Н: Потрясающе! В это действительно очень трудно поверим. А что было дальше?
Л: В это самое время погиб Литовченко, и на его место пришей новый человек. Фактически он и возглавил этот филиал Института, Кобзев был не более чем формальным руководителем. Этот новый начальник - Иноземцев, оборвал все паши контакты с Иваном и Обероном. Это был настоящий тиран. Он внес коррективы в проект, дав ему новое название - "Яма", и это едва не стоило всем нам жизни. Вот тогдато и начался настоящий кошмар! Вам этого не понять. Нет, не понять! Это было настолько ужасно, что меня бросает в дрожь при одном воспоминании об этом времени. Мы перешли на новую стадию проекта, но она в корне отличалась от всех предыдущих стадий. Нас вывозили кудато в горы и погружали в подземные гроты, где оставляли, иногда даже на несколько недель. Воистину - "Яма". Каждый раз глубина этих ям была все глубже и глубже. Эксперименты стали проходить очень напряженно. Модуляции были подвергнуты в общей сложности пятнадцать человек - "Первая Волна". У всех до единого стали наблюдаться побочные эффекты.
Н: Какие эффекты?
Л: Мм, это трудно объяснить вот так, навскидку. Все пятнадцать человек обладали Даром. Но каждый получил его при различных обстоятельствах. Почти всем он достался очень и очень тяжело, на грани жизни и смерти. Это объясняется тем, что возможность осознать и развить свой Дар требует колоссальных усилий и невероятных психических метаморфоз, связанных с пограничными состояниями. Вот, например, я. Мой дед был ведуном, охотником на медведей. Все, что он умел, было так или иначе связано с обрядами над трупами этих удивительных животных. Эти знания он получил от своего отца, тот от своего, и так далее. Эти манипуляции подразумевают полное переосмысление своего отношения к действительности, за счет совершения диких, с точки зрения современного человека, ритуалов. Представляете себе, что может испытывать семилетний мальчик, когда его заставляют поедать сырое, еще пульсирующее сердце только что убитого зверя? Потом в рацион включается кровь, как наиболее энергосодержащая субстанция. Это потрясение до самых основ! Эти ощущения равносильны смерти, если не хуже. Появляются различные видения призрачных обликов, чужих побуждений и тому подобное... Это разбивает разум и тело изнутри. Это... страшно. В Институте нас научили обуздывать и контролировать свой Дар. Модуляция же разбудила в нас чтото еще, что продлило нам жизнь, но в то же время подвело нас к какойто угрожающей черте, за которой таится подлинное безумие. С появлением Иноземцева мы перешагнули эту черту. Все эргомы, прошедшие инициацию, испытывали различные негативные симптомы. Я, например, почувствовал, что сила моего Дара многократно увеличилась, налицо была динамика в улучшении физиологических параметров, но... Первую неделю я испытывал примерно те же симптомы, что и остальные: эффект термоиллюзии - покалывание в кистях рук, звон в ушах, гальванический привкус во рту, вспышки при закрытых глазах. Потом начался период нарушения сна. Я не мог спать, мне снились кошмары, устрашающие темные фигуры. Затем начались галлюцинации. Мы стали болезненно реагировать на солнечный свет. С тех пор мы можем появляться на улице только в вечерних или утренних сумерках, ночью или в пасмурную погоду, когда солнце скрывается за плотным пологом облаков. Мы стали подобны вампирам. Вернее, мы ими и стали. Но вместо физической крови этот дьявол Иноземцев научил нас пить эфирную кровь живых существ - мы научились поддерживать свою жизнь с помощью человеческой энергии, как наиболее доступной и уже адаптированной к усвоению. И вы знаете, вероятно, как побочный эффект, мы все стали одержимы Властью! Мы превратились в упырей, живущих за счет человеческого стада. Говорят, была еще создана и "Вторая Волна" - суперэргомы, но о судьбе этих несчастных мне мало что известно. Ходили слухи, что все они посходили с ума и были ликвидированы в одном из подземных бункеров Института. Говорили, что "вторых" готовили для какихто узкоспецифических целей. Может быть, и для "оборонки". Во всяком случае, я надеюсь, что для них этот кошмар уже давно закончился.
|
|
Н: А как же Абраксас? Что случилось с ним?
Л: Он объявился в 53м, после смерти Вождя. Чтото там произошло среди "власть имущих". У нас в Институте тоже произошли перемены, ктото убил этого дьявола - Иноземцева. Вот тогдато, при смене руководства Института, со мной связались от имени Ивана и предложили побег. Я, не задумываясь, согласился, все остальные тоже. Этот Иван определенно был птицей высокого полета. Он смог вытащить нас из тщательно охраняемого спецсектора, уничтожил какимто образом всю информацию о нас и о проекте. А мы... Мы обманули его, убили троих молодых парней, которых он за нами прислал, и которые сопровождали нас при бегстве, водителя автомобиля, и бежали. Бежали кто куда, объятые смертельным страхом быть пойманными и возвращенными в этот ад, и опьяненные свободой, которая открывала перед нами новый мир - без ужаса и боли. И с тех пор к нашей судьбе никто особого внимания не проявлял. До недавнего времени...
|
* * *
Л: Оказалось, что все мы, вместо того чтобы разбрестись по бескрайним просторам СССР и притаиться вдали от цивилизации, оказались в Москве. Нас всех словно тянуло сюда невидимым арканом, какойто источник невероятной энергии, который подталкивал нас к жизни, давал нам силы в этой бесконечной гонке за богатством и властью. Поначалу мы некоторое время незримо чувствовали друг друга, хотя ни разу не пытались встретиться - боялись чегото, может, воспоминаний о прошлом. Потом, со временем, это ощущение исчезло. То ли от угасания Дара, то ли от угасания духа. Я уже думал, что пережил их всех. А оказывается, нет, все были живы все это время. Пока не появился ОН.
Н: Вы имеете в виду убийцу?
Л: Да.
Н: Вы почувствовали его появление?
Л: Нет. Но я почувствовал гибель эргома. Давно, в пятидесятых, я в первый раз почувствовал "Последний Крик", но принял его за обычный всплеск Поля, за случайную флуктуацию. А когда позже узнал, что его слышали все наши, я понял, что это было не случайное возмущение Поля. Затем мы узнали, что три эргома, которые пытались бежать из Института, были умерщвлены гдето в подвалах спецкомплекса. Их смерть по времени совпадала с возникновением "Крика". В 1967 году погиб еще один эргом - Умник. Я почувствовал тогда его "Крик", и понял, наконец, что произошло нечто страшное. Потом я узнал о его смерти и утвердился в причинах происхождения "Крика". Когда погиб Циклоп, первый из ваших "клиентов", я опять пережил "Крик", но на этот раз я почувствовал, что это предсмертный энергетический вопль именно Циклопа. Потом был Лесник. А чуть позже Хан выследил меня и назначил встречу. После этой встречи я "услышал" и его "Крик". Это обострило все мои чувства до предела. Я стал чувствовать "сакки" - как говорят японцы - "дыхание смерти". Теперь это чувство преследует меня постоянно. Я схожу с ума. Поэтому я пришел к вам. Я хочу, чтобы вы знали... нет, даже не в этом дело, я хочу, чтобы этот убийца, кто бы он ни был, потрудился, чтобы отобрать у меня мой Дар. Да нет, боже, что я говорю, я хочу увидеть его, побеседовать с ним, прояснить для себя коекакие невыясненные вопросы, попросить прощения, наконец. Если его никто не остановит, я боюсь, он не предоставит мне такой возможности. Вы поможете мне, Александр Васильевич?
Н: Каким образом я могу сделать это?
Л: Я приведу его к вам.
Н: Каким образом?
Л: Я еще жив, а, следовательно, его миссия не завершена. Он сам придет к вам, я лишь выполню роль живца.
Н: Вы думаете, он придет?
Л: Безусловно.
Н: Но как он найдет вас?
Л: О, не беспокойтесь. Он нашел нас спустя много лет в этом многолюдном городе, найдет и сейчас.
Н: Значит, вы думаете, что есть смысл ждать его появления рядом с вами?
Л: Все зависит от того, насколько серьезно ваше намерение поймать его. Я пришел к вам, потому что знаю наверняка: тот, кто идет по моим следам, ужасный человек. Мне не справиться с ним ни при каких обстоятельствах. Если уж этого не смогли сделать ни Хан, ни Лесник. А ведь они обладали незаурядными способностями в области лишения человека жизни. Особенно Хан. Он сам был Смертью. И где он сейчас? В морозильнике морга! Понимаете, что это значит? Этот убийца прибыл из нашего темного прошлого и цель у него одна - забрать нас обратно туда, откуда мы пришли в это время, не тронутые годами, - в преисподнюю...
* * *
Н: Скажите, а может убийца быть одним из вас, эргомом?
Л: Я много думал над этим. Теоретически, конечно, мог бы. Во время нашей последней встречи ХанГото выразил уверенность, что убийца ктото из нашей тройки. Хан погиб, себя я исключаю, остается Ловкач. Но вы знаете, я сомневаюсь в этом предположении, и знаете, почему? Ловкач не смог бы справиться ни с Лесником, ни уж тем более с Ханом. И если Циклопа он бы еще, может быть, одолел, про этих двух даже и говорить не стоит. Это были страшные существа, поверьте мне. Человек, убивший подобных монстров, должен превосходить их в умении убивать. Ловкач был совершенно не такой.
Н: Но ведь прошло пятьдесят лет. Может быть, за это время он научился быть таким?
Л: Исключено. Он всегда был трусом, за это и прозвище свое получил. Всегда изворачивался, искал, где повыгоднее. Нет, это определенно не Ловкач.
Н: Вы говорили про "Вторую Волну". Они ведь тоже эргомы?
Л: Да, вполне возможно, хотя я, повторюсь, слышал, что никто из них не выжил. Но ведь "оборонка" не стоит на месте, и сейчас наперника есть уже и "Третья", и "Четвертая Волна", и Погодин только знает, что за каша варится сейчас в этом оборонном котле. Но в любом случае у людей, которые сегодня стоят у руля какогонибудь повою Института, пето нас никакой информации. А если и есть, то нет мотивов уничтожать нас. Здесь в первую очередь нужно вычленить мотивы
Н: Выходит, что единственным человеком, который мог бы иметь мотив нейтрализовать вас всех, является Абраксас?
Л: Выходит, что так.
Н: А он мог сам стан, "долгожителем", дожив до наших дней? Ведь всю технологию вы получали от него?
Л: Теоретически возможно все, но и Абраксас не стал бы убивать пас. Это был несколько иного склада души человек. Он был... гармоничен. Да и какой смысл Ивану, нашему демиургу, убивать нас сейчас, пятьдесят лет спустя? Он мог бы сделать это и раньше.
Н: Но у него могли быть последователи.
Л: Вот! Это наиболее вероятная версия. Но она ничего не меняет в раскладе сил.
II: Александр Владимирович, а что нибудь об этом Иване вы могли бы рассказать? Более конкретно, какиенибудь детали.
Л: Какие детали? Очень живой, переполненный энергией человек, У него были странные глаза. Казалось, он видит собеседника насквозь. Очень глубокий и мудрый взгляд.
Н: А какиенибудь символы, знаки, кольца, татуировки вы у него не замечали? Чтонибудь, что могло бы указать на его принадлежность к какойлибо организации?
Л: Мм, дайте подумать. Один раз, во время нашей очередной встречи, у него на пальце было массивное кольцо, очевидно, золотое. На нем был выгравирован какойто знак. Я все никак не мог его разглядеть. Было видно только, что это очень старинный перстень. И камень был в центре, яркий, ослепительно яркий, как солнце. И светился так, как будто свет не отражался в нем, а изнутри шел, из кольца...
Часть 2
"СНЫО ЧЕМТО БОЛЬШЕМ..."
"...за самыми обыкновенными человеческими делами
и в обыкновенных человеческих нарядах можно встретить
и несколько других существ... И хорошие есть, и плохие.
Только, надо сказать,
у хороших есть одна малоприятная особенность.
Если их угадаешь, они очень любят... гм... пугать не пугать,
а так - притворяться черными... Хотя на самомто деле не черные
они, а только темные, темные - тайные...".
Из разговора некоего профессора со своим племянником.
Е.Л. Чудинова, "Держатель знака".
ПРОЛОГ
Отрывки из статьи "От Барнаула зависит судьба человечества!"
"Мне не дадут соврать люди, часто посещающие другие города. Сей необъяснимый факт оставался для меня полнейшей загадкой, до тех пор, пока я не повстречалась с героем нашей сегодняшней рубрики... Павел Кириллович Савельев - житель СанктПетербурга, основавший собственную Школу целителей и экстрасенсов, практикующий целитель на протяжении вот уже 16 лет. Барнаул стал предметом его внимания года два назад. Это уже не первый его визит, о причинах коего, думаю, Павел поведает сам.
- Павел Кириллович, почему вас так заинтересовал наш, вроде бы ничем не примечательный, город?
- Видите ли, несколько лет назад у меня появилась теория относительно развития человечества и центров энергетики, с ним связанных. Основы ее я вкратце изложу позже, но сначала о Барнауле. Породу своей профессии я не единожды сталкивался с выходцами из вашего славного города. Скажу честно, меня, да и многих моих коллег, эти люди повергли в некоторое недоумение. Видите ли, для человека, маломальски одаренного экстрасенсорным талантом, барнаулец выделяется в любой толпе. Этот человек может не знать, что тот живет ни юге Сибири, может даже не подозревать о существовании такого города, однако он обратит на него внимание. Я начал искать объяснение этого феномена, приехал к вам. Именно тогда оказалось, что Барнаул как точка на карте полностью соответствует моим теоретическим выкладкам и практическим изысканиям.
Думаю, теперь мы вплотную подошли к вашей теории.
Да, несомненно. Для начала напомню такую вещь: у человека имеется семь энергетических центров, или иначе - чакр. Не буду их перечислять, мы еще к этому вернемся. Но человек - вовсе не замкнутая и самодостаточная система, он существует в обществе. Сейчас очень модно говорить о магнитных и энергетических центрах планеты. Моя же теория заключается в том, что самые сильные центры порождены самими людьми. То есть являются целиком и полностью принадлежностью ноосферы Земли, ее человеческого населения. Таким образом, у мира людей, как и у самого человека, должно существовать семь чакр, то есть центров, откуда исходит та или иная энергия.
- То есть вы хотите сказать, что общество планеты представляет собой этакий единый организм, функционирующий по какимто своим законам?
- Именно так. И я изучаю энергетический аспект этого функционирования. Единый же организм человечества сформировался на сегодняшний день практически полностью. А посему и чакры человечества отыскать не составит большого труда. Если внимательно изучить историю человечества, то всем известные исторические периоды тоже подчиняются той или иной чакре, причем в строгом порядке. Древние цивилизации (Египет, Шумер, Ассирия, а возможно, и Атлантида) - это период фиолетовой чакры, чакры космической энергии, магической силы. Необъяснимые по сей день времена. Такое впечатление, что они брали свои идеи из космоса, и все без исключения были наделены магической силой. Но, вероятнее всего, расцветом торжества фиолетовой чакры была Атлантида, а известные нам древние цивилизации - всего лишь эхо, отголосок былого величия. Период классического рабства - красная чакра, чакра физического труда. Великое множество людей трудились на пределе своих возможностей. Римский декаданс - время оранжевой чакры, эпоха сексуального раскрепощения. Средневековье, период захватнических воин - желтая чакра, чакра власти и агрессии, период силы и неоправданной жестокости. Возрождение - зеленая чакра, чакра гармонии. Времена равновесия и миросозерцания, эпоха философов и Творцов с большой буквы, развитых во всех областях деятельности человека. Постепенно она переросла в только творческую эпоху голубой чакры, где гармония уже не играла такой роли, только чистое творчество. Научнотехническая революция - конец XIXXX веков - господство синей чакры, чакры интеллекта, власть разума, на сегодняшний день она продолжается. Можно предположить, что в будущем человечество ждет вновь возвращение к магии и мистике.
- И какое же отношение имеет наш маленький город к вашей замечательной теории?
- Самое прямое. Барнаул, а возможно, и весь Алтайский край есть не что иное, как зеленая чакра человечества. Центр духовности и гармонии, провозвестник грядущего расцвета человеческой цивилизации, если хотите.
-???
- Конечно же, я объясню сей сенсационный вывод. Зеленая чакра человечества - это своеобразный детектор лжи, этакий универсальный определитель искренности человека. Вот скажите сами, легко ли обмануть барнаульскую публику дешевым искусством нынешней эстрады? Я сейчас говорю не об отдельных личностях, а о впечатлении от концертов, мероприятий и фильмов в целом...
Еще зеленая чакра отвечает за исцеление. Любой побывавший у вас может подтвердить, что уезжал гораздо более спокойным и умиротворенным, чем был по приезде к вам. Правда, понастоящему оценить это могут лишь немногие...
- А разве в других городах не так?
- Уверяю вас, нет.
- Хорошо, но где же другие чакры человечества? Барнаул мне, конечно, интересен, но мне не менее интересно, какие еще города входят в эти таинственные семь энергетичеких центров?
-... желтая чакра - НьюЙорк, один из самых густонаселенных городов мира, в нем вершатся все "великие дела"... Далее - европейские университеты - престиж, центр образования и науки... Зеленая чакра, город Барнаул... Вы можете обидеться, но это дыра, о которой и в Россиито не все знают..."
Беседу вела Жанетта Романова,
газета "Контраст", N 47 (238). 1999 г.
ИНСАЙТ
(Главыретроспекции, 1992-1993 г.)
ЗАПИСЬ ВДНЕВНИКЕ
"06.11.92 г., время-23.15 (вечер)
Я вернулся. Зачем? Чтобы все равно погибнуть? Это мне наказание за мою тупость! Я на грани сумасшествия... Неведомое давление разрывает меня изнутри, и я не знаю, как это остановить. Араскан наверняка знает, но его нет... Я не нашел его в Нске. Здание, где раньше размещался Центр (или мне все это приснилось?), оказалось заколоченным и покинутым: на дверях балки крестнакрест, на окнах - ни глухо запертые стальные ставни. Никого. Никто ничего не знает ни об этом Центре, ни о том, чем он занимался и куда мог переехать.
Отец тоже ничего не знает. Контактный телефон Араскана не отвечает, а больше отец не располагает о нем никакой информацией, только: старинный друг семьи, его знал еще дедушка, большой ученый... Про Шорхита он вообще не может ничего сказать толком. У меня сложилось такое впечатление, что отец тоже многое забыл.
Шорхит! Я вспомнил его! Унген, Айма, Айрук...
И вот я отправился в горы. Поступок безнадежного идиота! Что я надеялся там найти? Тайшинов? Бред...
Мне так многие и говорили - бред! О тайшинах там ничего не слышали или делали вид, что не слышали. Алтайцы вообще очень скрытные. Очень ревностно относятся к любому вмешательству извне. Любой чужак вызывает у них резко негативную реакцию. Особенно, если вопрос касается какихто сакральных тем. Здесь необходимо знать язык, обычаи или, в крайнем случае, иметь надежного информатора и проводника. Даже если неправильно сядешь, уже смотрят косо. А если начинаешь выспрашивать про шаманов - либо наворачивают кучу небылиц, либо прикидываются тупицами, либо высмеивают, либо злятся... Нас, например, дважды обстреливали. Один раз ночью, приехали на конях и обстреляли из охотничьих ружей палатку, второй раз - днем, выстрелили пару раз по честеру, на котором мы сплавлялись по Катуни. Потом от нас сбежал проводник. Он привел нас (меня и еще двух туристовпопутчиков) к какому-то лесному святилищу шаманов и исчез поутру. Нам пришлось возвращаться назад. И вот я вернулся. Зачем??? Все равно - конец".
"07.11.92 г., время -13.26 (день)
Пока меня не было, многое изменилось. Словно я отсутствовал не месяц, а вечность! Вопервых, я узнал, что уехала Ольга. С Вадиком. Я думаю, куданибудь в теплые края, подальше отсюда. Вовторых, заболел АРЧИ! Говорят, он занемог еще после моего последнего "выворота", но с каждым днем ему все хуже и хуже. Одно к одному!".
"08.11.92 г., время - 6.02 (утро)
УМЕР АРЧИ!!! Сегодня... Во сне...".
Холодный ветер с силой ударил Максима в спину и унесся прочь, скрываясь в кустарнике, шелестя полуиссохшей листвой. Вечерело. Солнце уже опустилось за кромку земли гдето за городом, и синеватые сумерки заполнили собой все вокруг - далекий горизонт, темнеющую гладь Оби, раскинувшуюся внизу, парк, в котором было тихо и пустынно. Максим зябко поежился. Он всетаки сильно замерз и устал. Работа отняла у него последние силы. Арчи он закопал там, чуть пониже, на плоском участке горы, где они часто любили гулять вместе. Летом оттуда открывался чудесный вид на реку и луга, уходящие за горизонт огромным изумрудным полотном. Они приходили сюда утром и вечером. Бегали, дурачились, Арчи носился за палкой или охотился на какихто мелких зверьков, похожих на землероек. Потом они спускались с холма вниз, к реке, и купались, чтобы затем опять подняться на свой наблюдательный пункт и, сидя рядом на траве, зачарованно наблюдать за рассветом или закатом...
И вот Арчи больше нет. Максим даже не мог осмыслить сейчас это, настолько нелепым и непривычным было вот это одиночество здесь, на плато. Он никогда не приходил сюда один. До сегодняшнего дня. Да и сегодня они пришли вдвоем. Пес и человек. Обратно уйдет один человек...
Дома он бережно уложил труп собаки в белый холщовый мешок и, взвалив на плечо, вынес на улицу. Дима Прудков, его товарищ, стоял возле автомобиля и мрачно смотрел на Коврова, несущего эту скорбную ношу. Погрузив мешок в багажник "девятки", они поехали на выезд из города. Ехали молча. Дима сочувственно молчал, а Максим просто не мог говорить, спазм перехватил горло удушающей петлей. Проезжая мимо ВДНХ - выставки достижений народного хозяйства, Ковров вдруг кивнул Прудкову, и тот удивленно остановил автомобиль около закрытых на зиму касс.
Выставка находилась на огромном холме, расположенном на самой окраине города рядом с рекой, речным вокзалом и выездом на пригородную трассу. Около реки холм заканчивался отвесным оврагом, имеющим несколько естественных выступов в форме площадок. На одном из них сегодня должен остаться ночевать Арчи. Максим поблагодарил Диму и, взвалив мешок на плечо и взяв небольшую саперную лопатку, стал медленно подниматься по длинной лестнице, ведущей к вершине холма. Дима крикнул вслед:
- Макс, я тебя подожду.
Ковров обернулся и отрицательно покачал головой, петля на шее попрежнему мешала говорить. Дима понимающе кивнул и неохотно сел в машину.
Максим ни разу не остановился, поднимаясь по ступеням, минуя одну площадку за другой. Усталости не было. Только печаль и безысходность, да петля вокруг горла затягивалась все сильнее и сильнее. Было трудно дышать. Максим краем глаза посмотрел в сторону. С этой лестницы открывался потрясающий вид: весь город лежал внизу как на ладони. Точно так же, по другую сторону холма расстилалась внизу Обь. Холм словно разделял два разных ландшафта: суетливый, дымный, подсвеченный огнями - городской, и бесконечно спокойный, безмятежный и величественный - природный.
Максим почувствовал, что задыхается, но останавливаться не стаи, он уже практически пришел. Металлические ворота с приветственной надписью уныло встречали позднего посетителя. Выставка в это время года уже не работала. Вокруг стояла зловещая тишина. Сумерки, только начавшие сгущаться, придавали этой панораме еще большую унылость.
Максим медленно шел по асфальтовой дорожке вглубь парка, мимо пустых павильонов, глазевших на него угрюмыми мерными окнами. Вот и овраг. Сеточный забор, который ежегодно переносили на полметра от безжалостного обрыва, с неумолимым постоянством съедающего холм, осенью опять обвис, и его не стали поправлять, очевидно, понимая, что зимой сюда никто уже не придет.
Прямо на сетку была прикручена табличка с предостерегающей надписью: "Осторожно! Опасная зона!". Максим отодвинул в сторону край проволочной ограды в определенном месте, в гуще кустарника, и, нагнувшись, медленно протиснулся в образовавшийся проем. Отсюда идти было уже совсем недалеко, но очень трудно, особенно с подобной ношей на плечах. Ноги увязали в песке и соскальзывали с податливых земляных выступов, угрожая сорваться вниз. Вот и площадка. Знакомая и незнакомая одновременно. Никогда больше она не услышит звонкого лая и веселого смеха. Никогда. Арчи очень любил гулять здесь. Это будет правильно, место для последней остановки выбрано верно. Лопатка вонзилась в твердую, уже подмороженную сверху ночными холодами землю. Когда Максим закончил работу, совсем стемнело. Он сел рядом с холмиком и стал смотреть вдаль, на горизонт, окрашенный в черное. Вот так. Как раньше. Вдвоем. Пес и человек. Они смотрели в этом направлении сотни раз, думая каждый о своем, каждый посвоему воспринимая этот пейзаж, но вдвоем, вместе. Теперь Арчи останется здесь один. На ночь. Навсегда.
Максим представил себе, как стал бы тосковать пес, если бы действительно ему пришлось вдруг остаться здесь на ночь, без хозяина.
- Я посижу с тобой, дружище. Я тебя не оставлю, - прошептал Максим, похлопав рукой по земляному холмику, словно успокаивая привычным жестом собаку. И вдруг не выдержал, разрыдался...
Дорогу назад он искал уже практически наугад. Вокруг стояла непроглядная тьма. К забору Максим выбрался весь перемазанный землей и песком. В парке было чуть светлее, чем на площадке. Вероятно, сказывалась близость города. Рассеянный свет позволял различать контуры дороги и силуэты заброшенных до лета павильонов.
Максим медленно брел к выходу, периодически останавливаясь, оборачиваясь и вслушиваясь в окружающие звуки. Ему явственно слышались цокот лап по асфальту и жалобное поскуливание, раздававшееся со стороны оврага, из темноты.
Он приходил сюда снова и снова. Каждое утро и каждый вечер, встречать солнце и провожать его. Как всегда. Вдвоем. Сидел подолгу на корточках возле небольшого возвышения на земле и разговаривал, то ли сам с собой, то ли с кемто невидимым. Затем спускался вниз, к реке, и бродил вдоль воды, рассеянно разглядывая песок под ногами, вздрагивая, увидев отпечатки собачьих лап, и растерянно оглядываясь по сторонам. Иногда он звал когото по имени, но, не получив ответа, едва заметно качал головой и возвращался обратно, наверх, на маленькую ровную площадку на холме. Когда становилось нестерпимо холодно, он разжигал рядом с холмиком огонь и, протягивая к нему руки, чтото шептал опять, ласково, успокаивающе...
В тот вечер выпал снег. Максим стоял на краю обрыва и смотрел вниз, на площадку, сплошь покрытую белым пологом. Спуск обледенел, и не было никаких шансов удержаться на покатой поверхности, покрытой тонкой корочкой льда. Оставалось лишь стоять и смотреть.
Прошло уже две недели. Боль разлуки немного утихла, но все равно было трудно смириться со смертью Друга. С темнеющего неба все падал и падал крупными хлопьями пушистый и совсем не холодный снег. Максим посмотрел на часы. Он стоял здесь уже около часа, не зная, как быть дальше. Наконец он чуть заметно кивнул головой, словно говоря "до свидания", и, повернувшись, зашагал к выходу. Когда он шел по аллее, ему показалось, что среди павильонов мелькнул чейто силуэт. Движение было мимолетным, и заметил его Ковров лишь боковым зрением. Когда он посмотрел туда прямо, прищурившись отпадающих снежинок, то ничего не увидел. Да и не могло здесь быть никого в это время. Разве что местный сторож или бомж, облюбовавший себе в качестве зимовья какойнибудь из удаленных в глубине парка домиков.
Максим поднял воротник куртки и чуть ускорил шаги. Это было сделано неосознанно, но чтото определенно подгоняло его. Какоето ощущение надвигающейся опасности. Неподалеку явно ктото был, хотя за мельканием снежинок, в сумерках, было невозможно чтолибо разглядеть. Опять движение! На этот раз чуть правее и ближе к выходу из парка. Было похоже, что ктото тоже идет к воротам по параллельной аллее. Мгновение, и силуэт исчез, растворился в снегопаде, или спрятался за дерево, или упал на землю, в снег.
Максим заметил, что ноги сами собой почти перешли на бег, и теперь он бежал к выходу, не спуская взгляда с того места, где последний раз видел постороннего. Ощущение опасности достигло того момента, когда разум сомневается, а тело уже точно знает - нужно бежать, спасаться, опасность рядом. Да и к тому же пустынный зловещий ландшафт парка дополнял палитру встревоженных чувств весьма негативным колоритом.
Максим вытащил руки из карманов и, уже не скрываясь, бежал во всю прыть к припорошенным снегом воротам. Нужно было как можно скорее покинуть это угрюмое и опасное место и больше никогда не приходить сюда так поздно. Он вдруг затормозил свой бег, словно наткнувшись на невидимую преграду, и замер, глубоко дыша открытым ртом, разглядывая причину своей остановки. В арочном проеме ворот ктото стоял. Невысокая темная фигура застыла, словно перегораживая Коврову выход в город, к людям. Максим смотрел на незнакомца растерянно, соображая, что делать дальше, а интуиция во все горло кричала ему в ухо: "Беги! Беги! Беги...". И гак как разум отказывался предложить альтернативные варианты поступков, то, как всегда, из глубины сознания выпрыгнула готовая к действию сила и ярость. Другого пути из парка все равно не было. Максим резко выдохнул воздух и, плавно втянув в себя новую порцию зимней свежести, сжав кулаки, стал медленно приближаться к воротам. Может, это всетаки сторож? Черная курткааляска, синяя вязаная шапочка, лицо странное, нерусское, узкие глаза, сплющенный нос, широкие скулы. Незнакомец стоял неподвижно, дожидаясь Коврова у заветной черты, преступить которую ему было, видно, не суждено.