброшен, это и есть тот са­мый мир, от которого нужно отречься. Это и есть то, что называется сда­чей. Когда вы увидели что-то новое, чего вы никогда не видели прежде, ко­гда вы почувствовали присутствие человека, который есть, который есть человек Бога, тогда бывает необходимо именно это: вы сдаете свое внут­реннее говорение, вы преклоняете колена. На Востоке это было символич­ным: ученик кладет голову к ногам Мастера. Это лишь символ, это не имеет никакого отношения к вашей физической голове, это просто символ раз­мышления, ума. Ученик кладет свой ум к ногам Мастера и говорит: «Те­перь позаботьтесь вы». И Мастер заботится.

На самом деле, когда вы сдаетесь Мастеру, вам нечего сдавать Нико­гда, ни одной секунды не думайте, что в вас есть что-то большое. На самом деле, Мастер проявил подлинное сострадание, что принял вас, потому что теперь ответственность будет возлагаться на него. Вот в чем смысл этой ис­тории

Однажды жил суфий, который хотел быть уверенным в том, что его ученики после его смерти найдут для себя подходящего учителя

Он будет помогать вам не только при жизни. Мастер позаботится и о том времени, когда уйдет. Он будет все предусматривать, потому что те, кто доверились ему, не должны оставаться посредине. Этот суфийский Мастер уже на смертном одре. У нескольких учеников все получилось, не­сколько учеников достигли, но многие еще только пытаются это сделать.

Запомните: многие ученики этого Мастера должны были уже достичь. Почему бы им не стать учителями? Но ведь знать - это одно, а помогать людям - совсем другое. Не всякий просветленный - Мастер, и не всякий учитель просветлен. Есть люди, из которых выходят хорошие учителя, ве­ликие учителя, они могут превосходно обучать. Это могут быть люди, ясно излагающие свои мысли, с незаурядными способностями обучать или что-то разъяснять, однако они могут не знать самих себя. И тогда все, чему они пытаются учить, становится заимствованным и мертвым. И есть люди, ко­торые могут знать, однако лишены способности учить - потому что обуче­ние не имеет ничего общего с познанием.

Например, вы можете увидеть прекрасный восход солнца. Однако это не значит, что вы можете изобразить его на холсте, что вы можете прийти домой, написать его кистью для своих детей и показать им, какое прекрас­ное утро вы увидели. И, возможно, что если вы опишете это прекрасное ут­ро кому-то, кто его не видел, но кто может изобразить его на холсте, то он сможет изобразить его, не видя его. И его картина будет лучше вашей. Ва­ша картина будет ничем. Она не дает никакого представления о том, что вы видели или о чем ведете речь.

То же самое относится к внутреннему путешествию. Есть учителя, ко­торые не слышали, но умеют ясно излагать свои мысли: и есть Мастера, ко­торые познали, но не могут этого ясно выразить. И редко случается, когда Мастер бывает еще и учителем, когда просветленный может также ясно выражаться. Он познал это, но при этом обладает способностью, искусст­вом, помочь познать это другим.

И этот суфий умирал. Скорее всего, у него было несколько учеников, которые стали просветленными, но не были учителями. И его, должно быть, волновало, что станется с теми, кто посредине? Мастер должен все заранее предусмотреть. Должен отыскать для них способ найти себе Мас­тера.

Суфии работают очень и очень странно, но они знают, как работать. Мастер ведь мог сказать: «Идите к Хазрату Али», - Хазрат Али был зятем Мухаммеда. «Идите к Али», - мог сказать он. Это было бы так легко. Одна­ко это было бы неправильно. Он хотел, чтобы они нашли его сами - потому что, когда вы находите что-то сами, это обладает несравненной ценностью. А когда кто-то что-то говорит и вы это делаете, это уже не так ценно. Вы, в таком случае, выполняете свой долг.

Если Мастер, умирая, скажет: «Когда я умру, идите к Хазрату Али», -вы послушаетесь старика. Вы скажете: «Нам ничего не остается делать, как идти к Хазрату Али». Хазрат Али вам может нравиться или не нравиться - но это будет какой-то обязанностью, долгом. И тогда будет упущено глав­ное. Мастер хочет, чтобы вы сами искали нового Мастера. Мастер хочет, чтобы вы ощупью пробирались в темноте, чтобы, найдя, вы почувствовали, что вы нашли. Это один из самых важных моментов, который необходимо запомнить.

Те люди, которые нашли Мухаммеда, обрели неоценимую помощь. Но теперь существуют миллионы мусульман. Они не нашли Мухаммеда сами, их направили их отцы. Это не был их собственный поиск. И теперь они лишь так себе, тепловатые мусульмане - такие же тепловатые, как христиа­не. Первые ученики, которые искали Иисуса и нашли его, трепетали. Они действительно нашли что-то сами. Вся их жизнь была преображена. А те­перь твой отец говорит: «Христос - это спаситель. Христос спасает. Он есть спасение. Иди к Христу». И ведет тебя в церковь. И ты неохотно идешь, потому что никому не нравится истина кого-то другого. Так, в своей основе, устроена жизнь. Это подстраивание - никому не нравится истина кого-то другого, потому что истина кого-то другого для вас - ложь.

Итак, Мастер мог сказать: «Идите к Хазрату Али» - это было бы про­ще. Али жил неподалеку и был известным человеком, одним из редчайших последователей Мухаммеда, человеком великого озарения. Мастер мог ска­зать: «Я умираю, и вам теперь будет трудно идти по пути, по которому вы следовали со мной. Идите же к Али, он поможет». Но здесь было бы упу­щено самое главное: Мастера непременно нужно найти самим. Вы должны рисковать, вы должны искать, вы должны сдаться. А это было бы слишком безопасно. Вы услышали бы это от старика и сказали: «Хорошо. Когда вы умрете, мы отправимся к Али». Это было бы легко, но бесполезно.

И потому старый суфий изобрел средство - весьма странное средство.

А потому он завещал своим ученикам в наследство семнадцать верб­людов и дал такой наказ...

То был, судя по всему, удивительный дервиш с верблюдами. Он, долж­но быть, бродил со своими учениками по всей стране. И теперь он оставля­ет семнадцать верблюдов и завещает:

«Поделите между собой этих верблюдов, чтобы они достались троим из вас в такой пропорции: самый старший возьмет половину, средний -одну треть, а младший - одну девятую часть».

Это очень странно, абсурдно, алогично - но Мастера алогичны, они не слишком пекутся о логике. Он использовал это как средство. Это было что-то такое, где математика была бессильна.

Когда он умер и воля его была оглашена, ученики сначала удивились такому неумелому распределению имущества Мастера.

Они удивились. Ими, должно быть, овладело некоторое сомнение: что это было за распоряжение? Семнадцать верблюдов, половину нужно отдать - стало быть, одного верблюда придется разрезать? Потом нужно было от­дать одну треть - значит, несколько верблюдов нужно убить? Как вы може­те делить животных таким способом? Это же так абсурдно. Они, должно быть, подумали: «Может, это старческий маразм или сумасшествие? Он был так стар и, наверное, утратил всякое представление о счете. Это был такой абсурд, такой вопиющий абсурд. И должно было возникнуть сомне­ние; они, судя по всему, были озадачены. Таково было средство. Мастер хотел, чтобы они были озадачены. А теперь внимательно следите, и вы бу­дете удивлены. Вы могли бы не понять этого места.

Прежде чем вам найти другого Мастера, вы должны лишиться прежне­го Мастера - иначе как вы сможете найти нового Мастера? Старик избрал превосходное средство. Оно было до того абсурдным, что они не смогли не рассмеяться. Не могли не сказать: «С этим стариком все кончено, ему луч­ше было умереть, и мы сейчас стали свободными. И хорошо бы теперь по­искать где-нибудь в другом месте. Если бы этот человек был жив, мы бы все еще цеплялись за него, а ведь он сошел с ума». Мастер выставил себя в неприглядном виде, чтобы они не были больше привязаны к прежнему Ма­стеру и к памяти о нем, чтобы прошлое могло быть закрыто, чтобы эта глава была окончена, и они смогли бы открыть новую страницу своей жиз­ни.

Кто-то сказал: «Давайте будем владеть этими верблюдами сообща».

Теперь вступила в действие логика, теперь они стали думать о том, что им делать. Наказ не мог быть выполнен в том виде, в каком он был дан, и поэтому им волей-неволей пришлось искать выход. Теперь вступили в дей­ствие истолкования, раздумья. Наказ был просто абсурден.

Кто-то предложил: «Давайте будем владеть этими верблюдами сооб­ща». Они пытались найти выход из положения.

Другие обратились за советом и потом сказали: «Нам предложили поделить их так, как лучше всего соответствует завещанию».

Итак, некто, мудрый человек, знающий человек, видимо, посоветовал: «Это просто. Поделите их так, как лучше всего соответствует совещанию. Не будьте глупцами. Вы же не можете разрезать верблюдов, и то, что больше похоже, приблизительно, будет правильным».

Но помните, суфии не верят в приблизительную истину. Это очень точ­ные люди. Они подразумевают то, что говорят, и говорят то, что подразу­мевают.

Сначала ученики подумали между собой, что лучше владеть верблюда­ми сообща. Затем они отправились кого-то спрашивать. Однако варианты все больше и больше расходились с намерением Мастера. Кто-то сказал:

«. поделить их так, как лучше всего сходится с завещанием». Л другим судья посоветовал продать этих верблюдов и поделить деньги... теперь варианты стали очень и очень житейски мудрыми. Все просто замечательно. К чему беспокоиться? Вы же можете поделить деньги. Про­дайте верблюдов.

...но найтись и такие, которые сказали, что завещание не имеет силы, поскольку выполнить его невозможно.

Это было уже совсем не к месту. Какие-то люди сказали: «Это невоз­можно. Выбросьте из головы эту затею. Завещание не имеет силы прежде всего потому, что его невозможно осуществить».

Столько всяких толкований. И ученики призадумались. Когда Мастер дает вам наказ, над ним не надо размышлять, его надо слушать, над ним на­до медитировать, а не размышлять. Иначе вы упустите послание. Вам не­пременно нужно над ним медитировать, непременно нужно вынашивать его в себе и ждать - просто ждать, храня его внутри. Помните это и ждите. И не вздумайте истолковывать. Ваши истолкования - это ваши истолкования, и они заведомо будут бессмысленны. И не просто бессмысленны, но губи­тельны.

Человек двадцать лет находился в тюремном заключении, поддерживая свой рассудок тем, что всячески помогал муравью, который жил с ним в его темнице. Он даже сделал для него двухэтажный дом в спичечном коробке. Чтобы как-то скоротать время, заключенный смастерил гитару, и за пять лет он научил муравья петь и играть на гитаре. Долгими зимними вечерами муравей был большим утешением, он давал своему благодетелю сольные концерты и представления.

Еще через пять лет заключенный научил муравья танцевать, а к оконча­нию двадцатилетнего срока тот мог уже играть на дудочке.

И вот, когда день его освобождения был уже не за горами, заключен­ный начал понимать, что в его распоряжении имеется величайший телеви­зионный исполнитель, доселе невиданный. И он станет богатым, знамени­тым...

В день своего освобождения экс-заключенный помчался в ближайший кабак праздновать свободу. Он заказал четыре чарки и, пока их выпивал, извлек спичечный коробок, вытряхнул на прилавок муравья и попросил его сыграть. Муравей был на высоте, прелестно исполняя «Пронзенное стре­лою сердце». Он был бесподобен. Его владелец, сияя от удовольствия, ок­ликнул бармена и кивнул сторону муравья.

«Что ты об этом думаешь?» - спросил он.

Услышав его, бармен поднял руку, стукнул по прилавку и убил мура­вья.

«Простите, сэр, - сказал он, - это все проклятая жара».

У бармена свое истолкование. Он и не взглянул на того муравья. Это было в порядке вещей: кто-то, какой-нибудь посетитель обычно подзывал его и говорил: «Смотри, на столе муравей» - ион убивал муравья со слова­ми: «Это все проклятая жара».

Но на этот раз он убил одного из самых ценных муравьев. Вот что про­исходит, когда вы привносите свое истолкование.